Эго, голод и агрессия 5 страница. Понимание этого круговорота позволяет нам проникнуть в суть одного из наиболее важных феноменов — саморегу­ляции организма

Понимание этого круговорота позволяет нам проникнуть в суть одного из наиболее важных феноменов — саморегу­ляции организма, которая, как отметил В.Райх, весьма отлич­на от регуляции инстинктов с помощью морали или само­контроля. Моральная регуляция должна приводить к накоп­лению незавершенных ситуаций в нашей системе и к пре­рыванию организмического цикла. Такое прерывание дости­гается посредством мышечных сокращений и выработки не­чувствительности. Человек, потерявший «чувство себя», при­тупивший, например, свой вкус, не может ясно почувствовать, голоден он или нет. Следовательно, ему уже нельзя ожидать, что его «саморегуляция» (аппетит) станет функционировать нормально, и он начинает разжигать аппетит искусственны­ми способами.

Ответ организма 61

Мы можем противопоставить случаям такого нарушения здоровой саморегуляции нормальное ее функционирование. К примеру, в сексуальной жизни выработка железами гор­монов ведет к их избыточному накоплению в организме, по­вышенное сексуальное напряжение создаст образ или вы­бирает из реальной действительности объект, подходящий для удовлетворения потребности в восстановлении организ-мического баланса.

Гораздо труднее осознать наличие принципа саморегу­ляции, если взять менее выраженные функции; однако, бу­дучи всеобщим принципом, он оказывается применим к лю­бой системе, любому органу, ткани и к каждой клетке по от­дельности. Без саморегуляции им грозила бы либо атрофия, либо гипертрофия (например, дегенерация или рак). Затруд­нительно также выявить момент равновесия в процессе ды­хания, поскольку потребность в кислороде существует посто­янно, и непрестанно же вырабатывается двуокись углерода. Здесь саморегуляция осуществляется посредством измене­ния уровня концентрации рН. Зевание и вздохи — симптомы саморегуляции. В состоянии тревоги саморегуляция долж­ным образом не работает.

Восстановление организмического баланса ни в коем случае не происходит так легко и просто, как могло бы пока­заться на основании вышесказанного. Зачастую бывает не­обходимо преодолеть более или менее сильное сопротивле­ние, которое может включать в себя как географические пре­пятствия, так и денежные затруднения и социальные табу.

Принцип, определяющий наши отношения с внешним ми­ром, тот же, что и внутриорганизмический принцип стремления к равновесию. Мы называем достижение гармонии с вне­шним миром «приспособлением». Это приспособление ока­зывает влияние на область, простирающуюся от примитивных биологических функций до далеко идущих повсеместных пе­ремен, вызванных отдельным индивидом.

Вообще-то, способность к приспособлению очень огра­ниченна. Мы можем за несколько минут адаптироваться к температуре воды, когда принимаем холодную или горячую ванну, но разница температур тела и воды не должна выхо­дить за определенные границы; в противном случае резуль­тат окажется плачевным (ожоги или шок). Некоторые люди, однако, так натренировали свою способность к приспособ-

62 Холизм и психоанализ

лению, что могут прыгнуть в ледяную воду или даже ходить по раскаленным углям.

Если мы сфокусируем взгляд на каком-нибудь ярком цве­товом пятне, то вскоре яркость исчезнет. Ярко-красный ста­нет, например, тускло-красноватого оттенка, близкого к серо­му. Если мы затем переведем взгляд на нейтральный фон, мы увидим перед глазами дополнительный красному, в данном случае, зеленый цвет. Этот зеленый цвет является дополни­тельной активностью организма, направленной на приспособ­ление; он — минус по отношению к красному — плюсу.

Часто нам не нужно приспосабливаться к среде, раз уж мы можем сами приспособить ее к нашим потребностям и желаниям. Кондиционирование воздуха или центральное ото­пление — примеры того, как действует тенденция, противопо­ложная акклиматизации.

Мы называем приспособление окружающей среды к на­шим потребностям аллопластическим (формирующим других) поведением, а приспособление себя — аутопластическим поведением.

Аллопластическая деятельность птицы изменяет окружа­ющую среду постройкой гнезд или миграцией в места с бо­лее теплым климатом; аллопластические черты характера че­ловека побуждают его организовывать, брать командование на себя или открывать и изобретать разные вещи. Противо­положный, аутопластический характер представлен в живот­ном мире у хамелеона, а среди людей проявляется в виде сил адаптации и пластичности.

Аллопластический и аутопластический типы поведения трагическим образом переплетены в человеческих судьбах, особенно это касается той части человечества, что живет в индустриальных странах, где среда проживания изменяется настолько стремительно, что человеческому организму не под силу угнаться за ней.

В результате человеческий организм изнашивается бы­стрее, т.к. не успевает в достаточной степени восстанав­ливать равновесие. Эта тема широко освещена в книге Ф.М.Александера «Величайшее наследие человека», а также в работах других авторов.

Глава 6 ЗАЩИТА

Если бы инстинкта продолжения рода не существовало, инстинкт утоления голода посредством поедания животных и растений, мог бы какое-то время удовлетворяться. Но в связи с тем, что поступление нового съедобного материала было бы прекращено, жизнь на Земле вскоре прекратилась бы.

С другой стороны, если бы не существовало ни инстин­кта самосохранения, ни голода, а только половой инстинкт, за несколько лет флора и фауна настолько запрудила бы земной шар, что животные не смогли бы двигаться, а расте­ния не находили бы места для того чтобы пустить корни. Таким образом, условия жизни на Земле кажутся весьма сбалансированными: преумножение флоры и фауны обес­печивает достаточное количество пищи, а их потребление препятствует чрезмерному увеличению количества животных особей и растений. Это равновесие закона природы, а вов­се не заслуга мистического Провидения. Как только какое-либо из условий будет нарушено, жизнь исчезнет с лица на­шей планеты.

Организмы, однако, не желают быть съеденными и выра­батывают механические и динамические способы защиты. Любая атака, любая агрессия, направленная на наше частич­ное или же полное разрушение, переживается нами как опас­ность. В борьбе за выживание средства нападения и защиты развиваются по связанным между собой, но различным пу­тям. Атакующий всеми способами стремится заполучить свою

64 Холизм и психоанализ

жертву (tttif), защищающийся всеми путями стремится ней­трализовать атаку (tttt).

Агрессор не ставит своей целью уничтожение объекта. Он желает овладеть чем-то, но встречает сопротивление. Он продолжает преодолевать сопротивление, оставляя в целос­ти и сохранности ценную для него субстанцию. Это равным образом относится как к нациям, так и к людям и животным. Нацисты тщательно охраняли от разрушения предприятия фирмы «Шкода» когда расправлялись с Чехословакией. Биз­несмен, уничтоживший конкурента, прилагает все усилия к тому, чтобы клиентура конкурента осталась нетронутой. Тигр убивает не ради уничтожения, а ради утоления голода.

Опасность, будь она внешняя (атака) или внутренняя¹, осо­знается нами при помощи глаз, ушей, кожи, т.е. всех сенсор­ных органов, которые позволят нам установить контакт с про­тивником. Изначально областью контакта и исследования ок­ружающего мира была кожа, эта биологическая граница меж­ду организмом и миром. Позднее передовые отряды оборо­ны, следящие за приближением противника, выносились все дальше и дальше вглубь нейтральной полосы. Вместо того, чтобы ждать эпидермического контакта, уши, нос, глаза, а за­тем и технические приспособления (перископ, радар и т.д.) стали сигнализировать об опасности загодя, предоставляя организму необходимое время для перехода к обороне и раз­вертыванию средств сопротивления.

В основном организм живет центробежно, активно. Вся­кая защита включает в себя громадное число всевозмож­ных действий и зачастую избыточных приготовлений.

Средства защиты могут носить механический либо ди­намический характер. Механические средства защиты пред­ставляют собой замороженные, окаменевшие, аккумулиро­ванные действия (панцири, бетонные укрепления). Динами­ческие средства защиты бывают моторными (например, бег­ство), секреторными (чернила осьминога, яд змеи) или сен­сорными (издавание громких звуков). Таким образом, защи­щающийся так же активен, как и агрессор. Организмическая

¹ Помимо угроз, идущих извне, нам грозят (чаще всего воображаемые) угрозы, идущие изнутри нас самих. Мы испытываем чувство внутренней опасности всякий раз, когда становимся враждебны какой-то части сво­его «Я». Сильная эмоция может разбить идеал невозмутимого поведе­ния настоящего мужчины; сексуальные импульсы несут в себе угрозу для набожной девственницы и т.д., и т.п.; когда бы и где бы ни возникла подобная опасность, мы мобилизуем наши защитные ресурсы.

Защита 65

тенденция к центробежному существованию поддерживает­ся здесь, как и в почти любой другой функции.

Безусловные (в филогенезе) и условные (в онтогенезе) рефлексы являются продуктом предшествующей сознатель­ной активности. Их задача — сберегать внимание и время для более важных дел. Поскольку организация личностных функций построена по принципу «фигура-фон», сознание, бу­дучи неспособно решать несколько задач одновременно, по­лучает возможность заняться наиболее важным, в то время как низшие (рефлекторные) центры, будучи хорошо натрени­рованы, не требуют присмотра. Такой автоматизм приводит к возникновению все еще широко распространенного убежде­ния, что чувствительные нервы отличаются по направлению от двигательных и идущих к органам секреции нервов. Насле­дие эпохи механицизма, когда утверждалось, например, что световые лучи беспрепятственно путешествуют внутри опти­ческих нервов и вызывают некоторые реакции организма, проявляется в том, что только моторные и секреторные нервы относятся к центробежным, а теория и по сей день лежит в основе неврологического учения. Оно постулирует, что одна часть нервной системы афферентна, а другая — эфферентна и обе части составляют рефлекторную «дугу» (рис.1). По другой гипотезе они представляют из себя два зубца вилки (рис. 2).

Рис.1 Рис.2

Гете, невролог Гольдштейн и философ Маркузе подчер­кивали центробежный характер сенсомоторной системы. Гольдштейн утверждает, что как сенсорная, так и моторная ее части направляют нервные окончания от мозга к периферии.

Британское Адмиралтейство не оставалось пассивным, в смысле рефлекторной дуги, в поисках местонахождения «Бисмарка». Его глазами был флот и разведывательные самолеты.

Беспроводные приемники устанавливаются для того, что­бы принимать не распространяющиеся по проводам сообще­ния. Мы покупаем газеты, чтобы узнать о событиях в мире, и выбираем для чтения то, что нас интересует.

Как только мы начнем воспринимать работу органов чувств как активную деятельность, подобную использованию

66 Холизм и психоанализ

насекомыми усиков и щупиков, а ее как некий пассивный процесс, который случается с нами, мы поймем, что новая концепция охватывает более широкий диапазон явлений, не­жели старая, и не требует вспомогательных теорий. Если бы червь полз только потому, что его чувствительные нервы раз­дражались бы от контакта с землей, он не смог бы остано­виться до наступления полного истощения. Он полз бы и полз, понуждаемый автоматической импульсацией, которая поступала бы в двигательные нервы из чувствительных. Что­бы увязать теорию и наблюдения, ученому приходится пред­полагать существование дополнительных нервов, оказываю­щих тормозящее влияние на рефлекторную дугу и позволя­ющих червю свободно прекратить движение. Признав цент-робежность существования организма, мы устраняем это противоречие. Червь ползет, используя свою сенсорную и моторную активность в биологической «среде», стремясь до­стигнуть «конечных выгод» от своих инстинктов.

Во время прогулки по ночному лесу мы начинаем не слы­шать, а слушать; обостряем наше зрение и вертим головой во все стороны, как бы выставляя дозоры, упреждающие нас о приближении возможной опасности. Сенсорная активность призвана удовлетворять наши нужды в отсутствие опасности так же, как и в случае защиты. Голодный ребенок не просто видит каравай в булочной. Он смотрит, он вглядывается в него. Вид хлеба не пробуждает в нем рефлекс утоления го­лода. Напротив, голод вызывает такие эффекты как поиск пищи и приближение к ней. Откормленная холеная дама даже не видит этого каравая, он не существует, не является «фигу­рой» для нее.

Тот факт, что Эго способно сосредотачиваться лишь на одном предмете единовременно, приводит к большому его недостатку: организм возможно застать врасплох, ничего не подозревающим¹.

¹ Рассказывая анекдот, мы пользуемся этой слабостью нашего организ­ма, удерживая внимание слушателя в каком-либо одном направлении, а затем неожиданно переключая его на другое и вызывая тем самым лег­кий шок. Мы чувствуем себя тупо, мы растеряны, если нам не удается уло­вить соль шутки, но как только ее значение становится нам понятно, целос­тное равновесие восстанавливается. Уравновешивание происходит сход­ным образом и в случае «анти-шока». Решение внезапно возникает в со­знании, сопровождаясь чувством удивления и восклицаниями типа «Елки-палки!», «Дошло!» и т.д. Если шутка уже с бородой или мы догадываемся о решении, она становится неинтересной или вызывает скуку.

Защита 67

Этот недостаток компенсируется использованием брони (раковины и т.п. у низших животных, «панцирный» характер у людей, дома и крепости в обществе). Но даже самая непри­ступная крепость, не может быть герметично изолированной: она должна иметь двери и другие гибкие каналы сообще­ния с внешним миром.

Для того чтобы охранять эти каналы, ум человеческий ус­тановил внутри себя цензора, сторожевого пса морали. Цен­зор, чья активность направлена внутрь, занимал одну из клю­чевых позиций в ранних теориях Фрейда. Однако мы не долж­ны забывать о том, что его активность направлена также вов­не. Этот цензор в странах, подобных нацистской Германии, препятствовал проникновению в общественное сознание не­желательной информации, заглушая радиостанции и конфис­куя номера непокорных газет. Инстанция, исполняющая функ­ции цензора в нашем мозгу, стремится не допустить осозна­ния нежелательного материала: мыслей, чувств и ощущений, идущих изнутри; знания, приходящего извне. Цель «этого цен­зора» — допустить лишь тот материал, который он считает хо­рошим, и исключить все плохие мысли, желания и так далее.

Но что означает это «хорошее» и «плохое»?

Глава 7

ХОРОШЕЕ И ПЛОХОЕ

Хотя гештальтпсихология сильно помогла нам в понима­нии наших субъективных индивидуальных миров, существует один фактор, который нуждается в дальнейшем изучении: фактор оценки. Если бы было верным, что мир существует лишь согласно нашим потребностям, тогда объекты либо су­ществовали бы для нас, либо нет. Средний учитель, например, более заинтересован в таких учениках, которые легко учатся и не доставляют хлопот. Есть учителя, которые, по крайней мере время от времени, не замечают «трудных» учеников, об­ращаясь с ними так, как будто их вовсе не существует. Как правило, однако, учителя подразделяют своих учеников на хо­роших и плохих.

Такая оценка требует от нас рассмотрения новой грани нашей жизни. Мышление в терминах «хорошего» и «плохого», этика, мораль — как бы мы ни называли оценочный фактор, он занимает важное место в человеческом сознании. Он не мо­жет быть объяснен ни феноменом «фигура-фон», ни холиз­мом, хотя некая связь между тем, чувствует ли себя человек хорошо или плохо и завершенными/незавершенными целос-тностями, определенно существует.

Во имя «хорошего» и «плохого» ведутся войны, люди воспитываются и подвергаются наказаниям, завязываются и разрываются дружеские связи. В драмах обычно имеется один персонаж, герой, изображенный в светлых тонах, с не-

Хорошее и плохое 69

видимыми крыльями за спиной, и его противоположность, злодей, черный и с рогами. Небеса и ад. Высокие почести и тюрьма. Кнут и пряник. Хвала и осуждение. Добродетель и порок. Хорошее и плохое, хорошее и плохое, хорошее и плохое... подобно непрестанному вагонному перестуку, «хо­рошее и плохое» всегда проникает в человеческие мысли и действия.

На мой взгляд, в этический коктейль входят четыре инг­редиента: дифференциация, фрустрация, феномен «фигуры-фона» и закон перехода количественных изменений в каче­ственные.

* * *

Для демонстрации дифференциации мы выбрали при­мер с отверстием в земле и отвалом выбранной породы. Давайте рассмотрим двух людей, произведших такого рода дифференциацию: городского инженера и владельца уголь­ной шахты. Инженеру приходится рыть траншею вдоль ули­цы для прокладки кабеля. Его будет интересовать, прежде всего, точность прокладки, а выбранный грунт окажется до­садной помехой, и не столько для него самого, сколько для уличного транспорта. Владелец угольной шахты, напротив, заинтересован в отвале — огромной горе угля, громоздящей­ся в ожидании продажи. Для него дыра в земле, шахта, из которой был добыт уголь — это только лишние хлопоты, так как закон требует от него мер по предотвращению возмож­ных аварий.

Таким образом, мы видим, что оценка и интерес по отно­шению к отверстию и отвалу различны у этих двоих людей. Их симпатии и антипатии противоположны, предпочтение от­дается возбуждающему интерес, неприязнь вызывают требо­вания, предъявляемые к ним. Их установки похожи. Они оба придают своим симпатиям и антипатиям легкий оттенок хо­рошего и плохого. Они могут проклинать или благословлять, но инженер никогда не назовет — в отличие от ребенка — раздражающую его земляную кучу «противной». Он уже на­учился по-разному относиться к объектам и поведению, тог­да как для маленького ребенка все предметы одушевлены и «ведут себя» вместо того чтобы обладать определенными качествами. Мы говорим о хорошем или плохом яблоке, одобряя или не одобряя его качество, но когда мы начинаем применять такую оценку поведения, мы становимся мора­лизаторами.

70 Холизм и психоанализ

Морализм — различение хорошего и плохого — появля­ется в раннем детстве. Психоанализ утверждает, что в жиз­ни ребенка имеется период, названный амбивалентной ста­дией — период двоякой оценки — и постамбивалентная ста­дия, в ходе которой юноша впервые достигает объективнос­ти, позволяющей ему составлять мнение о положительных и отрицательных чертах личности. Дальнейшее развитие (по ту сторону мышления в категориях «добра» и «зла») может при­вести к возникновению отношения «заинтересованной» от­решенности.

Какое построение фигуры-фона приводит к амбивалент­ности?

Ребенок не может представить себе мать в качестве от­дельной личности, не может даже приблизиться к построе­нию законченного образа матери, понять ее. Только те части мира, в которых мы нуждаемся, становятся «фигурой», отчет­ливо выдающейся из окружающего хаоса. Соответственно, и для ребенка существует в матери лишь то, что ему требу­ется. Для младенца, по справедливому замечанию Фрейда, мир сводится к чему-то мясистому, выделяющему молоко. Это «что-то» впоследствии принимает имя материнской гру­ди. По мере того, как ребенок развивается и возникают но­вые потребности, все новые и новые качества матери им осознаются и таким образом включаются в его существо­вание.

Возникают две возможные ситуации: мать либо идет на­встречу требованиям ребенка, либо нет. В первом случае (на­пример, кормление грудью) ребенок удовлетворен. Ему «хо­рошо», и образ матери (сводимый к виду, запаху и ощущению прикосновения груди) переходит в фон до тех пор, пока во­зобновившийся голод не воскресит его заново (организми-ческая саморегуляция).

Вторая ситуация, во всем противоположная первой, воз­никает тогда, когда потребности ребенка не удовлетворяют­ся. Ребенок испытывает фрустрацию, острота желания воз­растает, и организм начинает продуцировать энергию, «сред­ства» достижения завершения — удовлетворения. Ребенок становится очень беспокойным, пускается в плач или прихо­дит в ярость. Если такая усиленная активность приводит в конечном счете к удовлетворению, ребенку не наносится ни­какого вреда; напротив, он овладевает способами самовы­ражения и выпускает излишек энергии. Однако если фруст-

Хорошее и плохое

рация продолжается и становится невыносимой, ребенок чувствует себя очень «плохо». Образ матери, настолько на­сколько он ее воспринимает, не отходит на задний план, но изолируется, и, откладываясь в памяти, связывается не с ли­бидо, но с гневом. Ребенок переживает травму, которая бу­дет всплывать в его сознании каждый раз, когда он будет встречаться с реальной фрустрацией.

Таким образом, ребенок (и человеческий организм в це­лом) испытывает две противоположные реакции в зависимо­сти от того, удовлетворяются или отвергаются его запросы. Ему «хорошо», когда он удовлетворен, и «плохо» — в случае фрустрации.

И все же наша теория некоторым образом не соответ­ствует действительности. Удовлетворение инстинкта ведет к забыванию желаемого объекта. Все хорошее, что дает нам жизнь, мы принимаем за само собой разумеющееся. Вели­чайшая роскошь, став обыденной (до тех пор пока она не считается удовлетворяющей какую-либо реальную потреб­ность), не приносит нам счастья. С другой стороны, неудов­летворенное дитя переживает травму: желанный объект ста­новится «материалом», запечатлевающимся в памяти.

Двум этим фактам, однако, противостоит третий — мы за­поминаем также и хорошие вещи.

Детальное рассмотрение данного вопроса приводится в следующей схеме:

	Вознаграждение	Временная фрустрация	Фрустрация
Удовлетворение	Немедленное	Отсроченное	Запоздалое
Воспоминание	Отсутствует	Приятное	Неприятное
Влияние на личность	Инерция	Работа	Травма
Принцип удовольствия/ боли Реакция	Удовольствие Безразличная	«Реальность» Хорошая	Боль Плохая

72 Холизм и психоанализ

Для объяснения данной схемы давайте рассмотрим слу­чай кислородного голода¹. Обычно мы не задумываемся о своем дыхании. Мы не осознаем его и относимся к нему с безразличием. Давайте предположим, что мы находимся в заполненной людьми комнате и воздух постепенно становит­ся все более и более спертым, но так незаметно, что мысль о духоте не переступает порога нашего сознания и организм не испытывает трудностей в приспособлении к ней. Если за­тем мы выйдем на свежий воздух, то сразу же почувствуем разницу и отметим, как легко стало дышать. Вернувшись в комнату, мы ощутим духоту. После этого мы сможем вспом­нить и сравнить ощущения чистого и загрязненного воздуха (принцип удовольствия/боли).

Травматической эффект подавления или фрустрации, пе­режитых в детстве, приводит людей к скороспелому заключе­нию, что ребенок не должен испытывать лишений в ходе вос­питания. Однако дети, взращенные согласно такой политике, на поверку оказываются не менее нервозными. Они выказы­вают типичные симптомы невротического характера, не спо­собны выносить фрустрацию и настолько испорчены, что даже небольшая задержка вознаграждения приводит к травме. Когда им не удается тотчас же получить то, чего им хочется, они прибегают к методу плача, который доведен у них до со­вершенства. Такие дети расстраиваются по пустякам и счи­тают свою мать (как будет вскоре показано) «плохой» мате­рью, ведьмой.

Исходя из этого мы полагаем, что ребенок должен воспи­тываться на основе того, что Фрейд обозначил как «принцип реальности», принцип, говорящий «да» вознаграждению и

¹ Я умышленно воздержался от приведения примера с младенцем, со­сущим грудь. Во-первых, сейчас еще слишком рано обсуждать предпола­гаемый здесь либидинозный катексис; во-вторых, счастливый насытив­шийся младенец, по нашему разумению, является продутом нашей циви­лизации. Молодое животное сосет тогда, когда ему этого захочется; то же самое происходит и среди примитивных народов, где имеется обычай носить ребенка с собой и давать ему грудь как только он ее попросит. (Вайнланц наблюдал самку кенгуру с детенышем в сумке, который посто­янно сосал мать.) В нашей цивилизации, однако, принято кормить грудью несколько — по возможности рассчитанных по времени — раз на дню. Таким образом, когда наступает время кормления, ребенок получает двой­ное вознаграждение: он возобновляет контакт с матерью (сознательное вознаграждение, т.е. сам процесс сосания) и достигает отсроченного уто­ления голода (вторая колонка). Следовательно, остается решить вопрос, имеет ли младенческое счастье естественное либо социальное происхож­дение (результат временной фрустрации).

Хорошее и плохое 73

вместе с тем требующий от ребенка способности перено­сить «подвешенное состояние» отсрочки¹. Он должен быть готов к тому, чтобы проделать некоторую работу ради воз­награждения, и это должно быть нечто большее, нежели ско­роговоркой сказанное «спасибо».

Немедленное вознаграждение не способствует развитию памяти. «Хорошая» мать — это не та, что спешит сразу испол­нить все требования ребенка, а та, что вынуждает ребенка к отсрочке, к неопределенности. Хорошая мать, представлен­ная в волшебных сказках доброй феей, всегда исполняет нео­бычные желания.

Если я и поместил принцип удовольствия в первую ко­лонку, то сделал это лишь потому, что с теоретической точки зрения его место именно там, но обычно в случае незамед­лительного вознаграждения (без сознательного напряжения) это удовольствие настолько незначительно, что остается практически незамеченным.

Что касается социального аспекта принципа боли/удо­вольствия, то вполне может оказаться, что представители при­вилегированных классов реже испытывают боль, чем пред­ставители рабочих классов, но живут они подобно испорчен­ным детям (удовлетворение их природных нужд не заставля­ет долго себя ждать) и не чувствуют напряжения или неопре­деленности (устранение которой приносит счастье), заменяя их суррогатами, искусственно вызываемыми с помощью та­ких средств как азартные игры или употребление наркоти­ков. Выигрыш или проигрыш, фрустрация и вознаграждение, связанные с потреблением наркотиков, провоцируют ощуще­ния боли и псевдосчастья. Такое отсутствие счастья — ре­альный факт, хотя в среде беднейших классов бытует пред­ставление о жизни богатых как о блестящей и романтичной. Ужин, который может казаться биржевому маклеру лишь скуч­ной обязанностью, подвергающей опасности его печень, для клерка будет событием, которое он запомнит на всю жизнь. Но это переживание сохранит свой блеск лишь при условии,

¹ Несмотря на теорию катексиса, кажется, что Фрейд относился к ре­альности как к некоему абсолюту. Он никогда в достаточной мере не под­черкивал зависимости ее от индивидуальных интересов и общественной структуры. Это не уменьшает ценности того, что он подразумевал под принципом реальности, который было бы лучше назвать «принципом отсрочки», чтобы подчеркнуть фактор времени и противопоставить его тем самым выбирающему кратчайший путь нетерпеливому и жадному поведению.

74 Холизм и психоанализ

что окажется единственным такого рода. Клерк, попавший в привилегированные круги, вскоре также свыкнется со своим новым образом жизни, как и его бывший босс, и так же най­дет ее пресной (биологическая саморегуляция).

Я надеюсь, что прояснил одну вещь: настоящее воз­награждение требует определенного напряжения. Когда на­пряжение слишком возрастает, тогда (в соответствии с за­коном диалектики) количество переходит в качество, удо­вольствие становится болью, объятия — костоломством, по­целуй — укусом, ласка — ударом. При обратном процессе, когда напряжение снижается, чувство неудовольствия сме­няется удовольствием. Это и есть то состояние, которое мы называем счастьем.

Исправив наше первоначальное замечание, касающееся того, когда людям «хорошо», а когда «плохо» (в связи с воз­награждением и фрустрацией), мы должны теперь задаться вопросом: почему же мы так редко переживаем чувства «хо­рошего» и «плохого» в качестве реакций. Что заставляет ре­бенка говорить «мама плохая» вместо того, чтобы просто сказать «мне плохо»? Для того чтобы понять это, нам при­дется заняться процессом проецирования, который играет большую роль в формировании нашего склада ума и важ­ность которого не может быть переоценена.

Находясь в кинотеатре, мы видим перед собой белый эк­ран; позади нас находится машина под названием проектор, сквозь которую движутся полоски целлулоида, называемые пленкой. Мы редко видим эти пленки, и, когда кино нам нра­вится, мы, естественно, о них и не вспоминаем. То, на что мы смотрим и от чего получаем удовольствие — это проецируе­мый фильм, картинка, появляющаяся на экране. То же самое происходит, когда ребенок или взрослый осуществляют про­екцию. Ребенок, неспособный отличить свои реакции от того, что их вызвало, не чувствует себя просто хорошо или плохо; он скорее склонен к тому, чтобы выставлять мать в хорошем либо дурном свете. От такого рода проекции берут свое на­чало два феномена: амбивалентность и этика.

Мы уже выяснили, что всякое крайнее поведение, хоро­шее и плохое, может и должно быть запомнено. Ребенок, силь­но пораженный хорошими и плохими поступками матери, обя­зательно запоминает их. Они не становятся изолированными сущностями в детской памяти, но образуют обширные целое-

Хорошее и плохое 75

тности, составленные по принципу близости. Вместо хаоти­ческой массы воспоминаний у ребенка формируются две их «группы»: сцены с хорошей и плохой матерью. Эти две груп­пы кристаллизуются в образы: хорошей матери (феи) и пло­хой матери (ведьмы). Когда на передний план выходит хоро­шая мать, плохая ведьма отступает на задний и наоборот.

Дата добавления: 2015-07-13