Вы и ваши дети. Психология семьи

В.М. Целуйко

Присоединение Крыма к России. Политика царизма по отношению к коренному населению Тавриды. Формы и методы переселенческой политики Российского государства в Крыму (конец 18-19 вв.)

Пещера” (1920).

Рассказ “Пещера, одно из самых талантливых произведений Е.Замятина, содержит богатейший материал для осмысления наиболее важных примет замятинской стилистики и его мироощущения. Толчком к созданию рассказа послужило, как это часто бывало у Замятина, незначительное, на первый взгляд, жизненное впечатление. “Ночное дежурство зимой, на дворе 1919-й год, - вспоминает писатель в статье “За кулисами”. - Мой товарищ по дежурству - озябший, изголодавшийся профессор - жаловался на здоровье: “Хоть впору красть дрова! Да все горе в том, что не могу: сдохну, а не украду.” На другой день я сел писать рассказ “Пещера”. Но как и всегда рядовой житейский эпизод под пером настоящего писателя превращается в грандиозное обобщение.

Время и пространство в рассказе. С первых строк рассказа автор погружает нас в обстановку каменного века:

“ Ледники, мамонты, пустыни. Ночные, черные, чем-то похожие на дома, скалы; в скалах пещеры. И неизвестно, кто трубит ночью на каменной тропинке между скал и, вынюхивая тропинку, раздувает белую снежную пыль; может быть, серохоботый мамонт, может быть, ветер; а может быть - ветер и есть ледяной рев какого-то мамонтейшего мамонта. Одно ясно: зима. И надо покрепче стиснуть зубы, чтобы не стучали; и надо щепать дерево каменным топором; и надо всякую ночь переносить свой костер из пещеры в пещеру, всё глубже; и надо всё больше навертывать на себя косматых звериных шкур...”

Строгий ритм, создаваемый обилием пауз (ледники... мамонты... пустыни...) и анафорическими конструкциями (“и надо покрепче стиснуть зубы... и надо щепать дерево...и надо всякую ночь переносить свой костер...); экспрессивная образность (таинственный вой, дома-скалы, квартиры-пещеры); и чудовищный гиперболический образ “ мамонтейшего мамонта”, - всё это создает напряженную, жуткую атмосферу.

Но уже следующий фрагмент заставляет понять, что каменному веку уподоблен день сегодняшний. Эта развернутая метафора появляется еще раз в финале и, таким образом, обрамляет рассказ, очерчивая его пространство - пространство пещерной страны, затерянной среди скал. Но она напоминает о себе на протяжении всего рассказа, поддерживаясь многочисленными деталями:

“Колыхались лохматые, темные своды пещеры...”;

“Двадцать девятое. С утра - низкое, дырявое, ватное небо, и сквозь дыры несет льдом.”

Заметим, что называя своды пещеры “лохматыми”, а небо - “дырявым и ватным”, писатель изображает не сам предмет, а передает ощущение мрака и холода, которое хочет вызвать в читателе. В этом явственно проявляется тяготение Замятина к эстетике экспрессионизма.

Экспрессионизм (от латинского expressio - выражение) - художественное направление, возникшее в западноевропейской живописи на рубеже веков. Художники этого направления стремились повышенно эмоционально, страстно выразить свою мысль о мире и неблагополучии человека в нем. Этой задаче подчинены и все их художественные средства: тяготение к абстракции, гротескность, фантастичность образов, невероятные преувеличения, взвинченность и изломанность ритма. “Искусство крика” - так образно называют экспрессионизм искусствоведы.

Как и художники-экспрессионисты Замятин не дает подробных описаний, а лишь намечает контуры, выделяя в изображаемом объекте самое впечатляющее, ударное, самое существенное. Но зато мы не найдем в тексте ни одной случайной детали.

Вот как дан в рассказе интерьер комнаты, в которой живут герои:

“В пещерной петербургской спальне было так же, как недавно в Ноевом ковчеге: потопно перепутанные чистые и нечистые твари. Красного дерева письменный стол; книги; каменновековые гончарного вида лепешки; Скрябин опус 74; утюг; пять любовно, добела вымытых картошек; никелированные решетки кроватей; топор; шифоньер; дрова. И в центре всей этой вселенной - бог: коротконогий, ржаво-рыжий, приземистый, жадный пещерный бог: чугунная печка.”

Очевидно, что по этому беспорядочному перечислению предметов невозможно точно представить внешний облик комнаты. Отбор предметных деталей подчинен здесь иному художественному замыслу: приметы старого интеллигентского быта (письменный стол, книги, кровать, ноты скрябинского сочинения) перемешаны с деталями быта пещерного человека, т.е., увы, быта сегодняшнего (топор, дрова, лепешки). Такое смешение создает ощущение кризисности, катастрофичности бытия, нового Всемирного Потопа (“потопно перепутанные чистые и нечистые твари”) и отражает центральный конфликт рассказа, конфликт между прежним, духовным - и новым, пещерным.

Особое место среди названных деталей Замятин отводит печке, уподобляя ее пещерному богу. Коротконогая, ржавая “буржуйка” с огнедышащим чревом действительно внешне напоминает языческое божество. Но проследим движение этой сквозной метафоры в рассказе:

“Чугунный бог еще гудел”; “Пещерный бог затихал, съеживался, затих, чуть потрескивает” (заметим, что предмет постепенно одушевляется, начинает жить самостоятельной жизнью); “Но пещерный бог набил брюхо с самого утра, милостиво загудел” (печь протопили, принесли страшную жертву пещерному богу); “...пещерный бог змеино шипел” (Мартин Мартиныч опрокинул на печку чайник); “Равнодушно задремывает чугунный бог” (герои подошли к последней черте).

Обратим внимание, что после первого упоминания печка уже не называется печкой, а именуется лишь пещерным богом, т.е. на первый план выходит не прямое, а метафорическое значение. Дело в том, что печка для героев действительно бог, жестокий и всемогущий, который распоряжается людскими судьбами. Т.о. истинный смысл предмета для Замятина не в его конкретности, а в потаенной, метафорической сущности. Будем иметь в виду эту особенность при рассмотрении системы действующих лиц рассказа, т.к. с каждым из них связана своя сквозная метафора.

Конфликт, образный строй и система персонажей рассказа. Обратимся к портрету главного героя рассказа Мартина Мартиныча: “лицо у него скомканное, глиняное...” Метафорический эпитет “глиняное” дает представление о бледном, неживом, неподвижном лице смертельно уставшего человека. Снова метафора основана на внешнем сходстве. Но проследим за этой метафорой по тексту рассказа.

“ Глиняный Мартин Мартиныч боком больно стукнулся о дрова - глубокая вмятина.” “ Тупо ноющая вмятина на глине от каких-то слов”.

Глина - материал мягкий и податливый, как и характер Мартина Мартиныча, в душе которого от каждого удара остается глубокий след. Смысл метафоры постоянно углубляется: от внешнего сходства - к сущности характера.

Найдем в рассказе эпизод, который является кульминацией того конфликта, который намечен в самом начале.

“ И на черте, отмеченной чуть приметным пунктирным дыханием, схватились два Мартина Мартиныча: тот, давний, со Скрябиным, какой знал: нельзя, - и новый, пещерный, какой знал: нужно. Пещерный, скрипя зубами, подмял, придушил - и Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова... полено, четвертое, пятое, под пальто, за пояс, в ведро - хлопнул дверью и вверх - огромными, звериными скачками.”

Это не просто кульминация рассказа. Здесь подлинная человеческая трагедия.

Трагическое - это эстетическая категория, характеризующая неразрешимый конфликт, развертывающийся в процессе свободного действия героя и сопровождающийся страданием и гибелью героя или его жизненных ценностей. С кем же вступает в конфликт Мартин Мартиныч? Герой вступает в конфликт с самим собой, душа его будто раскалывается надвое.

А теперь посмотрим, как “ ведет себя “ замятинская метафора. Если раньше на глине оставались вмятины, то теперь она раскалывается (“ и расколотый надвое...). Т.о. метафора выявляет сущность трагического конфликта: писатель видит трагизм не в конфликте человека с эпохой, а в несовершенстве самой человеческой природы, сочетающей высшую духовность и первобытные инстинкты. Переломная эпоха лишь ставит человека перед выбором. Мартин Мартиныч делает свой выбор: в схватке на лестничной площадке побеждает пещерный человек. Герой остается жив, но погибают его духовные ценности.

Обратим внимание, что после кульминационной сцены в рассказе возникает новая метафора, связанная с главным героем. Мягкий, податливый и наконец раздавленный Мартин Мартиныч превращается из человека в механизм. (Заметим, что в романе “Мы””, в мире далекого будущего, у Замятина будут действовать механические люди, марширующие под звуки Музыкального завода, люди, для которых музыка Скрябина (опус 74?) - “забавнейшая иллюстрация” того, что получалось в ХХ веке в припадках “вдохновения” - неизвестная форма эпилепсии”.) Таким образом, Замятин намечает образ иного мира, идущего на смену каменного веку.

Однако вернемся к “пещерным” жителям и найдем те сквозные метафоры, которые связаны с другими героями рассказа. В портретной характеристике Обертышева мы увидим “желтые каменные зубы, и между камней - мгновенный ящеричный хвостик - улыбка”, увидим, как он “каменнозубо улыбался”. Камень не случайно становится лейтмотивом образа Обертышева, человека холодного, неприступного, равнодушного. Его равнодушие агрессивно, поэтому - “желтые каменные зубы сквозь бурьян, желтые зубы из глаз, весь Обертышев обрастал зубами, все длиннее - зубы.” И вот перед нами гротескный образ пещерного чудовища.

(Отметим, насколько выразителен замятинский гротеск. Предельное преувеличение какой-либо одной детали создает характер, формирует читательское отношение к нему и замещает подробное описание.)

Художественный мир рассказа обладает высокой степенью цельности. Все замятинские метафоры - глина, камень, мамонт (“мамонтоподобным” назван домовой управитель Селихов) - связаны с главной метафорой рассказа - с метафорой каменного века. И в то же время каждая из них выявляет конкретную индивидуальность персонажа.

Особенности речевых характеристик в рассказе. Еще одно средство раскрытия характеров героев - речь. В высказываниях персонажей преобладает разговорный стиль, речь лишена закругленности, в ней нет сложных предложений, нередки пропуски слов, недосказанные фразы. Но одновременно она и ярко индивидуализирована. Так, для речи Обертышева характерны бесконечные повторы, заискивающая интонация. Кстати, именно эта слащавая манера говорить вызывает, пожалуй большее читательское отвращение, чем его отказ поделиться с Мартином Мартинычем дровами. Речь Селихова отличается пристрастием к вводным словам (“во-первых - во-вторых”); любимое словечко “потеха” он употребляет в связи с событиями отнюдь не всегда смешными.

Но наиболее своеобразна речь Мартин Мартиныча. Неполнота, обрывистость, недосказанность - вот те ее качества, которые сразу бросаются в глаза. И это психологически объяснимо, ибо Мартин Мартиныч на протяжении всего рассказа пребывает в состоянии предельного нервного напряжения.

Особенно важно для понимания замятинской стилистики то, что эти характеристики можно отнести и к авторской речи. Чтобы выяснить, с чем связана такая манера повествования, рассмотрим ряд примеров из текста. Вот один из них:

“ - Понимаешь, Март, - если бы завтра затопить с самого утра, чтобы весь день было, как сейчас! А? Ну, сколько у нас? Ну с полсажени еще есть в кабинете?

До полярного кабинета Маша давным-давно не могла добраться и не знала, что там уже... Туже узел, еще туже!”

Почему не договаривает автор, обрывая фразу многоточием? Почему не говорит, что же в действительности “там уже”? Но читатель вправе и сам додумать, сам понять, что в “полярном кабинете”, увы, не осталось дров. Замятин - писатель ХХ века; в отличие от классиков века ХIХ он не объясняет, а рассчитывает на чуткость самого читателя. А, может быть, он боится произнести эту страшную правду, чтобы не убить надежду в Маше?..

Значит, авторская речь не бесстрастное объективное повествование, но голос человека, глубоко сопереживающего своим героям.

Рассмотрим еще один пример. Разговаривая с Селиховым о всевозможных мелочах, Мартин Мартиныч стремится не дать ему завести разговор о главном, о совершенной им краже, он хочет заговорить своего гостя, “подбросить в Селихова дров”. Обратим внимание на то, что автор использует именно эту разговорную метафору - “подбросить дров”. Ведь на дровах сосредоточено сейчас внимание Мартина Мартиныча. Таким образом, авторская речь фиксирует внутреннее состояние героя, его мысли, причем иногда еще не оформившиеся в слова (“мысленный язык”, по определению самого Замятина). Вероятно, еще и поэтому для авторской речи так характерны неполнота, недосказанность.

Непревзойденным исследователем внутреннего мира человека, мастером внутреннего монолога был в ХIХ веке Ф.М.Достоевский. Попробуем сопоставить “мысленный язык” Замятина с внутренним монологом у Достоевского. Перечитайте один из внутренних монологов Раскольникова и сравните, как строится фраза у Достоевского и в замятинском тексте.

Даже когда герой Достоевского находится в крайне возбужденном состоянии, в его монологе мы найдем и сложные предложения, и предложения, осложненные однородными членами, причастными и деепричастными оборотами. То есть Достоевский все-таки литературно переоформляет внутреннюю речь героя. Замятин же воспроизводит человеческую мысль, если можно так сказать, в первозданном виде. Замятин, как и Достоевский, передает психологическое состояние героя, но читатель имеет дело с разными типами психологизма.

Произведем еще одно сопоставление. Вот как передает Достоевский состояние страха, в котором пребывает герой, получивший повестку в полицейскую контору:

“Он было бросился на колени молиться, но даже сам рассмеялся, - не над молитвой, а над собой. Он поспешно стал одеваться. “Пропаду так пропаду, все равно! Носок надеть! - вздумалось вдруг ему, - еще больше затрется в пыли, и следы пропадут”. Но только что он надел, тотчас же и сдернул его с отвращением и ужасом. Сдернул, но, сообразив, что другого нет, взял и надел опять - и опять рассмеялся.(...) Смех, впрочем, тотчас же сменился отчаянием. “Нет, не по силам...” - подумалось ему. Ноги его дрожали. “От страху”, - пробормотал он про себя. Голова кружилась и болела от жару.”

А вот как то же состояние героя воспроизводит Замятин. Мартину Мартинычу кажется, что сейчас за ним придут:

“Нет. Никого. Пока еще никого.”

Обратим внимание на грамматическую форму глаголов у Достоевского. Мгновенно сменяющиеся действия Раскольникова даны в прошедшем времени. Между переживанием героя и рассказом о нем таким образом возникает временная дистанция. Замятин опускает глаголы, создавая ощущение настоящего времени. Достоевский описывает переживания героя, Замятин показывает их. Сам Е.Замятин отмечал в своих лекциях: “Показывание все в действии. Мы переживаем не когда-то, задолго до рассказа, а переживаем теперь.<...> Исключаются описания: все движется, живет, действует. Динамика.” Действительно, динамика и лаконизм повествования - важнейшие черты замятинской стилистики.

Наконец, последнее сопоставление с Достоевским.

“Так, верно, те, которых ведут на казнь, прилепливаются мыслями ко всем предметам, которые им встречаются на дороге,” - размышляет Раскольников, идущий делать пробу. Еще будучи уверенным в правоте своей идеи, он уже ощущает себя приговоренным. Дорогой на каторгу кажутся Мартину Мартинычу лестничные пролеты, ведущие его в квартиру Обертышева. Но чтобы передать это ощущение героя, Замятину достаточно одного меткого и выразительного эпитета: “...Мартин Мартиныч покачался, вздохнул и, к а н д а л ь н о позвякивая ведеркой, спустился вниз, к Обертышевым.”

Предметная детализация в рассказе. Лаконизм, выразительность замятинской прозы особенно ощутимы в работе писателя с предметной деталью. Любая деталь, даже упомянутая как бы вскользь, рано или поздно сыграет значительную роль в смысловом строе рассказа.

Обратимся к эпизоду, где Мартин Мартиныч ищет чай и отметим, какие предметы названы автором. “Из среднего ящика письменного стола Мартин Мартиныч вытащил бумаги, письма, термометр, какой-то синий флакончик (торопливо сунул его обратно - чтобы не видела Маша) - и, наконец, из самого дальнего угла черную лакированную коробочку: там, на дне, был еще настоящий - да! да! самый настоящий чай!”

Читая этот эпизод в первый раз, мы вряд ли придадим названным деталям должного значения. Тем сильнее эффект узнавания, припоминания при последующем чтении, когда бумаги и письма (нетрудно догадаться, что в них вся жизнь Мартина и Маши) будут принесены в жертву пещерному богу, а синий флакончик поставит точку в судьбе героев.

Сыграют свою роль в рассказе и детали, которые появятся в воспоминаниях героев: деревянный конек - пепельница, шарманщик, весенняя льдина, похожая на гроб. Льдина будет ассоциироваться с холодным полом в кабинете, и, передавая состояние Мартина Мартиныча в момент разговора с Селиховым, Замятин создаст новую развернутую метафору: “ Пол в кабинете - льдина; льдина чуть слышно треснула, оторвалась от берега - и понесла, понесла, закружила Мартина Мартиныча, и оттуда - с диванного, далекого берега - Селихова еле слыхать.” Куда же несет эта льдина героя? Что имеет в виду Мартин Мартиныч, говоря Селихову: “ Хорошо. Сегодня же. Сейчас же?” Конечно, это не о дровах, дрова давно сожжены. В подтексте этой фразы - мысль о смерти. К смерти несет героя льдина, похожая на гроб. Та же участь ожидает и конька, и бессмертного шарманщика. Умирает все, что дорого героям. Перед нами картина умирающей реальности, погибающей вселенной.

Многое, как уже отмечалось, роднит Замятина с живописью, в частности с экспрессионизмом, но, по мнению писателя, “литература искусство динамическое, в отличие от живописи, скульптуры, архитектуры, искусств статических”, т.е. она способна изображать не только мгновение, но жизнь в ее временной протяженности.

Поэтому следует обратить внимание на хронологическую разлиновку рассказа.

События начинаются 28 октября. Рисуя вечерний пейзаж, Замятин дает выразительную деталь, которая пробуждает надежду на спасение - “синеглазые дни”. Но уже утро следующего дня изображено иначе: “Двадцать девятое. С утра - низкое, дырявое, ватное небо, и сквозь дыры несет льдом. Но пещерный бог набил брюхо с самого утра, милостиво загудел - и пусть там дыры, пусть обросший зубами Обертышев считает поленья - пусть, всё равно: только бы сегодня; “завтра” - непонятно в пещере; только через века будут знать “завтра”, “послезавтра”.

Читаем дальше: “Сумерки. Двадцать девятое октября состарилось.” И наконец: “Двадцать девятое октября умерло”.

Обратим внимание, что смерть героев остается за пределами рассказа. Что же умирает? Умирает время, умирает эпоха с ее нравственными понятиями: не убий, не укради.

Замятин изображает трагедию в душе одного человека, но для него это трагедия истории, трагедия эпохи, эпохи крушения гуманизма.

“Мы” (1920)

Роман “Мы” не только самое значительное произведение Евгения Замятина, но и наиболее яркое воплощение жанра антиутопии в русской литературе. Чтобы понять сущность этого жанра, следует обратиться к его истокам.

С древнейших времен люди мечтали, что придет время, когда между человеком и человеком, человеком и миром наступит полная гармония. Эта великая мечта нашла отражение в литературе и определила рождение жанра, получившего благодаря поя­вившейся в 16 веке книге англичанина Томаса Мора название утопии. Этот жанр предпо­лагает развернутое описание общественной, государственной и частной жизни вообража­емой страны. Жизнь такой страны - далеко впереди по сравнению с современностью и отличается идеальным государственным укла­дом, всеобщей социальной справедливостью. В книгах Т. Мора, Т. Компанеллы, в четвертом сне Веры Павловны в романе Н. Г. Чер­нышевского "Что делать?" социальный прогресс и гуманизм по отношению к отдельной личности достигают воображаемого совершенства.

Центральной идеей утопии стала идея всеобщего равенства. Именно равные права и равные обязанности сограждан делают каждого из них счастливым. Однако если авторы этих книг искренне верят, что рано или поздно утопический идеал станет реальностью, других мыслителей терзают глубо­кие сомнения по поводу того, насколько совместима идея всеобщего равенства с непредсказуемо­стью человеческой природы, неповторимостью каждой чело­веческой личности. В романе "Преступление и наказание" Ф. М. Достоевский устами од­ного из своих героев предупреждал: "Живая душа жизни потребует, живая душа не пос­лушается механики, живая душа подозри­тельна, живая душа ретроградна! " Может быть, именно поэтому объектом изображения утопии становится прежде всего общественное устройство, а не отдельная личность. Кстати, героем-пове­ствователем в романах-утопиях становится, как правило, не житель абсолютно прекрасной страны, а странник, путеше­ственник, наблюдающий за этой идеальной жизнью со стороны. Сами же оби­татели этих удивительных стран, как правило, на редкость одинаковы и начисто лишены индиви­ду­альности. Писатели-утописты, сами того подчас не желая, вывели в своих книгах в каче­стве идеала сообщество одинаковых людей.

Но могут ли люди в процессе естественного исторического развития стать как две капли воды похожими друг на друга, если сама природа сделала столь их разными? За­хочет ли этого "живая душа"? Сама, наверное, не захочет, но можно ускорить ее движе­ние к "идеальному состоянию". И тогда на страницах щедринской прозы появляется зловещий образ Угрюм-Бурчеева, насажда­ющего "прогресс", не считаясь ни с какими естественными законами, заменяющего всеобщее ра­венство насильственной уравнилов­кой, выпрямляющего чудовищными методами не только все неправильности ландшафта, но и "неровности" человеческой души. Так возникают в литературе антиутопические тен­денции, отражающие тревогу писателей-гуманистов по поводу тех опасных, пагубных и непредвиденных последствий, которые связаны с построением общества будущего.

Начало ХХ века, и особенно Октябрьская революция, породили в сознании людей но­вые уто­пические иллюзии. Многим жившим в ту прекрасную и трагическую эпоху каза­лось, что револю­ция, как локомотив, мгновенно домчит человечество в "социалистический рай”. Вот почему столь ощутимы элементы утопии в советской литературе первых послеоктябрьских лет. Но более проницательным художникам уже в те годы открылся бесчеловечный смысл реализации великой мечты, чудовищность попыток "железной ру­кой загнать человечество к счастью". События двад­цатого века, увы, подтвердили пра­вильность их прогнозов. ХХ век вместо столь желанной гармо­нии между человеком и миром принес мировые войны и кровавые революции, тоталитарные ре­жимы и экологи­ческие катастрофы, бурный рост промышленного производства, превративший людей в подобие механизмов. Этот век, как никакой другой, обес­ценил отдельную человеческую жизнь.

Видимо, поэтому именно в ХХ веке жанр антиутопии переживает настоящий расцвет. Мир, изображаемый в антиутопии во многом схож с миром утопий: он так же идеален и рационалисти­чески выверен. Но акцент антиутопия делает не столько на устройстве об­щества, сколько на чело­веке, который в этом обществе живет. Неслучайно во многих произведениях этого жанра герой-повествователь не сторонний наблюдатель, а гражданин этой самой "идеальной" страны. Вот в этом-то человеке и пробуждаются в определенный момент естественные человеческие чувства, не совместимые с породившей его социальной системой. Так возникает конфликт между человеческой личностью и бесчеловечным об­щественным укладом, конфликт, резко противопоставляющий ан­тиутопию бесконфлик­тной, описательной утопии.

Среди лучших антиутопий ХХ века - роман англичанина Олдоса Хаксли "О дивный новый мир"(1932 г.), книга его соотечественника Джорджа Оруэлла "1984" (1949 г.), ро­ман американ­ского фантаста Рэя Брэдбери "4510по Фаренгейту"(1953 г.) и другие. При всем своеобразии каждого из этих произ­ведений в них немало обще­го: все это книги о том, к каким чудовищным последствиям может привести технический и соци­альный прогресс, лишенный нравственной основы.

Первой же антиутопией ХХ века по праву считается роман Е. Замятина "Мы", напи­санный еще в 1920 году.

Прочитайте самостоятельно этот роман и выполните приведенные ниже задания.

Список литературы

Замятин Е. И. Сочинения. - М.: Книга, 1988. (Из литературного наследия).

В данное издание включена не только проза писателя, но и его воспоминания, письма, статьи, в том числе и такие принципиальные для понимания личности и творчества Е. Замятина, как "Я боюсь", "О синтетизме", "О литературе, революции, энтропии и про­чем". В книге репринтно во­спроизводится рассказ Е. И. Замятина с иллюстрациями Б. М. Кустодиева. Издание снабжено иллюстративным и документальным материалом.

Замятин Е. И. Техника художественной прозы: (Из цикла лекций, читанных перед молодыми петроградскими литераторами в 1919-1920 г. г. - "Литературная учеба". - 1988 - 6. - с. 79-107.

В своей лекции писатель делает попытку глубокого осмысления собственных произве­дений, раскрывает свои творческие принципы, обосновывает выбор тех или иных худо­жественных средств.

* * *

Акимов В. М. Человек и Единое Государство. (Возвращение к Евгению Замятину). - В кн.: Перечитывая заново. Литературно-критические статьи. - Л.: Художественная лите­ратура, 1989. - с. 106-134.

Критик в популярной форме раскрывает проблематику романа "Мы", исследует связь романа с духовной атмосферой 20-х годов и с социально-политическими проблемами со­временной эпохи.

Анненков Ю. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. В 2-х томах. Т. 1. - Л.: Искус­ство, 1991. - с. 235-280.

Самым большим своим другом называет Замятина выдающийся русский художник Ю.Анненков. В своих мемуарах он вспоминает о жизни писателя в первые послеоктяб­рьские годы, о встречах с ним в эмиграции, о "постоянной, нестираемой" замятинской улыбке, приводит письма Замятина, документы, связанные с судьбой его произведений.

Гальцева Р., Роднянская И. Помеха - человек. Опыт века в зеркале антиутопий. - "Новый мир". - 1988 - 12. - с. 217-230.

Авторы статьи на материале произведений Замятина, Оруэлла, Хаксли, Набокова, Платонова, Домбровского, Гроссмана рассматривают важнейшие типологические черты жанра антиутопии, его истоки. Эти книги дают исследователям возможность философ­ского осмысления взаимоотношений человека ХХ века с окружающим миром, с обще­ством, с властью.

Доронченков И.А. Об источниках романа Е.Замятина “Мы”. - “Русская литература” - 1989 - № 4.

В статье рассматриваются исторические и историко-культурные источники романа, художественные явления, реакцией на которые стало произведение Замятина. Автор исследует связь романа “Мы” с русской классикой, идеями и творческой практикой футуризма и Пролеткульта. В качестве приложения публикуется статья Замятина “Рай” (1921г.).

Михайлов О. Н. Литература русского зарубежья. - М.: Просвещение, 1995. - с. 292-321.

Автор одного из первых откликов на публикацию романа "Мы" в нашей стране критик О. Ми­хайлов в своей книге подробно освещает жизненный и творческий путь Е. Замяти­на, анализирует проблематику и художественное своеобразие важнейших произведений писателя, исследует их связь с произведениями мировой литературы.

Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. Т. 2: Г-К. - М.: Большая Рос­сийская энциклопедия, 1992. - с. 320-323.

Подробная биографическая справка В. А. Туниманова о Замятине проиллюстрирована портре­тами писателя и снабжена обширным библиографическим списком книг самого Замятина и публи­каций, связанных с его творчеством.

Тынянов Ю. Н. Литературное сегодня. - "Русский современник". - 1924. - 1. - с.297. (См. в кн.: Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977.)

Наиболее точная и взвешенная оценка, данная роману "Мы" в 20-е гг., когда это про­изведение, прочитанное многими литераторами, так и не появилось в печати.

Шайтанов И. Мастер. - “Вопросы литературы”. - 1988. - № 12. - с. 32 - 65.

Автор очерка прослеживает судьбу Е.Замятина и его произведений, исследует эстетические принципы писателя и художественный мир его произведений. На основе воспоминаний современников, статей и писем Замятина воссозданы черты личности писателя и отношение к нему литературного окружения.

[1] Хомо еректус (лат.) - человек стоящий.

Стр: 5
[КАЮ1]

Русско-турецкая война 1768—1774 годовознаменовалась присоединением Новороссии (ныне южная Украина), северного Кавказа и Крымского ханства, которое формально обрело независимость, но де-факто стало зависеть от России. С позицией России в отношении Крымского ханства не могла смириться Турция, которая не желая признавать независимость Крымского ханства, всячески пыталась восстановить свое политическое значение в этом регионе. 8 апреля 1783 года, после того как Крым в очередной раз был занят русской армией, Екатерина II подписывает манифест (рескрипт) "О принятии полуострова Крыма, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу". Турция была возмущена подобными действиями, но поскольку на тот момент она была не в силах вести войну, то ей пришлось временно смириться с данным политическим актом России. По итогам следующей русско-турецкой войны, закончившейся Ясским мирным договором 29 декабря 1791 года Турция окончательно признала присоединение Крыма к России. Для России присоединение Крыма имело огромное значение: с одной стороны, окончательно прекратились набеги крымских татар на русские и украинские земли, что обеспечило безопасность южный границ России и возможность колонизации южных территорий (Новороссии); с другой, присоединение Крыма дало России выход в Черное море, Россия утвердилась как черноморская держава (крупнейшая морская база в регионе – Севастополь); Выросли геополитические амбиции России на Кавказе и в Малой Азии; были и положительные последствия и для татар – на территории Крыма прекратились распри и междоусобицы, ситуация стабилизировалась, что обеспечило возможность спокойно заниматься земледелием без боязни нападения соседей. В 1784 г. была образована Таврическая область, в состав которой вошли Крым, Тамань, земли к северу от Перекопа. Учитывая важное военно-стратегическое значение Крыма и большое влияние Турции на татарское население полуострова, царское правительство стремилось расположить к себе новых подданных. Комплекс мер царского правительства по отношению к местному населению: 1) 22 февраля 1784 г. крымско-татарская знать была приравнена к российскому дворянству. 2) 18 сентября 1796 г. крымские татары освобождались от рекрутской повинности и военного постоя, им предоставлялось право разбирать взаимные тяжбы у улемов. 3) Мусульманское духовенство навсегда освобождалось от уплаты податей. 4) В начале ХIХ в. была подтверждена личная свобода крымско-татарского крестьянства. Не вводилось крепостное право. 5)Согласно постановлению 1827 г., крымско-татарское население имело по закону право собственности на движимое и недвижимое имущество. 6) Подтверждалась свобода передвижения. 7) Отношения между крымской властью и зависимых от них населением провозглашались неизменными. 8) Также стремились перевести коренное население на оседлый образ жизни. Но все эти меры не смогли предотвратить эмиграции части населения в Турцию. Одной из причин эмиграции крымских татар было их обезземеливание, которое проводилось как русскими, так и татарскими помещиками при активном содействии царских чиновников. Важной причиной эмиграции явились сохранившиеся многовековые связи Крыма с Турцией. В результате эмиграции резко сократилось сельское и городское население полуострова, что негативно отразилось на экономике. В связи с этим правительство принимает меры по колонизации данных территорий. Основной чертой колонизации Крыма стало широкое градостроительство; были заложены, такие города как: Херсон, Екатеринославль, Николаев, Севастополь и т.д. Города стали быстро обрастать русскими поселенцами в лице чиновников, офицеров и солдат, торговых и промышленных людей разного звания. Екатерина 2 распорядилась переселить сюда и старообрядцев, дозволяя им отправлять богослужение по старопечатным книгам. С 1772(после разделов Польши) началась иммиграция в Новороссию евреев из Западной России и Польши, их селили в городах и местечках в расчете на развитие торговли и ремесел. Льготы, которые предоставлялись им были невелики по сравнению с льготами других иностранцев. Дома и школы они должны были строить за свой счет, они освобождались от постоев и повинностей на 1 год, имели право содержать винокурни и нанимать себе русских работников и т.д. Правительство оставило им полное внутреннее самоуправление. Чтоб укрепить российскую государственность в приграничных районах и освоить природные богатства, Екатерина 2 принимает решение о колонизации края

(при крепостном праве нельзя было и думать о том, чтобы заселить эти окраины русскими людьми, ведь помещики никогда не отпустили бы туда своих крестьян). 22 июля 1763 Екатерина 2 издала Манифест, в котором перечислены привилегии и льготы: свободный выбор места поселения и свобода вероисповедания, самоуправление, освобождение от податей, налогов и всякого рода повинностей. Льготные условия переселения вызвали интенсивную колонизацию южных окраин России. Царское правительство щедро субсидировало колонистов и с 1800 по 1850 было основано 218 поселений. «Устав о колониях иностранцев в империи» -1857 предусматривал следующие положения: Ст. 4 – иностранные поселенцы состоят под попечительством в Министерстве государственных имуществ.

Ст.155- Колонистам наделяются из казны участки земли в количестве сообразном с заключенными при их поселении условиями:

(примерно по 20-30 десятин на семейство) Ст.156 – В число отводимых колонистам участков земель, полагается одна только удобная земля, все же прочие угодья, как то: реки, озера, болота, трясины, глинистые, песчаные и прочие к пашне и сенным покосам негодные места, вовсе в счет не полагаются, но отдаются в общее всего села или деревни владение.

Ст.159 – Все отведенные под поселения колонистов земли, присвоены им в вечно потомственное владение, но не в личную кого-либо, а в общественную каждой колонии собственность. Ст.162 – Построение ветряных мельниц каждому колонисту на своем участке дозволяется беспрепятственно.

Ст.166 – Дозволяется колонистам покупать и приобретать у частных лиц в собственность землю. В состав Новороссии вошли также и немцы. Они приехали из Пруссии в 1784 в числе 228 семей, заключив через своих депутатов специальный договор с правительством. Они получили следующие права: *свободу вероисповедания, * 10-летнюю льготу от всяких податей,

*освобождение от подвод, работ, постоев и военной службы, *проезд до места назначения, *определенную сумму на путевые расходы, кормовые деньги и ссуду в размере 500 рублей на семью, *семена для посева, *право заводить фабрики, заниматься торговлей, *вступать в гильдии, право приобретать по 65 десятин земли с обязательством уплачивать за нее по истечение 10 лет по 15 копеек за десятину(это очень дешево). В 80-х годах 19 века политика наиболее благоприятствования со стороны царского правительства делает резкий крен – принято решение уравнять немцев- колонистов с русским населением – ликвидировать немецкое самоуправление и конторы опекунства как административные центры, преподавание в школах переводится на русский язык, вводится воинская повинность. По Ясскому миру 1791, Россия получила Очаковскую область между Бугом и Днестром. Теперь ее предстояло оградить линией пограничных укреплений. Так возникли Тирасполь, Одесса. Одновременно с градостроительством раздавались земли помещикам, основывались казенные слободы и селения, привлекались иностранные колонисты. Среди иностранцев первое место среди колонистов Очаковской области заняли молдаване. Молдавские бояре и чиновники получали земли, основывали деревни и хутора. Среди переселенцев были армяне и болгары. Болгарские колонии имели важное влияние на развитие местной земледельческой культуры, в особенности садоводства и огородничества.

ББК 88. 54

Дата добавления: 2017-01-14