Испанец французского происхождения на русской службе

Особое внимание стоит уделить вопросу о национальности Бетан­кура. Себя он, безусловно, считал испанцем. В русских словарях он встре­чается под именем Августина Августиновича Бетанкура. Но вот как звучит его полное имя: Августин Хосе Педро дель Кар­мен Доминго де Канделярия де Бетанкур и Молина. До 20 лет он жил не на материковой Испании, а на Канарских островах. В последующие 30 лет службы в Испании Бетанкур 7 лет (с 1784 по 1791 г.) учится и живет во Франции и Англии, затем еще 2 года проводит в Англии (1793–1795). В 1807 г. он покидает Испанию, едет в Россию и больше уже никогда не воз­вращается на родину. Еще в детстве Бетанкур изучает французский и анг­лийский языки

свободно ими владеет. В Англии он женится на англи­чанке-католичке, род которой происходит из Франции, причем свою девичью фамилию Жордан она произносит на французский, а не на англий­ский лад. Непосредственная родина (остров) давала бы Бетанкуру слиш­ком узкое поле деятельности. Испания отторгла Бетанкура: с приходом Годоя инженерные работы стали свертываться, в 1814 г. даже распустили Корпус инженеров путей сообщения. Уроженец Канарских островов, ис­панец, по­томок древнего французского рода, женатый на незнатной анг­личанке с французскими корнями, собрат по профессии английским инже­нерам и французским механикам (Модсли, Монжу, Бреге, Лагранжу), изгой в своем коснеющем королевстве – таков Бетанкур в 1807 году. После завоевания Наполеоном Испании жить в ней Бетанкуру также не было смысла. Из стран, сопротивлявшихся агрессору, оставались Англия и Рос­сия. Но в Англии инженерное дело было сферой частного предприни­ма­тельства – может быть и доходное, но без размаха. Россия манила ши­ро­кими просторами, обширными правительственными проектами преобра­зо­ваний и уважением аристократического принципа. Сам царь Александр I объявил себе последователем своей бабки Екатерины II и был жив культ царя-плотника Петра Великого. Это было похоже на Испанию времен мо­лодости Бетанкура, времен реформ.

Бетанкур приехал в Россию, не зная русского языка. Поэтому ему нужен был умный переводчик. Им и оказался Ф.Ф.Вигель, который стал чиновником в ведомстве Бетанкура (1816 – 1822). Вигель составлял деловые бумаги, чаще всего на одной странице располагая два стол­бика параллельных текстов: русского и французского. Бетанкур ставил свою подпись только под теми текстами, которые мог прочесть.

Конечно, языковой барьер отделял Бетанкура от русской культуры. Но первая четверть XIX века представляла собой своеобразную культур­ную эпоху. После реформ Петра I в русской культуре произошел раскол. По мере распространения европейских стандартов жизни русское дворян­ство все больше переходило на французский язык как язык сословного об­щения.

Поэтому Бетанкур не должен был испытывать особого затруднения в языковой адаптации к жизни дворянского Петербурга. Но нужно учесть, что употребление французского языка еще не означало приобщения к французской культуре. Это был скорее язык космополитический, использование которого де­монстрировало единство дворянского мира Европы и великосветской культуры Запада. Говоря преимущественно по-французски, Бетанкур не становился тем са­мым французом. Он был иностранцем – испанцем, говорящим на языке европейской образованности. Организовав обучение в Институте путей со­общения по-французски, Бетанкур заботился не об ознакомлении рус­ских юношей с французской культурой, а об обеспечении научной комму­ника­ции по европейским стандартам. После открытия института в 1809 году около четверти века в его аудиториях звучала французская речь пре­подавателей.

Вряд ли Бетанкур совершенно не знал русского языка. Возможно, он не владел им в той степени, чтобы пользоваться в литера­турной форме в ответственных ситуациях (в переписке, в светской или официальной беседе). Еще раз хочется напомнить слова Резимона о Бетан­куре: “он мог одинаково заниматься и с самым остроумным часовщиком, и с самым простым кузнецом; с самым ловким токарем и с самым обыкно­венным плотником”. Здесь названы те мастеровые, до которых, конечно, не дошло офранцузивание речи. И едва ли при Бетанкуре во всех ситуа­циях находился переводчик. Бетанкур мог говорить на ломаном русском языке, сопровождая слова усиленной жестикуляцией, но это была рус­ская речь. Косвенным аргументом в пользу минимального вла­дения русским языком является тот факт, что Вигель нигде не приво­дит случаев, когда Бетанкур оказался бы в нелепой языко­вой ситуации, хотя не упустил бы повода поиронизировать. А ведь такие казусы случа­лись с иностран­цами. Например, есть анекдот о графе Ланже­роне – знако­мом Бе­танкура, управлявшим Новороссийским краем. Ланже­рон любил русские песни, за­писывал их. Но по-русски не мог без запи­сочки произне­сти ни одной ко­манды. “Однажды на смотре, в присутствии Николая I, Ланжерон вынул записочку из кармана и скомандовал перед фронтом: “Ты поди, моя коро­вушка, домой”[40].

Дата добавления: 2014-01-03