Замечания относительно общего тона книги 2 страница

И, наконец, дополнительным положительным свойством диагностики является то, что она может помочь психотерапевту сохранить самоуважение. Для того, чтобы проводить эффективную

терапию, нужно прежде всего заниматься ею. Среди профессиональных трудностей в деле психиатрической помощи можно назвать разочарование в результатах, беспокойство по поводу неудач и кратковременный упадок сил. Эти процессы сильно ускоряются нереалистическими ожиданиями. Деморализованность терапевта и его эмоциональная отчужденность имеют далеко идущие последствия не только для него самого, но и для его пациентов, которые находятся в зависимости от него.

Если известно, скажем, что чей-либо депрессивный пациент является пограничным, а не невротически депрессивным, то вы не будете сильно удивлены, если в течении второго года лечения он совершит попытку самоубийства. Как только у депрессивных пограничных больных появляется надежда на перемены, они часто начинают паниковать и становятся склонными к самоубийству в попытке оградить себя от опустошения, которое бы произошло, если бы они позволили себе поверить и были бы болезненно разочарованы еще одним важным для них человеком. Проблемы, связанные с такого рода попытками самоубийства, могут быть осмыслены, что принесет эмоциональное облегчение как терапевту, так и его пациенту (фокус возможной интерпретации включает упомянутое чувство опасности надежды и упомянутого разочарования, чувство вины по отношению к объектам первоначальной привязанности за перенос эмоциональных вкладов с них на терапевта, и связанные с этим фантазии, что эту вину следует искупить ритуальной попыткой самоубийства).

За много лет консультаций с коллегами я с сожалением отметила большую частоту случаев, когда в целом компетентные, преданные делу и интуитивно одаренные терапевты теряют чувство уверенности и находят благовидный предлог избавиться от пограничного клиента, склонного к показным суицидальным попыткам именно в то время, когда пациент выражает в провокационной манере, характерной для пограничных случаев, то, насколько важным и эффективным становится лечение. Обычно жесту самоубийства предшествует встреча, на которой пациент впервые выражает надежду или доверие, и терапевт впервые за долгие месяцы упорной работы с трудным, негативно настроенным пациентом ободряется. После чего вместе с показной попыткой самоубийства рушатся надежды терапевта. Он решает, что надежды были иллюзорным самообманом, и ухудшение состояния клиента показывает, что результат от терапии был в общем-то нулевым. (Ход мыс-

лей в этой связи может быть следующим: "Быть может, учитель по психиатрии был прав: психоаналитическая терапия — это пустая трата времени. Возможно, я должен передать этого пациента терапевту другого пола. Возможно, следует попросить терапевта, применяющего фармакологические препараты, взять дело в свои руки. Возможно, я должен передать пациента в группу хронических больных".) Терапевты, сами являющиеся часто депрессивными людьми, склонны обращать очевидные регрессы в ходе лечения в повод для самоосуждения. Соответствующие диагностические средства могут существенно ослабить такую склонность, давая разуму восторжествовать и удерживая нас в терапевтическом русле.

Ограничения полезности диагностики

Для врачей, занимающихся в основном продолжительным психоанализом или психоанализом с открытым концом, значение тщательной диагностики будет наибольшим в двух случаях: (1)в начале лечения, по причинам упомянутым выше, и (2) в периоды кризисов или застоев, когда переосмысление структуры личности пациента может явиться ключом к эффективной смене техники. Как только терапевт начинает "чувствовать" своего пациента, стремление мыслить диагностически должно отходить на второй план. Терапевт, обеспокоенный лишь тем, как бы дать правильное диагностическое определение своему пациенту, будет перегружать терапевтические отношения атмосферой ненужного ин-теллектуализирования.

И, наконец, я хотела бы упомянуть о том, что есть люди, для которых существующие диагностические категории в лучшем случае лишь слабо отражают истинное положение дел. Когда диагностическое заключение только еще больше затемняет, чем проясняет положение дел, терапевту следует отбросить его и полагаться на здравый смысл и на чувство меры, подобно тому, как потерявшийся моряк отбрасывает бесполезную навигационную карту и ведет корабль по нескольким знакомым звездам. И даже когда общепринятые диагностические категории хорошо подходят пациенту, существует такое широкое разнообразие измерений, отличных от уровня развития и способа защиты, что сопереживание и лечение может быть более эффективным, если они опираются на какие-то из этих других измерений. Глубоко религиозные люди лю-

бого типа будут нуждаться прежде всего в том, чтобы терапевт продемонстрировал уважение к глубине их веры (см. ********, 1984); методы, подсказанные диагностикой, будут ценными, но второстепенными. Также иногда бывает более важно, по крайней мере, на первом этапе развития терапевтических взаимоотношений, учитывать эмоциональные особенности, связанные с возрастом, расовой, этнической и классовой принадлежностью пациента, а также физические ограничения, политические предпочтения, сексуальную ориентацию, а не то, к какой диагностической категории он относится.

Оценка структуры личности всегда временна и не окончательна; постоянная готовность пересмотреть первоначальный диагноз в свете новых фактов является частью оптимальной терапии. В ходе лечения любого отдельного человеческого создания чрезмерная упрощенность, присущая нашим диагностическим категориям, выступает наружу с пугающей ясностью. Люди намного сложнее, чем это допускают наши диагностические категории. Следовательно, самые изощренные оценки личности могут стать препятствием на пути постижения принципиально важных нюансов уникального материала, даваемого пациентом. Несмотря на все преимущества диагностики, она не должна применяться там, где в этом нет необходимости.

Дополнительная литература

Моей любимой книгой по интервьюированию является (по большей части из-за ее общего тона) книга Гарри Стак Салливана "Психиатрическое интервью" (***** **** ********, "*********** *********", 1954). Другая классическая книга, полная полезных замечаний и глубоких технических рекомендаций, это книга Гил-ла, Ньюмана и Редлиха "Первичное интервью в психиатрической практике (****, ****** & *******, "*** ******* ********* ** *********** ********", 1954). Я уже упоминала о своем восхищении работами Мак-Кинона и Михельса (1971), чьи основные предпосылки созвучны содержанию моей книги. Габбард в "Психодина-

1'мической психиатрии и клинической практике" (*******, "***-********** ********** ** ******** ********", 1990) добился мастерской интеграции динамического, структурного диагноза и принципов "Руководства по диагностике и статистике психических нару-

шений" (********** *** *********** ****** ** ****** *********, ***-***-*; Американская психиатрическая ассоциация, 1987). Книга Кернберга "Тяжелые расстройства личности" (*******, "****** *********** ********", 1984) содержит короткую, но содержательную главу, посвященную диагностике и, в частности, структурному интервью. Многие начинающие терапевты находят Кернберга тяжелым для чтения, но эти разделы написаны легко и удачно заполняют брешь между упомянутыми выше классическими статьями и более современными психоаналитическими теориями структуры личности.

2. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА ЛИЧНОСТИ

Классический психоанализ подходит к изучению характера личности двумя очень разными путями, вытекающими из двух предшествовавших им моделей индивидуального развития. Во времена фрейдовской теории драйвов были сделаны попытки понять личность на основе фиксации (на каком раннем этапе развития данный индивид был психологически травмирован?).

Позднее, с развитием Эго-психологии^ характер был переосмыслен как совокупность определенных механизмов защиты (какими способами данный индивид избегает состояния тревоги?). Последний подход к пониманию личности не противоречил первому; он позволил ввести ряд понятий и метафор для осмысления того, что подразумевалось под типом личности, и прибавил к концепции драйвов ряд предположений о том, как мы развиваем свойственные нам адаптационные и защитные реакции.

Оценка этих двух подходов составляет центральную часть моего собственного подхода к классификации характеров и ее визуального представления. Кроме того, я попытаюсь показать, как современные разработки британской теории объектных отношений (и ее американского родственника — межличностного психоанализа) и сэлф-психологии могут пролить свет на организацию характера. Помимо того, мое понимание личности и диагностики было обогащено психодинамическими теориями, в меньшей степени связанными с клинической практикой, а именно: "персонология" Генри Мюррея (***** ******, 1938), "теория сценариев" Силь-ванаТомкинса (****** ********, "****** ******", 1992) и, наконец, идеями, развитыми Вейссом, Сэмпсоном и Психотерапевтической Исследовательской Группой Горного Сиона (*****, ******* & ***** **** ************* ******** *****, 1986) иногда объединяемыми термином "теория контроля-овладения" ("*******-*******" ******).

Придирчивый читатель может заметить, что я применяю в диагностике несколько моделей и теорий психоанализа, которые

иногда считают взаимоисключающими или по сути взаимопротиворечивыми. Но, поскольку эта книга предназначена для терапевтов и поскольку я по природе своей больше склонна к синтезу, чем к критике или разбору отличий, я не пыталась отвечать на вопрос, какая теория лучше обоснована научно, эвристически или метафизически. Этим подходом я во многом интеллектуально обязана Фреду Пайну (**** ****, 1985, 1990), чьи попытки объединить теории либидо, Это, объектную и селф-теории имели неоценимое значение для клинической практики.

Я не преуменьшаю значение критического анализа различных теорий. Мое решение не проводить его здесь проистекает преимущественно из того, что данная книга имеет сугубо клиническую направленность, а по моим наблюдениям, терапевты стремятся ассимилировать различия моделей и метафор, несмотря на то, что эти методы противоречивы в некоторых отношениях. Каждая новая психоаналитическая теория предлагает практикам новые способы передачи пациентам своего желания понять их и помочь.

Эффективные психодинамические терапевты (а я предполагаю, что эффективные терапевты и яркие теоретики — понятия пересекающиеся, но не тождественные), как мне кажется, чаще свободно питаются из различных источников, тем самым становясь на сторону одной или двух избранных теорий. Ойи не доверяют тем профессиональным объединениям, которые стоят на защите одного определенного образа мышления и работы. Приверженность догмам наблюдается у некоторых аналитиков, но не она обогатила нашу клиническую теорию и вызвала уважение к нашей науке со стороны тех, кто ценит скромность в оценке наших современных достижений и тех, кто допускает наличие противоречий и сложностей (********, 19906).

Различным клиентам подходят разные теории: один направляет мысли терапевта в русло теории, описанной Кернбергом; другой похож на тип личности, описанный Хорни; у следующего — игра фантазий бессознательного настолько классически фрейдовская, что терапевт начинает сомневаться: не начитался ли этот пациент книг по ранней теории драйвов, прежде чем прийти на прием.

Столороу и Этвуд (******** & ******, 1979) пролили значительный свет на эмоциональные процессы, что внесло значительный вклад в развитие теории личности, кроме того, они привели убедительные доказательства того, что основные наиболее характерные события жизни теоретиков находят отражение в их теориях

38общей психологии, основ личности, психопатологии и психотерапии. Исходя из этого становится понятным, почему мы имеем такое количество различных теорий. И если даже они противоречивы логически, но не противоречивы феноменологически и по разному применимы к различным типам людей.

Сформулировав свои пристрастия и предубеждения, я хочу сейчас кратко и по необходимости сильно упрощая, рассказать о психоаналитических моделях, наиболее важных для диагностики. Они ^ даются с расчетом на то, чтобы студент, обладающий минималь-1. ной склонностью к психоаналитическим теориям, получил пред-г ставление о понятиях, лежащих в основе психоанализа. Кроме того, я сформулирую некоторые предположения, лежащие в ос-* нове этих теорий, которые затем, более или менее избегая их кри-^ тики, буду применять при классификации различных типов лич-^ностей.

Классическая теория драйвов Фрейда

Первоначально фрейдовская теория развития личности была биологически обоснованной теорией и подчеркивала первичность инстинктивных процессов, рассматривая человеческие создания как проходящие через последовательные фазы направленности внимания на различные участки тела: от оральной фазы к анальной и фаллической и затем — к фазе направленности на гениталии. Утверждалось, что в младенчестве и раннем детстве детям свойственно уделять внимание вопросам, непосредственно связанным с выживанием: сначала это чисто чувственный опыт, приобретенный во время пеленания и других перемещений матерью тела младенца, затем детские фантазии о жизни и смерти и фантазии о половых отношениях родителей.

Дети, а значит и инфантильные аспекты собственного "Я", остающиеся у взрослых, рассматривались как ничем не ограниченные искатели инстинктивного удовлетворения, с некоторыми индивидуальными различиями в силе драйвов. Правильное воспитание рассматривалось как воспитание, гибко изменяющееся в пределах, с одной стороны, удовлетворения, достаточного для того, чтобы создать атмосферу безопасности и удовольствия, и с другой, в пределах, приемлемых по уровню развития фрустраций, чтобы ребенок постепенно (дозированно) учился заменять принцип

удовольствия ("Я хочу удовлетворения всех мои желаний, в том числе и взаимно противоречивых, прямо сейчас!") Принципом реальности ("Удовлетворение некоторых желаний проблематично, исполнение же наилучших стоит того, чтобы подождать"). Фрейд очень мало говорил о вкладе родителей своих пациентов в их психопатологию. Когда же он обращался к данной теме, то упущения родителей он видел либо в чрезмерном удовлетворении желаний, при котором ничто не подталкивало ребенка к развитию, либо в чрезмерных ограничениях, так что способность ребенка воспринимать суровую реальность оказывалась перегруженной. Воспитание, таким образом, было искусством балансирования между потворством и ограничением — модель, несомненно находящая отклик в душе большинства матерей и отцов.

Теория драйвов постулировала: если ребенок чрезмерно фруст-рирован или получает чрезмерное удовлетворение на какой-либо ранней стадии своего психосексуального развития (результат кон-ституциональных особенностей ребенка и действий родителей), он будет "фиксирован" на проблемах данной фазы. Характер личности понимался как выражение растянутых во времени влияний подобной фиксации: если взрослый человек обладает депрессивной личностью, то, как утверждалось, им либо пренебрегали. либо ему чрезмерно потворствовали в возрасте примерно полуторг лет (оральная фаза развития); в случае проявления обсессивны) симптомов считалось, что проблемы возникали в промежутке меж ду полутора и тремя годами (анальная фаза); в случае истерии -ребенок был отвергнут или соблазнен, либо и то и другое в возра сте от трех до шести лет, когда интересы ребенка направлены н гениталии и сексуальность ("фаллическая" фаза, изъясняясь ори ентированным на мужчин языком Фрейда, последняя часть кого рой получила название "эдиповой" фазы, поскольку сексуально соревнование и связанные с ним фантазии находят себе параллс ли в древнегреческой истории об Эдипе). На раннем этапе развг тия психоанализа зачастую можно было услышать: некто име< оральный, анальный, фаллический характер в зависимости с того, что кажется центральным в человеке. Позднее, когда те< рия стала более изощренной, аналитики стали выделять оралы зависимых и орально агрессивных (сосательный или, соответстве] но, кусательный оральный аспект, кажущийся первостепенньи^ анально сдерживающихся и отторгающих, поздне- и раннеорал ных, анальных или фаллических личностей и так далее.

Для того, чтобы мое слишком упрощенное описание теории Фрейда не казалось совсем уж фантастическим, следует подчеркнуть, что эта теория не стала измышлением больного воображения Зигмунда Фрейда: существовали данные, которые стимулировали и поддерживали ее создателя, данные, собранные не только Фрей-дом, но и его коллегами. В "Анализе характера" Вильгельма Райха (******* *****, 1933) теория драйвов достигла своего зенита. Хотя большинству современных читателей язык автора может показаться архаичным, книга полна впечатляющих прозрений о типах характера, и его наблюдения все еще способны затронуть сердца благосклонных читателей. Но в конце концов попытки понять характер на основе одного лишь понятия инстинктивной фиксации оказались безуспешными. Коллега Фрейда, Карл Абрахам, посвятил свой мощный интеллект задаче исследования корреляции психологических феноменов с определенными этапами и подэтапами, но и ему практически не удалось добиться удовлетворительных результатов. Хотя теория драйвов никогда не отвергалась полностью большинством психоаналитиков как абсолютно неверная, она была дополнена другими теориями, имевшими большую объяснительную силу.

Одно из проявлений того обстоятельства, как первоначальная теория драйвов дает о себе знать — это сохраняющаяся тенденция психодинамических терапевтов продолжать размышлять в терминах стадий развития и понимать психопатологию, используя понятия задержки развития или конфликта на определенной стадии. Хотя немногие аналитики сегодня сводят все явления к категориям классической теории драйвов, большинство из них подразумевает теорию основных этапов развития. Попытки, подобные попытке Даниела Стерна (****** ****, 1985) целиком переосмыслить концепцию прогнозируемых фаз развития, хотя и были встречены с уважением и интересом, но, по-видимому, не помешали большинству практиков формулировать проблемы своих пациентов в терминах какой-либо незавершенной задачи развития, в норме, при-^ сущей определенной фазе развития в раннем детстве. ' В 1950-х и 1960-х годах Эрик Эриксон переформулировал стадии психосексуального развития в соответствии с межличностными и внутрипсихическими задачами каждого периода, вызвав тем 'самым большое всеобщее внимание. Хотя работы Эриксона (например, 1950) обычно считаются предвестниками Эго-психоло-гии, его теория этапов развития во многом созвучна предпосыл-

кам фрейдовской теории развития на основе понятия драйвов. Одним из наиболее интересных дополнений Эриксона к теории Фрейда (а сам Эриксон видел свою концепцию как дополняющую, а не заменяющую теорию Фрейда) стало изменение названий ранних этапов с целью модификации фрейдовского биологизма.

Оральная фаза стала пониматься как состояние полной зависимости, во время которой формируется базовое доверие (или его отсутствие) как специфический результат удовлетворения или неудовлетворения оральной потребности (драйва). Анальная фаза рассматривалась как фаза достижения автономии (или, в случае неправильного воспитания, стыдливости и нерешительности).

Прототипом борьбы на этой фазе может служить, как подчеркивал Фрейд, владычество туалетных функций, но она может включать в себя широкий диапазон вопросов, относящихся к тому, как ребенок учится самоконтролю и приспосабливается к ожиданиям семьи и появлению более широкого окружения. Эдипова фаза рассматривалась как период развития чувства базовой эффективности ("инициативность или виновность") и чувства удовольствия от идентификации с объектами любви. Эриксон распространил идею фаз развития и задач этих фаз на период всей жизни. Он также разбил ранние фазы на подфазы (орально-инкорпоративная, ораль-но-экспульсивная; анально-инкорпоративная, анально-экспуль-сивная)*. В 1950 году Гарри Салливан (***** ***** ********, 1953) предложил другую теорию фаз развития, которая подчеркивала коммуникативные достижения, например, речь или игра, а не удовлетворение драйвов. Подобно.Эриксону он полагал, что личность продолжает развиваться и меняться и после шести лет, которые Фрейд отводил для формирования фундамента характера взрослого.

*По некоторым причинам, возможно, включающим общий с Фрейдом акцент на "животной" природе, теория Эриксона попала в академический учебный план, в отличие от многих последующих аналитических работ, сравнимых по качеству. Обособление аналитиков в независимые учебные институты было в чем-то полезно дня них, но в целом отстраненность между психоаналитиками и академической психологией оказалась очень огорчительной. Большинство университетских психологов, даже те из них, кто рутинно преподает Фрейда, Юнга, Адлера и Эриксона, остались не знакомы с последними 40 годами развития психоаналитической теории. Аналитики также оказались лишены стимулов и дисциплины, которые они могли бы иметь, работая в сотрудничестве со способными возразить и скептичными коллегами, многие из которых проявляют интерес к вопросам, соотносящимся с аналитической теорией.

Работы Маргарет Малер (******, 1968, 1972а, 1972*; ******, **** & *******, 1975) о фазах и подфазах процесса сепарации-.индивидуации (задача, получающая свое разрешение примерно к трем годам) стали еще одним шагом в осмыслении структуры личности. Ее теорию относят обычно к теориям объектных отношений, но в ее внутренних предпосылках о фиксации чувствуется

-влияние Фрейдовской модели развития. Подобно Эриксону, разделившему оральную фазу, Малер разделила две лервые фазы фрейда, оральную и анальную, и рассматривала развитие ребен-

•ка как движение от относительного неосознавания других (фаза Первичного аутизма, длящаяся около шести недель) к симбиоти-.Ческой связанности (длящейся приблизительно следующие два;1года — причем, этот период также подразделяется на подфазы "вы-'аулливания", "практики", "воссоединения" — "репрошман" — и

-"на пути к постоянству объекта") и к относительной психологической отделенности (сепарации) и индивидуации. 'у- Эти разработки были встречены терапевтами с большим энту-^зиазмом. В результате постфрейдовского развития теории стадий ^развития они получили возможность по-новому взглянуть на то, ^каким образом их пациенты "застряли". Теперь они могли пред-* дожить своим самокритичным клиентам гипотезы и интерпрета-!ЦИИ, идущие дальше размышлений о том, что те слишком рано или " слишком поздно были отняты от груди, слишком грубо или слиш-**** небрежно приучены к горшку, соблазнены или отвергнуты во 1время эдиповой фазы. Теперь можно было сказать пациентам, что 1'их затруднения отражают семейные процессы, которые осложни-^** им доступ к чувству безопасности, автономии или удовлетво-1ренности своей идентификацией (Эриксон), или что судьба уго-1'товила им детство, лишенное чрезвычайно важного предподрост-^кового "закадычного друга" (Салливан), или что госпитализация 1Йих матери, когда им исполнилось два года, разрушила процесс 1 воссоединения, присущий этому возрасту и необходимый для оптимальной сепарации (Малер). Для терапевтов подобные альтер-1иативные модели были не только интеллектуально интересны: они 1давали людям возможность понять себя и найти сострадание к 1^вбе — в противоположность тем объяснениям, которые люди со-^здают себе сами для собственных непонятных качеств (а именно: 1"Я плохой", "Я гадкий", "Я ленивый и недисциплинированный", 1"Я изначально отвратительный", "Я опасный" и так далее).

Многие современные комментаторы в то или иное время указывали, что наша склонность рассматривать проблемы в терминах развития отдает редукцианизмом и лишь частично подкрепляется клиническими и эмпирическими данными (Кернберг, 1984). Другие указывали на иные паттерны и этапы психологического развития в других, не западных культурах (******, 1988). И все же стремление терапевтов рассматривать психологические явления как остаток проблем на определенном этапе развития упорно сохраняется. Возможно, это отражает тот факт, что общая модель развития заключает в себе наряду с элегантной простотой еще и гуманность, которые пришлись по сердцу работникам служб психологической помощи. Некое великодушие, нечто вроде принципа "Я нахожусь здесь, но лишь по воле рока" характеризует веру в то, что существует одна архетипическая, прогрессивная, универсальная схема развития и что при неблагоприятных обстоятельствах любой из нас был бы поставлен в тупик на любой ее фазе. Возможно, этого и недостаточно для объяснения типов характера или психопатологий, но большинство практиков рассматривают это как необходимую часть полной картины.

В главах 3 и 4 читатели смогут увидеть, что одна из осей, вдоль которой я расположила диагностические данные, имеет уклон в сторону идеи поэтапного развития, нашедшей свое отражение в форме симбиотического (психотического), сепарации-индивидуализации (пограничного) и эдипова (невротического) уровней организации и психопатологии.

Эго-психология

Публикацией "Этой Ид" (1923) Фрейд представил свою структурную модель и открыл новую эру в развитии психоаналитической теории. Исследователи-аналитики переместили свой интерес с содержания бессознательного на процесс, посредством которого это содержание удерживается вне осознания. Эрлоу и Бреннер (***** & *******, 1964) убедительно доказывЬли, что структурная теория, с ее упором на понимание процессов, происходящих в Эго, имеет большую объяснительную силу. Но существовали и практические клинические причины, почему терапевты приветствовали смещение фокуса с Ид на функционирование Эго, с глубоко бессознательного материала на материал, связанный с жела-

ниями, страхами и фантазиям, которые были ближе к сознанию и стали более доступными при работе с защитными механизмами Эго пациента. Далее следует краткий экскурс в структурную модель. Приношу извинения перед искушенными читателями за смелость, с которой я позволяю себе обращаться со столь сложными идеями.

Ид — термин, который Фрейд использовал для обозначения той части психики, которая содержит примитивные желания, импульсы, иррациональные стремления, комбинации "страх-желание" и фантазии. Она ищет только немедленного удовлетворения и абсолютно "эгоистична", функционируя в соответствии с принципом удовольствия. В когнитивном плане она довербальна, выражая себя в образах и символах. Она дологична, не имеет понятия о времени, морали, ограничениях или о том, что противоположности не могут сосуществовать. Фрейд назвал этот примитивный уровень познания, продолжающий жить в языке сновидений, шуток и галлюцинаций, первичным процессом мышления.

Ид полностью бессознательно, но его существование и власть может быть выведены, тем не менее, из дериватов — мыслей, действий и эмоций. Во времена Фрейда было распространено тщеславное убеждение, что "цивилизованные" существа являются рационально мотивированными созданиями, ушедшими от чувственности "низших" животных и "дикарей" — не-западноевропейцев. (То, что Фрейд подчеркивал нашу животность, включая домини-1 рование сексуальной мотивации, явилось одной из причин того, что его идеи вызывали ненависть в викторианскую и поствикторианскую эпоху.)

Эго — имя, которое Фрейд дал набору тех функций, позволяющих приспосабливаться к требованиям жизни, находя пути, доступные в пределах данной семьи, для управления устремлениями Ид. Эго развивается непрерывно в течение всей жизни, но наиболее быстро — в детстве, начиная с раннего младенчества (сравни с ********, 1958). Эго функционирует в соответствии с принципом реальности и является колыбелью вторичного процесса мышления (последовательного, логического, ориентированного на, реальность познания). Таким образом, оно является посредником между требованиями Ид и ограничениями реальности и этики. Оно имеет как сознательный, так и бессознательный аспекты. Сознательный — то, что большинство людей понимает под термином "Собственное Я" ("****', сэлф, "самость"), или "Я", в то время

как бессознательный аспект включает в себя защитные процессы — вытеснение, замещение, рационализацию и сублимацию. Благодаря структурной теории аналитики открыли для себя новые пути в понимании некоторых типов патологии характера; а именно — каждый развивает защитные реакции Эго, которые могли быть адаптивными в детстве, но оказываются неадаптивными вне семьи.

Одним из аспектов модели, важным как для терапии, так и для диагностики, являлось представление о том, что Эго имеет широкий диапазон действий — от глубоко бессознательных (например, примитивные чувственные реакции на события, блокируемые такой мощной защитой, как отрицание) до полностью осознаваемых. В течение процесса психоаналитического лечения "наблюдающее Эго", сознательная и рациональная часть психики, способная комментировать эмоциональное состояние, формирует альянс с психоаналитиком в целях понимания вместе с ним всего Эго, в то время как "переживающее Эго" вмещает в себя более внутренний (чувственный) смысл того, что происходит в терапевтических взаимоотношениях.

"Терапевтическое расщепление Эго" (******, 1934) рассматривалось как необходимое условие эффективной аналитической терапии. Если пациент оказывался не способен говорить с позиции наблюдателя о менее рациональных, более внутренних эмоциональных реакциях, то первой задачей терапевта является помощь в развитии этих способностей. Присутствие или отсутствие наблюдающего Эго стало диагностической величиной первостепенной важности, поскольку наличие симптома или проблемы, дистонич-ной (чуждой) наблюдающему Эго, делало процесс излечения гораздо более быстрым, чем если бы мы имели дело с проблемой, внешне выглядящей аналогично, но которую пациент никогда не рассматривал как заслуживающую внимания. Это открытие продолжает жить в языке аналитических диагностов, когда они говорят о проблеме или личностном стиле "Эго-дистонный" или "Эго-сиитонный".

Дата добавления: 2017-01-14