СССР в послевоенные годы

Из Великой Отечественной войны СССР вышел мощным в воен­ном отношении государством. Проведенная в 1930-е гг. технологическая модернизация превратила его из аграрной страны в промышленную. Частично разрушенный промышленный потенциал западных регионов СССР восстанавливался, а в восточных регионах на базе эвакуированных в войну предприятий он стал более мощным, чем в довоенный период. Еще в большей мере, чем перед войной, упор был сделан на развитие тяжелой промышленности. Вскоре после окончания Второй мировой войны началось глобальное противостояние СССР и стран Запада, следовательно, приоритетным в экономике становится военно-промышленный комплекс и все, что с ним связано. Война принесла с собой не только разрушения, но и гибель миллионов советских людей. Точные цифры военных потерь до сих пор не известны. В первые послевоенные годы гово­рилось о семи миллионах, в хрущевское время — о двадцати миллионах, сегодня речь идет о том, что и эта цифра занижена, «Демографическая яма», вызванная войной, долгое время отзывалась эхом в развитии советского общества. Значительным было падение уровня жизни населения, который удалось немного поднять накануне войны. В первые послевоенные годы снизились номинальные денежные доходы городских рабочих и служащих. Так, на московских заводах и фабриках зарплата уменьшилась в среднем с 680 до 480 рублей из-за сокращения сверхурочных работ. Необходимость восстановления народного хозяйства побудила власти выпускать облигации государственного займа и принудительно распространять их среди населения. На некоторых заводах на руки выдавали только 65 % от начисленной заработной платы, а 35 % удерживалось по Госзайму. Значительно, на 35-40 %, снизилось в послевоенные годы потребление основных продуктов питания на душу населения.

К объективным послевоенным трудностям добавились и природно-климатические катаклизмы. Засуха, поразившая летом 1946 г. сельскохозяйственные районы страны, вызвала массовый голод зимой 1946-1947 гг., жертвами которого стали около двух миллионов человек. В связи с этим продовольственные карточки отменили позже, чем планировали, — только в декабре 1947 г. — одновременно с антиинфляционной денежной реформой. С одной стороны, эта реформа уменьшила разбухшую за годы войны денежную массу, с другой — хотя она и была направлена против лиц, обогатившихся незаконными путями, на практике затронула интересы и простых честных тружеников. До декабря 1947 г. действовали две системы цен: одна — на продукты и товары, получаемые по карточкам, другая — так называемые коммерческие цены на продукты и товары, находящиеся в свободной продаже. Цены первой системы сохранялись на уровне довоенных, а цены второй были гораздо выше. В результате отмены карточек были введены единые государственные розничные цены ниже прежних коммерческих, но выше довоенных. Благодаря заранее сделанным товарным запасам в Москве, Ленинграде и некоторых других крупных городах после отмены карточек потребительский рынок оказался насыщенным, что благоприятно отразилось на социально-психологическом состоянии населения. Некоторое недовольство более высокими установившимися ценами в других местах удалось погасить ежегодным постепенным снижением цен на ряд продовольственных и промышленных товаров. Такая практика началась еще до отмены карточек и продолжалась все послевоенные годы вплоть до смерти Сталина. Практика ежегодного снижения цен прекратилась тогда, когда потенциал для этого у советской экономики иссяк. В дальнейшем при снижении цен на одни товары одновременно повышали цены на другие. Таким образом, у нескольких поколений советских людей всеобщее снижение цен ассоциировалось со временем жизни и правления И. Сталина. Эти акции, усиленно пропагандировавшиеся в СМИ, способствовали улучшению жизни городского населения в целом. Жителей малых городов данные мероприятия затрагивали меньше, поскольку многие сво­бодно продававшиеся в крупных городах товары на периферии были в дефиците. Но в малых городах и поселках на рубеже 1940-1950-х гг. также произошло улучшение продовольственного обеспечения. Их жители могли покупать основные продукты питания на колхозных рынках, где цены в ту пору были часто ниже, чем в магазинах,

В начале 50-х гг. XX в. численность городского населения СССР не превышала численности сельских жителей, процесс урбанизации был еще далек от завершения. Относительное повышение уровня жизни в городах в очередной раз было обеспечено за счет деревни. И в послевоен­ные годы власть смотрела на крестьян и на деревню как на неиссякаемый источник ресурсов для решения стоящих перед страной внутренних и международных проблем. Колхозы и совхозы должны были сдавать го­сударству продукцию в крайне завышенных объемах по заниженным це­нам. В результате крестьяне фактически не получали никакого вознагра­ждения за свой труд в общественном хозяйстве и основным источником их существования стали личные приусадебные хозяйства. Одновременно следовало платить налоги на приусадебные хозяйства, а также сельско­хозяйственный налог. Несколько раз после войны эти налоги повышали, причем платить их надо было как в натуральной, так и в денежной форме. Крестьянам ничего не оставалось как продавать выращенную ими про­дукцию на ближайших колхозных рынках. Поскольку в глубинке дере­венского населения было больше, цены на таких рынках были ниже того уровня, который установился в государственной торговле.

За коллективизацией так и не последовало коренного изменения технического и технологического фундамента советского сельскохозяйственного производства. Война лишь усугубила положение, к тому же, привела к сокращению мужского населения колхозной деревни. Крестьяне-кол­хозники воевали в основном в пехоте, где был наивысший процент потерь на фронтах Великой Отечественной войны. Ситуация беспросветной ни­щеты, царящая в послевоенной деревне, толкала наиболее мобилыгую и дееспособную часть селян к миграции в города или уходу в подсобные промыслы. Воспрепятствовать оттоку рабочей силы из деревни должна была паспортная система, при которой колхозники были лишены права иметь паспорта и, следовательно, права свободного передвижения по стра­не. Фактически это было возрождением положения, существовавшего во времена крепостного права. Кстати, и меры, предлагавшиеся отдельны­ми партийными руководителями для повышения трудовой дисциплины среди колхозников, напоминали меры, применявшиеся самодержавной властью в интересах крепостников-помещиков. Так, 2 июня 1948 г. по инициативе первого секретаря ЦК КП(б) Украины Н. Хрущева был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни». В соответствии с этим указом власти районного и даже колхозного уровня получали право без суда ссылать провинившихся крестьян в отдаленные районы СССР.

Положение советского колхозного крестьянства после войны было в некотором отношении не лучше положения крестьян во времена военного коммунизма или в период коллективизации. Однако каких-либо акций протеста колхозников в послевоенное время не отмечалось. Правда, в Западной Украине и в прибалтийских республиках действовали вооруженные националистические банды, которые вряд ли можно отождествлять с антиколхозным крестьянским сопротивлением. Подавляющее большинство советских колхозников связывали свои надежды на лучшую жизнь, так же как и их предки — надежды на отмену крепостного права и получение земли, с действиями и решениями верховной власти. После войны среди колхозников стали распространяться слухи о скором роспуске колхозов. Эти слухи опирались на диаметрально противоположные базисные утверждения. В одном случае роспуск колхозов связывался с ультиматумом, якобы предъявленным западными союзниками советскому руководству. В другом случае имел хождение совершенно нелепый домысел о том, что в свое время колхозная система была навязана немцами с целью разорения хозяйства России и облегчения победы над ней. Поскольку немцы потерпели поражение, предполагалось, что колхозы будут распушены.

«Часть колхозников действительно верила в то, что инициатива ликвидации колхозной системы исходит от самой верховной власти, непосредственно от Сталина. Кто-то рассказывал, что в Москве создана специальная комиссия по роспуску колхозов, другие же уверяли, что указ о ликвидации колхозов уже подписан, но еще не обнародован».

Победа в войне, приписываемая прежде всего заслугам Сталина, привела к тому, что его образ занял в сознании крестьян, по-прежнему патриархальном, то место, которое ранее занимал образ царя-батюшки. Как когда-то надежды возлагались на «доброго царя», от которого князья и бояре скрывают правду о бедственном состоянии народа, так и теперь колхозники надеялись на «отца народов», на то, что он, наконец, узнает об истинном положении дел в советской деревне. На самом деле Сталин не стремился получать объективную информацию о жизни деревни, его взгляды на вопросы сельского хозяйства не претерпели серьезных изменений по сравнению со временами «Великого перелома» и тридцатыми годами. Сталин считал деревню источником ресурсов, а крестьян — «должниками» советской власти.

В отличие от Сталина, многие члены высшего советского руководства понимали, какая катастрофическая ситуация сложилась в сельском хозяйстве. К началу 50-х гг. XX в. производство важнейших продуктов питания находилось на более низком уровне, чем в дореволюционной России накануне Первой мировой войны. Граждане страны питались весьма скудно, балансировали на грани недоедания и даже голода. Требовались радикальные перемены в сельском хозяйстве, и такие перемены должны были рано или поздно последовать.

Можно предположить, что и в Советском Союзе в начале 1950-х гг. мог быть реализован примерно тот же план решения назревших проблем, что и в Китае в конце 1970-х гг., а именно своеобразное возвращение к нэпу. Для этого можно было найти и идеологическое обоснование, похо­жее на то, которое позднее нашли китайские коммунисты. Однако ничего подобного не произошло. Реформы, и весьма существенные, в Советском Союзе последовали, но совершенно в ином, чем китайский, варианте.

Рассмотрим факторы, определившие окончательный выбор пути общественного развития в постсталинскую эпоху.

В последние годы жизни Сталина в Советском Союзе происходили неоднозначные изменения. С одной стороны, ощущалось стремление избавиться от внешних признаков революционного времени. Возвращались прежние названия и символы: «министерства» вместо «наркоматов», погоны у военнослужащих. С другой стороны, встречались рецидивы террора, характерного для конца 1930-х тт. Но более пристального внимания заслуживают сдвиги структурного и институционального порядка. В этот же период завершалась начатая Сталиным еще в 1920-е гг. адаптация коммунистической доктрины к российским условиям за счет придания ей национальной формы. Любопытно, что лидер российских коммунистов Г. Зюганов, увлекающийся национа­листической риторикой, очень высоко оценивает возрождение в годы Великой Отечественной войны национально-патриотической идеологии и сожалеет, что Сталину «не хватило каких-нибудь пяти-семи лет жизни, чтобы сделать свою "идеологическую перестройку" необратимой».

Национально-патриотический уклон в сфере идеологии сопровож­дался рецидивами национализма в сфере реальной политики, что вы­разилось в массовом переселении «неблагонадежных народов» и раз­вязывании антисемитской кампании под видом «борьбы с безродным космополитизмом». Завершающим актом данной кампании стало «дело врачей», раздутое в последние месяцы и дни жизни «отца народов».

Наряду с подменой интернационалистских принципов марксизма национал-патриотическими идеологическое развитие конца 1940-х — начала 1950-х гг. ознаменовалось возведением Сталина в ранг четвертого официального «классика марксизма-ленинизма». Процесс этот начал­ся уже тогда, когда Сталин был провозглашен «Лениным сегодня», но окончательно завершился после войны. По уровню своей теоретической подготовки, в том числе и по степени знакомства с фундаментальными основами марксизма, Сталин, конечно, не мог реально играть роль его «классика», т. е. адекватно интерпретировать марксистскую доктрину применительно к новым условиям. Что мог делать Сталин, так это излагать марксизм в примитивной и вульгарной форме, именно поэтому и наиболее доступной для массового сознания. При этом он не чувствовал себя связанным необходимостью укладывать свои воззрения в рамки, зафиксированные в работах основоположников научного коммунизма, а в зависимости от ситуации довольно свободно «раздвигал» эти рамки в ту или иную сторону.

Став «классиком марксизма-ленинизма», Сталин должен был самостоятельно разрешить то объективное противоречие, в которое попал возглавляемый им режим к началу 50-х гг. XX в. Не только легитимация коммунистической власти осуществлялась со ссылками на марксистскую доктрину, но и реальная политика, принятие решений но тем или иным вопросам развития общества тоже основывалась на тех же источниках. Марксизм же, возникший в середине XIX в., объективно не мог объяснить все реалии, обнаружившиеся в середине следующего столетия, тем более связанные с функционированием «реального социализма», который появился по совершенно не предусмотренному самим К. Марксом сценарию. То есть Сталин должен был выступать верховным арбитром в спорах по тем вопросам, на которые ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не могли или не успели дать ответы.

Поначалу Сталин пытался получить эти ответы у профессиональных философов и экономистов, для чего «сверху» были инициированы дискуссии по теоретико-идеологическим проблемам. Однако выжившие в условиях постоянного террора советские обществоведы боялись иметь сколько-нибудь самостоятельную точку зрения, а тем более выражать ее открыто, перед лицом самого «вождя народов». Поэтому Сталину впервые за много лет пришлось выступить в роли автора работ, претендовавших на теоретико-методологический характер, и решать вопросы, по которым у советских и других «марксистов» не было полной ясности.

В послевоенные годы происходили структурно-институциональные изменения сталинского режима, отразившиеся, прежде всего, на положении правящей коммунистической партии.

Заняв в 1941 г. пост председателя Совета народных комиссаров (с 1946 г. — Совета министров) СССР, Сталин сосредоточил в своих руках не только верховную партийную, но и исполнительно-распорядительную правительственную власть. Сначала это не имело принципиального значения, поскольку существовавший порядок принятия решений ничуть не изменился. Впоследствии такая перестановка привела к тому, что власть Сталина и по содержанию и по форме стала абсолютной и неограниченной. В его распоряжении оказались все мыслимые и немыслимые ресурсы и рычаги политического господства. И хотя партийный аппарат оставался важнейшим элементом всей системы государственного управления, партия как институт, и особенно ее высшие руководящие органы, утратила в глазах Сталина прежнее значение. Для внешнего мира в годы войны и сразу же после ее окончания ему удобнее было выступать в качестве главы правительства, внутри же страны его роль вождя не зависела от формально занимаемых постов. Больше не было необходимости соблюдать прежние политические ритуалы, включавшие видимость «внутрипартийной демократии», и формальные уставные нормы внутрипартийной жизни. После окончания войны вплоть до 1952 г. не созывались съезды партии, хотя последний, XVIII, состоялся еще в 1939 г. Редко и нерегулярно созывались пленумы ЦК. А высший орган — Политбюро ЦК — превратился к этому времени в неформальное объединение ближайших соратников Сталина и собирался в зависящем от воли «хозяина» составе на его загородной даче. Было ли снижение роли коммунистической партии в Советском Союзе результатом стечения обстоятельств или сознательного выбора Сталина? В пользу последнего предположения свидетельствуют некоторые исторические данные, но полностью быть уверенным в этом нельзя.

Дата добавления: 2014-01-03