Нарциссическая личность с Эго-синтонным антисоциальным поведением

Следующий уровень в континууме патологии Супер-Эго представлен функционирующей на пограничном уровне нарциссической личностью с антисоциальными чертами, но не страдающей антисоциальным личностным расстройством в собственном смысле слова, а также пациентами со злокачественными формами патологического нарциссизма, у которых агрессивное ощущение своей значимости выражается в Эго-синтонном антисоциальном поведении. У таких пациентов в переносе появляются выраженные параноидные черты, даже в тех случаях, когда эти черты не доминируют в их характере. В переносе у них даже может появиться бредовая параноидная регрессия.

Один пациент с нарциссической личностью и тяжелыми параноидными чертами характера на сеансах ярко проявлял свою грандиозность и хвастался. Он непрерывно жаловался на глупость, невежество и нечестность различных авторитетов и вынуждал меня молча выслушивать его речи, предполагая, что я со всем соглашаюсь. “Осмелившись же” ставить под сомнение какое-то его высказывание, я становился еще одним примером непорядочных людей, облеченных властью. С его почти непробиваемым ощущением своей грандиозности сочеталось обаяние, позволявшее ему произносить совершенно аморальные речи. Когда я прямо не возражал ему, он оставался веселым и дружелюбным. Кроме того, он обманывал меня, говоря о своем антисоциальном поведении, связанном, в частности, с наркотиками. Нередко я получал сведения о его реальной жизни лишь через социального работника, который узнавал обо всем от родителей пациента, после того как они поговорят с полицией. Когда я представлял ему эти факты, он охотно признавал свою ложь, оправдывая свое поведение как нечто вполне логичное в мире ограниченных и жестких людей, пользующихся своей властью.

Тем не менее этот пациент, в отличие от упомянутых ранее, был способен во взаимоотношениях косвенно выражать свою зависимость от меня; он сильно расстраивался, когда я не мог принять его в привычное время, и очень нервничал, если задерживалось начало сеанса. Хотя в конечном итоге он прервал терапию, но поддерживал периодические контакты со мною, предполагая продолжить терапию в будущем. Позднее он смог участвовать в непродолжительных периодах терапии с другими психотерапевтами. Согласно сведениям, которым можно доверять, антисоциальные черты его характера сгладились.

У таких пациентов антисоциальное поведение имеет оттенки агрессии, ярости, мести; кроме того, у них есть глубокая параноидная тенденция приписывать подобные реакции окружающим. Ложь и мошенничество у них Эго-синтонны и вписываются в их картину мира, представляющегося местом, где, чтобы выжить, надо либо лгать и обманывать, либо убивать, либо же искать психологической безопасности в бегстве от страха смерти. У этих пациентов мы видим больше дикой агрессии и садизма, чем привычной и самодовольной нечестности; часто в их прохладных социальных взаимоотношениях можно найти остатки нормальной честности.

Якобсон (1971), описывая склонность параноидных пациентов к предательству, указывает, что в детстве они часто сталкивались с несправедливостями, пренебрежением и жестокостью, а у их родителей существовали глубокие супружеские конфликты. У таких пациентов в раннем детстве появляется установка на подчинение, окрашенная мазохизмом, по отношению к родителям, а стоящая за этим злоба проявлялась в жестокости, направленной на младших братьев и сестер, и в попытках натравить одного члена семьи на другого. Якобсон изображает альтернативу между открытой агрессивностью и параноидными чертами, с одной стороны, и подчинением и предательством вместе с прочими антисоциальными тенденциями – с другой.

На наиболее патологическом конце спектра, включающем антисоциальные личности в собственном смысле слова и нарциссические личности с выраженными антисоциальными чертами или проявлениями злокачественного нарциссизма, явно преобладают примитивные слои садистических предшественников Супер-Эго. Агрессия у таких пациентов практически не содержит признаков какой-нибудь интеграции с идеализированными предшественниками Супер-Эго, этим людям свойственно также стремление господствовать над любыми объектными отношениями и разрушать их (они могут выносить лишь полностью подчиненных и используемых “рабов”, что позволяет им проявлять силу, в которой выражают себя садистические предшественники Супер-Эго).

Собственно антисоциальная личность как бы идентифицируется с примитивной, бесчеловечной, абсолютно внеморальной силой, которая получает удовлетворение только тогда, когда проявляет ничем не ограниченную агрессию, не стараясь рационализировать свое поведение и не опираясь на какие-либо ценности, кроме самой этой силы.

У нарциссической личности с антисоциальными чертами и при злокачественном нарциссизме можно наблюдать хотя бы в слабой степени проявления идеализированных предшественников Супер-Эго, то есть садистические предшественники Супер-Эго окрашены примитивной идеализацией. Садистическое и эксплуататорское поведение пациента “морально оправдано”, по крайней мере, для самого пациента. В переносе такие пациенты (не психопаты) реагируют сильной яростью на попытки поставить под вопрос “оправданность” их жестокого и эксплуататорского поведения. Эти пациенты как бы идентифицируются не просто с садистическим убийцей, как психопаты, но с жестоким божеством, с бесчеловечным и эгоцентричным богом.

Активизация параноидных идей в переносе у этих пациентов есть проявление садистической грандиозности и жестокости наиболее примитивных, не смягченных или не нейтрализованных слоев Супер-Эго. Садистические или жестокие родительские образы, а также конституционные факторы, мешающие нейтрализации примитивной агрессии или контролю над ней, играют основную роль в этиологии таких нарушений. Бессознательная идентификация грандиозного Я пациента со свойствами этих примитивных садистических предшественников Супер-Эго также показывает слабость или недоступность альтернативных интернализованных объектных отношений и разрушение Я – и объект-репрезентаций, на которые направлено либидо.

У описанных только что пациентов с глубокой патологией Супер-Эго интернализованный мир объектных отношений прошлого, открывающийся при генетической реконструкции, обычно включает в себя образ подавляющей родительской фигуры, которая представляется пациенту всемогущей и жестокой. Эти пациенты всегда ощущают, что любые добрые взаимоотношения любви, удовлетворяющие обоих участников, невозможны – или, если возможны, то хрупки, легко ломаются и, что еще хуже, являются мишенью для нападения со стороны всемогущего и жестокого родителя. В типичном случае они ощущают, что полное подчинение – фактически, с растворением в нем, – власти жестокого и всемогущего родителя есть единственное условие для выживания, и потому все связи с альтернативными хорошими, но слабыми объектами надо разорвать. Наконец, опьяняющее чувство власти и удовольствия при идентификации с жестоким всемогущим объектом дает им ощущение свободы от страха, страдания и ужаса и убеждение, что удовлетворение агрессии – единственный подлинный способ отношения к другим людям.

Дата добавления: 2017-01-14