Сахаров А.Н. Рюрик, варяги и судьбы российской государственности

Печатается по изданию: Сборник РИО. Т.8 (156). Антинорманизм. - М., 2003

1140-летие со времени призвания варягов вновь обострило внимание к этому событию, к Рюрику, к значению варягов в древнейшей истории, к этническому происхождению варягов. В 862 г., согласно Повести временных лет, приильменские славяне, местные угро-финские племена пригласили на княжение варягов Рюрика и его братьев, которые и прибыли в земли восточных славян «с роды своими».

К этому шагу местные племенные конфедерации побудила нескончаемая междоусобица («въста родъ на родъ»), возникшая после того, как они прогнали варягов за море и перестали им платить дань, то есть встали на путь независимого политического существования. «Поищемъ собе князя иже бы володелъ нами и судилъ по праву», якобы решили они. Послы из восточнославянских земель, согласно летописи, заявили варягам: «Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет. Да пойдете княжитъ и володети нами». Текст предельно ясен: для прекращения раздоров, междоусобиц соперничавшие политические структуры приглашали нейтрального правителя, который бы установил «наряд», то есть власть (а не порядок, как почему-то трактуют это понятие), и судил бы по справедливости. Такая практика приглашения князя-правителя-арбитра, военного вождя со стороны была весьма распространенной в Европе; эта практика на долгие десятилетия стала традиционной и для Новгородской Руси - вспомним хотя бы Александра Невского, приглашаемого в этот стольный город для защиты его от натиска немцев, шведов, литовцев.

Летописец не только рассказал о факте «призвания варягов», которое сегодня историческая наука признает соответствующим политическим реалиям того времени, но и точно определил, кто такие были варяги Рюрика, откуда они явились, в каком отношении к восточным славянам они находились. Он отмечает, что варяги живут «за морем», что они зовутся «русь», причем летописец - осведомленный и внимательный автор - подчеркивает их этническое отличие от шведов, норманнов, англов, готландцев. Этническую принадлежность варягов-руси к славянскому миру летописец определяет одной фразой: «А словеньскый языкъ и рускый одно есть».

Общность варягов-руси и новгородских словен автор летописи также определяет достаточно четко: «Ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска преже бо беша словене»[1]. Как видим, не верхушка, не дружина, а именно «людье» - все новгородское население родственно варягам-руси.

Летопись многократно упоминает и об отношениях восточных славян с варягами-русью в IX в., все они ведут в одном направлении - на южный берег Балтики. Так древний автор, говоря о расселении народов, помещает варягов среди тех, кто обитает на южнобалтийском берегу, на севере Европы. Упоминая о варягах «из заморья», он имеет в виду не противоположный северный берег Балтики, а южный. Так, описывая расселение народов Европы, летописец сообщает, что «ляхове же, и пруси, чюдь преседять к морю Варяжьскому» (т. е. Балтийскому). Здесь имеется в виду южный берег Балтики, так как именно там располагались ляхи и прусы. Они-то и стали ориентирами для обозначения места расселения варягов. «По сему же морю седять варязи семо ко въстоку... по тому же морю седять къ западу до земле Агнянски и до Волошьски». И далее: «Афетово бо и то колено: варязи, свей, урмане, готе, русь, агняне, галичане, волъхва, римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове и прочии, ти же приседять отъ запада къ полуденыо...». И здесь шведы и норвежцы отделены от варягов. Варягов же и русь автор понимает как отдельные этнические группы, между тем как в другом случае мыслит их как единое целое. Так очерчен ареал расселения варягов, и еще раз подчеркнута их этническая принадлежность. Этот ареал полностью захватывает земли южнобалтийских славян[2].

Кажется все, что можно было сказать о Рюрике и его пришествии с «родами» в землю восточных славян, об этнической природе варягов, о месте их расселения сказано, подчеркнута их славянская принадлежность в IX - нач. X вв., позволившая пришельцам быстро адаптироваться в иной среде и восточным славянам без особых трудностей установить контакты с варягами.

Рюрик выполнил предначертанную ему историческую миссию. Он стал княжить в Новгороде, его братья - в других городах, варяги положили конец междоусобицам, объединили страну. Позднее, после смерти братьев, Рюрик объединил под своей властью все северо-западные восточнославянские земли, создал здесь сильное государство, повел наступление на юг. Его преемники подчинили себе другие восточнославянские земли, в том числе Поднепровье с центром в Киеве. На европейской арене появилось мощное восточнославянское государство Русь, охватившее огромную территорию - от польской границы и Карпат до междуречья Волги, Оки, Клязьмы, от северного Причерноморья и Таманского полуострова до побережья Балтийского и Белого морей. Оно сыграло выдающуюся роль в становлении российской цивилизации, в развитии российской государственности, в формировании средневековых социальных, экономических, культурных, религиозных, этнических процессов на Восточно-Европейской равнине. Государство Русь послужило основой для последующего развития русской, украинской и белорусской наций, формирования их государственных начал. Рюриковичи стояли во главе всех этих процессов. Они же, уже в новых исторических условиях, стали символами политического распада Руси, безудержной амбициозной и эгоистической борьбы за первенство в русских землях, они же позднее жертвенно прошли через пламя татаро-монгольского нашествия, насилие и позор татаро-монгольского ига, через отчаянную борьбу с агрессивными западными соседями за выживание российской самобытности и российской национальной государственности в XIII-XV вв. Именно Рюриковичи приступили на северо-востоке славянских земель с центрами во Владимире, Твери и Москве к собиранию храмины развалившегося было российского государственного устройства, чтобы вывести его через муки и тернии к мощи Русского централизованного государства.

Таким образом, в российской истории судьба Рюрика и Рюриковичей сплелась воедино с судьбами народов Восточно-Европейской равнины. Поэтому верное понимание сути, исторической масштабности, цивилизационных последствий появления в восточнославянских землях первой долговременной правящей княжеской, а позднее и царской, династии помогает не только объективному воссозданию исторического пути российского, украинского, белорусского народов, а также проживавших здесь других - балтских, угро-финских, тюркских - народов, но и позволяет идентифицировать их национальное самосознание, их место в системе общемировых и европейских цивилизационных процессов, взаимосвязи и взаимоотношения с окружающим внешним миром.

Поэтому с такой чуткой внимательностью историки, российская общественность относятся ко всему, что связано с пониманием факта «призвания варягов» и трактовки этого события в масштабах всей российской истории.

Думается, что определенная чуткость, а возможно, и настороженность в этом вопросе связана с тем, что уже столетия назад были сделаны первые попытки пересмотреть концепцию летописи, заподозрить нашего замечательного летописца Нестора в невежестве, бросить тень на древний источник, выведя проблему «призвания варягов» за научные рамки, придать ей политическую, пропагандистскую окраску с целью фальсификации российских национальных и государственных приоритетов.

Еще в начале XVII в. в агрессивных экспансионистских кругах Швеции, боровшейся за отторжение у России ее северо-западных земель с Новгородом, Рюрик и варяги были объявлены скандинавами, шведами, привнесшими государственность в дикие восточнославянские земли. Это был период, когда

Россия в период Смуты и послесмутного времени вела отчаянную борьбу за выживание и национальную независимость. В этой борьбе историческая идентификация первой русской династии играла определенную роль. Так стала формироваться «норманская теория» возникновения Русского государства. Позднее эту теорию оживили и придали ей законченный характер немецкие историки XVIII в. Одни из них жили и работали в России, другие - у себя на родине. С тех пор «норманизм», питаемый в основном политическими импульсами и амбициями из-за рубежа, прочно свил себе гнездо и на русской почве. Норманистские писания расцветали в истории всякий раз, как обострялись внешнеполитические отношения России с окружающими странами. Так было накануне нашествия Наполеона на Россию в 1812 г., так было в период Первой мировой войны и во время немецкой агрессии против нашей страны в 1941-1945 гг. Норманизм в течение десятилетий стал прочной политической базой противостояния России.

Однако уже в давние времена российские ученые, а позднее и объективные исследователи на Западе стремились перевести разного рода политические спекуляции на этот счет в научную плоскость. Уместно здесь вспомнить имена В.Н.Татищева, М.В.Ломоносова, С.А.Гедеонова, советских ученых академиков Б.Д. Грекова, М.Н.Тихомирова, а также современных исследователей А.Г.Кузьмина, В.Б.Вилинбахова, выдающегося польского русиста Х.Ловмяньского, ряд русских историков-эмигрантов и многих других. Именно их усилиями одна из составных частей норманизма - утверждение о том, что «призвание варягов» положило начало российской государственности, привнесенное на восточнославянские земли извне, - была полностью опровергнута, и сегодня лишь фанатики-дилетанты возвращаются к этим мыслям. В работах большинства этих авторов был убедительно аргументирован и тесно связанный с общей проблемой норманизма вопрос об этнической природе варягов IX - первой половины X вв. как южнобалтийского славянства[3].

В последние десятилетия отечественными и зарубежными историками, археологами, лингвистами, антропологами, специалистами по нумизматике было неопровержимо доказано, что Российская государственность проделала многовековой путь развития. Ее истоки зарождались по мере эволюции восточнославянского общества, перехода от родоплеменных отношений к началам раннефеодального развития, складывания института частной собственности, появления социального неравенства, зарождения военной организации, перерастания власти племенных вождей в княжескую власть. Этот процесс протекал особенно быстро во второй половине I тысячелетия н. э. на огромных пространствах Восточно-Европейской равнины и был связан с общественной эволюцией всего славянского мира: восточного славянства, южных и западных славян, южнобалтийского славянства. В этом обширном ареале от берегов Балтики и Приильменья до Карпат и Северного Причерноморья, от Вислы до междуречья Волги, Оки, Клязьмы шли мощные миграционные процессы, нарастали положительные демографические сдвиги наблюдался определенный прогресс в социально-экономической, политической культурной сферах. Восточное славянство было частью этого движения славянского мира который активно взаимодействовал с окружающими народами. Особенно быстро это развитие происходило в относительно мирные периоды истории восточного славянства VIII-IX вв., в отсутствие мощных иноземных нашествий, во время постепенного освобождения части восточных славян от власти Хазарского каганата. Именно в этот период происходит формирование племенных конфедераций - переходного этапа к государственности и наступает время рождения двух первых государственных центров в истории восточных славян - на Северо-Западе с будущими центрами в Ладоге, Новгороде и южного - с центром в Киеве.

КIX в. относится несколько исторически четких упоминаний о наличии на Руси государственных образований. Это нападение русских войск на Византию в начале и в 30-е гг. IX в., посольство Руси в Византию и Франкское государство в 838-839 гг. Однако наиболее впечатляющим фактом русской восточнославянской государственности стало нападение войска руссов-славян 18 июня 860 г. на столицу Византии, заключение договора «мира и любви» между Византией и Русью 25 июня 860 г., официальное признание тем самым Руси могучей Византийской империей. День 25 июня 860 г. может стать официальной датой исторического возникновения Российской государственности. Это было за два года до «призвания варягов».

«Призвание варягов», появление Рюрика и его дружины в землях приильменских славян и местных балтских и угро-финских племен, помеченное в летописи под 862 г., стало определенным этапом в становлении древнерусской государственности. Оно стало отражением определенной общественной зрелости восточнославянского общества, идущего к централизации, знания им государственных традиций Восточной Европы.

Власть Рюрика, его братьев и их «родов» наложилась на уже существующие государственные тенденции и традиции восточнославянских земель Она отразила уже существовавший уровень государственности в этих землях и на сопредельных славянских территориях, входящих в общеславянский ареал, содействовала дальнейшему прогрессу русской государственности, так как ускорила формирование государственной власти и государственной территории на северо-западе восточнославянских земель.

Но продолжала существовать другая часть норманской версии - теория < том, что варяги - это скандинавы, что Рюрик - это выходец из германских либо шведских земель. По своей сути эта сторона норманизма мало чем отличается от своей первой ипостаси. Приоритеты на этом этапе российской истории искусственно подгоняются под иностранные модели, славянский мир оказывается разорванным, что противоречит исторической правде. Историческая логика развития славянских земель искусственно разрушается.

В последние двадцать с лишним лет эта сторона норманизма яростно и агрессивно отстаивается в основном небольшой группой вчерашних филологов-переводчиков, работавших долгие годы со шведскими, норвежскими, немецкими, исландскими, восточными источниками и сделавших эти источники, по существу, наиболее важными свидетельствами по истории древних славян. Их поддерживают некоторые археологи и историки, специализирующиеся на изучении других стран и регионов, в первую очередь, Скандинавии. Солидарность и конъюнктурный расчет лежит в основе этого опасного единства, покрывающего душным туманом русскую науку, внедряемого беззастенчиво в учебники, научно-популярную литературу, в СМИ и даже в краеведение. Построившие на весьма шаткой и субъективной, в основном филологической, порой глубоко тенденциозной, основе, свои исторические конструкции, эти «специалисты» стремятся монополизировать историю Древней Руси, всячески дискредитировать своих научных оппонентов. Слабо разбирающиеся в русских источниках, в первую очередь, в летописных текстах, не знающие древнерусского языка, замалчивающие работы, в которых утверждается славянское происхождение варягов IX - начала X вв., Рюрика и его соратников, они требуют вывести антинорманизм вообще за рамки науки, приклеивают своим оппонентам, всем, кто покушается на эту монополию, ярлыки псевдопатриотов, шовинистов и даже сталинистов, активно сплачивают соратников, борются за захват организационных рычагов науки, научной прессы. Вновь раздаются голоса и о привнесении скандинаво-германскими элементами в славянские земли мощного социально-политического начала. Историография как бы поворачивается вспять.

Для сомневающихся и противников нового норманизма припасены и угрозы и даже политические ярлыки. Так, в книге «специалиста в области истории и этнокультурной истории Восточной и Северной Европы» В.Я. Петрухина и «специалиста по истории скифов и Закавказья» Д.С.Раевского борьба с норманизмом отождествляется с известной сталинской компанией против космополитизма и с возрождением «автохтонистских мифов»[4]. Сегодня все они - специалисты по истории скандинавских и других стран - считают себя единственными «правильными» толкователями истории Древней Руси. Такая ситуация могла сложиться лишь в условиях тоталитарного строя, отсутствия широких, гласных дискуссий, клановой замкнутости и солидарности при опоре на влиятельные партийные, государственные и научные структуры. Отзвуки этой порочной для науки практики слышны и поныне (апелляция к научным авторитетам, к зарубежным соратникам и даже намеки на поддержку этого направления президентскими структурами). Все это мы уже проходили в 70-80-е гг. XX в.

Определенную поддержку новейшие норманисты имеют среди некоторых ученых Запада и, в первую очередь, в научных кругах, а также в некоторых государственных структурах Скандинавских стран. Не случайно в Швеции стоит памятник, посвященный «шведскому» Рюрику, - основателю русской правящей династии. Не случайно труды норманистов активно поддерживаются зарубежными грантами.

Наиболее яростным и наиболее невежественным защитником норманистских концепций выступает специалист по истории Швеции Е. А. Мельникова. Не знаю, как по части истории Швеции, но в области истории Древней Руси наша историография со времени отпетых норманистов XIX в. не знала ничего подобного. Мы снова возвращаемся в эпоху норманистских мифов, затасканных клише прошлого, отсутствия научных аргументов и амбициозной наглости. Именно Е. А. Мельниковой принадлежит такая галиматья, как утверждение, будто древний летописец «противопоставлял «русь» и «варягов» как разновременные волны скандинавских мигрантов», что все заметные исторические фигуры Древней Руси IX-X вв. - это скандинавы. Именно этот автор тиражирует сегодня давно забытые формалистические рассуждения об общности шведского понятия «руотси» (гребцы) и этнонима Русь; причем утверждает, что вначале пресловутые «руотси» имели «профессиональное» значение, а уж потом «развились» «в политоним (Русь, Русская земля) и этноним (русский)». Именно Е.А.Мельникова договорилась до того, что скандинавы позднее (поначалу в небольшом числе) осели на юге в Поднепровье, и вот они-то и сделали своей целью захват Константинополя. Пересказывать все эти перлы не имеет смысла. Наиболее концентрированно они выражены в ее статье, опубликованной в журнале «Родина»[5]. В качестве одного из наиболее весомых аргументов у этого и других авторов-норманистов выдвигается факт находок «скандинавских» вещей в восточнославянских землях и в первую очередь в их северо-западной части, что на деле свидетельствует, в первую очередь, о широких контактах восточного славянства с окружающим миром, их широких торговых связях и не более того. С таким же успехом можно принимать многочисленное и разнообразное появление иностранных товаров в российских землях, в первую очередь, в российских городах, в разные периоды отечественной истории за непререкаемое свидетельство доминирования, скажем, французов, англичан, немцев и т. д. среди российского населения.

Под стать этим домыслам находятся и рассуждения некоторых других авторов о том, что слово «Русь» происходит от германского корня, что древнерусское государство - это «держава скандинавских конунгов».

Применительно к посольству Руси в Константинополь и во Франкскую империю в 838-839 гг. создаются какие-то ходульные фантасмагории вроде того, что это было посольство некоего каганата Русь (поскольку посольство представляло своего государя как кагана), где послы были шведами (франки определили их как свеонов). Итак, каганат с послами шведами. Между тем речь идет о том, что освобожденная от ига хазар южная Русь присвоила своему вождю титул кагана, как свидетельствующий о ее свободе и суверенитете от Хазарского каганата. Этот титул на Руси бытует и в дальнейшем как подтверждение мощи и международного престижа древнерусского государства, о чем неоднократно говорилось в научной литературе. Что касается «свеонов», то ведь это характеристика франков, и не более того, хотя в составе посольства государства «Русь» могли быть и бывалые выходцы с берегов Балтики - кстати, те же варяги[6].

Замечу, что объективная научная истина не имеет никакого отношения к патриотическим или антипатриотическим настроениям того или иного автора. Так русское сердце равнодушно относится к фактам происхождения первых князей Северо-Восточной Руси от половчанок, к бракам московских князей с ордынскими княжнами или к тому, что первой русской императрицей была литовская крестьянка Екатерина I - она же Марта Скавронская. Точно так же исследователей мало трогают факты полунемецкого происхождения Петра III или чисто немецкого - Екатерины II. Хотя, конечно же, происхождение первых лиц государства как в этих случаях, так и в случае, скажем, с Александром I имело большое значение для внутри- и внешнеполитических судеб страны. Однако к этому времени государственная российская машина либо далеко продвинулась в своем оформлении, либо уже окончательно сложилась, и здесь разного рода «норманистские» домыслы были бы просто неуместны и даже смешны. Другое дело, когда на полотно российской истории наносились первые династические узоры, когда определялись дальнейшие цивилизационные, в том числе и государственные приоритеты России. Это и заставляет «норманистов» биться до конца. Между тем с XVIII в., со времен Татищева и Ломоносова и до наших дней существует и в этом вопросе, в вопросе этнического происхождения Рюрика и его соратников обширная научная историческая, археологическая, лингвистическая литература, защищающая позиции южнобалтийского, славянского происхождения варягов в IX - первой половине X вв., то есть позиции, которые были выдвинуты еще нашим знаменитым летописцем.

В основе этой концепции сегодня лежит, во-первых, анализ политических и этнических тенденций в славянском восточноевропейском мире, во-вторых, впечатляющие и неопровержимые данные русских летописей и других отечественных источников.

Российские и зарубежные ученые многократно отмечали широкое доминирование славянского этнического элемента на обширных пространствах Восточной Европы от южного берега Балтики до Подунавья, Карпат и Балканского полуострова. Восточной границей распространения славянства в I тысячелетии н.э. стало междуречье Волги-Оки-Клязьмы. На этих пространствах сравнительно рано, намного раньше, чем в Скандинавии, возникли первые государственные образования. И здесь на первый план выходит великолепное исследование А. Гильфердинга «История балтийских славян» (М., 1855), которое полностью замалчивается норманистами и которого они боятся, как черт ладана. А. Гильфердинг показал ареал расселения многочисленных племен южнобалтийских славян, выявил, что их государственные образования располагались в Поморье от низовьев Вислы до низовьев Одера. Это были вагры (которые, по мнению ряда ученых, и дали начало русскому понятию «варяги»), ране (или руяне, жившие на острове Ран-Рюген), лютичи, ободриты, брежане, бодричи, рароги (рарог - славянское «сокол», вероятней всего, и могло стать именем варяжского вождя Рюрика), полабцы, глиняне и др. На западе южнобалтийские славяне граничили с германцами и данами, на юго-востоке - с сербо-лужичанами, чехами, на юго-востоке с ляхами. Таким образом, южнобалтийское славянство представляло собой северную часть славянского мира, раскинувшегося от Балкан до Балтики и от границ с германцами до междуречья Оки-Волги-Клязьмы.

Именно отсюда, как и из районов Повисленья, а также из Подунавья и Прикарпатья тремя основными потоками расселялись славяне на Восток: с южных берегов Балтики в район Приильменья, из Подунавья и Карпат, а также из Повисленья в районы Среднего Поднепровья[7].

Важную цивилизационную роль играли на южном берегу Балтики государственные конгломераты, созданные южнобалтийскими поморскими славянами - лютичами, ободритами, ваграми, ранами, которые имели сложившуюся государственную, княжескую власть, дружинный строй, высокоразвитое для того времени хозяйство, стройные религиозные представления. Эти княжества-государства поморских славян существовали не одно столетие, пока они не подверглись в конце I тысячелетия и в начале II-го мощному натиску со стороны немецких завоевателей. А. Гильфердинг подчеркнул, что как и другие ранние балтийские государственные образования, южнобалтийские славяне отличались воинственностью, предприимчивостью, смелостью (скажем, этноним вагры происходил от индоевропейского «вагора» - храбрый, удалой). Их походы были проникнуты «дружинным духом», а главным средством передвижения являлись огромные боевые ладьи, могущие нести десятки людей и даже боевых коней.

От устья Одера до восточнославянских земель было 14 дней пути. Южнобалтийские славяне имели обширные торговые контакты с окружающим в том числе и с восточнославянским, миром. Между южнобалтийскими славянами и Русью располагались племена пруссов, которые также были составной частью южнобалтийского балтославянского мира. Этот обширный славянский ареал, его постоянные контакты с восточным славянством, в первую

очередь, со славянским, балтским, угро-финским Приильменьем полностью замалчиваются современными норманистами, что дает искаженную картину развития всего славянского мира.

Повсюду в Восточной Европе, на этих обширных пространствах существовали этнонимы «русь», «русины», «рутены», «руссы», «руги» и другие близкие им, которыми характеризовались (в том числе германскими источниками) различные славянские племена, племенные конфедерации и славянские государственные образования, часть их была географически связана с южнобалтийским Поморьем. Не случайно, восточный автор IX в. Ибн Хордадбех писал о том, что купцы «ар-Рус» - «это одна из разновидностей славян»[8]. Не случайно также в Раффелынтеттенском уставе начала X в. русские купцы, которые приходят из Ругов (из Руси) на Дунай, отождествляются со славянами[9]. Но этих этнонимов как и этнонима «русь» не знает Скандинавия.

Таким образом, «русь» как этническое понятие одновременно возникает как на юге будущего единого государства, в Поднепровье, так и на севере, в Южной Прибалтике, позднее, с приходом варягов - в районе Приильменья.

При определении этнической принадлежности Рюрика и варягов следует иметь в виду и постоянные миграционные процессы славянского элемента как из Южной Европы в Поднепровье, что также отмечено в наших летописях, так и из Южной Прибалтики на Восток, особенно под натиском немецкой агрессии. Не случайно лингвисты отмечают, что новгородский диалект древнерусского языка во многом сходен с наречиями прибалтийских славян. Не случайно X. Ловмяньский обратил внимание на то, что Рюрик взял с собой в земли восточных славян «всю Русь», то есть не только дружинников, но и жителей того славянского района, откуда он вышел. Заметим, что по данным А. Гильфердинга в рамках государства ранов существовало несколько десятков знатных родов, возглавлявшихся родовыми вождями. Так что понятие «с роды своими» прямо накладывается на раннеполитическую систему южнобалтийских славян.

В рамках постоянных миграционных контактов, древних связей славян Восточно-Еевропейского региона, мирных, в том числе торговых, отношений и военных конфликтов и состоялся этот впечатляющий выход.

Одним из фактов, говорящим о том, что варяги-русь - это славянский государственный анклав на южном берегу Балтики, является упоминаемый в летописи факт заключения на исходе IX в. Олегом, утвердившимся в Новгороде после смерти Рюрика, а потом захватившим и Киев и создавшим единое государство Русь, с варягами договора о мире на русских северо-западных границах за 300 гривен с Новгорода, который по свидетельству летописи действовал более 150 лет («еже до смерти Ярославле даяше варягомъ»)[10]. В Скандинавии в то время не было таких государственных образований, тем более способных существовать более сотни лет. Этот регион по своему развитию в то время намного отставал от южнобалтийских земель. Зато такие государственные долговременные образования были у поморских славян. Важно подчеркнуть, что и для летописца варяги - это постоянная, долговременная этническая и политическая величина. Они упоминаются повсюду, где речь идет о расселении народов, в том числе народов Северной Европы. И если мы повнимательнее вглядимся в эти упоминания, то сразу же обнаружим, что среди них отсутствуют поморские славяне, многочисленные племена, племенные конфедерации, раннефеодальные государства южнобалтийских славян. Но могло ли быть так, чтобы летописец - прекрасно осведомленный автор, хорошо владеющий сведениями буквально о всех народах Европы, упустил из виду южнобалтийскую ветвь славянства? С другой стороны, в тексте летописи постоянно присутствуют таинственные варяги, размещенные им на южных берегах Балтики. Не лежит ли подход к сложному вопросу на поверхности. Все указывает на то, что варяги - это и есть хорошо известное летописцу южнобалтийское славянство, которое в силу своего разнообразного этнополитического состава и объединяется одним общим этнонимом варяги. В той своеобразной таблице народов, которую сконструировал летописец и которая отражает реальное положение с расселением народов Европы, лишь одна клетка оказалась свободной - это поморские славяне. И лишь один этноним оказался под вопросом, ответ на который находится сам собой.

В размышлениях об этнической природе варягов необходимо обратить внимание и на ту государственную практику, которую привнес на Русь Владимир Святославич после того как он сокрушил своего соперника Ярополка и утвердился в Киеве.

Согласно летописи, в начале противоборства с Ярополком Владимир «убоявся бежа за море», а оттуда через два с лишним года «приде... съ варяги Ноугороду»[11]. Итак, Владимир долгое время провел в землях дружественных Новгороду варягов: естественно, что он был признателен им за ту неоценимую помощь, которую они ему оказали в борьбе за великокняжеский престол, как об этом свидетельствует летопись. Естественно также, что некоторые его первые шаги, особенно в сфере религиозной, носят во многом «проваряжский», языческий характер. Поэтому ту практику усиления язычества, которую зачастую называют «языческой реакцией», следует рассматривать лишь как временную уступку своим всесильным союзникам - варягам. Характер этой временности выявился очень быстро, и Владимир осуществил крутой цивилизационный поворот, обратившись в сторону христианства и начав реформирование всей русской жизни. Но сейчас речь идет о другом. Начав свою «неоязыческую» реформу, Владимир обратился к практике, которая была распространенной в обществах южнобалтийских славян. По образу и подобию ранов и некоторых других государственных объединений южнобалтийских славян, где была сильна теократическая власть и где высоко почитался культ бога Святовита и приносились в честь богов человеческие жертвы по жребию,

Владимир ввел человеческие жертвоприношения так же по жребию и на Руси. Он выдвинул на первый план в пантеоне богов культ дружинного бога Перуна, бывшего главным богом у воинственных вагров.

Любопытно, что позднее, после обращения Руси в христианство и организации русской церкви, Владимир ввел в практику отчисления в пользу церкви десятой части княжеских доходов, так называемой десятины. Подобная же практика отчисления части средств в пользу жрецов, в том числе в пользу храма Святовита в Арконе на Рюгене, существовала и в южнобалтийских славянских землях.

В. Н. Татищев, который располагал в XVIII в. неизвестными нам летописными материалами, непосредственно выводит династию Рюрика из славянских южнобалтийских земель. Итогом его исследования на этот счет были слова: «и потому русские единородных себе князей вагров или варягов избрали»[12].

В последнее время в нашей исторической литературе появилась серия статей ряда ученых, убедительно доказывающих славянскую общность Рюрика, варягов IX - нач. X вв. и восточных славян, мифический характер отождествления этого славянского князя с неким Рориком Фрисландским, против чего возражали и ученые прошлых лет, и отсутствие в Швеции вообще имя «Рюрик» и, напротив, его широкое бытование в землях поморских славян. Грустно говорить, но сегодня - это новый подход к истории Древней Руси, десятилетиями замороченной норманистами. Но это еще раз показывает, что истинную науку остановить невозможно[13].

Ярким подтверждением исторической реальности славянского происхождения варягов IX - нач. X вв. стали последние находки калининградских археологов. Именно на этой древней славянской земле, поглощенной затем немецким нашествием, возникали первые государственные образования, именно здесь появлялись первые южнобалтийские князья, одним из которых был знаменитый в нашей истории Рюрик.

Наивно было бы думать, что все абсолютно ясно с этнонимом варяги. В полиэтническом Балтийском регионе он десятилетиями наполнялся новым смыслом в связи с бурными переменами, происходившими как в Южной Прибалтике, так и в Скандинавии. Сходили с исторической арены поморские славянские государства, набирали силу скандинавские государственные образования. Заметим, что этноним «варяги» еще существовал на Руси в XIV в. Так он появился в одном источнике рубежа XV в. при перечислении состава войска Дмитрия Донского на Куликовом поле. Конечно же, никакого отношения к скандинавам этот факт иметь не может. Между тем какая-то часть южнобалтийских славян, какой-то осколок варяжского мира могли появиться в качестве вооруженной силы на Руси, в пору ее противостояния с Ордой, как, кстати, и отряды «литовской Руси» во главе с братьями Ольгердовичами.

Но все это уже не имело никакого отношения к такому единичному, скажем, «разовому» политическому акту, каким стало «призвание варягов», появление Рюрика в восточнославянских землях, определившему новый этап в развитии восточнославянской и российской государственности.

Примечания:

1. ПВЛ. Ч. 1. С. 18, 23

2. Там же. С. 10.

3. См., например: Тихомиров МЛ. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля» // СЭ. Вып. VI-VII. - М.-Л., 1947; Вилинбахов В.Б. Балтийские славяне и Русь // SO. Т. 22. Poznan, 1962; Ловмяньский Г. Руссы и руги // ВИ, 1971, №9; Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // ВИ, 1970, № 10; его же. Об этнической природе варягов // ВИ, 1974, № И; Ильина Н.Н. Изгнание норманнов. Очередная задача русской исторической науки. - Париж, 1955; и другие.

4. Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки по истории народов России в древности и раннем средневековье. - М., 1998. С. 257.

5. Мельникова Е. Варяжская доля. Скандинавы в Восточной Европе: Хронологические и региональные особенности // «Родина», 2002, № 11-12. С. 30-32.

6. См. об этом подробнее: Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси. IX - начало X в. - М., 1980. С. 36-46.

7. Гильфердинг А. История балтийских славян. - М., 1855; Седов В.В. Славяне в древности. - М., 1994. С. 293-318.

8. Хордадбех Ибн. Книга путей и стран. - Баку, 1986. С. 124.

9. Васильевский В.Г. Древняя торговля Киева с Регенсбургом // ЖМНП, 1888, июль. С. 123.

10. ПВЛ. Ч. 1. С. 20.

11. Там же. С. 54.

12. Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т. I. - М.-Л., 1962. С. 290.

13. Фомин В.В. Русские летописи и варяжская легенда. - Липецк, 1999; Анохин Г.И. Новая гипотеза происхождения государства на Руси // ВИ, 2000, № 3; Яманов В.Е. Рорик Ютландский и лето-писный Рюрик // ВИ, 2002, № 4; и др.

Дата добавления: 2015-08-31