Последние Поиски

СЧАСТЬЕ БЕЗ ПРИЧИН

Книга третья

Когда мои глаза открылись, я лежал на спине и смотрел в небо.

Должно быть, я задремал ненадолго. Потягиваясь, я сказал: «Нам обоим следует почаще выбираться со станции на пикники, как ты думаешь?»

«Да», – медленно произнес он, – «Только ты и я».

Мы собрали свои вещи и прошли до автобуса около полутора миль через лес. Всю обратную дорогу, меня мучило смутное ощущение, что я забыл сказать или сделать что-то, однако, ко времени, когда автобус достиг низины, это ощущение исчезло.

Перед тем как выйти из автобуса, я спросил его: «Послушай, Сок, а почему бы нам завтра не совершить пробежку по холмам?»

«Зачем ждать до завтра?» – ответил он, – «Встречаемся на мосту через ручей в 23:30. Сделаем отличную полуночную пробежку по горным тропам».

В ту ночь полная луна окрасила серебром верхушки лесной растительности, когда мы начали пробежку. Но мне был знаком каждый фут этого пятимильного маршрута, и я мог бежать по нему даже в полном мраке.

После крутого подъема по нижней тропе, мое тело разогрелось как хлебный тост. Вскоре, мы подбежали к перешейку и начали взбираться по нему. То, что, много месяцев назад, показалось исполинской горой, теперь едва ли требовало от меня усилий. Я бежал, дыша ровно и глубоко, валял дурака и улюлюкал отставшему позади Сократу: «Давай, старикашка…, догони меня, если можешь!»

На длинной, пологой части тропы я оглянулся назад, ожидая увидеть Сока. Его нигде не было видно. Я остановился, посмеиваясь, ожидая очередной ловушки. Ну что ж пусть побегает, поищет меня. Я присел на край холма и стал смотреть на дрожащие вдали огни Сан-Франциско на другом берегу бухты.

В этот момент зашептал ветер и, внезапно, я понял, что что-то не в порядке… совсем не в порядке. Я подскочил и помчался обратно.

Я обнаружил Сократа за изгибом тропы. Он лежал навзничь на холодной земле. Я быстро опустился на колени, нежно переворачивая его на спину и поддерживая, приложил ухо к его груди. Его сердце не билось. «Господи, о Господи», – произнес я, а резкий порыв ветра унес мои слова вниз по каньону.

Положив его на спину, я приложил свой рот к его рту и вдыхал воздух в его легкие; с нарастающей паникой я стал резко давить ему на грудь.

В итоге, я мог лишь тихо произнести, удерживая его голову в своих ладонях. «Сократ, не умирай… Пожалуйста, Сократ». Это была моя идея устроить пробежку. Я вспомнил с какими усилиями, задыхаясь, он подымался по ступенькам промежуточной лестницы. Если бы только…, слишком поздно. Меня охватила злость на несправедливость мира; я ощутил неведомую доселе ярость.

«НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!» – завопил я, и мой крик болью отозвался по всему каньону, спугивая птиц из гнезд в безопасность воздушной стихии.

Он не должен умереть… я не позволю ему умереть! Я почувствовал токи энергии, идущие по моим рукам, ногам и груди. Я отдам ему всю энергию. Если ценой будет моя собственная жизнь, я с удовольствием заплачу ее. «Сократ, живи, живи!» Я схватил его руками за грудь, впившись пальцами в его ребра. Я был наэлектризован, я видел свечение вокруг своих рук, когда тряс его, чтобы заставить его сердце биться. «Сократ», – командовал я, – «Живи!»

Но ничего не происходило… ничего. В мой ум закралась неопределенность, и я сдался. Все кончено. Я сидел неподвижно, слезы текли по моим щекам. «Пожалуйста», – я возвел глаза вверх к серебристым от луны облакам. «Пожалуйста», – сказал я Господу, которого я никогда не видел. «Пусть он живет». В конце концов, я прекратил бороться, прекратил надеяться. Он был уже за пределами моих возможностей. Я не смог помочь ему.

Два маленьких зайчишки выпрыгнули из кустов, чтобы поглядеть, как я сижу, склонив голову, перед безжизненным телом старого человека, которого я бережно держал на руках.

Вот тогда я почувствовал – то самое Присутствие, которое посетило меня много месяцев назад. Оно наполнило мое тело. Я дышал Им, Оно дышало мной. «Пожалуйста», – сказал я в последний раз, – «возьми лучше меня». Я не шутил. И в это мгновение, я почувствовал пульс на шее Сока. Я спешно приложил ухо к его груди. Сильный ритм бьющегося сердца этого старого воина ударил мне в ухо. Я вдыхал в него жизнь до тех пор, пока его грудь не начала вздыматься и опускаться самостоятельно.

Когда Сократ открыл глаза, он увидел над собой меня, смеющегося, со слезами благодарности на лице. А лунный свет купал нас в серебре. У зайцев, глядящих на нас во все глаза, мех тоже светился. Затем, от звука моего голоса, они спрятались обратно в кустах.

«Сократ, ты живой».

«Вижу, что твоя наблюдательность, как обычно, на высоком уровне» – слабо сказал он.

Он попытался встать, но был слишком слаб, его грудь щемила боль. Тогда, я взвалил его к себе на плечи, как это делают пожарники, и понес его вверх, к концу тропы в двух милях. Ночной дежурный в Научной Лаборатории Лоуренса мог по телефону вызвать скорую помощь.

Большую часть пути, он тихо висел на моем плече, а я, изнемогая от напряжения и истекая потом, нес его. Время от времени, он говорил: «Единственный способ путешествовать – делать это чаще» или «Голова кружится».

Я вернулся домой только после того, как устроил его в палату интенсивной терапии в Больнице Хэррик. В ту ночь мой сон вернулся. Смерть потянулась к Сократу и я, с криком, проснулся».

Я провел с ним весь следующий день. Большую часть времени он спал, но ближе к вечеру захотел поговорить.

«Ну ладно… Что произошло?»

«Я обнаружил тебя, лежащим лицом вниз на земле. Твое сердце не билось, дыхания не было. Я…я пожелал, чтобы ты жил».

«Напомни мне, чтобы я включил тебя в свое завещание. Что ты чувствовал?»

«Это самое странное, Сок. Сначала я ощутил поток энергии, идущий через меня. Я попытался отдать его тебе. Я уже почти сдался, когда…»

«Никогда не говори, умер», – провозгласил он.

«Сократ, я серьезно!»

«Продолжай… слушаю тебя внимательно. Мне не терпится разузнать, как это все вышло».

Я широко улыбнулся. «Ты, черт возьми, знаешь лучше всего, как это вышло. Твое сердце снова забилось…, но только после того, как я оставил все попытки. Это Присутствие, которое я уже ощутил однажды – это Оно заставило твое сердце биться».

Он кивнул. «Ты чувствовал Его». Это был не вопрос, а утверждение.

«Да».

«Это был хороший урок», – сказал он, легонько потягиваясь.

«Урок! У тебя был сердечный приступ, и это был маленький, чудненький урок для меня? Ты так это видишь?»

«Да», – сказал он, – «И я надеюсь, что ты извлечешь из него большую пользу. Вне зависимости от того, какими сильными мы можем казаться, всегда есть скрытая слабость, которая может оказаться для нас гибельным препятствием. Домашние Правила: В каждой силе есть слабость… и наоборот. Моей слабостью с детства было сердце. А ты, мой юный друг, страдаешь от другой разновидности „сердечного приступа“.

«Неужели?»

«Да. Ты еще не открыл своего сердца естественным образом, чтобы впустить свои эмоции в жизнь, как тебе это удалось прошлой ночью. Ты научился управлять телом и даже немного изучил управление умом, но твое сердце, по-прежнему, не раскрыто. Твоя цель не в неуязвимости, но в уязвимости… по отношению к миру, к жизни, и таким образом, к Присутствию, которое ты ощутил.

Я попытался показать тебе на примере, что смысл жизни воина состоит не в воображаемом совершенстве или победах; смысл жизни воина – в любви. Любовь – это меч воина; там, где он наносит удар, он приносит жизнь, а не смерть».

«Сократ, расскажи мне о любви. Я хочу понять».

Он тихо засмеялся. «Это не то, что можно понять; это можно только почувствовать».

«Хорошо. Тогда, что это за чувство?»

«Видишь?» – сказал он, – «Ты хочешь превратить это в еще одну ментальную конструкцию. Просто забудь себя и почувствуй!»

Я посмотрел на него, осознавая весь размер его жертвы…, то как он занимался со мной, всегда выкладываясь, хотя он отдавал себе отчет в слабости своего сердца… и все для того, чтобы сохранять мой интерес к обучению. Мои глаза наполнились слезами. «Я, правда, чувствую, Сок…»

«Дерьмо собачье! Жалость не годится».

Мое чувство сменилось раздражением. «Иногда, ты меня до чертиков доводишь, старый ты колдун! Чего ты хочешь от меня, крови?»

«Гнев не годится». – произнес он драматическим тоном, вращая вытаращенными глазами как киношный злодей.

«Сократ, ты точно без ума!» – засмеялся я.

«Вот! Смех годится!»

Мы оба восторженно засмеялись; а потом, он уснул, улыбаясь. Я тихонько ушел.

Когда я пришел на следующее утро, он заметно окреп. Я тут же принялся озадачивать его. «Сократ, почему же ты не прекращал бег, более того, все эти прыжки с выкрутасами, если ты знал, что они могут стоить тебе жизни в любую секунду?»

«К чему беспокоиться? Лучше жить до тех пор, пока не умрешь. Я – воин. Мой путь – действие», – сказал он, – «Я учитель. Я учу примером. Когда-нибудь, может быть, и ты сможешь учить других тому, чему научил тебя я. Тогда ты поймешь, что слов недостаточно; ты тоже должен будешь учить примером, и только тому, что ты осознал через свой непосредственный опыт».

Затем он рассказал мне историю:

Мама привела своего юного сына к Махатме Ганди. Она стала умолять: «Пожалуйста, Махатма. Сажи моему сыну, чтобы он не кушал сахар».

Ганди помолчал, а потом сказал: «Приводи своего сына обратно через две недели». Недоумевая, женщина поблагодарила его и сказала, что так и поступит».

Две недели спустя она вернулась со своим сыном. Ганди посмотрел в глаза юноше и сказал: «Хватит кушать сахар».

Благодарная, но сбитая с толку, женщина спросила: «Зачем ты попросил привести его через две недели? Ты мог бы сказать ему то же самое сразу».

Ганди ответил: «Две недели назад, я сам ел сахар».

«Дэн, олицетворяй то, чему ты учишь, и учи только тому, что ты олицетворяешь».

«Чему мне учить, кроме гимнастики?»

«Гимнастики достаточно, если ты используешь ее, как средство для передачи более универсальных уроков», – сказал он, – «Уважай других. Сначала давай им то, что они хотят и, возможно, постепенно некоторые из них попросят тебя дать им то, что ты хочешь. Терпеливо учи приемам, пока кто-то не попросит большего».

«Как я узнаю, что они хотят большего?»

«Узнаешь».

«Но, Сократ, почему ты так уверен в том, что я стану учителем? Меня это как-то не прельщает».

«Похоже, ты двигаешься в этом направлении».

«Это как раз подводит нас к следующему вопросу, который я давно хотел задать…, часто ты угадываешь мои мысли или знаешь о моем будущем. У меня тоже, со временем, появятся такие же способности?» Услышав это, он взялся за пульт дистанционного управления, включил телевизор и стал смотреть мультики. Я выключил телевизор.

Он повернулся ко мне и вздохнул: «Я надеялся, что ты полностью преодолеешь очарованность способностями. Однако, если, сейчас, это выплыло на поверхность, мы также можем избавиться от нее. Ну ладно, что ты хочешь знать?»

«Так, для начала, предсказание будущего. Кажется, иногда ты в состоянии это делать».

«Предсказание будущего основывается на реалистическом восприятии настоящего. Пусть тебя не заботит будущее, пока ты отчетливо не увидишь настоящее».

«Так, а как насчет чтения мыслей?»

Сократ вздохнул: «Что тебя волнует?»

«Очевидно, что ты читаешь мои мысли большую часть времени».

«Да, фактически так оно и есть», – признал он, – «Я действительно знаю, о чем ты думаешь большую часть времени. Твой „ум“ легко читаем, потому что все мысли написаны на твоем лице».

Я зарделся от смущения.

«Видишь, что я имею в виду?» – засмеялся он, указывая на мой румянец, – «И для этого не нужно быть волшебником; игроки в покер отлично читают по лицам».

«Но как же настоящие способности?»

Он присел в кровати и сказал: «Особые способности, конечно, существуют. Однако, для воина они совершенно не значимы. Пусть это не вводит тебя в заблуждение. Счастье – это единственное, что имеет значение. Ты не можешь достичь счастья; оно достигает тебя…, но только после того, как ты откажешься от всего остального».

Мне показалось, что Сократ начал уставать. Он пристально смотрел на меня какое-то мгновение, будто принимая решение. Затем, он заговорил голосом одновременно добрым и твердым, произнося слова, которых я больше всего боялся: «Мне совершенно ясно, что ты, по-прежнему, в ловушке, Дэн…, по-прежнему, ищешь счастья повсюду. Да будет так. Ты будешь искать его, пока полностью не устанешь от всяческих поисков. Нам нужно расстаться на некоторое время. Ищи то, что тебе нужно и учись тому, чему сможешь. Потом поглядим».

Мой голос дрогнул: «На…на сколько расстаться?»

Его слова перевернули меня: «Девяти или десяти лет должно хватить».

Я был в ужасе. «Сократ, мне не так уж интересны эти способности. Честно, я понял все, что ты мне говорил. Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой».

Он закрыл глаза и вздохнул. «Мой юный друг, не бойся. Твой дорога будет тебе проводником; ты не собьешься с пути».

«Но когда я увижу тебя снова, Сократ?»

«Когда твои поиски закончатся…, по-настоящему, закончатся».

«Когда я стану воином?»

«Воин – это не тот, кем становятся, Дэн. Им или являются в данный момент времени или нет. Путь, сам по себе, создает воина. А сейчас, ты должен забыть меня совсем. Уходи, и возвращайся просветленным».

Я стал очень зависим от его суждений, от его определенности. Все еще содрогаясь, я развернулся и пошел к выходу. Затем, я посмотрел еще один, последний раз, в эти лучистые глаза. «Я сделаю так, как ты просишь, Сок…, кроме одного. Я никогда тебя не забуду».

Я пошел по улицам города, по продуваемым дорогам кампуса в неопределенное будущее.

Я решил вернуться в Лос-Анджелес, мой родной город. Я забрал со стоянки мой старый Валиант и провел свой последний уикэнд в Беркли, упаковывая вещи. Подумав о Линде, я подошел к телефонной кабинке на углу и набрал номер ее новой квартиры. Когда я услыхал ее заспанный голос, я знал, что хочу сделать.

«Дорогая, у меня есть парочка сюрпризов. Я переезжаю в Лос-Анджелес; можешь ли ты прилететь в Окланд завтра утром как можно раньше? Мы бы могли вернуться на машине; нам нужно кое-что обсудить».

На другом конце провода повисла пауза. «О, я с удовольствием! Я прилечу туда в 8 утра. Э-ээ… (длинная пауза)… О чем ты хочешь поговорить, Дэнни?»

«О том, о чем нужно говорить только с глазу на глаз, однако я дам тебе намек: о нашей совместной жизни, о детях, о пробуждении утром в объятиях друг друга». Последовала очень долгая пауза. «Линда?»

Ее голос дрогнул. «Дэн…, я не могу сейчас говорить. Я прилечу завтра утром».

«Встретимся у выхода. Пока, Линда».

«Пока, Дэнни». Короткие гудки в линии.

Я был у выхода в 8:45. Она уже ждала меня там: ясноглазая красавица с ослепительными рыжими волосами. Она подбежала ко мне, смеясь, и обвила меня руками: «О, как здорово обнять тебя снова, Дэнни!»

Я чувствовал, как тепло ее тела переливалось в мое собственное. Мы быстрым шагом направились к автостоянке, поначалу не зная о чем говорить.

Я повел машину обратно к Тильден Парк и свернул вправо к Месту Вдохновения. Я все спланировал заранее. Я попросил ее присесть на скамейку и уже был готов задать вопрос, как она бросилась ко мне на шею и сказала «Да!», а потом заплакала. «Я что-то не то сказал?» – сделал я слабую попытку пошутить.

Мы поженились в здании Муниципалитета Лос-Анджелеса. Брачная церемония была красива и немноголюдна. Часть меня была очень счастлива; другая часть находилась в неизъяснимой депрессии. Посреди ночи я проснулся и на цыпочках прокрался на балкон нашего номера для новобрачных. Я стал беззвучно рыдать. Почему меня не покидало чувство, будто я упустил что-то, будто забыл о чем-то важном?» Это чувство никогда не покидало меня.

Вскоре мы обосновались в новой квартире. Я попытал счастья в сфере страхования жизни; Линда устроилась на полставки кассиром в банке. У нас потекли комфортабельные и устроенные будни, однако, я был слишком занят, чтобы уделять достаточно времени моей молодой жене. По ночам, когда она спала, я садился медитировать. Утром я выполнял комплекс упражнений. Хотя, по прошествии незначительного промежутка времени, мои обязанности по работе оставили мне совсем мало времени для подобных занятий; вся моя подготовка и дисциплина начали таять.

Спустя шесть месяцев работы страховым агентом, я был сыт по горло. Впервые, за многие недели, Линда и я присели, чтобы серьезно поговорить.

«Дорогая, как ты относишься к идее переезда обратно в Северную Калифорнию и поиску другой работы?»

«Если это то, что ты хочешь сделать, Дэнни, я последую за тобой. К тому же, было бы неплохо жить неподалеку от моих родителей. Они замечательные няньки.

«Няньки?»

«Да. Ты скоро должен стать папой».

«Ты хочешь сказать, что у нас будет ребенок? Ты… я… и малыш?» – я надолго заключил ее в нежные объятия.

После этого, я уже не мог совершать опрометчивых поступков. На следующий день после переезда на Север, Линда навестила своих родителей, а я отправился на поиски новой работы. От своего бывшего тренера Хала я узнал, что в Стэндфордском Университете открылась вакансия тренера по гимнастике. В этот же день я прошел интервью и поехал к родителям Линды сообщить новости. Когда я прибыл, они сказали, что из Стэндфордского Университета мне звонил Директор Атлетических Видов Спорта и предложил работу тренера с началом в сентябре. Я согласился; Так просто и быстро я нашел себе карьеру.

В конце августа родилась наша ненаглядная дочь Холли. Я перевез все вещи в район Парка Менло и перенес их в новую, комфортабельную квартиру. Линда и малышка прилетели ко мне две недели спустя. Какое-то время мы наслаждались жизнью, однако, вскоре, я с головой погрузился в новую работу, разрабатывая для Стэнфорда программу по гимнастике. Каждое утро, я совершал многомильные пробежки по полям для гольфа и частенько засиживался на берегах озера Лагунита. И снова, мое внимание и силы расходовались во многих направлениях, но, к несчастью, не в направлении Линды.

Так, прошел год, а я даже не замечал этого. Все шло настолько замечательно, что мне никак не удавалось осознать источник ощущения какой-то давней потери. Яркие и отчетливые образы моих занятий с Сократом – пробежки в горы, необычные упражнения глубокими ночами, многие часы, проведенные в разговорах, слушании и наблюдении за моим загадочным учителем – постепенно теряли свои краски и насыщенность в моей памяти.

Немного спустя, после первой годовщины нашей свадьбы, Линда сказала мне, что хочет обратиться к консультанту по вопросам брака. Для меня это стало настоящим шоком, как раз тогда, когда я почувствовал, что для меня пришло время расслабиться и проводить больше времени в семье.

Консультант действительно помог нам, тем не менее, какой-то холодок пробежал в наших с Линдой отношениях…, а, может быть, он подспудно присутствовал с момента нашей первой брачной ночи. Она становилась более сдержанной и замкнутой, окружая Холли своим собственным миром. Я приходил с работы каждый вечер, выжатый как лимон, у меня почти не оставалось сил ни для кого из них.

На третий год в Стэнфорде я подал заявление с просьбой поселиться в университетском городке, для того чтобы Линда смогла больше общаться с людьми. Совсем скоро, стало очевидно, что этот метод сработал слишком хорошо, особенно, в отношении любовных интрижек. Она сформировала свой собственный социальный мир, а я был освобожден от ноши, которую я не мог или не хотел нести. Линда и я разъехались весной, на третий год пребывания в Стэнфорде. Я стал уделять исключительное внимание своей работе и снова начал свои внутренние поиски: по утрам сидел на занятиях группы Дзен в нашем спортзале, по вечерам начал изучать Айкидо. Я читал все больше и больше, надеясь разыскать какие-нибудь ключи или подсказки в отношении моего незаконченного дела.

Когда мне предложили постоянную должность на факультете вольных видов искусств в Оберлинском колледже, штат Огайо, мне показалось, что нам дается вторая попытка. Однако, там, с еще большим усердием, я посвятил себя поискам счастья. Я усиленно занялся преподаванием гимнастики и разработал два курса: «Психо-физическое развитие» и «Путь мирного воина», где нашли отражение некоторые приемы и навыки, которым я научился у Сократа. К концу первого года, проведенного в Оберлинском колледже, я получил специальный грант от колледжа: путешествовать и проводить исследования в выбранной мною области.

После всех перипетий нашей семейной жизни, мы с Линдой расстались. Покинув ее и свою маленькую дочь, я отправился в свои последние, как я надеялся, поиски.

Мне пришлось посетить много мест по всему миру – Гавайи, Японию, Окинаву, Индию и много других мест, где я познакомился с несколькими экстраординарными учителями, школами йоги, боевых искусств и колдовства. Я получил массу опыта, приобрел большие знания, словом все, кроме чувства длительного умиротворения.

По мере того как заканчивались мои путешествия, росло мое отчаяние, вызванное неумолимо возникающими вопросами: «Что такое просветление? Когда я достигну умиротворения?» Сократ говорил мне об этом, однако, в то время я был не способен осознать смысл его слов.

Когда я прибыл в последний пункт своего путешествия, небольшое местечко Каскас на побережье Португалии, эти вопросы стали глубоко и беспрерывно жечь мой ум.

Утром, я проснулся на пустынном берегу, где, пару дней назад, поставил палатку. Мой взор обратился к воде, где прилив поглощал остатки моего замка, созданного мною с большим усердием из песка и палочек.

По какой-то причине, это напомнило мне о моей собственной смерти и о том, что Сократ пытался сказать мне. Его слова и жесты всплывали в моей памяти кусочками, словно остатки моего замка в мелком прибое: «Подумай о своих пролетающих годах, Дэнни. Однажды, ты обнаружишь, что смерь это совсем не то, что ты ожидал; однако, в тот момент, сама жизнь поменяет свое значение. Оба этих явления могут быть чудесными, исполненными перемен; иначе, если ты не пробудишься, они могут оказаться жестоким разочарованием».

Его смех с силой зазвучал в моей памяти. Тогда я вспомнил об одном эпизоде, произошедшем на заправочной станции. Я действовал полусонно; Сократ неожиданно схватил меня и встряхнул. «Проснись! Если бы ты знал, что болен неизлечимой болезнью и тебе осталось совсем недолго жить, стал бы ты терять каждое драгоценное мгновение жизни? Говорю тебе, Дэн, ты действительно неизлечимо болен – твоя болезнь называется рождение. У тебя осталось не больше нескольких скоротечных лет. Ни у кого не осталось! Так что, будь счастлив сейчас, без причины… или ты никогда не будешь счастливым вообще».

Меня начало одолевать растущее чувство какой-то срочности, но бежать было некуда. Поэтому, я остался на пляже, подобно чистильщику песка, который не прекращал просеивать собственный ум вопросами: «Кто я такой? Что такое просветление?»

Когда-то давно Сократ сказал мне, что даже для воина не существует победы над смертью; есть лишь осознание того, Кем, на самом деле, мы все являемся.

Я лежал на солнышке, вспоминая, как чистил последний слой луковицы в офисе Сократа на заправке, для того, чтобы понять «кем являюсь». Я вспомнил об одном из героев романа Сэллинджера, который, увидев, как кто-то выпил стакан молока, сказал: «Словно Бог вливался в Бога, если вы понимаете, о чем я говорю».

Я вспомнил о сне Лао-Цзы:

Лао-Цзы спал и видел сон о том, как он стал бабочкой. Проснувшись, он задал себе вопрос: «Тот ли я человек, который спал и видел себя бабочкой или я – та самая бабочка, которая заснула и видит сон о том, как она стала человеком».

Я гулял по берегу, мурлыкая себе под нос детский стишок:

«Плыви, плыви моя лодочка вниз по течению,

Жизнь, всего лишь, подобна сновидению».

Однажды, после дневной прогулки, я вернулся к своей палатке, укрытой за камнями, достал из рюкзака книжку, которую купил в Индии. Это был грубый английский перевод духовных легенд и сказок. Листая страницы, я наткнулся на историю о просветлении:

«Миларепа повсюду искал просветления, но не мог найти ответа… до тех пор, пока однажды не повстречал старого человека, медленно идущего по горной тропе с тяжелой ношей на плечах. Немедленно, Миларепа почувствовал, что этот человек знал разгадку, которую он так упорно искал на протяжении многих лет.

«Старый человек, скажи, пожалуйста: что такое просветление?» (enlightenment – просветление, облегчение. прим. переводчика)

Старик улыбнулся, сбросил ношу с плеч на землю и выпрямился.

«Да! Я понял!» – закричал Миларепа, – «Спасибо тебе, старик. Однако, будь добр, ответь на еще одни вопрос. Что происходит после просветления?

«Улыбнувшись, старик опять поднял свой мешок на плечи, поправил его и пошел своей дорогой».

В ту ночь мне приснился сон:

Я был в темноте у подножия великой горы, разыскивая под каждым камешком драгоценный алмаз. Долина была покрыта мраком, и я не мог отыскать свою драгоценность.

Потом, я посмотрел на сияющую вершину горного пика. Если мне суждено найти свой алмаз, то он мог находиться только там, на вершине. Я отправился в изнурительное путешествие на вершину, растянувшееся на долгие годы. Наконец, я достиг цели своего путешествия. Я стоял, купаясь в ярком свете.

Сейчас, моему взору ничего не мешало, однако алмаза нигде не было. Я посмотрел на долину подо мной, откуда я начал свое восхождение много лет назад. Только тогда, я осознал, что алмаз был всегда со мной, даже там внизу, и его свет всегда блистал. Только глаза мои были закрыты.

Я проснулся посреди ночи, под сияющей луной. Воздух был теплым, а окружающий мир безмолвным. Слышались только мягкие, ритмичные звуки прибрежных волн. Мне послышался голос Сока, хотя я знал, что это только воспоминание: «Просветление, Дэн, это не приобретение; это осознание. И когда ты пробудишься, изменится все и ничего не изменится. Если слепец поймет, что может видеть, изменится ли мир?»

Я сидел и смотрел на серебряный лунный свет на море и далеких горах. «Что это он говорил такое о горах, реках и поисках?» «Ах, да», – вспомнил я:

«Сначала, горы – это горы, а реки это реки.

Затем горы– это уже не горы, а реки – уже не реки.

В итоге, горы становятся горами, а реки реками».

Я встал, промчался вниз по берегу и нырнул в темный океан, заплыв далеко за линию прибоя. Когда я прекратил грести, внезапно, под ногами, я почувствовал какое-то существо, подкрадывающееся ко мне из черных океанских глубин. Что-то приближалось ко мне очень быстро: это была Смерть.

Я бешено замолотил руками, направляясь к берегу, и упал, задыхаясь, на мокрый песок. Маленький краб прополз у меня перед носом, а набегающая волна похоронила его в мокрый песок.

Я поднялся, обтерся и переоделся в сухое. Собрав вещи под светом Луны и одев на плечи рюкзак, я сказал себе:

«Лучше никогда не начинать; но, начав, лучше закончить».

Пришло мое время возвращаться домой.

Когда реактивный самолет приземлился на посадочную полосу Аэропорта Хопкинса в Кливленде, я ощутил нарастающее беспокойство по поводу моего брака и дальнейшей жизни. Прошло более шести лет. Я чувствовал, что повзрослел, но не стал мудрее. Что я мог сказать своей жене и дочери? Увижу ли я Сократа вновь… и если да, то, с чем мне идти к нему?»

Линда и Холли поджидали меня, когда я вышел из самолета. Холли подбежала ко мне, вереща от восторга, и крепко обняла меня. Мои объятия с Линдой были нежными и теплыми, но без настоящей страсти, словно объятия двух старых друзей. Было очевидно, что годы и жизненный опыт повели нас в разных направлениях.

Линда отвезла нас домой из аэропорта. Довольная Холли сладко спала на моих коленях.

Как я узнал, Линда не страдала от одиночества в мое отсутствие. Она нашла друзей… и близость. Так получилось, что, вскоре, после моего возвращения в Оберлин, я повстречался с особенным человеком – студенткой, молодой обворожительной девушкой по имени Джойс. Ее подстриженные черные волосы свешивались прямо на ее милое личико и ослепительную улыбку. Она была невелика ростом, но полна жизни. Меня, словно магнитом, тянуло к ней, мы проводили каждую свободную минуту вместе, гуляя и разговаривая по окрестным паркам. Я мог говорить с ней так, как никогда не мог говорить с Линдой…, не потому, что Линда была неспособна к пониманию, но потому, что ее интересы и путь лежали в другой жизненной сфере.

Джойс окончила университет весной. Она хотела остаться рядом со мной, но я чувствовал долг перед своей семьей, и нам, с грустью, пришлось расстаться. Я знал, что никогда не забуду ее, но моя семья должна была оставаться на первом плане.

В середине следующей зимы Линда, Холли и я снова перебрались в Северную Калифорнию. Возможно, моя одержимость работой и собой стала последним ударом по нашему браку. Однако, никакое другое предзнаменование не могло быть более печальным, чем те неотступные сомнения и меланхолия, которые я испытал в первую брачную ночь… – те болезненные сомнения, чувство чего-то, о чем я должен помнить, то, что я много лет назад оставил позади. Только с Джойс я был свободен от этих чувств.

После развода, Линда и Холли переехали в красивый старинный дом, а я, с головой, ушел в преподавание гимнастики и Айкидо в Университете Беркли.

Мне до смерти хотелось посетить заправочную станцию, однако, я не мог пойти туда, пока меня не позовут. К тому же, как я мог вернуться? Мне нечего было показать спустя столько лет».

Я переехал в Пало Альто и стал вести уединенный образ жизни. Я думал о Джойс много раз, но я знал, что не имею права звонить ей. У меня еще оставалось незавершенное дело.

Я возобновил свою подготовку. Я упражнялся, читал, медитировал и позволял вопросам все глубже и глубже проникать внутрь меня, подобно мечу. По прошествии нескольких месяцев, я вновь обретал чувство благоденствия, которого у меня не было так много лет. В то время, я начал записывать воспоминания о днях проведенных с Сократом. Я надеялся, что этот обзор поможет мне найти ключ к разгадке тайны. Ничего не изменилось по настоящему…, по крайней мере, из того, что я мог заметить…, с тех пор как он отослал меня.

Однажды утром, я сидел на пороге моего маленького домика, расположенного рядом широкой дорогой. Мысленно я возвращался назад к этим восьми годам жизни. Я начал дураком и почти стал воином. Затем Сократ отослал меня в мир, чтобы я учился, а я снова стал дураком.

Мне казалось, что все восемь лет потрачены впустую. Так я и сидел, глядя поверх городских крыш на горы вдалеке. Вдруг мое внимание заострилось, я заметил слабое сияние вокруг гор. В эту секунду, я знал, что мне делать.

Я продал свои немногочисленные пожитки, упаковал рюкзак и двинулся на юг к Фресно. Потом свернул на восток в горы Сьерра-Невада. Был конец лета – самое подходящее время для похода в горы.

Дата добавления: 2017-01-14