Информационное общество и массовое сознание

В культурологических концепцияхФ. Ницше, сформули­рованных им в известных трудах«Рождение трагедии из духа му­зыки» (1872), «Человеческое, слишком человеческое» (1878), «Ве­селая наука» (1872), «Так говорил Заратустра» (1884), элитарная концепция проявляет себя в идее «сверхчеловека». Этот «сверх­человек», имеющий привилегированное положение в обществе, наделен, по мысли Ф. Ницше и уникальной эстетической воспри­имчивостью.

В XX веке идеи А. Шопенгауэра и.Ф. Ницше были резюмирова­ны в элитарной культурологической концепции X. Ортега-и-Гассета. В 1925 году выходит в свет самое известное сочинение испанского фи­лософа, получившее название «Дегуманизация искусства», посвя­щенное проблемам различия старого и нового искусства. Основное от­личие нового искусства от старого — по Ортеге — заключается в том, что оно обращено к элите общества, а не к его массе. Поэтому совер­шенно не обязательно искусство должно быть популярным, то есть оно не должно быть общепонятным, общечеловеческим. Более того, «...ра­доваться или сострадать человеческим судьбам, — пишет Ортега, — есть нечто очень отличное от подлинно художественного наслажде­ния». Новое искусство, наоборот, должно отчуждать людей от реальной жизни. «Дегуманизация» и есть основа нового искусства XX-века. «Вот почему новое искусство разделяет публику на два класса — тех, кто понимает, и тех, кто не понимает его, то есть на художников и тех, которые художниками не являются: Новое искусство — это чисто художественное искусство».

Элита — по Ортеге — это не родовая аристократия и не при­вилегированные слои общества, а та часть общества, которая обла­дает особым «органом восприятия». Именно эта часть общества способствует общественному прогрессу. И именно к ней должен обращаться своими произведениями художник. Новое искусство и должно содействовать тому, «...чтобы «лучшие» познавали самих себя,...учились донимать свое предназначение: быть в меньшинст­ве и сражаться с большинством».

Культурологические теории, противопоставляющие друг другу массовую и элитарную культуры, являются реакцией на сло­жившиеся в искусстве процессы. Типичным проявлением элитар­ной культуры является теория и практика «чистого искусства» или «искусства для искусства», которая нашла свое воплощение в ряде течений отечественной и западноевропейской художественной культуры. Так, например, в России на рубеже XIX—XX веков идеи элитарной культуры активно развивало и внедряло художествен­ное объединение «Мирискусства». Лидерами «мирискусников» бы­ли редактор одноименного журнала С. П. Дягилев и талантливый ху­дожник А. Н. Бенуа. Дягилев прямо и открыто заявлял о «самоцель­ности» и «самополезности» искусства, считая одновременно «правду в искусстве», декларируемую Л. Толстым, проявлением односторон­ности. Акцентируя внимание на человеческой личности, лидеры «мирискусничества» в духе элитарных культурологических концепций К. Леонтьева и Ф. Ницше приходили к абсолютизации личности твор­ца. Считалось строго обязательным наличие в любом живописном и музыкальном произведении особого авторского видения действи­тельности. Причем это воззрение понималось как совестливое пони­мание художественного в человеке. Под совестью искусства, однако, подразумевалась лишь субъективная искренность индиви­дуального творца в выражении им красоты. Именно отсюда берет свое начало «мирискусническая» декадентская претензия на внеклассовость и надклассовость своей идеологической позиции.

Лидер «мирискусников» А. Бенуа многое сделал для пропа­ганды нового русского искусства и у нас в стране и за рубежом. При всей элитарной деятельности членов этого объединения оно полу­чило мировое признание. Аналогичных идейных установок при­держивались представители западноевропейского модернизма и постмодернизма, о которых пойдет речь в соответствующем разде­ле данного пособия.

Образование и развитие крупного производства потребовало объединения людей в массовые производственные коллективы и их компактного проживания на ограниченных тер­риториях. В результате интенсифицировались процессы урбанизации и, как следствие, происходило омассовление форм жизни, поведения и даже основных представлений и способов реакции масс людей. Сужение производственных функций работников, утрата ими знания конечной цели производства и потеря в их деятельности значительной части содержательных моментов приво­дят к обеднению ума и чувств, не позволяя развиться задаткам способностей, лишают инициативы, деформируют характер. Этот процесс превращения работника из субъекта процесса труда в придаток машины, во второстепенный элемент производства многократно описан как в художественной, так и научной соци­ально-философской и психологической литературе.

Массовая урбанизация помещает человека в совершенно спе­цифические условия, обезличивая его, делая анонимным; масса де­формирует личность, постепенно стирает этнокультурное свое­образие индивида, трансформирует все социальные проявления. По словам немецкого философа-экзистенциалиста М. Хайдеггера, бытие-в-мире есть не только бытие-самого-себя, но и бытие-с-другими, т.е. имеет место некая тенденция к приспособле­нию, а следовательно, к обезличиванию человека, превращению его в такого, «как все». Эта тенденция многократно усиливается, если бытие-с-другими превращается в принудительную реаль­ность, которой нельзя избежать и формы которой человек часто не имеет возможности выбирать.

Особый способ группирования людей в больших городах и коллективах порождает некую «заразительность» определенных психических настроений, переживаний, оценок. Сходство про­исходящих при этом процессов обусловливает формирование сходных типов возникновения и переживания психических со­стояний, сходных способов мотивации и оценки поступков.

Таким образом, усреднение условий труда и образа жизни, восприятия и потребностей, возможностей и перспектив превра­щает участников производства в достаточно однородную массу. Феномен массовизации всех сфер общественной жизни захваты­вает сферу духовного потребления, быта, досуга, формирует стандарты духовной жизни. Все это постепенно становится осно­вой для формирования специфического климата и духа массовой культуры: «цивилизация XIX века автоматически создала тип че­ловека массы». Особый динамизм жизни, усиление интеграци­онных процессов, в частности благодаря развитию транспорта и коммуникаций, уничтожающих ощущение расстояния и удален­ности, способствовали формированию и закреплению однород­ности, одинаковости жизни и ее проявлений. Складывающееся и все шире распространяющееся массовое общество, в котором люди обходятся без индивидуальных различий, известный канад­ский философ и культуролог М. Маклюэн назвал глобальной де­ревней. «То, что раньше воспринималось как количество, теперь предстает перед нами как качество; оно становится общим социа­льным признаком человека без индивидуальности, ничем не от­личающегося от других, безличного «общего типа». Иначе гово­ря, количественный рост массовости сменяется качественным изменением масс, становящихся субъектом всех социаль­но-культурных процессов.

Итак, становление и выход на арену общественно-политиче­ской жизни «масс», выступающих как существенный фактор внутреннего движения и развития общества, подготовили появ­ление человека массы.

История социального зарождения этого феномена, культурные усло­вия его становления и психологические характеристики массового че­ловека как типа представлены в сочинениях А. Герцена и Г. Лебона, Д. Мережковского и Г. Тарда, X. Ортеги-и-Гассета и М. Хоркхаймера, Т.Адорно и С. Московичи, которые в разных аспектах, с разных пози­ций и под разными углами зрения описали процесс становления мас­сового общества и формирования массового человека.

Выделение массового человека из недр массового общества означало окончательный переход процесса массовизации из ко­личественной фазы в качественную, ибо сформировался новый тип личности со специфическим набором свойств и характери­стик, с жизненными ролями и социальными функциями. Этот переход был обусловлен развитием средств массовой коммуника­ции и последовавшей массовой информатизацией общества, кото­рая способствовала созданию и распространению массовой куль­туры и в современной своей фазе воспитала массового человека — ее продукт, ее потребителя и «героя». Еще Маклюэн указывал на связь между развитием средств массовой информации и приходом массовой культуры. Теперь эта цепь продолжилась следую­щим звеном — формированием массового человека.

После этапа индустриального капитализма, базировавшегося на владении средствами производства, что было достаточным основанием и для реализации власти, после этапа финансового капитализма, непосредственно опирающегося на власть денег, наступает этап «символического» капитализма, где власть осно­вана и осуществляется через средства коммуникации путем управления информационными потоками.

При этом многие реалии современного общества действительно полу­чают символический характер. Производство продукта и его функцио­нирование все более подменяются хождением ценных бумаг, приобрета­ющих как бы самостоятельную жизнь и обезличивающих реальные хозяйственные отношения. Производство товаров вытесняется опе­рациями в финансовой сфере, т.е. прибыль обеспечивается благодаря не производству, а обращению капитала. Происходит виртуализация денег, и власть осуществляется путем специальных информационных операций, которые переводят реальные деньги в нужные массовые на­строения, обеспечивающие нужное положение вещей. Информация приобретает статус товара, становясь ценным объектом бизнеса. При этом происходит и виртуализация бизнеса: СМИ продают эфирное время и рекламное пространство.

Объединив мир, информационные сети стирают различия между столицей и периферией в плане доступа к информации. Например, если в начале XX века в США в сфере информации на­считывалось около 10% всех работающих, то к концу 1990-х гг. обработкой информации занималось более 2/3 работающих. В 1995 г. на конференции в Брюсселе среди других был принят проект создания глобальной электронной библиотеки, глобаль­ной сети электронных музеев и картинных галерей, что должно обеспечить доступность всех достижений мировой культуры даже в самых отдаленных уголках планеты. В то же время объем функ­ционирующей информации далеко не равен объему знания, так как существует много одноразовой, обслуживаюшей саму ин­формационную инфраструктуру информации, которая не толь­ко не несет прироста полезного знания, но и оставляет «загрязне­ния» культурной среды.

Информационные техники и технологии могут быть исполь­зованы как для аккумулирования необходимой обществу инфор­мации, так и для невидимого, но весьма эффективного управления людьми, для воздействия на их сознание. С развитием средств ин­формации и коммуникации, транслирующих, оперирующих, трансформирующих, дозирующих информацию, наступает этап некоего информатизационного управления обществом, когда власть основана и осуществляется путем управления информаци­онными потоками. Постепенно становится невозможной самосто­ятельная духовная жизнь человека, которая не была бы поглощена «организованной» жизнью информационного общества. Подклю­чение современных информационных технологий к процессу управления мнениями дает возможность осуществлять воздейст­вие на целые народы; управляя общественными настроениями, направляя их в нужное русло, власть может добиваться радикаль­ного изменения расстановки сил в обществе.

В современном информационном обществе создаются особые высокие технологии, позволяющие фактически создать вирту­альное социальное пространство за счет сформирования нужного типа сознания и культуры. Средства коммуникации становятся главным инструментом влияния в современном обществе, основ­ным средством осуществления властных стратегий правящих групп.

Средства коммуникации не только влияют на массы, но и «производят» их. Если в «доинформационный» период человек массы был скорее понятием, тенденцией, то информационные технологии способны массово «производить» подобного челове­ка по общим «лекалам», и его массовость становится неизбежной и естественной. Общее информационное поле в современном об­ществе - это целостная система коммуникации — развлечения — управления, структурированная по социально значимым векто­рам, отражающим приоритетные ценности общества, а точнее, его управляющей группы. Целью ее является сохранение обще­ства через сохранение господствующей структуры приоритетов и ценностей: ценности отражают интересы власти, а структура их воспроизводится информационным полем, создаваемым систе­мой средств массовой информации, в результате поддерживается непрерывность власти. Так, в книге известного современного пи­сателя В. Пелевина олигархи обмениваются своими «производственными секретами»: «Если ты хочешь купить пару улиц и не иметь потом бледный вид, надо сначала сделать так, чтобы над ними торчала твоя телебашня». Кто не просто располагает ин­формацией, а может ею распоряжаться, ее транслировать и тира­жировать, тот имеет реальную власть. Основной целью действия информационного поля является обеспечение управляемости об­щества.

Массовая культура в целом есть феномен в той же мере социально-политический, сколь и культурно-художественный, а мас­совый человек как потребитель массовой культуры — феномен в той же мере политический, в какой культурно-психологический. Через создание определенных образов, объединяющих людей на основе не столько даже совместного, сколько одновременного и однотипного их переживания, формируется разновидность лич­ности, которая, как и современная массовая культура в целом, яв­ляется продуктом серийного производства. И известную формулу власти «разделяй и властвуй» следует трансформировать адекватно условиям массового общества: «объединяй и направляй» (объеди­нение в этом случае подразумевает скорее массовое программиро­вание в едином направлении). Массовый человек — это прежде всего объект социального манипулирования с помощью совре­менных форм осуществления властных технологий. Анализируя данный феномен, необходимо его традиционные культурно-ху­дожественные и психологические характеристики дополнить анализом соответствующих политических реалий.

Характеризуя массового человека, многие авторы, в частно­сти французский психолог С. Московичи, говорят не о человеке массы, а о человеке толпы, ибо масса традиционно понимается как объединение людей по тому или иному признаку или прин­ципу, способное к самоорганизации и деятельности в соответст­вии с осознанием своих интересов. Толпа — это скопление разроз­ненных, атомизированных индивидов, которых связывает лишь то, что они оказались в сфере действия единого силового поля мас­совых коммуникаций. Их объединяет не столько их воля или даже настроения, сколько действие на них внешней по отношению к ним силы, стремящейся по-своему организовать их, чтобы сделать управляемыми. Эти внешне социализированные, но по сути разобщенные человеческие атомы, внутренне клишированные до безликости, хотя внешне сколь угодно разные, образуют, в терми­нологии Московичи, «толпу на дому». Средства массовой комму­никации, включая СМИ, массифицируют людей и в то же время разобщают их, поскольку вытесняют традиционные непосредст­венные контакты, собрания, встречи и т.п., заменяя личное об­щение телевидением или компьютером. В конечном счете полу­чается так, по словам Московичи, что каждый оказывается в составе вроде бы и невидимой, но вездесущей массы.

Человек все чаще представляет себе действительность не в соответствии со своим личным восприятием, а через отражение ее в СМИ, через образ этой действительности, сформированный ими. Но и эту, «отредактированную» СМИ, действительность человек фактически воспринимает не сам, ибо и он «пересоз­дан» манипуляциями СМИ, поскольку техномодификации под­вергается не только действительность, но и восприятие челове­ка. Возникающие и меняющиеся изображения, ракурсы и т.п. не просто удерживают внимание зрителя, а навязывают ему опре­деленную скорость переключения ракурсов, ритм и характер вос­приятия. Таким образом, вниманием воспринимающего, его рас­пределением и организацией управляет техномодификатор. Пре­бывание в подобном управляемом состоянии, когда виртуаль­ная толпа массовых людей одновременно впитывает внушенное с экрана содержание, В. Пелевин именует «опыт коллективного небытия». СМИ активно вторгаются в подсознательные структу­ры человека, используя символику, имеющую опору в глубинах подсознательного. Комбинируя сознательные и подсознатель­ные воздействия, они создают и активно распространяют соци­альные мифы — культурную форму описания и объяснения дей­ствительности, получившую новое бытие в XX в. Совокупность мифов, трансформирующая систему представлений и мотиваций личности, выступает как тотальное средство модификации пред­ставлений о жизни у управляемых мифами людей. Таким обра­зом, создается способ управления жизнью через сознание, кото­рое наполняется смысловыми матрицами, оживающими в нужных идеях и образах. Наполнение, структурирование, организация сознания становятся специальным видом властных технологий: ме­няя одну матрицу на другую, можно заменить содержание «жиз­ни», протекающей в заданных матрицей рамках.

Совокупность управляющих мифов не только внушает опре­деленный тип поведения, но и программирует определенный тип мышления. Создаваемые СМИ мифы тиражируются, выдаются за истинную реальность, заменяя собой исходную реальность в сознании человека. Эта искусственная реальность трансформи­рует сходным образом одновременно для больших масс людей всю систему традиционных способов восприятия и мышления. Люди «входят» разными в пространство такой мифопорождающей «машины», но выходят одинаковыми, причем одинаково безликими, ибо лица становятся отражением общей идеи, зало­женной в эту «машину».

Информационные технологии — это новый тип отношений человека и общества с техникой, которая прежде только служила человеку, копируя, дублируя, продолжая его деятельность, а те­перь активно вторгается в его жизнь. Информационные техноло­гии создаются человеком, но по мере своего усложнения они способны как бы приобретать независимость, а логика их функ­ционирования по-новому объединяет общество и создает новые условия, контекст и возможности управления.

Как и любое достижение науки и техники, человек может обра­тить во вред себе и собственному существованию информацион­ные технологии, о чем свидетельствуют так называемые информа­ционные войны, порожденные реальностью XX в. Эта война нового типа сводится к индоктринации специально организован­ной информации в сознание объекта. Особую роль в информаци­онной войне играют СМИ и массовая культура как канал влияния на массовое сознание. Можно сказать, что система манипулирова­ния сознанием с помощью масскульта по сути является формой информационной войны, которая ведется за власть над умами и душами современного массового человека.

Современный массовый человек и современная массовая культура обусловлены друг другом. Глядя на свое отражение в зер­кале массового искусства, массовый человек перестает ощущать собственную малость и незначительность, ибо убеждается, что он такой, «как все». Современный масскульт легитимирует мир ма­ленького человека и его маленькие повседневные ценности, и, привычно потребляя массовую культуру, человек уже не замечает тривиальный и нетворческий характер и собственной жизни, и самой массовой культуры. Ложность соотнесений с реальной жизнью порождает ложное сознание, человек как бы лишается ду­ховного измерения в своем восприятии жизни и не имеет аутен­тичных ориентиров. Потребительство, становящееся доминантой жизни, определяет его отчуждение от творчества. Даже если человек не осознает этого, такая отчужденность ощущается им как неполнота жизни, порождает смутную неудовлетворенность, выливающуюся в поиск сомнительных компенсаций в виде острых, жестоких зрелищ, необычных переживаний и приключений и т.д.

Таким образом, духовное потребительство, заменившее твор­ческий дух, выливается не просто в культурную апатию, но в апатию агрессивную: человек все время чего-то требует от мира, но ничего не дает ему сам; он только расходует сконцентрирован­ный в культуре труд множества предшествующих поколений. Но, как пишет X. Ортега-и-Гассет в «Восстании масс», «все эти легко достижимые блага держатся на определенных и нелегко достижи­мых человеческих качествах, малейший недобор которых неза­медлительно развеет прахом великолепное сооружение» налич­ной культуры. Массовый человек поглощает и потребляет все, что может предоставить ему общество, полагая, как упрекает его Э. Фромм, что «мир — это один большой объект для удовлетворе­ния нашего аппетита». Удобная инфантильность не позволяет сформировать серьезное адекватное отношение ко многим жиз­ненно важным вопросам, даже собственную жизнь потребитель часто не столько проживает, сколько имитирует стереотипы, предлагаемые масскультом.

Демократизм массовой культуры является мнимым. Культура для всех — это лишь безразмерность критериев, неопределен­ность оценок, однородность вкусов. Как справедливо отмечал поэт М. Волошин, «если для мира материального принцип демо­кратизма верен и необходим, то настолько же для мира духовного необходим принцип аристократизма...» В принципе «искусство для всех» он усматривал ложный демократизм, ибо в этом ему виделось требование уравнивания роста мастера с уровнем преоб­ладающего в массе неразвитого вкуса и невежества; настоящее искусство не может и не должно быть «общедоступным», оно дол­жно быть «для каждого», но отнюдь не «для всех». Русский фило­соф К. Леонтьев писал, что в подобном царстве стандарта, одно­мерной середины тонет все изящное, глубокое, выдающееся, все поглощается мещанством и сводится к скудному и ограниченно­му удобству восприятия.

В современном масскульте исчезает стимулируемая настоя­щим искусством мотивация к внутреннему развитию. Новую раз­новидность социального человека, ищущего и в искусстве лишь прагматической пользы, философ и социолог Г. Маркузе назвал «одномерным человеком». Пошлость и усредненность мировос­приятия такого человека приводят к искаженным формам само­утверждения, в частности к желанию снизить то идеальное, высокое, что массовый человек еще может наблюдать в жизни или ви­деть в подлинном искусстве, но что сам не способен чувствовать. Деромантизация и дегероизация взгляда на жизнь становятся основой дегуманизации человеческих отношений и чувств, сни­жения самого образа человека. Масскульт снижает планку любой идеи, любой проблемы, любого явления до уровня своего потре­бителя, тем самым лишая и человека, и действительность их ис­тинного уровня и значения.

В то же время, исследователь глубин человеческой психики 3. Фрейд писал, что человеку необходим герой, который, будучи верен своей миссии, способен приподнять целый пласт человече­ской жизни. Образ героя в искусстве — это свидетельство возмож­ности человеческой природы и человеческого духа подняться над соображениями сиюминутной выгоды и обыденной суеты, явить истинную сущность Человека, богатство его личности, и у чело­века должно быть сформировано представление о своих верши­нах как о точке отсчета в оценке собственных проявлений.

В современном обществе, в котором во многом разрушены традиционные культурные ориентиры и ценности, сообщающие истинный масштаб жизни и личности, массовый человек не толь­ко не ощущает какой-либо своей культурной или нравственной недостаточности (вспомним Шарикова из «Собачьего сердца» М. Булгакова), но, напротив, он наиболее удачно вписан в культурный «интерьер» общества, приспособлен к нему. Создание со­циально-психологической основы для формирования нового аг­рессивного мещанства составляет главную опасность массовой культуры, если ей будет позволено вытеснить истинную высокую культуру и утвердить свое «право» на безграничную деградацию.

Дата добавления: 2015-07-13