Местное управление Московского царства

Административное деление Московского царства с одной стороны связано было с предшествующим удельным периодом, а с другой стороны, испытало на себе давление власти золотоордынских ханов.

С первой стороны оно претерпело изменения незначи­тельные. Здесь мы видим приблизительно те же территориальные единицы: земли, волости, княжения, уезды, - что и прежде. Единственно, слово "вервь" теперь встречается (и то до конца XV в.) преимущественно в западнорусских источниках. Ему приходят на смену слова "мiръ" или "община". Статус же этих единиц изменяется весьма значительно по сравнению с предшествующим периодом. Они все больше и больше теряют свою самостоятельность. Сначала эта самостоятельность утеряна была ими в публичной сфере - все они инкорпорируются в состав Московского княжества (удела-улуса Московского князя): города, княжения, земли, словом, то, что в этот период сохранившийся еще удельный князек привык называть "своей отчиной и дединой". Затем московский князь отнимает у этих единиц и самостоятельность в частной сфере. Вотчины удельных князей при поступлении их на службу заменяются на пожалованные, а исконные отписываются на Великого князя, выбивая тем самым из-под ног феодала экономическую основу его самостоятельности. Кроме того, Иоанн Грозный два раза: в 1556 и 1561 гг.,- издает указы, по которым удельные княжата не могут продавать свои вотчины, если они предварительно не уведомили о том царя. В 1572 г. выходит указ, по которому и наследование вотчин может осуществляться княжатами только с согласия царя. (См.: Рейц А.М.Ф., Опыт истории российских государственных и гражданских законов, с. 241).

Далее, князь московский отрывает феодалов от земли в буквальном смысле - свозит их всех в Москву, чтоб они были, что называется, под рукой все время. На место этих княжат Великий князь посылает своих слуг. Такая система, зародившись в домонгольский период, расцвела в изучаемый. Суть ее, повторимся еще раз, заключается в том, что управление это было устроено "по

примеру и в духе домашнего управления. Князь управлял своим княжеством так же, как частный человек управляет своим домом: потому князья смотрели на свои владения, как на частную собственность. Таким образом, для управления делами княжества существовали те же члены и должности, какие могли быть у всякого богатого владельца". (См.: Неволин К.А., Образование управления в России от Иоанна III до Петра Великого, ПСС, т.6, Спб, 1858, с.105). В этом суть дворцово-вотчинного управления, когда система управления своим хозяйством переносится на управление всем государством.

Организационной формой такого управления на Руси был "дворец". Как показал А.А.Зимин (Реформы Ивана Грозного. Очерки социально-экономической и политической истории России середины XVI в., М., 1960, с.177-178), в связи с ликвидацией уделов Московскими великими князьями, территория этих уделов непосредственно не сливалась с территорией собственно московского княжества. На землях бывших уделов образовывались так называемые "Дворцы". Так было в 1533 г. с уделом кн. Юрия Ивановича, удел которого был превращен в Дмитровский дворец, так же было и в 1521 г. с уделом кн. Дмитрия Ивановича, удел которого был превращен в Угличский дворец и т.д. и т.п. Дворец возглавлялся дворецким из числа московского окружения великого князя. Он судил население бывшего удела, собирали с него подати и сборы. Дворецкий отвечал за выдачу иммунитетов и уставных земских грамот черносошенному люду. Компетенция дворецкого не была абсолютной уже и тогда. Очень часто ему приходилось делить свою власть непосредственно с центральными органами управления и с наместниками и волостелями впоследствии. Это очень показательно, т.к. из этого становится очевидной суть дворцового управления на Руси: она состоит в поэтапной централизации власти и приучивании населения, что оно не только жители Твери, Углича, Галича, Костромы и т.п., но и люди Великого князя Московского.

Каждое новое княжение в роду Великих Московских князей приносило новые должности. Вся совокупность этих лиц, занятых в управлении хозяйством князя и государством, может быть подразделена на два общих разряда: 1) должности, управляющие государственными делами; 2) должности, управляющие делами княжеского хозяйства.*

К первой группе мы можем отнести в первую очередь бояр, как княжат, так и вышедших к великому князю от других князей, дьяков, приставов, приказных писарей, окольничих и т.п. Словом, тех, кто исполняет в большей степени публичные функции. Сюда же мы

Возможна и другая классификация, например. 1) лица, близко стоящие к князю, и 2) лица близко стоящие к местным жителям См Неволин К А., Ук.соч., с.105-106

относим городских приказчиков (управляли городами по аналогии с бывшими посадниками), наместников-волостелей, и, наконец, воевод.

Ко второй группе мы должны отнести громадный штат придворных должностей: ключников, тиунов, путников, стольников, сокольничих, даньщиков, черноборцев, мытников, явщиков и т.п. Их задача - следить за состоянием княжеского имущества; нередко их задача расширялась в зависимости от расширения домена их господина или же если кто-то из них получал должность из первой категории, т.е. совмещал в себе как бы две функции сразу. Во всяком случае большинство московского чиновного дворянства произошло именно от них. Только если сначала они заведовали царским бельем, то впоследствии какой-либо отраслью государственного управления, сохранив за собой в качестве отличительного знака свой первоначальный "титул".

Со стороны татарского влияния на местное управление и административное деление страны можно заметить, что оно проявилось в основном в установлении правильной податной системы (См. по этому поводу: Милюков П.Н., Очерки по истории русской культуры, ч.1., М.,1909, с.165-166). Монголы, надо заметить, познакомили великороссов с более или менее правильными принципами организации финансового управления. Нас же они интересуют применительно к категории территории.

Можно сказать, что татары стали учреждать в Великороссии что-то вроде финансово-территориальных единиц. Уезд, волость, пятина и т.п. стали расписываться писчиками, или, как их еще тогда называли, "дозорщиками", на определенные податные единицы: сохи и выти. Сохи были, как правило, на черных, государственных землях, а выти, соответственно, на частных землях, но на которых сидят юридически свободные крестьяне.

Соха (выть) в свою очередь подразделялась на разрубы (разметы), которые составлялись из трех основных разрядов плательщиков налога. Разряды эти назывались "костями".

Вообще, надо признать, многоступенчатость (сложность) подобной структуры имела своей основой критерий (который колебался в зависимости от эпохи) объема собственности, облагавшейся налогом. См., например, перечисление этих критериев у: Владимирского-Буданова М.Ф., Обзор, С.208-209.

Многочисленность критериев этих соответствовала много­численности видов податей, установленных в свое время татарами. Хотя эту зависимость не следует понимать буквально. Любое действие должно быть оплачено; в этом суть древнего права, альтруизм есть явление нового или новейшего времени.

Подробность налоговой системы есть явление архаическое. Другой причиной ее может быть сильное постороннее влияние, что собственно и наблюдаем в Московском царстве.

Итак, Русь платила Орде следующие основные виды выходов: 1) десятинное, 2) пошлина, 3) тамга, 4) подплужное, 5) ям, 6)подводы, 7) мыт, 8) мостовщина, 9) ловитва ханская, 10) корм, 11)запрос, 12)рекрутство, 13) сбор рати, 14) дары, 15) доходы, 16)покпонное. Были и другие виды податей. (См. Березин И.Н., Внутреннее устройство Золотой Орды, Казань, 1850, с.19-21). Насколько много из этих выходов перекочевало в Московскую податную систему видно из перечисления внутренних налогов: 1) мыт, 2) костки, 3) тамга, 4)осмичее, 5) мостовое, 6) десятинное,!) подорожное,8) побережное, 9) ззорное, 10) гостиное, 11) явленое, 12) весчее и т.д. (См.: Каштанов СМ., Финансы средневековой Руси, М., 1988, с.52-53 и сл.) Единственно, чего не брали татары и что сохранилось как исконно русское -судебная пошлина, т.е. побор за отправление правосудия. Татары не вмешивались во внутренне управление, поэтому этот вид подати эксплуатировался ими только от случая к случаю, крайне нерегулярно.

Далее, татары занесли на Русь крайне интересное явление, а именно, тархан *. Тарханные грамоты, выданные в начале всему русскому духовенству, были восприняты русской податной системой. Изначально рассматривая тарханные грамоты в качестве своеобразной приманки для того или иного феодала, чтобы привлечь его к службе великому московскому князю, правительство вскоре было поставлено перед необходимостью уничтожить их, ибо эти priva legis нарушали принцип единодержавия и единства территории. Ст.43 Судебника 1550 г. предписала: "Торханных впредь не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех".

само слово "тархан" есть слово монгольское и означает "кузнец", "мастеровой", "вольный человек". И.Н.Березин приводит одну из легенд монгольского эпоса по этому случаю. "Остатки истребленного врагами монгольского племени укрылись в долине Эргэкэ-Хон, откуда по четырехвековом пребывании размножившееся монгольское племя вышло на прежние кочевки только благодаря догадливости одного кузнеца "тархана", расплавившего часть горы для открытия прохода "(Ук.соч., С.5.). Есть, правда, и другая версия, которая утверждает, что сам Темуджин (Чингис-хан), пребывая в плену у врагов, одно время работал кузнецом, и в знак милости к профессии, которая спасла его однажды от голодной смерти, он отрешил всех кузнецов от обязанности платить вообще какие-либо подати. Сами тарханы явились таким новшеством в то время, несмотря на то, что Европа знала иммунитет, что, например, современные арабские писатели посчитали необходимым отметить в своих известиях о Золотой Орде: "Тархан значит у них место, изъятое от податей..." См: Тизенгаузен В.Г., Ук соч., т.1, С.301.

Правда, единственно, чего смогло добиться правительство, так это того, что тарханами стали называть грамоты, не дававшие обельное освобождение от податей, а давашие освобождение от отдельных видов поборов. Во всяком случае законодатель счел нужным повторить эту норму в Судебнике 1589 г.. Тарханы впредь сохранились у населения "Казанского государства и всех понизовых городов" (ст.45 Гл. XVIII Соборного Уложения). У служилых же людей тарханы и несудимые грамоты изымались довольно-таки активно. По утверждению Н.Е.Носова, до нас дошло чрезвычайно малое число подобных грамот от предшественников Иоанна IV, и уж практически ничего от него самого. (Становление дословно-представительных учреждений в России, Л., 1966, с.91-92).

Итак, в общем податная система в Московский период имела свою территориальную организацию, которая совпадала с общегосударственной только на уровне волости - стана (пятины). Общая финансовая политика переживала в этот же период несколько крупных переломов. Эти изменения совпадали с общими крутыми изменениями в судьбе русского государства. Совершенной коренной ломке финансовая система подверглась в царствование Петра Великого, т.е. в период Империи.

НАМЕСТНИЧЬЕ ПРАВЛЕНИЕ Этимологически и исторически

В МОСКОВСКОМ ЦАРСТВЕ слово "наместник" связано со

словом "посадник". Причем "наместник" вместо "посадника" встречается со второй половины XII ст. Под 1148 годом читаем в Никоновской петописи:"Князь Глеб Юрьевич шедше взяша град Курск и тамо посажающе по всей земпе курской наместники своя", ипи: "того же пета (1148) князь Ростислав Юрьевич переа Городец, и вниде вон, а по градом посажа наместники своя". Эта традиция не прерывалась и во времена монголо-татарского ига. В Уставной Двинской грамоте 1397 г. великого князя Московского Василия I читаем: "Копи кого пожалую своих бояр, пошлю наместником к ним в Двинскую землю, ипи кого пожалую наместником из двинских бояр, и мои наместницы ходят по сей по моей грамоте великого князя".

Юридическая природа наместничества коренится в своеобразной ментальной конструкции древних, для которой, как мы неоднократно подчеркивали в предыдущем выпуске лекций, характерно буквальное понимание власти, ее идеи. Власть присутствует (должна во всяком случае) непосредственно везде, где есть подданный. Единственный способ объективировать такую непосредственность - персонифицировать власть. Монарх персонифицирован через своих слуг, его представителей на местах -

это очень древняя традиция индоевропейцев (ср. знаменитых сатрапов персидского царя или губернаторов в законах Ману) *.

Другая составляющая юридической природы этого института обусловлена характером общего управления в то время. Это состояние мы выше характеризовали как "дворцовое-вотчинное". Слуг необходимо содержать, вознаграждать их за услуги. Поэтому наряду с сакрально-божественной инкарнацией (если можно так выразиться) в этом институте присутствует и обыкновенное средство платежа за услуги. На Руси это даже называлось отпустить "на кормление", "дать кормление" и т.д. Сам термин "кормление" нужно понимать буквально, ибо князь отдает наместнику часть своего дохода с данной местности.

Итак, истинный характер этого института заключается в его композиционном составе, в котором, все же следует это признать, больше частного элемента, чем элемента публичного. В одной правовой грамоте XV в. читаем: "а та, господине, деревня исстари тянет судом к нам. Еще господине, отец наш, Иван, судил эту деревню и дань на ней имел; а после, господине, отца нашего, судили мы эту деревню с своей братию и дань на ней имапи есмя".(Цит. по: Дмитриев Ф.М., История судебных инстанций, М., 1859, С.16). Естественно, что при таком положении дел и сама форма назначения на кормление носила характер частного акта - наместник, уезжавший на кормление, более всего походил на вотчинника, вступающего во владение своей вотчиной, ему даже выдавалась особая послушная грамота: что-то вроде инструкции, как эксплуатировать население. Чуть позже

* Так у ариев Вед владыка = государь (icvara) есть то же самое, что и satrapas ариев Авесты. Однокоренное с владыкой - icvara; слово "богатство" - "aicvarya", См.: Артхашастра, М., 1993, С.593; что однозначно говорит о понятии власти в политическом смысле у ариев, как о мере благосостояния того, кто ей обладает Власть - это прежде всего благо, достояние. Здесь нет места лицемерному вздыханию семитов. "Я, Экпезиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме... Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все - суета и томление духа! " Вместе с тем синонимом aicvarya предстает слово artha - "польза", "богатство". Само название трактата "Артхашастра" в переводе означает: "наука о выгоде". Корень "artha" имеет в свою очередь весьма древнюю традицию; он очень часто встречается в именах персидских царей, например. Артаксеркс, Артаваз, Артафен, Артабаз и др., См.: Гребенюк А.В., Цивилизации античного мира и средневековой Европы, М., 1994, с.212

Далее, наряду с наместником icvara мы встречаем "уполномоченных" - "adhikrta", в этимологии которых, вероятно можно найти одновременно как бы два значения (по методу имплицитного (подразумеваемого) исключения - см.: Laws of Manu, L, 1991.,p.20-25.): A(d) harma - в смысле "закона" (значение этого слова совпадает с многозначностью древнегреческого слова "logos"; т.е. здесь "наделенный законом", обозначение действия наделения" представляется через "выведение за пределы субстанции" или наоборот. Следующая составляющая artha - в смысле "наделения пользой"; пользы для того кого наделяют и для тех, для кого наделяют. Получаем, таким образом, обозначение действия наделения властью управлять. В этом суть этимологического термина "уполномочивать". Власть, управление есть благо, занятие достойное и для достойных. В этом одно из следствий (или причин?) кастового строя древней Индии, балтийских славян и литовцев.

население, жестоко эксплуатируемое наместниками, получает в результате своих челобитий особый вид гарантии - уставные грамоты, в которых права наместников существенно ограничены хотя бы уже тем, что содержат исчерпывающий перечень видов поборов в пользу наместника.

Кормление, изначально бывшее бессрочным, вскоре становится срочным. Срок варьируется от 1 до 3 лет. Интересно и то, что этот срок позже был распространен на воевод. Правда, оговорку о сроке наместники-волостели смогли обойти тем, что кормление передавалось очень часто от отца сыну и дальше - к внуку. Нередки случаи, когда кормление супруга использует и его вдова. Свое право - право наместничества-волостеля можно было защищать перед другим; конечно, перед великим князем. На этот случай можем привести любопытную челобитную от 1499 г. Иоанну III от костромского наместника Якова Захарьина. В ней челобитчик просит великого князя разделить его наместничество с наместничеством другого наместника - боярина Судимонта, ибо в Костроме, где они оба сидели в наместниках им "сыти быти не с чего". Иоанн III передал по результатам рассмотрения челобитной Захарьину всю Кострому в кормление, а Судимонта перевел во Владимир, где сидел уже наместником знаменитый князь Даниил Холмский. Отсюда, кстати, можно видеть, что наместниками могли быть два человека одновременно в одной и той же местности.

Прохождение службы в наместниках регулировалось по общим правилам той эпохи - правилам местничества. При оставлении наместничества волостель обязан был созвать своих людей отовсюду, куда перед этим он их расставил, чтоб освободить корм другим - людям нового наместника.

Главный источник кормления, таким образом был связан с функцией представительства личности Великого князя на местах. Во всяком случае от слова "кормление" совсем небольшой шаг до слова "окормлять", т.е. "править".

В компетенцию наместника входили, согласно И.Е. Андре­евскому, (О наместниках, воеводах, и губернаторах, Спб, 1864, с. 17-20) следующие вопросы:

Финансовая деятельность наместника. Он участвовал в сборе податей и дани в пользу Великого князя.

Военная деятельность наместника. Иногда она поглощала целиком его деятельность, и он больше ничем не занимался, а только устройством обороны города, сбором войска и т.д.

Дипломатическая деятельность наместника тесно перепле­талась с военной. Наместники, особенно в приграничных областях были обречены быть не только военными, но и людьми политики.

То, что И,Е.Андреевский называет "исполнением частных поручений великого князя", например, проведение смотра царских невест в Новгороде в 1546 г. и др.

Судебная деятельность наместника. Это, пожалуй, самый главный вид его деятельности и главный источник пополнения собственного кошелька.

Основная причина исчезновения наместничества - его крайняя неэффективность. Псковский летописец, например, так объясняет: "И бысть наместником по городам нелюбка велика на христиан", а Никоновская так: "вниде в слух благочестивому царю, что многие грады и волости пусты учинили наместники и волостели изо многих лет презрев страх Божий и государские уставы, и много злокозненных дел на них учиниша, не быша им пастыри и учители, но сотвориша им гонители и разорители".

Нельзя сказать, что Москва сознавала всю опасность неурегулированного правления наместника. Уже в Уставной Двинской грамоте 1397 г. встречаем в конце ее грозное предупреждение: "А над кем учнят продажу сильно, а ударят пи на их челом, и мне князю великому велети стати перед собой на срок; а не станет, ино на того грамота бессудная и пристав мой доправит". Однако почти сто лет спустя (1488) в другой грамоте читаем практически тоже самое: " А кому будем белозерцом и волостным обида от наместников и от волостелей и от тиунов и обида от доводчиков и они сами сроки наметывают на наместников и волостелей и на их людей. А через ею мою грамоту кто что на них возьмет, или чем изобидит, быти тому от меня великого князя в казне ". (См.: Владимирский-Буданов М.Ф., Хрестоматия, т.2, с.80).

Далее, что необходимо сказать об этом институте управления, прежде чем мы перейдем к характеристике правления воевод. Наместник и волостель следует понимать за одну должность. Во всяком случае в большинстве актов они упоминаются всегда вместе. Причем волостель не входит в число людей наместника, он одновременно существует сам по себе: "...сами сроки наметывают на наместников и волостелей и на их людей...", говорит уже известная нам Белозерская уставная грамота.

Полезно в этой связи обратить внимание и на ст.24 Судебника 1550 г., где статус волостеля и наместника выглядит совершенно одинаково.

Вместе с тем этимология нам ничего положительного дать не в состоянии. Ф.М.Дмитриев, проведший фундаментальное иссле­дование этого вопроса, замечает, что "волостели посылались в те волости, которые составляли станы и равнялись им". (История судеб-ных инстанций, С.29). Аналогично высказался и А.Н.Филиппов, Учебник истории русского права, С.515, видимо, находясь под влиянием мнения Ф.М.Дмитриева. Иначе судил И.Е. Андреевский: "Наместник в тех

наместничествах, которые разделяли на волости, управляемые волостелями, представляли вторую ступень суда, т.к. суд начинался у волостеля ". (Ук.соч. С.26)

Но мы знаем, что это не совсем так, ибо волостель отличался от наместника не статусом, а разностью в компетенции - он судил те категории дел, которые не судил наместник (Дмитриев Ф.М., Ук.соч., С.31). Не говоря уже о том, что понятие иерархии инстанций тогда еще не существовало: была категория дел, которые считал для себя зазорным судить тот или иной орган суда.

Сам бюрократический язык наших правовых памятников старается отличить волостеля от наместника, даже, если они упоминаются в одной связке. Этому может и должно быть дано объяснение.

Нам кажется, что если вспомнить особенности мышления древнего человека, ту специализацию конкретики, в которую он облекает стандартные понятия, то мы, следуя за этим, можем предположить, что волостель есть просто что-то более специ­ализированное, нежели наместник. Скорее это специализированный наместник, ибо специализация никогда не уходит далеко от своей парадигмы. Волостель - это наместник sui generis - наместник, в чью компетенцию входит только один вид деятельности - суд, тогда как наместник в собственном смысле есть должностное лицо с более широкой компетенцией, не только судебной.

Остается теперь ответить на вопрос, зачем законодателю нужна была такая специализация?

Возможно, специализация была продиктована чисто внешним фактом. Волостель мог действительно отличаться от наместника рангом. Но тогда не совсем понятно, как мог существовать волостель с правом боярского суда, равно как и наместник с этим же правом.

Возможна и другая точка зрения. А.Н.Филиппов вслед за Ф.М.Дмитриевым утверждает, что волостель посылался на волость, а наместник - на княжество. Тогда получается, что в интересах централизации законодатель пытался таким хитрым образом дезинтегрировать старые политические единицы и сплотить их, предварительно разукрупнив, вокруг одного центра. Согласимся, довольно иезуитский план. Кроме того, известно, что наместники сидели в городах, а в таком городе, как Москва, их было вообще два.

Тогда возможна третья точка зрения. Очевидно, на рубеже XIV и XV веков в Московском государстве возникает потребность в специализации деятельности наместника через создание его alter ego, передав ему один вид деятельности, что и было сделано. Само тогда такое разделение вписывается в общую картину ранних попыток отделить суд от администрации. Но поскольку судебная

пошлина была одним из главных видов корма, то наместник не утерял окончательно права суда. Вообще все это время огромное количество споров возникает из-за вопроса о подсудности: на рассмотрение одного и того же дела претендуют самые различные

инстанции.

Сам волостель исчез сразу вместе с наместником: "И повепе государь во градех и волостех розчинити старосты и сотские, и пятидесятцкие, и десяцкие", - замечает Никоновская летопись. Видно, что наместники с волостелями отдали все свои судебные полномочия губным учреждениям, и в промежуток времени между исчезновением наместников и исчезновением пришедшим им на смену на судебное поприще губным учреждениям, судебная функция отправлялась исключительно губными старостами и целовальниками. Воеводы, пришедшие на смену наместникам в сферу местного управления, судом почти не занимались. Старая форма разделения суда от администрации сменилась новой. Однако следует заметить, что в центре, в приказах, картина была несколько иной.

Следовательно, помимо судебных полномочий наместников, основная часть судебных полномочий губных учреждений почерпнута была ими у волостелей. Получается, что воевода стал продолжателем административных функций наместника, а губные -судебных полномочий волостеля (душегубство и пенные дела). Следовательно, волостель - специализированный судья или первая попытка отделить суд от администрации в рамках самой администрации, когда единственным выходом казалось запереть волостеля в узком мире стана, где ему ничего не оставалось делать, как заниматься судом. Именно так можно понять одно место в Московской уставной записи (до 1486г.): "А что деревни в московском становом удельных князей, и волостели их судят, а доложит своего князя...". Заметим, у волостеля, несмотря на узкий территориальный предел его судебных полномочий, сфера их такая же, как и у наместника.

Поэтому совершенно логичным выглядит тогда попытка Иоанна IV, учреждающего губные учреждения, т.е. пытающегося выделить суд из администрации, одновременно приблизив суд к деятельному населению. Он это делает не на пустом месте. Его реформы 50-х - 60-х годов (хотя губные появились не позднее 1539 года) есть первый серьезный шаг отделить суд от администрации. К сожалению, первые Романовы не последовали этому примеру, а стали копировать губные избы в съезжих избах во главе с воеводами - они постарались придать воеводам больше судебных функций - тем самым возвращаясь на сто лет назад в до-Иоанново время. Петр Великий, как знаем, тоже не смог решить эту задачу, т.к. делал ее на

западный манер, где суда населения как такого еще не было. Не доверяла народной самодеятельности и Екатерина Великая, окончательно похоронившая народную инициативу, но она все же сумела отделить суд от администрации. Но странное довольно получилось обособление в рамках все той же административной системы, тогда как единственный путь учреждения независимого суда в рамках самодержавия был указан еще в Иоанново время. В этом - парадокс русской истории: кровавое и одновременно истинно свободное по своим абсолютным потенциям идут всегда в ней рука об руку.

ВОЕВОДСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ Мы не случайно указали на это, В МОСКОВСКОМ ЦАРСТВЕ т.к. воеводы продержались дово­льно долго и в период Империи. Особенно это было характерно для непосредственных преемников Петра, возвратившихся ко многому из того, что он пытался изгнать из русской жизни.

Надо заметить, что одной из черт, связывающих воевод с прошлым, в частности с наместничеством, является по-прежнему не изжитый в московской жизни институт "кормления" - de jure он должен был исчезнуть с исчезновением кормленщиков, т.е. в 1555 году, но de facto продержался довольно долго - до тех пор пока в России не была установлена правильная система оплаты труда чиновничества, следовательно, до времен Екатерины Великой.*. Правда, надо заметить, что при Петре Великом правительство попыталось внести ясность в этот вопрос, устанавливая оклады для чиновников высшего и среднего звена. Преемники Петра отошли от этого правила. Екатерина I установила в одном из своих указов платить жалование одним только воеводам, президентам коллегий и некоторым категориям приказных, остальным же довольствоваться велено было от дел.

Одновременно ввиду громадных злоупотреблений пра­вительство принимало меры репрессивного характера. Нормы, карающие сверхустановленные поборы, беспрерывно встречаются, начиная с Уставных грамот и заканчивая Уложением 1649 года. Эти репрессии иногда приобретали характер повальных обысков и конфискаций у воевод нажитого незаконным путем. А.Н.Филиппов в этой связи отмечает: "Поборы, бравшиеся незаконно воеводами, отда­ленных от центра мест, например, Сибири, заставляли правительство прибегать при смене их к обыскам. Так, для этих целей была даже устроена особая застава на Верхотурье". (Учебник истории русского

*При Петре Великом вообще-то говоря была установлена в виде жалования система так называемых акциденций (accidentia) - доходы с дел. Петр II распространил действие акциденций на таможню. Екатерина II, как сказано выше, в 1763 году уничтожила это безобразие, но как сообщает Ф.М.Дмитриев, акциденции продержались до царствования Александра I в присутственных местах Лифляндии. См.: История судебных инстанций, стр.50.

права С.520). Тоже своего рода синекура, но уже для начальника этой заставы.

Причины, побудившие ввести воевод в гражданское управление, думается, лежат, что называется, на поверхности: потребность в дальнейшей централизации государства, т.к. губные учреждения не могли взять на себя управление на местах, чего нельзя сказать, например, о всем народе в пределах всего государства.

Другой причиной, непосредственно повлиявшей на форму правления (воеводы - военное управление), следует назвать целую череду смут и внутренних неурядиц, начавшихся с правления Бориса Годунова. Об этом же, например, однозначно говорит и законодатель, когда касается, правда, вскользь, статуса воевод.

В статьях с 20 по 22 Гл. II Уложения царя Алексея Михайловича, они (воеводы) названы вместе с царским величеством наряду с другими сильными мира сего, близость которых к царю не подлежит сомнению: "Или на его государевых бояр, и околничих, и думных и ближних людей, и в городех, и в полкех воевод....". Лица эти поставленны под непосредственную царскую защиту. Воевода есть, таким образом, прямой представитель вооруженной руки царя, его заместитель в пределах пожалованной ему компетенции на местах. Если в наместниках эта связь с центром выглядит еще тайной; наместник садится на место удельного князя по повелению Великого князя, еще не успевшего персонифицировать собой личность прежнего удельного властителя, то в настоящий период воевода сидит как бы уже на месте царя. Это очень хорошо видно в так называемых "Больших воеводах ". Правовая связь воеводы с царем теперь очевидна, тогда как наместник имел своим посредником воспоминания населения об удельном князе, чье место он занял.

Это довольно тонкая вещь, она требует своего понимания, ибо централизация есть процесс, прежде всего, в умах подданных, а не в создании структуры, института, органа, аппарата и т.п. Тем более, что тогда и структуры - то еще не было.

Итак, при Иоанне IV они (воеводы) встречаются лишь как орган военного управления, при Годунове начинают брать на себя гражданские функции, при Алексее Михайловиче наступает время их пышного расцвета.

Воеводы назначались на воеводства только царем, по его именному указу. Назначение осуществлялось через Разрядный приказ. Личные качества при назначении учитывались мало, в учет оралось местничество и вознаграждение за прежнюю службу. Именно последним можно объяснить то, что в воеводы в основном, назначали раненых или увечных дворян, или детей боярских,

неспособных уже к военной службе. Иногда воеводами назначали детей. Так в 1698 году Иркутскому воеводе поручено было следить за Нерчинским воеводой, своим малолетним племянником. В 1672 году вышел указ, по которому запрещено было назначать воеводами дворян в те местности, где у них есть поместье. В 1676 - другой, по которому запрещалось воеводам сходить с воеводства без царского указа. Само назначение на воеводство, как правило, инициировалось самим желающим, а не правительством, через челобитье.

При отправлении на воеводство воевода обязан был получить наказ или наказную память, известную с середины XVI века, в которой устанавливалась его компетенция. Содержание таких памятей было почти одинаковым, однако в них нередки были и клаузулы типа: "Делать по сему наказу и смотря по тамошнему делу и своему высмотру, как будет пригоже и как Бог вразумит". С юридической стороны наказные памяти представляются нам своеобразными "edictum perpetuum" римских магистратов, за тем только исключением, что памяти не писались самими воеводами, как это было в случае с эдиктами.

Сам институт воеводства не представлял из себя однородного целого. Изначально он был, как мы говорили выше, чисто институтом военного управления. Этот характер он сохранил вплоть до петровских времен в лице так называемых "полковых воевод", которые в зависимости от своего ранга и ранга своего полка, занимались еще немного и военной юстицией.

В этой связи можно сослаться на положения статьи 26 гл.VII Соборного Уложения, где названы инстанции военных судов: воевода, судья * сотенный голова. Забыты, правда, приказы, где служилые люди обязаны были судиться в мирное время согласно приписке. Следующие за ст.26. ст.27-32 фактически содержат в себе устав о воинских преступлениях, наказания за которые налагали вышепоименованные лица.

Еще про полковых воевод можно сказать, что рядом с ними, равно как и с послами московского царя, неотлучно находился подъячий Тайного приказа, в обязанность которого входило следить за воеводой и послом и доносить обо всем царю. Надо заметить, что в Московском царстве подобной честью отмечены были только эти лица: послы и полковые воеводы.

Следующий вид воевод - городовые воеводы, как их часто
называет Котошихин, или "воеводы в городех", как часто их именует
"Уложение". Городовых воевод было несколько видов.____________

Под "судьей" следует понимать выбранных от полков судей, которые положили начало профессиональной военной юстиции в России.

Прежде всего - это "большие воеводы". Таковые назначались из

состава только бояр и околничьих. Товарищами, заместителями их

были: для бояр - околничьи, стольники, дьяки; для околничьих -

стольники и дьяки. Что интересно, характер власти "больших воевод"

был подобен власти Москвы по отношению ко всему государству: "Как

ведают на Москве бояре и думные люди приказы", - записал Г.Котошихин.

Большие воеводы сидели в крупных областях, бывших прежде

отдельными государственными образованиями: Новгород, Казань,

Астрахань, Сибирь, Псков, Смоленск и др.

Следующий вид воевод: "пригородные воеводы". Ими могли быть лица рангом не выше стольника. Товарищами их выступали дьяки и подьячие. Пригородные воеводы сидели, как правило, в отдельном городе с его уездом или в подчиненных главному городу городах. Они подчинялись "большим воеводам" и обязаны были сноситься не с Москвой, а со своим "большим воеводой."

Еще ниже стояли "средние воеводы". Эти воеводы были вообще без каких-либо помощников. Они судили иски не свыше 20 рублей.

Компетенция воевод включала в себя следующие вопросы.

Военные вопросы. Воеводы посылались в города для проверки их обороноспособности и, если надо, проверки военных припасов, следили за сбором войска и ратных людей. Вели дворянам и детям боярским реестр на местах. С Петра Великого воеводы стали ведать рекрутскими наборами.

В приграничьях воеводы, равно как и их предшественники -наместники, занимались дипломатическими делами. Воевода выдавал заграничные паспорта того времени - "проезжие грамоты". В связи с тем, что воеводы часто назначались послами, И.Е. Андреевский посчитал, что титул воеводы был своего рода дипломатическим рангом. (О наместниках, воеводах, губерна­торах... С.62.) Воеводы в приграничье занимались разведывательною деятельностью.

Финансово-хозяйственная деятельность воеводы подчи­нялась интересам казны. Воевода наблюдал за сбором податей по воеводству, за отправлением населением повинностей, заведовал казенными промыслами. Правда, компетенция воеводы по сбору податей подвергалась ограничениям в разные периоды со стороны губных и земских учреждений, в основной компетенции которых как Раз и находились различные виды сборов. Воеводы обязаны были оказывать старостам, целовальникам, кружечным головам и др. содействие в сборе податей. Исключение составляли таможенные сборы, которыми ведала непосредственно Москва. Воевода нередко надзирал за царским имуществом в своей местности; он составлял

так наз. "ужинные" и "омолотные" списки по состоянию царской пашни; подавал отчеты о состоянии царских садов, угодий и промыслов. Кроме того, воевода не мог ограничиться простым наблюдением за сбором податей, он обязан был принимать меры к их увеличению. В противном случае он мог быть бит батогами. Воеводы в своей местности ведали и государственными монополиями: рудным промыслом и винокурением.

Воеводы уже начинают осуществлять и некоторые полицейские меры. Они организовывали пожарную охрану, занимались санитарными мероприятиями. Воеводы занимались розыском как беглых крестьян (ст.20 Гп.ХI и ст.6 Гп. ХХ Уложения), так и розыском и возвращением беглых от службы дворян и детей дворянских (ст.69 Гл.XVI Уложения).

Воеводы все же занимались судом, но в крайне ограниченном размере. Дело доходило до того, что они не могли без царского указа ни вчинить крупный гражданский иск, ни осудить кого-либо. Правда, делалось исключение для воевод в отдаленной местности: Сибири, Астрахани и Терека, "потому что ис тех городов к Москве, к царю, писма их и от царя против их писем о всяких депех указу вскоре приходить неможно, и их, в таких далних городах, велено казнити и без указу царского, Руских средних людей и татар и чювашу и черемису; а дворян, и мурз, и князей, и нарочитых знатных людей, без указу царского казнити не велено.." (Котошихин Г., О России, С. 124)

Исполнительным органом при воеводе была Приказная съезжая изба которая состояла из воеводы и его помощников -товарищей.

ГУБНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ Губные учреждения являются в

МОСКОВСКОГО ЦАРСТВА Московском царстве раньше

земских. Первая дошедшая до нас губная грамота - Белозерская 1539г, а уставная - Важская 1552 г.

В губных и земских учреждениях, не говоря уже о Земских Соборах Московского царства, мы видим только лишь далекий отблеск былой самостоятельности народного самоуправления под названием "вечевого уклада". В то же время былая самовластность не могла быть бесследно устранена из народной памяти. Другое дело, что теперь сама самовластность превратилась в свою полную противоположность по сравнению с тем, чем она была ранее. В устах Московских летописцев XIV в. выражение "сътворити вече" означает "устроить бунт". Поэтому нельзя ставить знак равенства между этими разновременными явлениями.

Итак, губа = округ. Со времен Михаила Федоровича губа равнялась уже двум уездам. С этого же времени в характере губных

учреждений заметно преобладание публично-правового влияния, т к они начинают помимо уголовных дел решать дела по приказным ведомствам. С 1661 г. губные старосты замещают убывших на войну воевод. Далее губные старосты избирались всем свободным] населением губы без различия сословий. Но губным старостой мог] быть все же человек из высшего слоя населения - дворянин или сын боярский, что не влияло на характер этих учреждений как учреждений всесословных.

И последнее замечание по характеру губных учреждений Предмет их ведомства есть предмет безусловно публичного характера. Известно, что с судом государственным в это время конкурирует суд вотчинника, но частный суд однозначно на Руси отступает перед судом государства в лице губных старост: "А будет в царскех лепех и в волостях, и в помещиковых и вотчинниковых сепех и деревнях, объявятся воры, разбойники, тати и помещики и иные злочницы, и таких, сыскивая, велено отсылати: московским к Москве, в Разбойный приказ, а городовым - в городы, к воеводам и к губным старостам, а самим вотчинником и помещиком в таких депех сыскивати и указ чинити никому не вепено".(Котошихин Г., О России, с. 142 -143).

С момента издания Уложения власть губных старост еще более усиливается. С 1669 г. они получают право рассматривать важные категории уголовных дел, например, отпадение из православия, что согласно Уложению квалифицировалось как государственное преступление (эта квалификация сохранилась в России вплоть до 1905 г.). В тот же 1669 г. были учреждены сыщики, по отношению к которым старосты заняли пост их заместителя. Окончательно губные исчезают в 1702 г., когда по Указу от 10 III.1702г. было велено: "в городах губным старостам и сыщикам не быть, а ведать всякие дела с воеводы дворянам..."

Органом губного управления была губная изба. Состояла до 1669 г из следующих лиц: губного старосты, губного целовальника и губного дьяка. Выборы этих лиц, повторимся еще раз, осуществлялись всеми сословиями данной местности. Сначала губных старост избирали бессрочно, но с XVII в. их стали избирать сроком на год.

ГОРОДОВЫЕ Они представляли собой непосредственный ор- ПРИКАЗЧИКИ ган управления городом как населенным пунк-том и как административным центром уезда. Городовое дело издавна входило в сферу власти князя-государя княжества, затем вотчинника-хозяина в своем уделе. Вече древней Руси постепенно сдавало свои позиции под напором постоянно-действующей власти.

Кроме того, городовое дело (управление городом) имело чрезвычайно важное значение, что естественно ставило его обеспечение в зависимость от военной силы, основным распорядителем которой был, как мы помним, князь. Естественно, Московское государство, выросшее на военной необходимости служения идее, не могло не изъять городовое дело в свою пользу.

Основным органом городового дела был городчик, первое упоминание о котором относится к 1467 году. Городчик (городовой приказчик) ведал:

Вопросами обороны данного города. В этой связи он собирал с населения особую подать "примет" на ремонт городовых укреплений, он же заведовал изготовлением пороха; на нем лежали комендантские обязанности. Во время осады на городчиков ложилась вся полнота ответственности за снабжение осажденных всеми видами припасов.

Административными вопросами в своем ведомстве. Прежде всего он судил своим судом пищальников, городского казначея, воротников и др. должностных лиц, которые ему подчинялись по службе. Он же осуществлял и обширный надзор за великокняжеским земельным фондом в своей местности. По общегражданским делам городчик также обладал своей долей власти. Он, согласно ст.70 Судебника 1550 г., обязан был содержать под стражей ответчиков до суда. В этом он конкурировал с людьми наместника и волостеля, а после - губного старосты

Вопросами финансового управления. Здесь прежде всего следует отметить посошную и ямскую службу.

К первой относится служба крестьянского населения в интересах казны. Это очень хорошо известные общественные литургии национального монархического государства.

Первоначально, правда, посошная служба до XV века состояла в военном ополчении. Постепенно, как считает Н.Е.Носов, она превратипась"из ратной в гражданскую (казенную) повинность" (Очерки по истории местного управления русского государства первой половины XVI в., Л., 1957, с. 118).

Ко второй части относится организация почтового сообщения. Городчик смотрел за состоянием яма (почтовой станции), а равно за исправной поставкой тягловым населением должного количества людей с подводами. Ямская служба была обязательной для всех категорий тяглового населения.

Городовые приказчики избирались местными дворянами сроком на 1 год и утверждались правительством.

ЗЕМСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ Вервь, о которой мы достаточно

МОСКОВСКОГО ЦАРСТВА говорили в первом выпуске наших

лекций*, уже исчезает и замещается "мiром". Суть мiра - в особом характере всей совокупности черт этой организации труда членов самой этой организации, их взаимоотношения друг с другом и государством.

Основное начало общины есть начало, построенное на понятии хозяйственного самоуправления. Россия в некотором роде может претендовать на особое изобретение лесостепной или климатической цивилизации. Здесь следует предупредить от соблазна сравнения общины с полисом греко-римского мира. Община - это чисто хозяйственная организация, продержавшаяся так долго в России (вплоть до сталинской коллективизации) только благодаря изотерме апреля**.

Итак, мы выяснили, что община - это естественная необходимость, иначе в климатических условиях великорусского Нечерноземья просто невозможно. Совместные производственные усилия и породили совместное обсуждение общих дел. Вместе с тем. мы не можем обойти вниманием известный взгляд западников на русскую общину, в противовес славянофилам, видевшим в ней только полицейско-финансовую меру правительства.

Правовое положение общины не стоит на месте; оно развивается в сторону юридического лица, каковым она и была официально признана по реформе 1861 года. К исстари исконным обязательствам общины платить дикую виру (так в ст.14 Уставной Белозерской грамоты 1488 г. находим довольно подробные указания на этот счет) и к круговой поруке (в данном случае лучше говорить все же о "солидарной ответственности') добавились и некоторые новые положения.

Если раньше выморочное имущество смерда ("задница") шло князю, что, впрочем, вряд ли касалось земли, ибо смерды сидели на княжеской земле, то теперь выморочное имущество и надел однозначно отходят к мiру.

Мiръ получает право сыска и возвращения беглых своих членов в Уставной Важской грамоте 1552 г. читаем: 'А на пустые им места дворовые в Шенкурье и Вельску на посаде, и в станех, и в вопостех

* Исаев М.А. Лекции по истории русского права и государства, вып 1,М,МГИМО,1996

** Полис - чисто политическое образование, началом которого служит момент осознания себя

частью народа, живущего политической жизнью См, например Finley M l Authority and

Legitimacy in the Classical city-state, Kobenhavn, 1982, где М Финпей дает весьма интересную трактовку аристотелевского zoon politicon, под которым следует понимать "существо, чьей высшей цепью (telos) при реализации его естества является потребность быть членом полиса, участвовать в политическом общении" Op cit, p 12

в пустые деревни, и на пустыши, и на старые селища крестьян называть, и старые им своих тяглецов крестьян из монастырей выводить назад бессрочно и беспошлинно, и сажати их по старым деревням, где кто в которой деревне жил преж того".

Это право, надо заметить, поразительно напоминает римские правовые порядки периода домината, а сам мiръ - collegati или соrроrati городов, члены которых были связаны круговой порукой в платеже податей, а сами корпорации имели право виндицировать беглых своих членов. Надо заметить, что, конечно же, между этими двумя фактами нет прямой связи; связь, скорее, метафизическая: возрастающая мощь третьего Рима нашла себе тот же самый путь, что и угасавшая мощь первого Рима. Очевидно - это общий путь действий для всех империй.

Еще, пожалуй, нам хотелось отметить такую интересную черту древнего м'\ра, как его внутреннее законодательство. Что касается домосковского периода, то о существовании такого законодательства мы можем только догадываться по аналогии с dec­reta gentilica родов (gens) древнего Рима; но в московский период мы уже имеем документальное подтверждение такой деятельности общины. Это заповедные грамоты общин, которые они составляли для самих себя (пример одной из таких, помеченной 1590 годом см.: Беляев И.Д., Крестьяне на Руси, М., 1903, с.62-63). Не секрет, однако, что глобальные вопросы в этих грамотах не затрагиваются, встречается в основном мелочная регламентация общинного быта, но регламентация эта подчинена целям мipa, следовательно, элемент осознания себя частью целого, пусть еще квази-государственного характера, в этих грамотах безусловно налицо. В последующих веках, вплоть до большевистских преобразований, мiры активно законодательствовали по вопросам своей внутренней жизни.

Итак, народное самоуправление в правление Иоанна Грозного, в 1555 г. получило определенную форму организации; до этого, несомненно существовавшую, но как и народный обычай, стал писанным правом, воплотившись в статьях Судебников; так и непосредственное самоуправление народа было выведено из толщи народного права на уровень публично-правовой нормы. Волость = община взяла на себя по этой реформе часть государственных функций. Земская реформа была реформой повсеместной. Таким образом, судебная реформа шла рука об руку с реформой административной - земской.

Позволим себе продолжительную цитату из уставной грамоты Устюжного уезда 1552 г., в которой весьма выпукло отражена суть реформы, ее, так сказать, ratio: "Что наперед сего жаловали есмя бояр своих и князей и детей боярских, городы и волости давали им в кормления, и нам от крестьян челобитья великие и докука беспрестанная, что

наместники и волостели, и праветчики, и их пошлинные люди сверх нашего жалования указа чинят им продажи и убытки великие, а от наместников и от волостелей и от праветчиков и от их пошлинных людей нам докука и челобитья многие, что им посадские и волостные люди под суд и на поруку не даются, и кормов им не платят, и их бьют: и в том меж их поклепы и тяжбы великие, да от того на посадех многие крестьянские дворы позапустели и наши дани и оброки сходятся несполна. И мы, жалуючи крестьянство для тех великих продаж и убытков, наместников и волостелей и праветчиков от городов и от волостей отставили, а за наместничьи и волостелины и за праветчиковы доходы и за присуд и за их пошлинных людей пошлины, велели есмя посадских и волостных крестьян пооброчить денгами, того, для того чтобы крестьянству продажи и убытку не было и нам бы от них на наместников и на волостей и на праветчиков, и от наместников и вопостепей и праветчиков на посадских и на волостных людей чепобитья и докуки не было, а посады б и волости от того не пустели; и велели есмя во всех городех и в станех и в волостях учинити старост излюбленных, кому меж крестьян управы чинить и наместничьи и волостелины и праветчиковы доходы собирати и к нам на срок привозити, которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею земпею, от которых бы им продажи и убытков и обиды не было, и розсудити бы их умели в правду беспосупно и безволокитно, и за наместничь бы доход оброк собрати умели и к нашей казне на срок привозили бы к недобру". (Цит. по: Неволин К.А., Ук.соч, с.129-130).

Отсюда становится понятным, что община должна была избрать себе органы управления в лице излюбленных голов: как правило, 10 человек, которых в свою очередь утверждал царь. Из чего видно, что царь рассматривался населением как настоящий, подлинный глава их общины, мiра. Это очень важная особенность индоевропейского ума, где личность монарха сосредотачивает в себе как бы несколько ипостасей: религиозно-интеллектуальную, военную и, если можно так выразиться, производственную. Царь, как глава мipa, есть тот, чьими неустанными заботами, казалось бы, кормятся крестьяне (в данном случае не землепашцы, а христиане, т.е весь народ), одновременно он есть посредник между своими людьми, организованными в мiры, и Богом. Именно поэтому цари не ленились утверждать бесконечные списки излюбленных голов земств. Помимо излюбленных голов, земское управление знает и Других выборных - старост, сотских и пятидесятников.

По своей компетенции земское управление напоминает губное, т.к. занималось судом татьиных и разбойных дел, но поско­льку земства являются исключительно сословными, созданными для определенной общины органами управления, то их можно, впрочем, с большой оговоркой, посчитать судом первой инстанции по отношению с губными старостами, т.к. последние судили уголовные дела с доклада, а первые это делать уже не могли. (См. Дмитриев

Ф.М., История судебных инстанций, с 55-64). Сверх того, сомнительно, чтобы население стремилось судиться не у себя, что называется, под боком, а стремилось обращаться к высшему суду.

Следующей функцией земства той поры, как явствует из выше процитированной Устюжной грамоты, является упорядо­чивание финансового управления на данной территории. Огромное значение при этом имело так наз. "стольце", как называли на Севере "мiрскую" казну. В нее шли все сборы, которые платил мiръ. Распоряжался общинною казною староста. Вообще сам член общины плохо знал свои финансовые обязанности; все финансовые вопросы решались общиной сообща. Основным критерием при назначении размера подати служила зажиточность того или иного домохозяина. Кости, разрубы и разметы, как мы указывали выше, были трех видов, учитывалось здесь и качество земли. Мiръ, как правило, назначал своих представителей к княжим дозорщикам, приезжавшим в их волость составлять писцовые книги. Более того, известны случаи рядов (договоров) мipoв друг с другом в случае спора из-за облагаемой земли; иногда поводом служил довольно большой временной промежуток между составлением писцовых книг. Нередко община делилась надвое, что влекло за собой челобитье в центр в целях изменения порядка обложения; частые войны вели к людскому оскуднению, в этой связи весьма часты были жалобы мiровъ на запустение и потерю тяглецов.

Дата добавления: 2014-01-03