Полет в нижний мир 2 страница

Подумав так, Рулон решил сам начать свое паломничество по святым местам вместе с Адептами Шамбалы, с которыми он познакомился в Новосибирске.

Услышав по радио штормовое предупреждение, Рулон тут же ринулся к морю, там уже начался настоящий шторм, баллов двенадцать. Дул сильный ветер, поминутно сверкали молнии, и, не переставая, грохотал гром. На берег, бушуя и пенясь, вкатывались десятиметровые волны, волоча за собой прибрежные камни. Помолясь и привязавшись веревкой к стоящему на берегу дереву, он пошел прямо на выкатывающиеся на берег громадные серые волны.

Первой же гигантской волной его сбило с ног и, перекрутив в бурлящих водах, с силой дало о берег, осыпав сверху морской галькой. Сперва волна отбросила его к берегу, но затем отхлынувшая вода его вновь стала затягивать в море. Не успел он опомниться после первой волны, как уже попал под обрушившуюся на него огромной массой воды вторую. От этого его внутренний диалог полностью отключился, но он старался быть осознанным и, несмотря на весь ужас своего положения, наблюдать за собой со стороны. Накрытый десятиметровой массой воды он уже не понимал, что с ним происходит. Перекрутя его, как в центрифуге, волна ободрала его о прибрежные камни, пронеся вперед к берегу. Но отхлынувшая вода снова уносила его обратно в море.

Кое-как успев вдохнуть, Рулон опять оказался накрыт многотонной водяной массой и чуть не потерял сознание от сильного удара о берег. Он схватился за веревку, поняв, что если сейчас не выберется, то может захлебнуться в волнах. Без веревки выбраться на берег не было никакой возможности, настолько сильное было течение откатывающейся назад воды. Хотя в шторм баллов в шесть выбраться можно было и без веревки. Выброшенный очередной волной на берег, он стал быстро наматывать веревку на ободранные о прибрежную гальку руки, в то же время наблюдая за собой со стороны. Но не успел он это сделать, как новая волна закрутила его в своем потоке, вертя, как песчинку, переворачивая его вниз головой, закручивая в бараний рог. В результате этого веревка закрутилась у него вокруг шеи и начала душить его. Задыхаясь от волн и веревки, Рулон яростно старался выбраться на берег, ревя от напряжения. Его сдавленная голова налилась кровью и побагровела, чуть подтянувшись на веревке, он уже был смыт отливающей с берега волной только наполовину. До берега оставалось уже совсем немного, как вдруг его оглушил большой камень, выброшенный волной прямо ему на голову. Он обмяк, его тело бессмысленно повисло на веревке, омываемое отхлынувшей водой.

Внезапно Рулон увидел свое тело со стороны, он сам парил над ним, над волнами. Он пытался схватить его, вытащить на берег, растормошить, но его руки проходили сквозь тело. Бушующие волны также проходили сквозь него. Подумав, что теперь ему придется жить без физического тела, он оставил попытки спасать его. Как вдруг заметил, что веревка натянулась и после очередной выбросившей его тело на берег волны оно стало двигаться к берегу против течения отливающей с берега воды.

На этом его пребывание вне тела прекратилось, он провалился в какое-то тяжелое марево. Очнулся он уже на берегу у ног Сапфиры, наставницы из Алтайского Ашрама, которая стала его тантра-парой в Новосибирске и приехала сюда, как и он, на паломничество к дольменам.

Еле поднявшись на ноги и покачиваясь, как пьяный, Рулон побрел к дому, поддерживаемый спасительницей. Оглушенный штормом, он еще плохо соображал, что с ним произошло.

— А я почувствовала, что тебе грозит опасность, и что-то меня потянуло на берег. Видно, твой Ангел-хранитель не дремлет. Вот только не пойму, зачем ты все это делаешь?

— Так поступали многие Учителя, — откашливаясь от попавшей в рот воды, сказал Рулон, — Раджниш в детстве прыгал с огромной высоты в воду, прыгал в водовороты. Это помогало ему остановить внутренний диалог и добиться осознанности. Гурджиев путешествовал по пустыням, был на Тибете, и везде он сталкивался со смертельной опасностью, которая обнажала его сущность и отключала ложную личность, напичканную разными предрассудками и нелепыми представлениями о себе. Такие ситуации здорово помогают понять, кто ты есть на самом деле. Однажды, — продолжал Рулон, — я увидел приближающийся смерч. Синий столб закрученного вихря шел, поднимаясь от земли до неба. Я где-то слышал, что один человек попал в такой вихрь. Его сильно закрутило и подняло в воздух. Внутри он увидел, как там сверкают молнии. После этого у него развилось ясновидение. Так вот, я погнался за этим вихрем на машине, но мне не повезло. Он прошел по морю далеко от берега, а так бы, глядишь, и я стал ясновидящим. Такие переделки сильно могут помочь в духовном продвижении.

— Да, — согласилась Сапфира, — тесное соприкосновение с природой может творить подлинные чудеса.

Зайдя в шикарный коттедж Рулона, они стали приготавливаться ко сну, так как было уже поздно. Состис подошел к Сапфире сзади и обнял ее грациозное тело. Он поцеловал ее в шею и стал ласкать ее пышную грудь. Сапфира сначала поддалась и расслабилась в объятиях Рулона, но затем отстранилась.

— Тантра — это не только секс, — улыбаясь, сказала она. — Это прежде всего энергетическое взаимодействие. И оно и так предстоит нам сегодня на рассвете. Когда мы будем с тобой у жертвенного монолита древних дольменских жрецов. Поэтому хорошо, что ты хочешь меня, значит, у тебя есть нерастраченная сила для направления к неведомому. Сегодня она поможет нам.

Рулон понимал, что состояние сексуальной неудовлетворенности есть самый верный знак наличия излишней энергии для выхода в неведомое и, согласившись с Сапфирой, приступил к молитве, готовясь к предстоящему событию.

Доехав ночью до священного леса, они направились по узким тропинкам к заветному месту. С трепетом и благоговением Рулон приближался к древней святыне.

— Этот жертвенный камень предназначен для двоих — жреца и жрицы, соединенных тантрической силой. Им он открывает проход во времени и раскрывает тайны древних мистерий.

В полумраке они начали приближаться к нескольким выступающим из темноты силуэтам. Это были священные камни дольменитов. Подойдя к священному камню, они прикоснулись к нему с благоговейным трепетом и нащупали на его поверхности два углубления для сидения. Опустившись в них, Рулон — в правое, Сапфира — в левое, они слились с магическим камнем, сохраняя ощущение присутствия друг друга, и замерли, направив свой взор на верхушки деревьев, из-за которых стали появляться первые лучи солнца.

Так много тысячелетий назад встречали рассвет древние жрецы дольменов. На вершине камня находилось жертвенное место, где они приносили в жертву великим Духам скот, напитавшись его флюидами крови. Духи приходили на помощь, исполняя желания дольменитов.

Состис и Сапфира принесли уже немало материальных жертв, отдав многое, что имели, Школе Шамбалы, а теперь постоянно и самоотверженно трудясь для ее блага. А значит, и для блага всего человечества. Теперь осталось принести в жертву все свои привязанности и иллюзии, что они и старались изо всех сил сделать. Накопив большую личную силу, они направили ее через каменный алтарь к Великим Духам Дольменов, оживляя этой энергией их забытые знания.

Тьма расступилась, и лучи восходящего светила осветили мир. Но это был не их мир. Это был мир, существовавший десять тысяч лет назад. Густого леса, окружающего камень, больше не было. Их взору предстала вершина горы, из-за которой восходило древнее светило. Прямо перед ними в короне его лучей стоял жрец в шапке с рогами, в длинном до пят одеянии. На его шее были бусы из маленьких черепов. В левой руке он держал чашу, в правой руке был длинный посох, увенчанный наверху головой загадочной птицы.

Сотилиан уже не чувствовал себя отдельным существом. Он чувствовал себя и Сапфирой, и самим собой. Он смотрел на жреца сразу четырьмя глазами и слушал его четырьмя ушами. В его груди билось сразу два сердца, и они стучали в унисон.

— Этот камень соединяет двоих в одно, — пояснил жрец громовым голосом, который породил в горах глухое эхо. — Только у двоих хватит силы, чтоб пройти эти врата — врата времени. Время — это голос Бога. Это разговор Бога с человеком. Человек что-то думает, к чему-то стремится, чего-то хочет достичь, совершает деяния, но время показывает ему, насколько он прав и насколько он заблуждался.

Как часто то, что он задумал как благое, оборачивается злом, как, оказывается, несбыточны его фантазии и замыслы. Этим Бог отвечает человеку: «Держите же свое сознание в вечности. И с ее позиции оценивайте все сущее. Тогда многое станет яснее, и вы поймете, сколько раз уже совершали одно и то же, сколько раз терзались одними и теми же надеждами и разочарованиями».

И сколько раз Бог отвечал вам одним и тем же образом, что все не вечно, все бренно, все смертно. Сколько раз вы спешили собрать в забытьи подобные сну вещи сего мира. Но смерть вновь пробуждала вас, и вы видели, что вы не можете забрать их с собой, как и то золото, что находили во сне. Внемлите же ответу Бога и находитесь в вечности, тогда вы познаете его.

Солнце взошло прямо за спиной жреца, обрамляя его ореолом своего сияющего диска. В один миг он вспыхнул, превратился в солнце и исчез в его диске. И в этот чудесный миг в сознание Рулона и Сапфиры пронеслось понимание, что вре­мя — это движение, это движение солнца, земли вокруг него, луны вокруг земли и всех планет. Это движение ветра и морских волн. Это движение мыслей и электронов вокруг атома. И все это непрестанное движение является танцем Бога, и что наши тела, чувства и мысли приводятся в движение его танцем и, что наша задача тан­цевать в едином ритме, в ритме времен. И только находясь с ним в един­стве, будучи своевременными, они смогут обрести Божественное в себе. А быть своевременным — это находиться всегда в настоящем и в то же время в вечном.

С этим знанием они вернулись назад и снова оказались в священном лесу сидящими на жертвенном камне. Еще долго сидя на нем в состоянии очарования увиденным. Внезапно к Рулону пришло понимание, что они могли остаться навсегда в том времени, в какое они попали, находясь на этом камне времен. А может быть, они могли бы перенестись в будущее и остаться там навсегда. Только вот от самих себя, своих глупостей и недостатков они не смогли бы избавиться ни в прошлом, ни в будущем. Только отрекшись от них там, где бы они ни находились, они сбросили бы их власть над собой.

Как жалко, что многие из его учеников так никогда и не переживут этого чудесного знания. Они навсегда погребли себя в мирской могиле, даже не представляя, что же их ждет там.

Рулон с Айваром, найдя небольшую полянку, находящуюся вдоль тропы, устроили привал. Разведя костер, они уселись рядом с ним согреться и передохнуть, подкрепляясь имевшейся у них пищей.

— ой, как тяжело жилось мне в детстве, но еще тяжелее жилось матери и сестре, — продолжил свой рассказ Айвар.

Слушая рассказ Айвара, Рулон еще раз убедился в бессмысленности мышиной возни, которой занималось большинство людей. Они это делают, потому что не знают другого способа жизни. Запертые в тюрьму внушенных им представлений и догм. Но особенно обескураживающим был тот факт, что многие его ученики, слышавшие слово правды ни один год и даже сами согласливо повторяющие его, и живущие рядом с ним, все-таки погрузились в эту тяжкую трясину. Всех их беспокоила мысль, что они живут не так, как им внушила мать, не так, как все люди, жалкие зомби. Таких людей в революцию делали коммунистическим быдлом, а теперь делают производителями пушечного мяса.

Однако кое-кто из его учеников все же понял, что не нужно рожать. Однако осталась рабская зависимость от партнера, его постоянный поиск. Так действовала вмонтированная природой программа и внушенный страх одиночества. Но только одинокий монах или тантрик может обрести целостность самого себя и взойти на вершину этого мира. Все эти раздумья напомнили ему о том, как он совершил паломничество по линии Силы, которая проходила вдоль реки. На этой линии в прекрасной роще из сказочных самшитовых деревьев, покрытых густым зеленым мхом, свисавшим с их ветвей, как новогодняя мишура на праздничной елке. В красивейшем горном ущелье рядом с чистой холодной рекой, несущей свои воды с Кавказских хребтов в Черное море, находилась таинственная пещера великого Учителя человечества, спасителя мира Шри Джнан Аватара Муни. Именно под ее сводами он достиг полного и окончательного освобождения от уз сансары и кармы, слившись с Божественным в самадхи отречения от собственного эго.

Пробираясь по узкой тропинке, Рулон приближался к священному месту. Вни­зу с шумом катились по камням горные реки, вверх поднимались величественные белые скалы. Но вот и каменные ступени, ведущие наверх к священной пещере. С благоговейным трепетом Рулон поднялся по ним и вошел в ее таинственные своды. Внутри царил холод и мрак, как это обычно бывает в пещерах. Летом и зимой там всегда поддерживается температура 9 градусов и стерильно чистый воздух, в котором в тысячу раз меньше микробов. Поэтому пещеры являются наиболее чистыми местами во всей природе. Это настоящие храмы, созданные для общения человека с Богом.

Рулон в полном безмолвии зашел в пещеру и сел на то место, где много лет назад медитировал Учитель. И в этот же момент он почувствовал огромный поток благодати и мудрости, который стал снисходить на него. Он попал в космический канал Просветления, который наработал Джнан Аватар Муни своей великой медитацией. Войдя в поток, Рулон стал ощущать, как будто он сам становился им. Это великая Божественная Сила начала преобразовывать его существо. Сила, царящая в этом храме, созданном природой и медитациями просветленного Мастера.

Проводя паломничество по святым местам, Рулон осознал, что это самый бы­с­т­рый и эффективный способ продвижения, которым шли тысячи святых подвижников. Ибо, не оторвавшись от серой обыденности, не соприкоснувшись с Силой, человек не может измениться. Все его окружение, все привычки и последовательности держат его в цепких сетях, не давая возможности иначе помыслить, поступить по-другому, ощутить и воспринять себя и окружающий мир. Ру­лону хотелось навсегда остаться здесь. Он почувствовал, что это и есть его подлинный дом, в который он пришел через много лет после долгого и сложного жизненного пути, полного бед и лишений, идущих вслед за надеждами и привязанностями. Теперь он понял, что достиг того, что искал столько лет. Шли часы и дни, а он все сидел в пещере, не прекращая медитации.

В поисках шаманского коня

Они спали в чадыре, когда дым от очага превратился в когтистую лапу и стал забираться в горло молодому шаману.

В горле она сжала ему язык, и тот стал говорить сам, без участия человека:

— Коня, заведи себе коня, безногая Рыбья Кость.

Рулон открыл глаза, все было нормально. Дым, как ему и положено, тонкими струйками улетал к небу, а язык подчинялся его желаниям.

«Может, это просто сон», — утешал он себя, но какой-то привкус гари в горле и чуть онемевший язык убеждали его в том, что этот сон был непростым.

— Ну, чего разворочался, — послышался голос Алтай Кама, — чего тебе не спится, спать ты должен. Иначе как Жула будет летать на свободе?

— Что это Жула? — спрсил Рулон.

— о... — старик сел на своем ложе и стал растирать веточку шикши в своих руках. — Жула — это душа.

— Какая из пяти?

— Самая главная. Жула — свободная душа, она вылетает из тела, пока человек спит, и летает, где хочет, в разных-разных мирах. Твоя душа скоро подружится с тобой и сможет брать тебя к духам, когда камлаешь. Но если человек не будет спать, то Жула истоскуется по свободе и улетит совсем, и тогда ты умрешь.

Рулон задумался: когда-то давно он был уверен, что душа одна и только одна, а тут речь идет о целых пяти, да еще и о разных.

— А еще какие души есть? — спросил Рулон.

— Хм, — закряхтел старик, его глаза блестели из-под полуопущенных век, он вдруг рассмеялся и покачал головой. — Все в свое время, юноша, оно скоро придет. А теперь расскажи мне, что ты так ворочался во сне?

Рулон сразу вспомнил неприятный, страшный сон и тут же рассказал его. Ста­рик слушал, не забывая подкармливать огонь, и его лицо было очень серьезным.

— Ты им сильно нужен, сильнее, чем я думал.

— Кому?

— Духам. Одевайся, нам не следует медлить.

Рулон натянул на себя теплую одежду.

— И возьми с собой ружье.

— Мы идем на охоту? — удивился молодой шаман.

— Нет, поторапливайся и не задавай глупых вопросов, Рыбья Кость.

Они вышли наружу. Воздух звенел от мороза, резкий белый снег слепил глаза. Щеки щипало от холода, но дышалось на удивление легко и приятно. Учитель и ученик надели лыжи и поехали прямо навстречу восходящему солнцу. Ехать пришлось весь день без остановок. Рулон чувствовал, что сил осталось совсем мало, но он не отставал от старика, хотя сейчас этого человека меньше всего мож­но было назвать стариком, он даже не запыхался. Весь день прошел в тишине, лишь изредка пролетала птица или где-то пробирался зверь. И ни разу Алтай Кам не разрешил воспользоваться ружьем, хотя попадались и косули, и олени.

И только при наступлении темноты Алтай Кам остановился и, все так же молча, стал разжигать костер. Рулон уже с трудом держался на ногах и был рад передышке. Когда огонь разгорелся, шаман усадил напротив себя ученика. Костер как бы разделял их, и шаман заговорил.

— Теперь слушай меня внимательно. Сегодня тебе непростой сон снился, это духи, им нужно, чтобы ты поскорее стал шаманить, а для этого нужен бубен. Это твой конь, он понесет тебя по миру духов. Нет сильного шамана без коня. Я знаю, ты будешь сильным шаманом. У нас принято, чтобы бубен дарили родственники, тогда он напитывается силой всего рода. Но ты необычный человек, да и рода у тебя здесь нет, поэтому ты сам сделаешь для себя бубен. Иди и принеси его.

— Кого, бубен? — не понял Рулон. — Их что по лесу развешивают?

— Да молчи же ты, глупый человек, — вдруг рассердился всегда такой спокойный Алтай
Кам, — ты закроешь глаза и пойдешь в лес. Там найдешь своего марала, только помни: тебе нужен особый марал, только твой. Убей его и приходи обратно.

— Как я пойду в лес с закрытыми глазами и как я пойму, что это и есть именно мой марал, если вообще увижу хоть одного?

— Иди, Рыбья Кость, иди, иначе тебе не быть шаманом, ты все поймешь сам, а если не поймешь, значит, ты слаб.

Рулон покрепче взял ружье и шагнул от ласкового костра в темную ночь. Ни­чего не видя, он хорошо чувствовал и снег под ногами, и деревья вокруг, как будто невероятная сила осторожно
ве­ла его вперед. Но быть слепым, когда ты на са­мом деле видишь, слишком непривычно для человека, и Рулон открыл глаза. Тут же его нога запуталась в ветке жимолости, а сук от дерева чуть не проткнул ему глаза. Он понял, что нужно идти, как сказал Учитель, и снова закрыл глаза.

Сколько времени он шел, было не ясно, иногда казалось, что прошло всего несколько минут, а иногда — много дней. Но вот что-то произошло. Человек больше не мог идти, ему просто не хотелось. Рулон открыл глаза, прямо перед ним хорошо освещенный только что вышедшей полной луной стоял красавец марал с огромными ветвистыми рогами. Марал как будто ждал его, он не пытался убежать. Когда молодой шаман прицелился, в глазах марала он увидел вовсе не страх смерти, а скорее желание уйти в мир Духов. Рулон двумя выстрелами уложил красавца.

Когда Рулон с тяжелой ношей пришел обратно к костру, было почти утро.

— Вот, это он, — гордый Рулон скинул тушу к ногам Учителя.

— Что ж, хорошо, — похвалил его старик, — а теперь ты должен принести жертву Эрлику. Он — главный Дух, и он был первым шаманом. Начинай.

Ученик вытащил ножик с широким лезвием и начал бережно снимать шкуру. Тонкая струйка крови стала окрашивать снег, и старик подставил чашку.

— Выпей три глотка, в ней Кут — жизненная сила, а этот марал был сильным зверем.

Рулон отпил.

— Плесни немного духам огня, ветра и земли, они будут помогать тебе.

Когда из чашки разлетелись последние капли, шаман продолжил:

— Теперь отведай печень, она рождает кровь, в ней живет Кут.

— Но ведь кровь распределяет сердце, — возразил Рулон.

— Распределяет, — утвердил старик, — но не рождает. Из сердца рождается Душа Тесь, Душа прошлого, твоя привязанность, память. А из печени — жизненная сила, которую ты растрачиваешь на свои сердечные привязанности к своему прошлому. И когда прошлого станет совсем много, ты умрешь. Но если не будет привязанности, то оттуда вернется к тебе сила. Когда ты похоронишь в себе воспоминания, то будешь жить долго.

За разговором шкура марала была снята, мясо оставили в лесу для диких зверей и отправились домой.

В теплоте чадыра люди отогрелись и отдохнули.

— Что, Рыбья Кость, устал?

— Уже нет, Учитель.

— Как-как ты меня назвал? — захохотал старый шаман.

— Учителем, а что, разве не ты сейчас учишь меня? — немного обиженно переспросил Рулон.

— Разве я похож на тощих, заморенных человечков, которые стоят у школьной доски?

— Нет, не похож, но меня-то именно ты учишь, разве не так? — не сдавался ученик.

— Ну хорошо, Рыбья Кость, называй меня, как хочешь, это не так важно. А теперь слушай внимательно, ученичок, ты должен пойти на кладбище, там, где лежит мой Учитель, он принял тебя, а значит, ты можешь взять у него камлу. Вырежи ее из березы, на которой лежит его тело. В ней часть его силы.

На этот раз Рулон ничего не стал спрашивать, он просто оделся и пошел.

Придя на место, он увидел, как прекрасна была эта береза. Высокая, идеально прямая, без больных ветвей, она просто излучала силу. Будет приятно прикасаться рукой к камле. Долго любовался шаман на дерево, но пришло время действовать, и он большим острым ножом срезал одну из ветвей. Тут же поднялся ветер, и в его завывании Рулону послышалось одобрение.

— Спасибо, Учитель, — склонил голову Рулон перед останками великого ша­мана и поспешил домой.

Но уйти далеко ему не удалось, за ближайшим кедром кто-то стонал. «Показалось», — пронеслось в голове, но стон повторился, и молодой шаман поспешил туда.

Грудь жгло каленым железом, но было очень холодно, так холодно, что снег казался самым теплым одеялом. Зарыться в него поглубже и заснуть. Только боль в груди не давала это сделать, ноги и руки уже не двигались, а может быть, их уже и нет...

Жарко, душно и больно. Кто-то или что-то ворочает.

«Кто я? Где я? Я же птица, нет, рыба, вот плаваю себе в реке. Нет, я не рыба, вон они с хвостами проплывают мимо. А вода такая прохладная... Мне уже не больно, а так хорошо и спокойно. Всё медленное, река, как мед, плавная и вязкая, уносит меня по течению... Я уже не вернусь туда, откуда пришел... Ну кто меня трясет? Прекратите, прекратите... Не мешайте мне плыть! Сил всё меньше и меньше... Ну кто там еще? Кто меня трясет? Не хочу, уйдите, не трогайте ме­ня!» — Санаш даже думать не мог, он только чувствовал, но и чувства становились все бледнее и бледнее.

Он с трудом открыл глаза — перед ним стояла большая фигура, она дрожала, расплывалась в тумане, то ли человек, то ли медведь, а может быть, сама Маана вернулась. Он опять закрыл глаза. Уже все равно, кто пришел за ним, ведь он уже умер, вот и грудь уже не болит. Но кто-то продолжал ворочать его с боку на бок, что-то говорил.

— М-м, не трогай меня, — только и смог промычать Санаш, силы оставили его, и он снова стал погружаться в воду большой-большой реки, она тянула его все дальше. Человек чувствовал, что рядом плавают какие-то странные сгустки: то ли рыбы, то ли Духи, но ему было спокойно, он плыл по течению, дышать ему не надо было, только иногда что-то трясло его тело, и это было неприятно.

Вдруг воды реки взбаламутили огромные волосатые руки, они подхватили его под мышки и с силой выдернули наверх, на поверхность. Воздух ворвался в легкие, перевернул их, а сильный жаркий ветер с силой ударил в грудь, ей стало жарко, нестерпимо жарко, и снова вернулась боль...

— Нет, — прохрипел Санаш сухими губами.

Что-то холодное и влажное прикоснулось к его губам, и человек с трудом приподнял веки. Он был в чадыре, рядом сидел старик и поил его чем-то.

— о, он вернулся! Рыбья Кость, тебе это удалось.

— Кто вы? — прошептал Санаш.

— Люди, — подумав, ответил шаман.

Санаш попытался осмотреться, но у него это плохо получилось.

— Где я? — спросил он.

— У нас, — ответил старик.

Он был почти седой, но в глазах было столько жизни, что казалось, что перед тобой молодой и сильный зверь. Тут подошел еще один человек, он был молод и тоже силен, и еще что-то неуловимо знакомое казалось в нем.

— Я тебя нашел в тайге, ты почти умер, и медведь рядом с тобой был, тот уже бы­л абсолютно мертв, мертвее не придумаешь. Я принес тебя сюда, и теперь
ты жив.

Санаш только сейчас вспомнил, как он отправился на охоту, как вдруг нарвался на медведя-шатуна и тот бросился на него, как верное до сих пор ружье не выстрелило и тяжелая, вонючая туша навалилась, оскаленная пасть с огромными зубами нависла над лицом. Ему чудом удалось достать нож и воткнуть в медведя. Больше он ничего не помнил отчетливо. Потом казалось, что его ворочает человекомедведь, потом он плавал в медовой реке.

— Старайся не двигаться, — добавил молодой, — тебя сильно порвал медведь, но ты оказался сильнее и победил. Хотя твоя душа уже была в реке и плыла к Ульгеню, но, покамлав, мы вытащили тебя. Тебе ещё рано умирать. Теперь ты заново родился и стал другим человеком.

— Как другим? — не поверил Санаш.

— Ты в схватке победил медведя, и теперь его Дух стал частью тебя — ты теперь не просто человек, а человек-медведь.

Санаш закрыл глаза, все было слишком странным, он, конечно, слышал рассказы стариков и о реке времени, и о Духах, но не очень верил. Теперь было совсем другое время, а он считал себя современным человеком, учился в городе, должен был стать ветеринаром, а теперь выходит, что он человек-медведь. И тут он понял, что видел самого себя недавно. И вдруг все встало на свои места и ничто уже не казалось странным, да, так и есть.

Дни проходили за днями, охотник выздоравливал и набирался сил. Ему нравились эти двое: старик с молодыми глазами, в любую минуту готовый превратиться из сурового шамана в смешного дедушку, когда его лицо от смеха собиралось в морщинки и превращалось в печеное яблоко, и молодой шаман с глазами опытного старика, который молча мог решить любую твою проблему. От него веяло теплой силой.

Они часто разговаривали между собой и с ним. Многое он не понимал, но узнал массу нового для себя. Хотя все новое, что он узнавал, знал еще его дед. В чадыре были вещи совершенно разные: ружья и лыжи, радиоприемник и бубен (правда, его нельзя было брать), разные деревянные куколки, оказавшиеся Духами-покровителями, но самым притягательным оказался хомуз. Это был народный инструмент с двумя струнами. И Санаш стал брать его, прижимать к голове, осторожно гладить. Ему очень нравилось сидеть с закрытыми глазами около огня и гладить деревянный хомуз. Тогда он чувствовал в нем ту далекую память своего народа и того человека, который его делал, и всех тех, кто на нем играл, и даже тех, кто к нему просто прикасался. А еще была в нем какая-то Сила. Он почувствовал ее даже еще раньше, чем Рулон сказал, что это вещь Силы.

Санаш знал, как на нём играть, он чувствовал это, и постепенно стал тренькать на двух струнах то, что хотела спеть душа о ветре, завывающем на вершинах, о камнях, падающих с обрыва, о рычании медведя и испуганном лае собак, о весёлом смехе девушки и потрескивании огня в очаге... Постепенно стала складываться мелодия, а потом и слова: иногда он их придумывал, но чаще слова выплывали из памяти, такой далёкой и тёмной, что было немного боязно.

Как-то раз его пение услышал Алтай Кам.

— Да ты же сказитель, — он заулыбался, — добрая весть. Давно Алтай не рождал сказителей.

Санаш растерялся; конечно, он знал о сказителях, но никогда сам и не мыслил об этом, ничего общего с музыкой не имел да и стихи не слагал, а тут такое.

— Радуйся, Санаш, радость принесешь ты в свою деревню, но и печалься, теперь ты тоже одной ногой у Духов.

— Ну что ж, у Духов, так у Духов, — рассмеялся Санаш.

— Так ты уже не только ходишь, но и смеешься?! Значит, здоров.

Однако и правда, охотник чувствовал себя не просто хорошо, но даже лучше, чем до встречи с тем медведем. И неизвестно, что помогло больше: или то, что Дух медведя вселился, или то, что шаманы вылечили. Все существо Санаша переполняла благодарность.

— Я так признателен вам, теперь я ваш должник, и жизнь моя принадле­-
жит вам.

Старик громко расхохотался.

— Да на кой мне твоя жизнь! Ее даже поменять не на что.

Рулон тоже улыбнулся.

— Ну думайте, как хотите, а теперь, Рыбья Кость, ты — мой брат и должен при­ехать ко мне, а то какой же я сказитель, если не отвечу гостеприимством на гостеприимство. Небось, и Духи ваши обидятся и утащат меня обратно к Эрлику.

— Эй, ты про Эрлика не шути так громко, — грозно сказал молодой шаман, да так, что Санашу и в самом деле стало страшно, но он вовремя увидел, как смеется Алтай Кам, отвернувшись от них.

Наступило время сборов, Санашу дали новые лыжи, так как старые поломал медведь, дали с собой толкан, чай, вареное мясо и отправили домой.

— Ну, я вас жду, — коротко попрощался Санаш.

Шаманы переглянулись, и вдруг Алтай Кам согласно кивнул.

— А ведь приедем, давненько я людей не видывал, может, у них и хвосты выросли, — все поняли, что это шутка, но голос старика был серьезным.

Дата добавления: 2017-01-14