Эго, голод и агрессия 10 страница. Хотя нам пока не представляется возможным привести полный список отношений между прошлым и будущим, нако­пилось уже достаточно материала

Глава 13

ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ

Хотя нам пока не представляется возможным привести полный список отношений между прошлым и будущим, нако­пилось уже достаточно материала, чтобы попытаться соста­вить следующую неполную классификацию:

(1) Влияние конституции (наследственности).

(2) Научение индивида (обусловленное воздействием среды).

(3) «Футуристические воспоминания» («futuristic memories»).

(4) Навязчивое повторение (незавершенность ситуаций).

(5) Накопление «непереваренных» переживаний (травми­рующие и другие невротические переживания).

(1) В том, что касается конституции, отношение между про­шлым и будущим достаточно очевидно. Возьмем, например, функционирование щитовидной железы. Кретинизм (миксе-дема) обязан своим возникновением какому-то событию, про­изошедшему в прошлом. Будет ли иметь погружение в про­шлое какую-либо ценность, кроме удовлетворения нашего научного любопытства, или же оно поможет нам больше уз­нать об истоках болезни и позволит добиться успешного ее излечения в настоящем? Ведь именно сейчас нам приходит­ся время от времени впрыскивать тироидные гормоны для того, чтобы справиться с недостатком тироксина.

(2) Научение индивида можно сравнить с постройкой до­роги: задача состоит в том, чтобы направить транспортный поток по наиболее экономически выгодному пути. Но в том

Прошлое и настоящее 133

случае, если научение оказывается не слишком глубоким, оно способно сойти на нет, также как может разрушиться плохо построенная дорога. Разрушение стремится к уничтожению. Старые дороги исчезают, мозг забывает. Некоторые дороги, однако, построены с такой же тщательностью, как их строили римляне. Умение читать может оставаться без применения долгие годы и сохраниться на том же уровне, что и раньше.

Если же имеет место переобучение и движение направ­ляется на новые пути, ситуация будет иной: когда нам прихо­дится говорить на иностранном языке, редко используя род­ной, способность говорить на родном языке ухудшается, и по прошествии нескольких лет может стать затруднительным по­иск в памяти тех слов, которые раньше всегда вертелись на кончике языка. С другой стороны, заново обучиться родному языку можно быстрее, чем это первоначально происходит в детском возрасте.

Когда мы пытаемся остановить прогрессирование нев­роза, мы стараемся сделать так, чтобы пациент заново обу­чился пользоваться биологическими функциями, называемы­ми обычно нормальными или естественными. В то же время мы не должны упускать из виду и необходимость помощи в формировании неразвившихся отношений, их тренировку. Мы сможем по достоинству оценить методы Ф.М.Александера с позиций переобучения, если не станем забывать о необходи­мости одновременного преодоления динамического воздей­ствия неправильного гештальта. Если мы просто наложим один гештальт на другой, мы загоним неправильный гештальт в клетку, подавим его, но все же не уничтожим; растворение последнего высвободит энергию для функционирования всей личности.

(3) Выражение «телеологические, футуристические вос­поминания» выглядит парадоксальным, но ведь мы зачастую используем прошлый опыт для решения будущих задач. С психоаналитической точки зрения наиболее интересным при­мером такого рода воспоминаний служит сигнал, предупреж­дающий об опасности. Если на каком-то участке шоссе про­изошло несколько аварий, власти вывешивают дорожный знак, предупреждающий об опасности. Эти знаки помещают­ся не в память о погибших — они служат «цели» предупрежде­ния будущих катастроф.

Приступ тревожности у невротика не является, вопреки Фрейду, сигналом об опасности. Нервный человек употреб-

134 Холизм и психоанализ

ляет свои воспоминания в качестве стоп-сигналов на каж­дом шагу, как только почувствует возможную опасность. Ему эта процедура кажется разумной; похоже, что он действует по пословице «Однажды укушенный — осторожен вдвойне». («Пуганая ворона и куста боится».) Возможно, он когда-то был влюблен и потерпел разочарование. Поэтому теперь он предпринимает все меры для того, чтобы эта «катастрофа» не произошла вновь. Как только он ощущает малейшее про­явление привязанности, перед ним, точно красный свет све­тофора, встают его неприятные переживания, которые он (со­знательно или бессознательно) воспроизводит в себе. Он совсем не обращает внимания на тот факт, что совершает историческую ошибку, что теперешняя ситуация может зна­чительно отличаться от предыдущей.

Нахлынувшие из прошлого травматические воспоминания могут подготовить почву для появления новых сигналов об опасности и еще более ограничить свободу действий невро­тика в различных жизненных сферах, и так будет продолжать­ся до тех пор, пока он не научится находить различие между настоящей и прошлыми ситуациями.

(4) Феномен навязчивого повторения — ошеломляющее открытие Фрейда, толкование которого, к сожалению, доведе­но у него до абсурдных заключений — требует к себе дели­катного подхода. Фрейд увидел в монотонности повторений тенденцию к умственному окостенению. Эти повторения, по его мнению, становятся ригидными и безжизненными как не­органическая материя. Его размышления об этой жизнеотри-цающей тенденции привели его к предположению о том, что за кулисами действует некая определенная сила: инстинкт нирваны или смерти. Он заключил далее, что точно так же как либидо проявляется вовне в качестве любви, инстинкт смер­ти проявляется в страсти к разрушению. Он зашел столь да­леко, что даже решил объявить саму жизнь постоянной борь­бой между инстинктом смерти и либидо. Это нерелигиозный по сути своей человек возвел на престол Эрос и Танатос; ученый и атеист регрессировал до того, что сам создал себе богов, против которых боролся всю жизнь.

По моему мнению, построения Фрейда содержат в себе несколько ошибок. Я не согласен с ним в отношении того, что гештальт «навязчивого повторения» имеет ригидный ха­рактер, хотя отчетливая тенденция к окостенению заметна в привычках. Нам известно, что чем старше человек, чем ме-

Прошлое и настоящее 135

нее гибкой становится его мировоззренческая система, тем меньше оказывается возможность изменения его привычек. Когда мы осуждаем некоторые привычки и называем их по­роками, мы подразумеваем, что перемены были бы желатель­ны. В большинстве случаев, однако, они настолько сраста­ются с нашей личностью, что все усилия по их изменению сводятся к смехотворным полумерам, которые только на мгновение успокаивают совесть, не затрагивая источника неприятностей.

Принципы не менее косны. Они заменяют независимый взгляд на жизнь. Их обладатель окажется затерянным в океа­не событий, если потеряет возможность направлять свои дей­ствия по этим устойчивым ориентирам. Как правило, он даже гордится ими и считает их не недостатками, но источником силы. Он цепляется за них вследствие недоразвитости соб­ственной способности к непредвзятому суждению.

Динамика развития привычек не однородна. Некоторые из них продиктованы принципом экономии энергии и стано­вятся «оттренированными» рефлексами. Привычки зачастую являются фиксациями или же были ими первоначально. Их существование поддерживается за счет страха, но они все же могут быть превращены в благоприобретенные рефлек­сы. Это наблюдение подразумевает, что обычный анализ привычек недостаточен для «избавления» от них простым усилием воли.

Структура «навязчивого повторения» разительно отлича­ется от структур привычек и принципов. Мы уже приводили пример человека, снова и снова разочаровывавшегося в дру­зьях. Мы вряд ли назвали бы такое явление привычкой или принципом. Но что же тогда есть это вынужденное повторе­ние? Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо будет сделать небольшое отступление.

К.Левин провел следующее исследование памяти. Груп­пе людей давались определенные задания. Им не сообщи­ли о том, что будет проводиться тестирование памяти, и у них сложилось впечатление, что происходит исследование умственных способностей. На следующий день их попроси­ли изложить на бумаге смысл тех задач, которые они запом­нили, и неожиданно оказалось, что нерешенные задачи за­помнились много лучше решенных. Исходя из теории либи­до, можно было ожидать противоположного, а именно того, что нарциссическое удовлетворение приведет к лучшему за-

136 Холизм и психоанализ

поминанию своих успехов. Или у всех у них имелся адле-ровский комплекс неполноценности, и они запоминали толь­ко нерешенные задания для того, чтобы в следующий раз по­пытаться справиться с ними успешнее? Оба объяснения не­удовлетворительны.

Слово «solution» («решение») указывает на то, что озада­чивающая ситуация исчезает, растворяется («is dissolved»). Что касается действий человека, страдающего неврозом на­вязчивых состояний, то стало известно, что эти обсессивные действия должны повторяться до тех пор, пока их задача не будет выполнена. Когда желание смерти растворяется — в результате ли психоанализа или иным путем — заинтересо­ванность в исполнении навязчивых ритуалов («отмена» же­лания смерти) отойдет на задний план, а затем и исчезнет из сознания.

Если котенок пытается взобраться на дерево и падает, то он повторяет свои попытки снова и снова, до тех пор, пока ему это не удастся. Если учитель находит в работе ученика ошибки, он заставляет его переделывать ее заново, не для того, чтобы эти ошибки повторились, а для того, чтобы он на­учился правильно решать задачу. Тогда ситуация оказы­вается завершенной. Учитель и ученик теряют всякий ин­терес к ней, также как и мы теряем интерес к кроссворду, заполнив его.

Повторение действия для достижения мастерства явля­ется ядром его развития. Механическое повторение без со­вершенствования имеет цель, враждебную органической жиз­ни и «креативному холизму» (Смуте). Интерес поддержива­ется лишь до тех пор, пока задача не окончена и находится под рукой. Как только она оказывается завершенной, инте­рес пропадает, пока новая задача не возбудит его заново. Не существует никакого сберегательного банка, из которого организм (согласно теории либидо) мог бы брать необходи­мый интерес в кредит.

Вынужденные повторения никоим образом нельзя счи­тать автоматическими. Напротив, это энергичные попытки ре­шить злободневные жизненные проблемы. Потребность в друге, по сути, — здоровое проявление желания контакта с другими людьми. Постоянно испытывающий разочарования человек занимает невыгодную позицию лишь потому, что ищет себе идеального друга. Он может отрицать не удов­летворяющую его реальность в мечтах или даже в галлюци-

Прошлое и настоящее 137

нациях; он может попытаться сам стать своим собственным идеалом или переделать характеры друзей, но ему не удас­тся достичь исполнения своих желаний. Он не замечает ос­новной ошибки: поиска первопричины своих неудач в невер­ном направлении — вовне, а не в себе. Он видит в друзьях виновников своих разочарований, не осознавая того, что в этом повинны его ожидания. Чем более идеалистичны его ожидания, тем менее они соотносятся с реальностью, и тем более сложной окажется задача установления контакта. Эта проблема останется неразрешенной, и вынужденные повто­рения не прекратятся до тех пор, пока он не подгонит свои несбыточные ожидания к реальным возможностям.

Навязчивые повторения ни в коем случае не механичес­кие и омертвевшие, но представляют собой живые явления. Я никак не возьму в толк, каким образом кто-то может вывес­ти из их существования мистическое влечение к смерти. Это один из тех случаев, когда Фрейд потерял под ногами твер­дую почву науки и углубился в область мистики, подобно Юнгу с его особым подходом к теории либидо и концепцией коллективного бессознательного.

Не мне решать, что же все-таки побудило Фрейда к изоб­ретению теории влечения к смерти. Возможно, болезнь или приближающаяся старость заставили его желать существо­вания такого влечения к смерти, которое бы разряжалось в форме агрессии. Если бы эта теория была верна, любой дос­таточно агрессивный человек обладал бы секретом продле­ния жизни. Диктаторы жили бы ad infinitum (вечно).

Фрейд попеременно использует термины «нирвана» и «влечение к смерти». Тогда как ничто не может подтвердить существование инстинкта смерти, инстинкт нирваны имеет некую основу. Может показаться, что термин «инстинкт» не подходит и что его следует заменить словом «тенденция». Любая потребность нарушает равновесие организма. Ин­стинкт указывает на направление, в котором это равновесие нарушено. Фрейд осознал это правило применительно к по­ловому инстинкту.

У Гете была теория, напоминающая фрейдовскую, но для него нарушителем человеческой «любви к безусловному по­кою» выступало не либидо, а разрушение, символизируемое Мефистофелем. Но этот покой не безусловен и не длите­лен. Удовлетворение восстанавливает организмический ба­ланс и приводит организм в состояние покоя, длящегося

138 Холизм и психоанализ

лишь до тех пор, пока новый инстинкт не предъявит свои требования.

Принимать «инстинкт» за тенденцию к поддержанию рав­новесия — то же самое, что принимать товар, взвешиваемый на весах, за сами весы. Мы можем назвать это врожденное стремление к восстановлению покоя посредством удовлет­ворения инстинкта «влечением к нирване».

Постулирование «инстинкта» нирваны может также ока­заться следствием принятия желаемого за действительное. В те короткие периоды времени, когда наш организм уравнове­шен, мы испытываем покой и счастье, вскоре разрушаемое новыми запросами и потребностями. Зачастую нам хотелось бы изолировать это чувство отдохновения, выделив его из цикла «инстинкт-удовлетворение», и продлить подольше. Я понимаю, что индусы в своем неодобрительном отношении к телу и его страданию, в своих попытках убить все желания провозглашали состояние нирваны конечной целью нашего существования. Если влечение к нирване есть инстинкт, я ума не могу приложить, зачем они тратили столько энергии для достижения желанной цели, если инстинкт сам заботится о себе и не требует никаких сознательных усилий.

К сказанному о так называемом «влечении к смерти»¹ можно добавить куда больше. Прозрение его истинной при­роды могло бы состояться давным-давно, если бы ученики Фрейда, в числе которых в прошлом был и я, зачарованные его величием, не проглатывали все, что он изрекал, словно какое-то религиозное откровение.

(5) Это проглатывание интеллектуального материала дает нам повод указать на еще один класс отношений между про­шлым и будущим: широкую категорию травматических и инт-роецированных воспоминаний.

Простой пример. Не большого ума ученик обладает ис­ключительной памятью и заучивает наизусть целые абзацы. Он может с легкостью перенести прочитанное на бумагу во время экзамена, но совершенно не способен объяснить зна­чение того, что он написал. Он вбирает в себя материал, не

¹ По моему мнению, силы Ч и ф действительно в ответе за смерть, но сама смерть не ответственна за агрессию. В процессе отвердения арте­рий некоторое количество кальция накапливается в стенках артерий, сни­жая их гибкость и нарушая тем самым процесс правильного питания тка­ней. Простым примером энергии ф является язва желудка, вызванная раз­рушением его стенок желудочным соком.

Прошлое и настоящее 139

ассимилируя его. Общей чертой того класса воспоминаний, которые, как никакие другие, привлекали к себе интерес Фрейда, является то, что они находятся в некоем «желудке ума». Возможны три исхода: либо человека «вырвет» этим материалом (как репортера), либо он «испражнит» его непе­реваренным (проекция), либо же будет «страдать от умствен­ного несварения». Это последнее состояние было так оха­рактеризовано Фрейдом: «...невротик страдает от своих вос­поминаний».

Для того чтобы глубоко проникнуть в суть этого умствен­ного несварения и найти способы его излечения, нам придет­ся детально рассмотреть инстинкт удовлетворения голода и организмическую ассимиляцию. Расстройства процесса ас­симиляции — с психологической точки зрения — приводят к возникновению паранойи и выработке паранойяльного харак­тера. Исследование данной проблемы станет центральным пунктом второй части этой книги.

Часть вторая

МЕНТАЛЬНЫЙ МЕТАБОЛИЗМ

Любой инородный, чуждый или враждебный Личнос­ти элемент, привнесенный в нее извне, создает внутрен­ние напряжения, препятствует ее работе и может даже привести к полной ее дезорганизации и дезинтеграции. Личность, подобно организму, зависит от непрерывного поступления из внешней среды интеллектуальной, со­циальной и тому подобной пищи. Но пока этот чуже­родный материал не будет надлежащим образом вклю­чен в обменные процессы Личности и ассимилирован ею, он может оказаться пагубным и даже фатальным для нее. Так же как ассимиляция органического мате­риала необходима для животного роста, усвоение Лич­ностью нравственного и социального материала стано­вится центральным пунктом ее развития и самореали­зации. Способность к такой ассимиляции колеблется в широких пределах у различных индивидов. Гете смог вобрать в себя и ассимилировать всю науку, искусство и литературу. Он смог усвоить громадные пласты чужо­го опыта, освоиться в них и обратить на достижение того блеска и величия самореализации, которое сдела­ло его одним из величайших людей.

Дж. К. Смуте

Глава 1

ПИЩЕВОЙ ИНСТИНКТ

Если мы разрежем по трем измерениям куб со стороной, равной одному дюйму (рис. 1 и 2), то получим восемь кубов вместо одного; объем останется прежним, но площадь по­верхности удвоится (рис. 3).

142 Ментальный ме та болизм

На рис. 1 показана поверхность площадью в шесть квад­ратных дюймов; на рис. 3 изображены восемь кубов, каждый из которых имеет шесть сторон по полдюйма: 8х6х¹/₂х¹/₂=12 квадратных дюймов. Удвоив таким образом поверхность ис­ходного куба, мы можем продолжать деление кубов дальше, тем самым увеличивая поверхность.

Преимущество большой поверхности заключается в быст­роте и эффективности реакции на физические и химические воздействия. Таблетка аспирина, истолченная в порошок, рас­творяется быстрее, чем целая. Кусок мяса, помещенный в сла­бую кислоту, будет растворяться долгое время, поскольку кислота разъедает только поверхность, не затрагивая внут­ренние слои. Если же пропустить его через мясорубку и рав­номерно распределить в кислоте, то все вещество растворит­ся за то время, которое потребовалось бы для растворения его поверхности.

Так, ф играет главенствующую роль в процессе пище­варения. Однако не следует пренебрегать и f, поскольку оно присутствует в процессах формирования отношения к пище (аппетит), в дегустации и в некоторых синтетических хи­мических реакциях, происходящих в нашем организме. Эти функции остаются относительно малозначащими для за­родыша, но в ходе постнатального развития их значение все возрастает.

На начальной стадии эмбрион ничем не отличается от любой другой ткани матери; он получает требуемое коли­чество кислорода и всю необходимую ему пищу в разжи­женном и химически подготовленном к усвоению виде че­рез плаценту и пуповину. На первых порах все продукты до­ставляются к тканям зародыша без какого бы то ни было усилия с его стороны, хотя позднее в их распределение включается сердце эмбриона. С рождением ребенка пупо­вина перестает выполнять свои функции, жизненная связь между матерью и ребенком прерывается, и для того, чтобы остаться в живых, только что появившемуся на свет младен­цу приходится решать задачи, которые, будучи простыми для нас, могут представлять трудность для молодого организма. Ему приходится теперь самостоятельно добывать себе кис­лород, то есть начать дышать, и научиться самому поглощать пищу. Разрушение твердых структур, как указано в начале данной главы, еще не освоено им, но молекулы протеинов и подобных веществ, содержащихся в молоке, должны пройти химическое расщепление и быть разложенными на более

Пищевой инстинкт 143

простые вещества. Существует, однако, один вид активной сознательной деятельности, которую приходится выполнять младенцу: присасывание.

На следующей стадии у ребенка прорезаются передние зубы — появляются первые орудия для разрушения твердой пищи. Передние зубы действуют как ножницы, вовлекая в работу также и челюстные мышцы, хотя в нашей культуре вместо них зачастую используется нож, что приводит к ос­лаблению зубов и их функции. Задача зубов состоит в раз­рушении макроструктуры пищевого продукта, как показано на рис. 1—3.

Соски матери становятся «объектом» кусания. «Канниба­лизм», как неверно обозначил эту стадию психоанализ, всту­пает в свои права. Укусы соска могут оказаться болезненны­ми для матери. Не понимая биологической природы детского желания укусить или, возможно, имея чувствительный сосок, мать способна расстроиться и даже отшлепать «противного» ребенка. Повторное наказание обуславливает подавление кусания. Кусание идентифицируется с причинением боли и самим чувством боли. Травма наказания, однако, встречается реже, чем травма фрустрации при отлучении от груди (преж­девременном или внезапно проведенном). Чем сильнее зап­рещается кусательная активность, тем менее ребенок окажет­ся способным энергично вцепиться в предмет в том случае и тогда, когда этого потребует ситуация.

Отсюда берет свое начало порочный круг. Маленький ре­бенок не может подавлять¹ свои импульсы, нелегко ему и про­тивостоять такому сильному побуждению, как желание уку­сить. У маленького ребенка функции Эго (а с ними и границы Я) еще не развились и не обозначились. Насколько я пони­маю, в его распоряжении имеются только средства проекции. На данной стадии ребенок не способен различать внутрен­ний мир и внешний. Поэтому выражение «проекция» не со­всем точно, поскольку оно означает, что нечто, принадлежа­щее внутреннему миру, переживается как принадлежащее внешнему миру; но в практических целях мы можем исполь­зовать термин «проекция», вместо «продифференцированной проекции» (См. главу 10 этой части).

Чем строже запрещенной и спроецированной окажется способность причинять боль, тем скорее у ребенка разовьет-

¹ Подавление изначально основано на контроле за запирающими мыш­цами рта, ануса и уретры.

144 Ментальный ме та болизм

ся страх получить ее, а страх возмездия, в свою очередь, при­ведет к дальнейшему усилению отвращения к причинению боли. Во всех подобных случаях выявляется недостаточное использование передних зубов, наряду с общей неспособно­стью овладеть жизненной ситуацией, вцепиться мертвой хват­кой в поставленную задачу.

Другим следствием подавленной агрессии является «рет­рофлексия», которой я посвятил особую главу.

Если дентальное развитие остановилось после появле­ния и использования резцов, то мы сможем разгрызть боль­шой кусок, превратив его в несколько маленьких кусочков, но их переваривание окажется затруднено для желудка и по­требует значительного времени. Чем тщательнее измельче­но вещество, тем большую поверхность оно представляет для химического воздействия. Задача зубов состоит в том, чтобы разрушать крупные куски пищи, пережевывание пред­ставляет из себя последнюю стадию механической подго­товки к химической атаке телесными соками. Наилучшее обеспечение правильного пищеварения состоит в перетира­нии пищи почти в жидкую кашицу, тщательно перемешанную со слюной.

Немногие люди осознают тот факт, что желудок — это про­сто еще одна разновидность кожи, неспособная справиться с большими кусками. Порою организм пытается возместить не­достаточное пережевывание выделением избыточного коли­чества желудочной кислоты и пепсина. Однако, такое при­способление увеличивает опасность возникновения язвы же­лудка или двенадцатиперстной кишки.

Различные стадии в развитии инстинкта утоления голо­да могут быть классифицированы на пренатальную (до рож­дения), предентальную (грудной младенец), резцовую (куса­ние) и молярную (откусывание и пережевывание) стадии. Перед тем как перейти к детальному рассмотрению психо­логических аспектов каждой из этих стадий, мне хотелось бы остановиться на одной затронутой ранее проблеме: пробле­ме нетерпения. Многие взрослые люди относятся к твердой пище так, «как если бы» она была жидкой и ее можно было бы поглощать большими глотками. Таких людей всегда ха­рактеризует нетерпение. Они требуют немедленного утоле­ния своего голода, не находя интереса в разрушении твер­дой пищи. Нетерпеливость сочетается в них с жадностью и неспособностью достичь удовлетворения, что будет в даль­нейшем показано на примерах.

Пищевой инстинкт 145

Чтобы осознать существование тесной связи между жад­ностью и нетерпением, необходимо лишь проследить за воз­буждением, жадностью и нетерпением грудного младенца, когда он сосет. Функция контакта у грудного младенца ог­раничена присасыванием, после чего кормление сводится к конфлюенции («confluence» — от лат. «fluere» = «течь». — примеч. перев.). Когда взрослых одолевает жажда, они ведут себя подобным же образом и не видят в этом ничего предо­судительного. Но те люди, что заглатывают куски целиком, глотают твердую и жидкую пищу, в результате чего у них не развивается ни способность пережевывать, т.е. тщательно прорабатывать что-либо, ни умение выносить напряженное ожидание.

Сравните нетерпеливого едока (который, конечно же, всегда найдет оправдание своей поспешности, вроде «от­сутствия времени») с человеком, ожидающим трамвая. В сознании жадного едока желание «набить рот» образует та­кую же «фигуру», как и трамвай у того, кто его с нетерпени­ем ждет. В обоих случаях ожидается конфлюенция, слияние образа и реальности, и это становится первостепенной по­требностью. Наполнение рта не отступает на задний план, как должно было бы произойти, и удовольствие от дегуста­ции и разрушения пищи не становится средоточием интере­сов — «фигурой».

Самое главное, что деструктивная тенденция, которая должна получать свой естественный биологический выход в использовании зубов, остается неудовлетворенной. Здесь мы находим те же положительные и отрицательные функции, что и в случаях избегания. Функция разрушения, хотя и яв­ляется сама по себе не инстинктом, а лишь мощнейшим ин­струментом на службе у инстинкта утоления голода, «субли­мируется» — отворачивается от такого объекта как «твердая пища». Она проявляет себя в убийствах, развязывании войн, жестокости и других пагубных способах поведения, или, че­рез посредство ретрофлексии, в самоистязании и даже са­моразрушении.

С чисто психическим опытом (желания, фантазии, сны на­яву) часто обращаются так, «как если бы» это было объектив­ной реальностью. В случае невроза навязчивых состояний и некоторых других неврозов можно, например, отметить, что со­весть третирует желание совершить что-либо запретное та­ким же образом, как и государственные властные структуры, наказывающие за уже совершенное преступление. В действи-

146 Ментальный метаболизм

тельности, многие невротики не могут отличить воображае­мого проступка от реального.

При психозах слияние воображения и реальности зачас­тую приводит к тому, что пациент не только ожидает реально­го наказания, но и наказывается за поступки, совершенные им в воображении.

Интеллектуальный и эмоциональный голод воздейству­ют на человека подобно физическому: К.Хорни верно заме­чает, что невротик постоянно с жадностью ищет любви, но его жадность никогда не вознаграждается. То, что невротик не ассимилирует предлагаемую ему любовь, является реша­ющим фактором в его поведении. Он либо отвергает, либо недооценивает ее, и она начинает претить ему или теряет для него всякую ценность, как только он ее получает.

Более того, это нетерпеливое, жадное отношение боль­ше чем что-либо другое ответственно за ту чрезмерную глу­пость, что царит в мире. Точно так же, как таким людям не хватает терпения, чтобы как следует прожевать обычную пищу, им не хватает времени и для того, чтобы «разжевать» пищу духовную.

Поскольку новейшие времена в значительной степени способствуют распространению привычки поспешного по­едания пищи, неудивительно, что один великий астроном ска­зал: «Насколько мы знаем, бесконечны две вещи — вселен­ная и человеческая глупость». Сегодня мы знаем, что это ут­верждение не совсем правильно. Эйнштейн доказал нам, что вселенная ограничена.

Глава 2 СОПРОТИВЛЕНИЕ

Теория либидо утверждает, что развитие сексуального инстинкта проходит через оральную и анальную стадии и что нарушения и фиксации на этих стадиях препятствуют развитию здоровой сексуальной жизни. И собственные на­блюдения, и соображения теоретического порядка вынужда­ют меня не согласиться с этой гипотезой. Если основные интересы человека лежат в оральной или анальной сфере, то Эго может значительно ослабить его сексуальные инте­ресы; а если он признает сексуальные табу, то его интерес к поглощению пищи и, по крайней мере в нашей цивилиза­ции, к испражнению, должны возрасти. Возникновение ораль­ного или анального характеров часто является результатом отталкивания и притяжения — от гениталий к отверстиям пи­щеварительного тракта.

Весьма спорным было бы рассматривать генитальный ха­рактер как высшую форму развития. Райх, к примеру, в своем прославлении сексуальной потенции создает впечатление искусственного идеала, не существующего в действительно­сти. Я согласен с ним в том, что любое нарушение в функции оргазма ведет к расстройству других функций личности, но то же самое происходит и при любом нарушении функций Эго, инстинкта голода и, как показали Ф.М.Александер и сам Райх, двигательной системы. В моей практике встречались случаи истерии, в которых затруднения сексуального характера пре­одолевались очень быстро, хотя анализ оказывался затруд­нен из-за слабо развитых функций Эго.

Дата добавления: 2015-07-13