Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Лариса захарова, владимир сиренко 13 страница




Геббельс исподлобья тяжело глянул на Гесса — легко издеваться, будучи наци-2!

— Министерство пропаганды тут ни при чем, — просипел Гитлер, принимая более жизнеспособную позу. — Как и ни при чем МИД. Да вы садитесь, господа…

Риббентроп сокрушенно вздохнул.

— Нас предали, нас просто предали! — заключил Гитлер. — И опять все сначала. Как тяжело…

— И все равно было очень глупо со стороны министерства пропаганды, — продолжил Гесс, нашедший своего стрелочника, вот этого, колченогого, — заставлять общественность думать, будто СССР бросил чехов на произвол судьбы, на милость Германии, в то время как СССР действует самым решительным образом. И войска, и делегации, и выступления Литвинова в Женеве… Русские…

— Не говорите мне о русских! — вдруг взвизгнул Гитлер. — Не надо! А чего добился ваш патриарх Мирон? Я не зря не люблю попов… Я презираю… Мирон трясся в Варшаве за свою румынскую шкуру!

Воспользовавшись приглашением фюрера, Браухич уютно устроился в кресле и подал голос из его глубины:

— Мирон не мог ничего добиться. Советы сильны, опыт войны у них свеж. Войны, которую они, голые и босые, двадцать лет назад блестяще выиграли у царской армии и армий всей Европы. Нелепо сбрасывать со счетов русских с их мощью. Если только пересчитать солдат, которых они могут единовременно поставить под ружье, то даже с аннексией всей Чехии, не только Судет, нам будет трудно догнать их. Риббентроп должен сделать все, чтобы нейтрализовать русских! — в негодовании и недоумении Браухич развел руками.

Риббентроп сказал первое, что пришло ему в голову в качестве оправдания:

— Меня упрекают в плохой дипломатической подготовленности плана «Грюн», однако лорд Рансимен уже там…

— Он там как частное лицо, как гость князя Гогенлоэ, но не как советник Бенеша! — вдруг закричал Геббельс, потому что еще не отбился от упреков Гесса, и пока они не стали упреками фюрера, надо самому искать козла отпущения. — Рансимен ничего не решает! Он старый дурак!

— Ну и что? — Риббентроп беззаботно пожал плечами. — Мнение же он нарабатывает. А Генлейн опять начнет давить…

Браухич вдруг побагровел:

— Три месяца мы только и занимаемся тем, что заставляем кого-то давить, а кого-то вырабатывать мнение. А в результате твердо выработанное мнение изменяется за какой-то час. Содержание демарша, мне говорил Канарис, диаметрально противоположно тому, о чем Чемберлен распинался в то же утро на лужайке леди Астор или где-то там у нее… А давление… Это давление мыльного пузыря на танковую броню. Зачем мы связываемся с этими националистами? Они портят все дело. Зейсс-Инкварт хоть вовремя остановился, но на что способен физкультурник Генлейн, никто не знает! Может быть, это его происками мы получили демарш. Он ведь всего десять дней назад был в Лондоне.

— Пустое! — махнул рукой Геринг. — Но мысль довольно верная. С Генлейна не следует спускать глаз. И вообще, нужно поставить его перед альтернативой: либо — либо… Он выберет нужное нам, он ценит свою башку.

— Ничего не могу сказать о Генлейне, — вступил Гесс, присевший на краешек дивана в ногах у фюрера. — Но опять муссировать уступки… Хватит жаловаться на судьбу «несчастных» судетских немцев, Бенеш оказался умнее Шушнига. — Гесс спрятал глаза за бровями, как делал всегда, когда не хотел, чтобы кто-то догадался о его истинных мыслях. — На муниципальных выборах треть немецкого населения проголосовала против Генлейна и таким образом вместе с чехами дала большинство голосующих против немецкой партии. И вообще, зачем нам Генлейн? Он должен расшатывать чехословацкое государство изнутри. На мой взгляд, он делает это непрофессионально. Генлейн вообще не фигура.

— Но мы зато можем всегда свалить на Бенеша ответственность за возникновение войны, — быстро проговорил Геббельс и весело заулыбался отчего-то. — Значит, нужно и с ним торговаться. А неуступчивость наказуема.

— Торговаться и торговать надо с Лондоном, — гнул свое Гесс. — Если Бенешу прикажут англичане, он сдастся. У англичан против Бенеша свои серьезные возражения. Он слишком демократ для того, чтобы быть соседом красных.

— Не знаю, — пожал плечами Геринг, — как англичане станут приказывать Бенешу, не представляю, — отчего-то громко засопел. — Рансимен… Да Рансимен такого рода бездельник, что будет рад одному: только бы за него на все вопросы ответил Генлейн, а уж он как-нибудь перескажет их Чемберлену. А вы говорите, нам больше не нужен Генлейн…

— А как вы станете ему платить? Судетским углем или чем?

— Зачем платить? — вяло проговорил Геринг. — Зачем платить, если можно просто убрать. Подумаешь, Генлейн… А пока пусть Генлейн выдвигает и выдвигает перед Бенешем наши требования, пока не дойдет до невыполнимых. Ну и сказать ему, что в Лондоне ему делать больше нечего, самолеты на авиалиниях Прага — Хитроу часто бьются. Изолировать его надо от Чемберлена.

— Чемберлен ведет двойную игру, и я вынужден это признать, — наконец заговорил тот, из кого все хотели сделать стрелочника, и сделали бы, если бы он отпирался, отказывался, доказывал свое, но Риббентроп молчал, молчал до тех пор, пока не «родил» нечто конструктивное. — Герцог Гамильтон — мой старый друг, я полечу к нему, он не обманет, разъяснит и поможет. Я по дешевке уступил ему недавно целую партию малаги. Причем в бочкотаре. — Риббентроп сделал многозначительную мину.

Браухича передернуло. Он скорбно заломил руки и тихо сказал:

— После аншлюса народ рейха безгранично уверовал, что фюрер все делает без войны, что фюреру удается все, что он предпринимает, без всякого сопротивления. За все, что делает фюрер, народ не платит кровью. Люди ждут, когда мы войдем в Чехию, Богемию, Моравию, выдворим оттуда славян и отдадим людям плодородные земли, чтобы они могли накормить детей. А что теперь вы скажете народу, Иохим? О партии малаги для английского герцога? Нашему народу ваша малага ни к чему, наш народ пьет шнапс, который делается из пшеницы, а пшеничные поля там. — Браухич махнул рукой куда-то туда, за горы.

И вдруг из глаз Риббентропа полетели синие искры. Он опять что-то сообразил.

— Я принимаю ваши обвинения в дипломатических ошибках, — почти весело сказал Риббентроп Браухичу. — Но хочу указать и на ваши. Вы первый испугались русских. Слушайте, Браухич, почему бы в таком случае вам не договориться с Тодзио, чтобы его собаки вцепились в пятку белому медведю? Нам тогда будет легче, медведь отвернет от нас свою большую морду. Если хотите, я сделаю несколько намеков японскому военному атташе.

— Слушайте, это же программа нейтрализации русских! — воскликнул Геббельс. — Это же…

Гитлер сделал знак рукой, которая всего минуту назад безжизненно висела — все поняли, он принял слова Риббентропа, хочет обдумать их, и все примолкли. Только Геринг зашептал Гессу:

— Японцы хорошие солдаты, русские могут надолго увязнуть в дальневосточном конфликте, им нечем и некогда станет помогать союзнику, а там, глядишь, союзнический договор и существовать перестанет. Вот что нужно сделать невыполнимым условием для Бенеша: разрыв договора с СССР, самым непременным образом.

— Я сердит был на вас, Риббентроп, — тихо наконец проговорил Гитлер. — Но, кажется, вы подали дельную мысль. И совсем нелишнее переговорить в этом же направлении с маршалом Маннергеймом. Возьмите это на себя, Геринг. — Рейхсмаршал быстро откозырял, будто получил приказ в условиях тяжкого боя. А потом сказал благодушно:

— Вот это уже разговор. Сейчас все ясно. Нам помешали, неблагополучное стечение обстоятельств — все сразу навалилось. Поход на Вену не повторился, как ни жаль… Но… Мой фюрер, я привез нового очень талантливого астролога. Грек, очень знающий человек. Вам помочь подняться, мой фюрер?

Но Гитлер встал легко. И, пригласив Геринга с собой, направился к двери. «Хорошо живется Герингу, — думал Гесс, глядя в широкую спину рейхсмаршала, — это оттого, что у него здоровый желудок, хорошая печень. И он в тонусе. Умеет отметать неприятности. Наверное, Гитлер любит его еще и за легкий нрав. У кого из нас еще легкий нрав? Как пауки в банке. Борман уже давно готов выпустить мне в спину смертельную порцию яда. И Геббельс был бы не против. Гейдрих. Он меня понимает, потому что у него действительно светлая голова в нашей компании… Но тоже имеет пробелы в характере. Слишком нордичен».

«Какая глупость эти звезды! — ворчал про себя Браухич. — Но если они этому истерику вместо валерианки, что ж, пожалуйста, только бы они ему не предсказали изменения штабных планов. Хлопот не оберешься».

«Я напишу так, — быстро соображал Геббельс, — примерно так: если судьба отступила, она испытывает на прочность. Мы прочны в своем стремлении к счастью. А Риббентроп, Браухич прав, действительно путает политику с торговлей шампанским. Ему важно околпачить противника. Но со мной это ему не удастся!»

«Пронесло… — радовался Риббентроп. — А что я мог сделать? Это курс на одурачивание. Дураков легко одурачить. Но есть еще и умные люди. Слава богу, что вся эта история русских коснулась только косвенно… Кажется, фюрер это понял. И потому пронесло…»

Гитлер вернулся другим человеком. Он был как всегда. Деловит, уверен, голос романтически приподнят.

— Господа! — все поднялись со своих мест. Сразу видно, фюрер решил, и они теперь должны стать двигателем его решений. — Господа, Генлейн будет продолжать переговоры с Бенешем. Его звезда близка моей, хотя блеск ее заметно затухает. Я же преисполнен решимости добиться, чтобы Чехословакия исчезла с карты Земли. Звезды сказали, только это исчезновение обеспечит Германии тыл для наступления на Восток К для наступления на Запад, против Англии и Франции: они сегодня предали меня и должны за это поплатиться. Меня нельзя убить или предать. Меня хранят звезды! Нужен новый вариант плана «Грюн» — это касается вас, Браухич, вас, Геббельс, вас, Риббентроп. Пусть это будет день X, — провозгласил Гитлер, приняв позу героя в апофеозе. — День X! Я приму решение начать действия против Чехословакии, только если буду вполне уверен, как это было при занятии Рейнской зоны и при вступлении в Австрию, что нам никто не помешает. И рейх должен быть готов к дню X независимо от календаря. Рейх должен быть готов выступить и победить! Так сказали звезды! А теперь, господа, примем приглашение фройлен Браун на скромный дружеский ужин.

Геринга едва не перекосило: он терпеть не мог вегетарианских блюд.

 

 

Генерал Гизевиус получил пленку с записью беседы Черчилля и Генлейна 23 мая. Агент Грубек указывал, что после прослушивания записи посол Масарик и профессор Дворник говорили с Прагой, и Дворник призывал президента Бенеша обратиться к Сталину с официальной просьбой о военной помощи против германской агрессии. Бенеш отклонил советы Дворника, сославшись на действенность англо-французского демарша. Присланные Грубеком отпечатки пальцев, снятые с бобины, указывали, что пленка попала к Дворнику из рук Дорна.

«Тонко работает Дорн, — отметил Гизевиус, — может быть, даже слишком тонко. Но очевидно, зная или хотя бы предполагая настроения профессора, видимо, активно просоветские, Дорн не мог иначе… Но эффект получился обратным — Дворника не удалось запугать, продемонстрировав изменение позиции Черчилля, который совсем недавно поддерживал чешское дело, а теперь утверждает, что президент Бенеш в своей неуступчивости может оказаться во внешнеполитической изоляции, подобной той, в которую попал канцлер Шушниг. Впрочем, Дорн мог предполагать и этот вариант поведения Дворника, но только в том случае, если вел расчет на общую политическую неустойчивость президента Бенеша, его постоянные колебания. Чуть пережать с просоветской ориентацией, и Бенеш окончательно отшатнется от Москвы, думая о последствиях. Да, слишком тонко работает Дорн, и в этом его безусловная ценность. Но раскрой я итог операции перед кем-то из наших фанатиков, хотя бы перед Геббельсом, тот тут же бы объявил Дорна врагом нации. Дело в итоге Дорн подвел к тому, что из-под ног наших политических экстремистов выбита почва. Как они могут не понимать, что повторение войны на два фронта лишь приведет туда же, с чего мы начали, к повторению Версаля! Заманчиво оказаться властелином мира, кто спорит… Однако не хватает этим господам элементарного образования, чтобы вспомнить, как владетель практически всего цивилизованного мира — Римская империя — погибла под тяжестью собственного «могущества». Вся Европа, кроме холодных славянских и северных земель, современная Турция, Север Африки, — все это нужно было держать в повиновении, одна ко… Ни бриттам, ни дакам, ни фракийцам и иным неримским племенам не нравилось, что пришел чужой легионер и принудил слушаться себя… Ту же драму конца пережил Наполеон — это уж совсем близко в масштабах истории. Вот что такое мировое господство, если отбросить чистый лозунг. Опасное, кратковременное и разрушительное предприятие. А ведь он ведет нас именно к нему», — генерал Гизевиус подумал о Гитлере.

Утром Браухич в лицах рассказал Гизевиусу, что творилось в Адлерхорсте. Это цирковое представление, а не совещание у главы государства! Эксцентрик Геббельс, арлекин Риббентроп… Мало вывести из обращения только центральную фигуру, всю эту камарилью пора разгонять. Кроме Гесса. Пожалуй, он наиболее подходящая фигура для поста рейхсканцлера. Он бесспорный лидер партии, в его руках сосредоточена партийная работа, работа всей разведки. И личный авторитет его не меньше, чем у фюрера. Да и что такое личный авторитет фюрера? Всего лишь умение влиять на массу… именно на массу, а не на отдельную личность. А как такие крупные личности, как фон Вицлебен, Паулюс, Герделер, Бек, как эти профессиональные военные, широко образованные, в том числе и в области международного права, как они могут уважать недоучку, истерика, ефрейторишку, параноика? Бек было решился, попробовал объяснить ему, что есть на практике лозунг мирового господства и война на два фронта, мгновенно оказался уволен из армии! Сейчас надо до конца выйти из кризисной ситуации и ставить вопрос ребром — Гитлеру нельзя доверять больше судьбу Германии. Пока он действовал на пользу стране, это было одно, пока его программа увлекала обнищавших немцев радужными перспективами, можно было закрывать глаза — и закрывали, поскольку только его программа реально обеспечивала возрождение доходов Круппу, Тиссену, Шахту и прочим. А теперь, когда на носу война на два фронта, их дивиденды тоже могут оказаться под сомнением… Гизевиус пока не знал, насколько теперь промышленники привержены политике фюрера, однако о колебаниях директора Рейхсбанка Ялмара Шахта он уже получил некоторые сведения…

«Самое разумное в нынешней нечеткой ситуации, — думал Гизевиус, — это приложить максимум усилий, чтобы свести на нет, и вопрос войны был бы пока отложен. Канарис прав, когда говорит, что только Чемберлен способен подействовать на фюрера своей трусостью. Нерешительность и слабость Чемберлена заразительны. И его план пакта четырех с участием Муссолини… Нельзя исключать, что это лишь временная мера. Но если она окажется действенной, мы получим временную отсрочку, чтобы стать действительно сильными и идти на Восток. Восточный поход устроит всех, даже Вицлебена, Герделера и меня. Либо… Ну, хорошо, со своим клоуном мы справимся. А Чемберлен? Им очень недовольны англичане, которые в отличие от нас могут активно проявить свое гражданское недовольство лидером. На кого же ориентироваться потом? С Чемберленом потерпит крах вся его партия… На смену придет оппозиция. Кто конкретно? Либералы, лейбористы, кто-то из трезвых консерваторов? Пожалуй, чтобы не ошибиться, надо исходить из одного: к власти придут те, кто не скомпрометировал себя отношениями с Гитлером. Значит, сэр Ванситарт, мистер Идеи, вероятно, даже Черчилль, хотя он и консерватор. Черчилль может поддерживать Генлейна, но поддерживать Гитлера он не станет, не зря же он постоянно уклоняется от посещения Германии и встреч с фюрером.

Если бы Гитлер выступал только против Советов, возможно, они с Черчиллем нашли бы общий язык, поскольку враждебность сэра Уинстона к коммунизму граничит с заболеванием, но теперь, когда Гитлер вслух говорит о мировом господстве, то есть так или иначе угрожает Британии, вряд ли они договорятся. Черчилль слишком неординарная, слишком сложная фигура, чтобы можно было выходить на него напрямую. Видимо, пока стоит остановиться на Ванситарте, имея в виду его влияние на Черчилля. На Ванситарте, на Идене…» — Гизевиус снял трубку внутреннего телефона и проговорил:

— Гауптштурмфюрер? Не слишком ли долго вы ждете приглашения? Прошу вас… — И вдруг Гизевиус поймал себя на неожиданной мысли: «А ведь Дорн по духу наш человек… Вся его тонкая работа — нет лучшего доказательства его полного единомыслия с нами». Но эту мысль следовало еще проверить.

— Вы ждете разноса, Дорн? — спросил Гизевиус полунасмешливо, когда гауптштурмфюрер появился в его кабинете. — Я анализировал вашу работу с профессором. Да, действительно…

— Единственное, что меня оправдывает, — сказал Дорн, — это заблуждение при выборе субъекта операции. Дворник оказался слишком твердолоб. Большие надежды я возлагал на то влияние, которое Дворник получал в салоне леди Астор. Но даже те опытные и предельно осведомленные политики, в кругу которых Дворник оказался в Кливдене…

— Не оправдывайтесь, Дорн, вам не в чем оправдываться. Вы молодец. Искомого результата вы добились методом от противного. И это мне нравится. Никогда не любил в разведке грубой лобовой работы. Да вы присаживайтесь. У меня есть к вам прелюбопытнейший разговор. Что вы думайте об Идене?

— Об Антони Идене, бывшем министре иностранных дел Великобритании? — переспросил Дорн. — Как писала одна итальянская газета, когда Иден вышел в феврале в отставку, «С Даунинг-стрит наконец-то убрали политический труп». Но я не очень уверен, что Идена можно считать политическим трупом. Он еще довольно молод, ему сорок один год, а кроме того… Отставка принесла Идену значительные лавры — он порвал с Чемберленом и таким образом создал себе на островах репутацию противника англо-германского сближения, более того, репутацию сторонника энергичного отпора «агрессорам», как поговаривают о нас, когда речь заходит об Австрии. Однако, когда Остмарк был возвращен в рейх, Иден публично не протестовал. Возможно, потому что в это время находился на отдыхе во Франции… Но я полагаю, дело обстоит несколько иначе. Разногласия с Чемберленом в вопросе англо-германского сближения не коснулись существа проблемы, но резко разошлись в оценке методов решения этой проблемы. Думаю, Иден не шел бы навстречу нам с распростертыми… Скорее, он бы филигранно обставил дипломатическую необходимость того или иного шага, чтобы она выглядела действительно необходимостью, а не уступкой.

«Исключительно точно, — поразился Гизевиус. — И мы держим Дорна чуть ли не за наружника… Самым поверхностным образом используем в подготовке экономического давления на Лондон. Непростительная оплошность! Нужно будет рассказать о нем Даллесу и Гарделеру. Нужно выпускать Дорна на более высокий уровень работы. Какой полный анализ поведения Идена… Будто Дорн знал, что написал секретарь нынешнего британского кабинета Том Джонс одному из своих американских друзей: «Иден популярен в левых кругах, но он хочет оставить дверь открытой для возвращения к правым…»

— Идеи все еще во Франции? — спросил Гизевиус, хотя отлично знал, что три дня назад, в момент майского кризиса, Иден с женой и детьми поспешно вернулся домой.

— Пока я был в Лондоне, мне не было ничего известно о намерениях мистера Идена, однако на сегодняшний день, по сообщениям британской печати, экс-министр находится в Великобритании, посетил родовой замок Виндлистоун-Холл, где проживают его родители и семья старшего брата.

— И как вы полагаете, Дорн, чем Иден станет заниматься теперь?

Дорн молчал. Мало того, что трудно дать какой-то прогноз, конъюнктура британской политики пока еще не слишком благоприятна для Идена, да и впечатления об его отставке слишком свежи, он не понимал, что хочет Гизевиус…

— Одно время Иден занимался журналистикой, — сказал Дорн. — Вполне можно предположить, что он вернется к этому занятию, тем более отец его жены является совладельцем солидной провинциальной газеты «Йоркшир пост», и еще в 1925 году, когда парламентская карьера Идена только начиналась, он помещал в этой газете политические обзоры за подписью «Заднескамеечник».

— У вас есть ведь надежные друзья в журналистской среде Британии, не так ли, Дорн?

— Если вы имеете в виду обозревателя «Дейли Мейл» Майкла О’Брайна, то пожалуй…

— Я полагаю, — сказал Гизевиус, — что англо-германские экономические контакты могут спокойно проходить теперь и без вашего участия, гауптштурмфюрер. Тем более в них заинтересован главный управляющий Банка стран Центральной Европы Рейтер, и от имени англичан он весьма успешно ведет дело к передаче нам британских интересов на предприятиях Шкода, а также о возможности участия британского капитала в эксплуатации природных богатств Судет, после того как они станут гау рейха. Поэтому вы, Дорн, можете сейчас спокойно отдохнуть, заняться личными делами, которые, я полагаю, накопились в вашей фирме за то время, пока вы плодотворно трудились на благо рейха. Возможно, вам есть смысл пересмотреть клиентов своей фирмы и исключить из их числа такую одиозную для нынешней ситуации личность, как Форген. Поезжайте в Швецию, если вам нужно посмотреть, все ли там в порядке. А тем временем было бы крайне полезно, чтобы ваш друг О’Брайн как-то навел для вас мосты к знакомству пока с окружением Идена и Ванситарта, ну и потом, разумеется, с ними самими… Это дело не двух дней, Дорн, и даже не двух месяцев, отдаю себе в этом отчет.

— Когда я должен выехать? — настороженно спросил Дорн.

— Когда угодно. Хоть завтра.

«Что это, — думал Дорн, — переориентация всего курса в отношениях с Великобританией. Чемберлен вдруг перестал устраивать? Или это зондаж перспективы? Или вообще некие попытки сепаратных контактов?» — спрашивал себя Дорн, и близко не предполагая, что в тайнике генерала фон Вицлебена спрятан приказ об аресте и расстреле Гитлера. И что подписать этот приказ должны генералы Гарделер, фон Бек, адмирал Канарис и генерал Гизевиус. Преемником Гитлера заговорщики, которым покровительствовал из-за океана сам Аллен Даллес, видели либо генерала Гарделера, либо Рудольфа Гесса — кто окажется сговорчивее…

 

 

Дорн был почти счастлив: он опять уедет из Берлина, который давил и мучил его — аляповатостью уличных плакатов, глупостью бьющих в глаза лозунгов, потоком рассчитанных на оболванивание радиопередач. И главное — он сможет проводить Нину. Нет, в Бивер-хилле ее, конечно, уже не застать, но если завтра к вечеру успеть в Дюнкерк… Значит, из Берлина, пользуясь благожелательным напутствием Гизевиуса, он должен выехать сегодня вечером. О будущем грустно думать. Разлука, скорее всего, вечная. Но если Нина выйдет замуж — как ни страшна ему эта мысль, пусть ее мужем будет русский человек, хороший русский парень…

А пока нужно обязательно повидаться с фон Шелия…

Они встретились в курительной охотничьего ресторана у Бранденбургских ворот. Фон Шелия невозмутимо дымил гаванской сигарой. Дорн раскрыл портсигар, присел рядом с дипломатом — советником посольства рейха в Варшаве. Коробок спичек в руках Дорна оказался пуст, и он просяще улыбнулся соседу. Фон Шелия тут же поднес зажигалку, и Дорн сказал — чужие уши лишь отметили бы благодарность за услугу:

— Спасибо за все. — Дорн имел в виду переданные ему фон Шелией материалы переговоров польских и румынских генштабистов.

Когда остались вдвоем, Дорн торопливо сказал:

— Что это за слухи о походе на Украину? Что имеется в виду — Советская Украина или территории, принадлежащие Чехословакии, Польше и частично Румынии и Венгрии?

— Я вскоре буду вести переговоры по этому поводу. Речь идет о плане воссоединения Карпатской Руси с основной украинской территорией, принадлежащей Советскому Союзу. Лично я, я сам, буду вести переговоры с вице-директором политического департамента польского МИДа Кобылянским. Попытаюсь записать одну из наших бесед, надеюсь, итоговую, на пленку. Но как пленка окажется у вас?

Дорн на секунду задумался.

— Наверное, так… Если я сам не смогу попасть в Варшаву, к вам домой по телефону позвонит мужчина и тут же скажет, что ошибся номером. Вы тоже повесите трубку. В этот же день вам ровно в семнадцать ноль-ноль нужно будет посетить магазин мужской галантереи на Новом Свите. Мой человек сам подойдет к вам и спросит, не могли бы вы разменять пятьдесят злотых.

— И я должен буду разменять ему купюру? — спросил фон Шелия.

— Вы ответите: «Кажется, кроме марок, у меня есть и злотые». Потом разменяете как можно мельче, чтобы удобнее было среди купюр передать конверт. Пленка должна быть без бобины.

— Приметы этого человека.

— Пока я не знаю, кто направится к вам, — Дорн тут же подумал об О’Брайне. Почему бы ему не поехать в Варшаву, чтобы собрать материал для статьи примерно под таким заголовком: «Как авантюрист Бек хочет заставить поляков стать союзниками Гитлера»… Заголовок потом вполне можно отредактировать. С О’Брайном они увидятся уже послезавтра. Интересно, как журналист отреагирует на новость, что генерал Гизевиус ищет союзников буквально в стане противников? И как это объяснит? Может быть, ему что-то известно о переменах либо в курсе существующего кабинета, либо об изменении кабинета в целом?

В курительную опять зашли, Дорн погасил сигарету, поклонился фон Шелии и стремительно вышел. А фон Шелия, прежде чем уйти, дождется еще одного курильщика, заведет с ним легкую беседу, чтобы в случае необходимости кто-то мог подтвердить, что дипломат беседовал именно с ним, а вовсе не с гауптштурмфюрером СД.

Дорн поехал домой, на свою старую берлинскую квартиру, чтобы переодеться и собраться. Надо заглянуть и к хозяйке, опять заплатить ей вперед — хоть не мил Берлин, отказ от постоянной квартиры в столице рейха мог бы кое-кого насторожить.

Звонок в дверь был неожидан и неуместен: Дорн собирался в дорогу.

Это был капитан Редер. Лицо загорелое, обветренное.

— Фред Гейден сказал, что вы здесь. — Он добродушно улыбался. — Думаю, повидаться не лишнее, тем более я оттуда, из Аша. Позорное отступление перед превосходящими силами противника было камуфлировано словами о миролюбии фюрера, который раздумал начинать войну. Вот как! И почему считается, что армия состоит из сплошных узколобых ефрейторов? По образу и подобию?

— Я крайне рад вас видеть, капитан, — улыбался Дорн. — Но одну минуту. — Он вернулся в ванную комнату, выключил воду, загасил колонку. — «Может быть, — рассуждал на ходу, — я смогу обратиться за помощью к капитану, чтобы О’Брайну не крутиться с командировкой, в которую его еще могут и не отправить? А как мне поможет Редер? Через своих друзей — у него наверняка найдется кто-то, кто, вероятно, так или иначе поедет в Варшаву. Но дело в сроках, точных сроках, которые называет фон Шелия — вопрос должен проясниться не позже сентября. Почему бы не поговорить с Редером, действительно…» — Скажите, капитан, вы не знаете, никто не собирается в сентябре в Варшаву? Есть крайне важное дело.

— Фюреру туда еще рано, значит, я не соберусь, — усмехнулся Редер. — Но подумать можно… А что?

— А зачем мне вам объяснять, если у вас нет никаких конкретных предложений? Вот у меня есть — хотите перекусить?

— Никогда не отказываюсь от гастрономических радостей — в мире становится все меньше удовольствий. Говорят, в армии скоро запретят употребление табака и объявят сухой закон. Да и к спартанской пище фюрер приучит нас в самом ближайшем времени.

— Да, я знаю, опять введены карточки. И с меня удержали двухмесячное жалование на военный заем.

— С меня удержали только месячное, потому что, с одной стороны, никто не слышал, что у меня есть лесопилка, а с другой — всем известно, что у меня нет семьи. У семейных удерживали только половину — очень гуманно. — Редер опять усмехнулся. — Патриотически внеся свою лепту в вооружение, мы написали листовку: «Хочет ли армия войны? Возможно, отдельные генералы и жаждущие выслужиться лейтенанты хотят ее, но солдатская масса не хочет». Листовка имеет большую популярность, которую не одобряет гестапо. Чем вы угощаете, Дорн? О, ветчина… Если у вас найдется пиво, я буду счастлив.

— Обязательно, — кивнул Дорн, выставляя на стол посуду и еду. — Мне очень нужен (человек… — снова вернулся Дорн к поездке в Варшаву.

Редер сделал большой глоток, зажмурился от удовольствия и предложил:

— Вы могли бы довериться Борису Лиханову? У него на вас зуб, но ради счастья выехать на родину, в Россию… Видите ли, мы с Вайзелем давно думаем, как помочь этому человеку. Его единственной мечтой, единственной целью жизни является стремление попасть в Россию и заслужить прощение Советов. Это у Лиханова даже стало своеобразной навязчивой идеей — «что я мог такого причинить отчизне, если она не хочет принять меня обратно». Но в Вене нет теперь советского консульства, везти Лиханова в Берлин мы боимся, как бы наши не принялись «проверять» его, нам это ни к чему. В Прагу сейчас из рейха можно добраться только если ты генлейновец. Чешские власти очень косо смотрят на попытки частных или не частных лиц пересечь германо-чешскую границу. Но Варшава… Это, пожалуй, светлая мысль.

— Если Лиханов займется этим делом, возможно, я со своей стороны тоже смогу что-то предпринять, чтобы облегчить его путь на Родину. Хотя гарантировать, как вы понимаете, капитан, не могу.

— Лиханов, конечно, человек озлобленный, но с чистой совестью. Вайзель тоже так считает. Он очень помогает нам. Кстати, меня зовут Манфред. А ваше имя мне назвал Фредди. Благороднейшее имя, рыцарственнейшее — «Сказание о Роберте и Иоланте»…




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2017-01-14; Просмотров: 109; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.009 сек.