Человек в литературе реализма

Реализм часто связывается с фотографичностью, приземленностью, прозаичностью, подражательством и т.п. В таком подходе есть свой резон, потому что реализм не стремится к броскости и не демонстрирует собственного "акцента" так, как это делают другие стили. Реализм богаче именно потому, что он использует все три описанных стиля, но в той степени, в какой реалистическое описание адекватно предмету изображения. Именно реализм (прежде всего в прозе, а особенно в новелле и романе) показал богатство бытия, когда каждая из его сфер (национальная - семейная -личная) проверяется на состоятельность через сопоставления с остальными двумя. Реализм - гибкая система, в которой социальные действия проверяются на человечность; индивидуальное поведение — на гуманность и внеличностные ценности; жизнь семьи, любовь, дружба - на открытость как в большой мир, так и в мир автономной личности. Если реалистическая личность впадает в прагматизм, она ограничивает себя сухим приспособленчеством. Плодотворная же актуализация реалистической личности заключается в том, что ценится и общий смысл жизни всех, и теплота близкого круга, и автономия любого человека как индивидуальность. Творческое начало реалистической личности в том и состоит, чтобы каждый раз найти меру, которая бы обеспечивала баланс всех трех начал. Существует немало психологических техник, обеспечивающих развитие личности: снятие отрицательного действия защитных механизмов (Фрейд и его школа), компенсация и сверхкомпенсация (Адлер), самоактуализация личности (Маслоу), успешное преодоление возрастных кризисов (Эриксон) и т.п. И все они ориентированы на укрепление личностных начал реалистического типа.

XIX век европейской культуры часто именуют веком реализма. Конкретные формы реализма этой эпохи еще поддаются эмпирическому описанию: пафос социальности, внимание историческому своеобразию жизни (историзм), сочувствие к низшим сословиям и “маленькому человеку”, типизация героев и обстоятельств, критичность по отношению к действительности. Но во всем этом трудно найти художественный критерий. Здравый смысл пытается выразить его одним словом: похожесть. Но тогда максимальная приближенность искусства к жизни по линии сходства должна считаться идеалом. И на протяжении тысячелетий создаются легенды об искусном сходстве и разгораются скандалы о недобросовестном копировании. Уже в Древней Греции рассказывали о художнике, который так убедительно нарисовал плоды, что птицы слетелись полакомиться ими. А через две с половиной тысячи лет Родена обвинили в том, что он облепил обнаженного мужчину гипсом, сделал копию с него и выдал за скульптуру. В пределе идеалом такого искусства должны быть результаты применения технических средств: изображение в зеркале или фотография для живописи, документальные съемки для фильмов, запись непосредственной разговорной речи с повествованиями о бывшем в жизни для литературы. Но такое приближение искусства к “правильному” (то есть технически зафиксированному) изображению делает его бессмысленным. Во-первых, техническое средство делает свое дело лучше и точнее, а во-вторых, чаще всего не понятно, зачем состязаться с современной техникой или техникой будущего? И зачем делать скульптуру из неподвижного, холодного, одноцветного и твердого материала, совсем не похожего не трепетное, теплое, полное переливов световых оттенков, гибкое и мягкое человеческое тело? Просто сперва создавать себе трудности, а затем преодолевать?

Не меньшим парадоксом оказывается и то, что воспринимаемая сегодня как верх соответственности похожести завтра часто предстает как искусственная и условная игра (особенно наглядно это видно в истории киноискусства).

О реализме невозможно говорить с перечислительной интонацией. Статистически, так сказать твердые характеристики этого стиля оказываются мало ценными. Но зато более уместным является динамический подход. Реализм не отвергает ни условности, ни фантастики, ни субъективизма автора, но по сравнению с другими стилями устанавливает более активную обратную связь между искусством и жизнью. В любой конкретный момент культура имеет эталоны прекрасного, достойного, истинного и справедливого, закрепленного в символах и системах поведения людей. Реалистическое искусство, безусловно, воспроизводит окружающий мир как реальность; но под реальностью понимается та картина мира, которую разделяют носители культуры и в соответствии с которой действуют в материальном окружении и в духовном общении. Но в отличие от других стилей реализм не предписывает миру быть таким, каким он зафиксирован в данный момент. Реализм предлагает людям использовать его художественные модели для дальнейшего проникновения в жизнь: если модель подтверждалась - прекрасно, если нет - она демонстрирует свою перегруженность условностью. Неслучайно сатира, юмор, анекдот, комедия, басня тяготеет к реализму. В них ведь то, что вчера считалось однозначно удивительное, что часто осмеяние не отметает прошлой высокости и серьезности. Образ Сократа или Насредина несет в себе и мудрость, и нелепость, и - вот оно! - готовность самих героев посмеяться над собой. Но реализм отличает не только интенсивность обратной связи между искусством и жизнью, но и богатство этой связи. Реализм “многоязычен”, многоканален. Реалистический мир объемен потому что описывается на разных художественных языках, которые образуют диалог и даже полилог (многоголосую беседу).

Именно в диалогичности реализма можно видеть объяснение тому, что он завершает линию великих стилей, ибо “работает” на их материале. Классицизм оформляет общенациональный художественный язык, будучи стилем большой группы. Сентиментализм переводит абстрактные значения культуры большой группы в теплые смыслы межличностного контакта, формирует язык любви, дружбы, соседства и сотрудничества, поддержки, сочувствия, сострадание, принятие человека его окружением. Романтизм оформляет автономию и индивидуальность личности. Каждый из стилей несет в себе критерий оценки мира. В реализме эти критерии находятся в динамическом процессе взаимопроверки, и ни одному из критериев не дается однозначного предпочтения. Мерилом государства “большой группы” выступают счастье личной жизни человека (в малой группе, в семье, в дружбе) и возможности максимального раскрытия индивидуальности (творческого потенциала личностей). Раскрытия и начинается поиск меры, гармонизирующей мир в данный момент. Если общество или государства во имя “общего блага” подавляет интересы семьи и личности, оно превращается в океан деспотизма и жестокости. Если человек все тащит в дом и не хочет взглянуть за кисейные занавески своего маленького рая, но рискует не только предать добро, но и стать соучастником преступления (как добродетельные отцы семейства в нацистской форме). Если личность готова пренебречь и малым, и большим миром во имя своей безграничной самореализации, то появляется опасность дешевой саморекламы. Равнодушие к другим и вульгарной уголовщины. Три предшественника реализма создают не только величественные идеалы, но и тени, которые эти идеалы отбрасывают. Волевой государственный муж может обернуться безжалостным деспотом (что было предсказано еще в “Антигоне” Софокла). Добросердечный друг и семьянин подслащенный бесцветной ненужностью (Манилов в “Мертвых душах” Гоголя). Богатая творческими возможностями личность в уездного опереточного Мефистофеля (Пигасов в “Рудине” Тургенева) - так сказать местную достопримечательность, - или, что еще хуже, в уголовника (все эти “глядящие в Наполеоны” романтические злодеи и ницшеанские “сильные личности”).

Появление реализма в искусстве отнюдь не отменяет дальнейшего существования предшествовавших ему стилей. Они как бы спускаются с вершины к основанию социальной пирамиды, оформляя культуру низших сословий. Так, в России классицизм XVIII века и столично - придворного стиля в начале XIX века стал стилем дворянской-либеральной молодежи (Рылеев, Кюхельбекер, Федор Глинка - разумеется во главе с Пушкиным, автором оды “Вольность”), затем модифицировался в скорбно-гражданскую лирику разночинцев (Некрасов и поэты его круга), потом “пропитал” творчество “пролетарских поэтов” (Демьян Бедный, Шкулев) и, наконец, достиг уровня городских босяков (футуристы во главе с Маяковским). Пышным пустоцветом этот стиль распустился в официальном партийном искусстве и вполне заслужил бы название “социалистическим реализмом”. Дворянский сентиментализм времен Карамзина через 40 лет возродился как чувствительная проза о бедном чиновнике, то есть горожанине (“Шинель” Гоголя, ранние повести Достоевского) и о несчастных детях (“Гуттаперчевый мальчик” Григоровича). Конец XIX века отмечен сентиментально лубочной литературой для крестьян - дидактичной, добропорядочной и умилительно-умиротворяющей. В настоящее время типично сентиментальными являются те самые мыльные телевизионные сериалы латиноамериканского производства типа (“Рабыня Изаура”, “Просто Мария”), индийские фильмы о любви. Романтизм из дворянских гостиных 1820-1840-х годов перешел в разночинную городскую среду, обретя имя “символизм”, а затем - “акмеизм”, далее - ”экофутуризм” и многие другие “измы”. Жестокий романс и блатная поэзия уголовников - это также продолжение традиций романтизма.

Одним из самых популярных мифов со времен Просвещения была идеализация «простого человека» (особенно в руссоизме). Считалось, что социальные низы (крестьяне), дикари, дети несут в себе лишь природное добро (т.е. не затронуты деструкцией). На этом мире построена и русская славянофильская и народовольческая идеология. А «маленький человек» в культуре выступал как существо позитивное, живущее в нетронутом разрушительностью слое жизни. Например, путь Льва Толстого к опрощению и связан был с тем, что сложный душевный механизм у человека из привилегированного сословия осознавался писателем как болезненное запутывание сознания, как духовные ухищрения. Показывая работу защитных механизмов психики (и очень проницательно), Толстой при этом все больше склонялся к тому, что они представляют собой разбухшую опухоль сознания у «бар».

Но силу набирал противоположный процесс понимания «маленького человека». Например, Бальзак в «Гобсеке» показал, что противопоставление «маленького» и «большого» человека относительно. Скупец Гобсек вел жизнь нищего мещанина (на уровне бытового уклада, еды, одежды). Но при этом накопил столько денег, что мог не просто торжествовать над «сильными» и «гордыми», но и упиваться своей разрушительной властью, выходящей до самообожествления:

«У меня взор, как у господа Бога – я читаю в сердцах. От меня ничто не укроется. Да и кому под силу скрытничать с тем, у кого в руках мешок золота? Я достаточно богат, чтобы покупать совесть человеческую, управлять всесильными министрами через их фаворитов, начиная с канцелярских служащих и кончая любовницами. Это ли не власть? Я могу если пожелаю обладать красивейшими женщинами и покупать нежнейшие ласки. Это ли не наслаждение? А разве власть и наслаждение не представляют собою сущность всего вашего общественного строя?.. Что такое жизнь? Машина, которую приводят в движение деньги. Помните, что средства действия сливаются с его результатами: никогда не удастся разграничить душу и плотские чувства, дух и материю»[27].

Здесь уже разрушительность выступает отчетливо как компенсация исходно обездоленного человека за путь восхождения к власти – в данном случае денежной. Причем у Гобсека его деструктивная позиция обретает философское, социологическое и психологическое обоснование – что в данном случае выступает как рационализация неприятия мира и человека. Выслушавший Гобсека молодой юрист Дервиль был поражен тем, как видимость убого старика обернулась дьявольски сильной и все испепеляющей сущностью: «Я вернулся к себе в комнату совершенно ошеломленный. Этот иссохший старикашка вдруг вырос в моих глазах, стал фантастической фигурой, олицетворением власти золота. Жизнь и люди внушали мне в эту минуту ужас»[28].

Но деньги – это только частный случай невидимой власти, способной разрушать. В русской литературе XIX века Ф.М.Достоевский оказался тем писателем, который окончательно лишил «маленького человека» охранной граммоты на добродетель. Духовная склонность к разрушению, вооруженная всем арсеналом исторических, философских, психологических, публистических средств, у деструктивных героях Достоевского выступала с поразительной глубиной. Это и убийца, доказывающий, что он не «тварь дрожащая», а «право имеющий», - Родион Раскольников. Это и философский ниспровергатель миропорядка – герой «Человека из подполья». Это и лакей, мечтающий о мещанском благополучии, Смердяков из «Братьев Карамазовых». Наконец это кладбищенские фигуры террористов из «Бесов».

В XX веке все три стиля нашли воплощение в искусстве масскульта, к которому приходиться двойственно. С одной стороны, масскульт великое искусство разменивает на мелкую монету - упрощает, шаблонизирует, вульгаризирует. Но - вот и вторая сторона - это мелкая монета является ходовой; кое-что на нее купишь. Массовая публика цивилизуется, приобщается к выработанным гениями ценностями - каким бы слабом ни было это приобщение.

Но в искусстве XIX-XX века мы наблюдаем реализацию всех стилей в высшем воплощении, романтическая струя, например, сильна в творчестве Блока, Врубеля, “мирискусников”. Редко стиль выступает в чистом виде: ведь наступило время реалистического многоголосия. Но сентиментальный “голос” возвышен и прекрасен, когда “говорит” о Татьяне Лариной, князе Мышкине, героях “Темных аллей” Бунина, в лирике Есенина. Классицистический пафос общественного служения и трагического противостояния злу сохраняет благородную державинскую традицию и в поэзии Мандельштама (“За гремящую гордость”), Ахматова (“Реквием”), Высоцкого (“Я не люблю”, “Памятник”).

Какова же картина жизни художественных стилей в XX веке. Все три великих стиля сохраняют свою структурообразующую функцию как оси координат в трехмерном пространстве искусства. Но само это пространство создает “объем” реалистического художественного мира. Манера выражения, образы и символы этих стилей составляют основной фонд художественного словаря современного искусства, но дополняются самыми разными стилистическими формами прошлых эпох. Эти формы до конца не исчерпаны до сих пор: античные и средневековые стили, стили с национальным колоритом (оссианизм, провансальская поэзия), стили великих авторов (гомеровский, шекспировский, раблезианский, микельанджеловский, бетховенский, вагнеровский). Роль автора представляется очень важной, потому что именно в его индивидуальном художественном сознании это стилистическое многоголосие должно обрести осмысленность и гармонию. И гармония эта не просто формальное установление меры во взаимодействии стилей. Так как автор создает определенную картину мира опирающуюся на реальность объективного бытия. То мера нужна и для установления эффективной обратной связи в системе “произведения искусства - действительность”.

В заключении можно назвать те крупные проблемы культуры, которые нуждаются в художественном познании и оформлении. На уровне большой группы требуется выработка классицистических форм демократической жизни. Классицизм превосходно воплощал монархическую модель, образ государства модернизируя в образ правителя и до сих пор, например, глава нашего государства своей резиденцией имеет классический дворец XVIII века. Современная отечественная архитектура так и не может предложить художественно полноценный вариант гражданского административного здания. Пока нет текста у государственного гимна, который бы соединил историческую традицию и демократический дух.

На уровне малой группы возникает много проблем, которые ранее просто не замечались “естественным” взглядом эпохи просвещения. Зашаталась моногамная семья, рост разводимости запутал отношения детей и родителей, появились однополые любовные пары, вновь стал вопрос о допустимости сексуальных услуг (вплоть до психотерапии) грозно поднялся призрак экологической катастрофы, все меньше любовь претендует на роль лекарства от всех зол, меняется социальное положение женщин и женская субкультура, у молодежи начало сексуальной жизни все дальше по времени отстает от вступления в брак, все большую ценность приобретают натуральные продукты (питание, одежда, домашняя утварь). Традиционно эти вопросы входили в компетенцию сентиментализма. На них видимо, и придется ему давать ответ.


Стили	Эпоха	Мир, природа	Общество	Идеал человека и его противоположность	Художник	Читатель, зритель, слушатель	Искусство	Культурная традиция	Основная ценность	Высшие достижения
Средневековый стиль	V-XV	Греховный «град земной»	Установленная Богом социальная пирамида	Святой – грешник	Глашатай Божьей воли	Смиренная паства	Отблеск божественной красоты	Библия, труды отцов церкви, античное красноречие, теология	Этичность	Храмовая архитектура, проповедь, национально-героический эпос
Стиль Возрождения	XIV-XVI	Гармонический космос	Свободное сообщест-во универсально развитых людей	Титан – ущербная личность	Ученый творец	Открытый собеседник	Идеальный план возможного будущего	Античность, фольклор, пантеистическая философия	Универсальная, гармоничная личность	Живопись, скульптура, драма
Барокко	XVI-XVII	Динамический, полный противоречий космический вихрь	Столкновение социальных сил, культ изобилия и буйства	Благородный и проницательный герой – беззаботный прожигатель жизни	Игрок, иллюзионист	Зритель фокусов с разоблачением	Броская, яркая декорация	Готика, Возрождение, карнавальный гротеск, эпикурейски-стоическая философия	Динамика борьбы, здоровье и сила, роскошь	Убранство храмов и дворцов, динамичная живопись
Классицизм	XVII-XVIII	Необлагороженное пространство	Борьба эгоистических интересов, ограничен-ная сильной и мудрой властью	Героический человек-граж-данин – эгоист	Наставник	Ученик	Учебник жизни	Античность, Возрождение, философия рационализма	Долг, ответственность, воля, подвиг	Гражданская архитектура, регулярные парки государственная символика, оды, воинские парады
Рококо	XVIII	Изящно оформленная сцена	Фривольная компания молодежи	Изящный кавалер – грубый мужлан	Создатель сюрпризов	Соучастник в милой игре	Приятная безделушка	Барокко, античные и ренессансные буколики, эпикуреизм	Радость мгновения	Ювелирные изделия, медальоны, обои, аттракционы
Сентиментализм	XVIII-XIX	Животворный источник	Город как искажен-ная природа	«Естественный человек» – развращенная цивилизацией личность	Исповедующийся друг	Сочувствующий собеседник	Чувствительное послание	Античные буколики, рококо, «средние» жанры классицизма, философия сенсуализма	Естественность и теплота интимного мира	Пейзажные парки, усадебная архитектура, эпистолярные жанры, детская литература
Романтизм	XIX-XX	Свободная, бурная стихия	Корыстолюбивая толпа	Бунтующая свободная индивидуальность – обезличенная посредственность	Одинокий гений	Восхищенный поклонник	Гордое откровение	Готика, барокко, фольклор, философия субъективного идеализма и иррационализма	Творчество, борьба, самореализация	Лирическая поэзия, баллада, камерная и симфоническая музыка, портретная живопись
Реализм	XIX-XX	Космическая и биологическая основа жизни	Социальная система с разнообразными субкультурами и противоречивыми нравами	Самостоятельная «практичная» социальная личность – пассивно-приспосабливающийся человек	Социальный исследователь	Критически мыслящая личность	Социокультурное исследование	Фольклор, сатира, бытовые жанры, от сентиментализма – сочувствие простому человеку, от романтизма – психологизм, материалистическая и позитивистская философия	Социальное знание, критицизм, антидогматизм, демократизм	Художественная проза, драматургия, жанровая и историческая живопись, сатира