Научись общаться с печалью

Глаукома

К участившимся болезням, связанным с печалью, относится также глаукома, или синеватое помутнение хрусталика глаза. Заболевание характеризуется повышением внутриглазного давления и, если его не понизить, приводит к слепоте. Зачастую человек годами страдает от головных болей, и когда в конце концов обнаруживается глаукома, то он злится на лечащего врача. На деле же головная боль и глаукома – смежные звенья в цепочке процесса увеличения печали.

Чтобы удалить из глаза слишком быстро образующуюся жидкость и тем самым не дать ухудшиться зрению, глазные хирурги проделывают в глазном яблоке новые отверстия. Многим это помогает, а многим – нет.

Если раньше глаукома считалась болезнью старых, то теперь заболевают уже и дети. Мне доводилось иметь дело с малышом, которому был поставлен диагноз – врожденная глаукома. Его матери во время беременности пришлось пережить много печали. Ее сильно обидели, но она стиснула зубы и все стерпела. Но простить она не может…

В этом‑то и вся беда. Вместо того чтобы выплакаться или даже выкричаться – пусть другие думают, что хотят, – она копила в себе невыплаканные слезы. Криком она проявила бы мудрость глупого, а теперь вынуждена страдать.

Печаль обитала в ней еще до беременности, а во время беременности женщина притянула к себе несправедливость, от которой пострадала и сделалась мстительной. Она притянула к себе ребенка с идентичным складом мышления, чей долг кармы получит таким образом возможность искупления. В то же время ребенок помог матери, полностью взяв на себя болезнь. Зрение матери не пострадало. Болезнь ребенка настолько связала их между собой, что жажда мести так и осталась нереализованной. Отныне ни один из них не мог причинить зло другим.

Почти аналогичная история произошла с одним молодым человеком, перенесшим несколько десятков операций в разных клиниках мира по поводу начавшейся в детстве глаукомы. На сегодняшний день он различает лишь свет. В его деформированных от болезни глазах даже несведущий мог прочесть самую натуральную жажду мести. В нем ширилась ненависть ко всем и вся.

«С какой стати их любить! Ведь они ничего хорошего для меня не сделали», – процедил он в ответ на мою попытку исправить его отношение к врачам. Ситуация воспринимается им однозначно: другим они делают добро, а надо мной измываются себе на потеху, точно живодеры. Я для них – подопытный кролик».

Не имеет смысла перечислять все виды злобы, засевшей в этом молодом человеке. Ясно одно – помочь ему не может никто. Его жестокость притягивает жестокость же. В данном случае – скальпель. Болезнь возникла на его пути как препятствие, чтобы помешать ему стать преступником. Сам он преступником стать не желает, однако на преступный путь его подвигла бы жестокость.

Будучи слепым, он может изливать свою жестокость в словесной форме своим родителям, которых считает виновными. Либо изводить своим поведением помощников, которые, по его мнению, заставляют его делать то, что ему не нужно. И если он сведет счеты с жизнью, как он грозится сделать в устрашение другим, то в следующей жизни он явится в облике блаженного, нищего духом. Так его тело пытается учить его.

Человек, который совершает ошибку и зарабатывает глаукому, после операции идет на поправку, если он верит во врачебную помощь. А если к тому же он считает себя счастливцем и никак не нарадуется жизни, дарованной ему руками хирурга, то зрение выправляется еще больше. Кто же воспринимает операцию болезненно и начинает сетовать на то, что послеоперационные шрамы у него так и останутся и что зрение все равно не восстановится, у того микроскопические шрамы не исчезнут бесследно. Разумеется, и зрение не исправляется.

Пациентов же, чье отношение к жизни пронизано решительным неприятием – «глаза бы мои на все это не глядели», либо тех, кто накануне операции находится в разгаре ссоры со своим врагом, вообще не следовало бы оперировать прежде, чем угомонятся эмоции. Жестокость вызывает рану, а жажда мести – кровотечение. Если кровотечение возникает в таком маленьком, относительно замкнутом пространстве, каковым является глазное яблоко, то эффект операции можно поставить под сомнение.

Перед операцией медики дают больному успокаивающие и снотворные средства. К сожалению, они лишь подавляют беспокойство. Лекарств, которые выводили бы стрессы, пока не существует. Поэтому сложилось мнение, что операция – это вопрос везения. Счастлив тот, кому повезет. Если под счастьем понимать душевный покой, то это действительно вопрос счастливого везения.

Не торопитесь делать из этого вывод, будто Виилма отрицает лекарства и медицину. Я признаю все, что существует в мире. Медицина необходима и становится все более необходимой. Но если Вы хотите, чтобы от медицины Вам была большая помощь, то помогите себе и сами. Помочь не сможет и Бог на небесах, если человек не верит в него. Врач лечит материализовавшиеся последствия Ваших стрессов, тогда как вывести стрессы он не в состоянии. Сделать это можете лишь Вы сами.

Если после операции случается внутриглазное кровоизлияние, то несчастны и врач, и пациент. Врач ищет причину в факторах, имеющих медицинское обоснование. Пациент обвиняет медицину. Если кровотечение возникло, то чем быстрее пациент перестанет выискивать чужие ошибки, тем быстрее рассасывается кровоизлияние. А если он попросит прощения у своего больного глаза, то поправится еще быстрее.

Глаза отражают состояние печени. Печень же является средоточием злобы и гнева. Глаза – это то место, где освобождается печаль. Кто от печали и жалости к себе впадает в гнев, тот сокрушает все, что стоит у него на пути. На возникновение гнева указывает повышенный резкий голос и резкие, угловатые движения. Кто свой гнев усмиряет, ибо простое сокрушение его не удовлетворяет, поскольку его ожесточившаяся душа жаждет более утонченного возмездия, у того возникает агрессивность. Агрессивность свидетельствует о зарождении зла. Зло есть целенаправленная, осознанная злоба, поэтому его последствия наиболее болезненны. Об этом говорят также неизлечимые заболевания глаз.

Приведу разговор одной пожилой женщины со своей печалью, при котором я выступала в качестве посредника, чтобы женщина научилась понимать бессловесную речь своей печали.

Печаль стоит перед Вами, как очень серьезный человек, которому известно, что Вы его не любите. У нее напряжена и слегка подергивается шея, как и у Вас. От страха, что ее не любят, она пребывает в судорожных внутренних метаниях, словно пытаясь найти иной выход из ситуации. Она ощущает себя беспомощной из‑за того, что никто не обращает внимания на ее напряженное состояние, на ее чувство меня не любят. Она готова расплакаться. Она ждет Вашего внимания, Вашей любви. Попытайтесь ее понять и с ней заговорить: «Дорогой страх «меня не любят»! Прости меня за то, что я держала тебя в себе и вместо освобождения взрастила тебя до печали. Я не умела понять тебя всем сердцем и не умела освободить. Все, что я умела – это держать тебя в себе и взращивать, и ты не мог не вырасти. Прости!»

Ваш переросший в печаль страх делает движения, словно человек, который хотел бы протестовать, хотел бы что‑то высказать, хотел бы напасть на Вас с обвинениями, однако сдерживается. Его лицо чернеет. Лицо выражает проблемы видимого. Почернение лица означает, что Ваша печаль боится фальши и потому не позволяет плакать и себе, поскольку опасается, что это будет походить на дурную театральщину с шумом, криками и взаимными обвинениями. Вы взрастили свою печаль до таких размеров, что у нее не осталось никакой надежды быть выплаканной.

«Дорогая печаль, прости, что я вырастила тебя такой, какая ты сейчас есть. Я отпускаю тебя на волю. Ты показала, что я вырастила печаль «меня не любят» и печаль из‑за того, что я не могу быть такой, какая я есть. Что я вынуждена нацеплять на себя улыбку, когда хочется плакать. Прости, дорогой страх, за то, что вырастила тебя властелином над печалью. Простите мне оба за то, что, протестуя против фальшивого театра жизни, я не понимала, что борюсь против вас, вместо того чтобы освободить вас от себя. А теперь освобождаю».

Ваш страх вдруг пропал. Куда? Исчезнуть так быстро он не мог. Гляжу: он бежит прочь вдоль соседней улицы, беззвучно крича. Он убегает от Вас, потому что на мою речь Вы не отозвались всем сердцем, и теперь Вашей печали плохо.

«Прости, дорогая печаль, что я пока еще не воспринимаю тебя как ровню и не умею освобождать от всего сердца так, чтобы тебе было хорошо. Прости, что из‑за собственного неумения я вырастила тебя в печаль. Прости, что я взрастила тебя бегством от собственных проблем к проблемам других людей. Прости, что я упорно усугубляла тебя».

Ваша печаль бежит, судорожно придерживая рукой подбородок, чтобы не проронить ни звука. Ее невидимые слезы текут ручьями внутрь. Она бежит и вдруг падает как подкошенная. Она несчастна.

«Прости, дорогая печаль, что, сдерживая изо всех сил слезы, я довела тебя до истощения. Я не ведала, что сдерживание стрессов делает человека несчастным. Я тебя отпускаю. Я не понимала, что всякая неудовлетворенность делает меня печальной и беспомощной. Всякий раз, когда я слышу жалобную или злую речь, у меня сводит шею, немеет язык и слабеют ноги, но я не предполагала, что этот спазм вызван тем, что держу тебя в себе. Ты подавала мне знак, чтобы я тебя освободила – теперь‑то я это понимаю. Прости».

Ваша печаль как будто хочет убежать, но в то же время ей хочется остаться и выплакаться перед Вами, а также обвинить Вас в том, что заставили ее плакать. Ей очень хочется временами выкричать кому‑нибудь свою боль.

«Прости, дорогая печаль, за то, что дорастила тебя до желания излить свою злобу на других или хотя бы на саму себя. Главное – выкричаться, но я молчала. Мало того, стыдилась, когда случалось чуточку побрюзжать. Я боялась огорчать других, так как, если человек плачет, разве позволительно мне не плакать вместе с ним. Я сознаю, что боялась признаться в жалости к себе, а значит, в слабости. Мне казалось, что я тем самым оберегаю других, и не догадывалась, что это – страх перед собственным огорчением, если вдруг случится причинить своим осуждением боль другим. Печаль, я сделала тебя собственным узником. Таким я отпускаю тебя на волю».

В то же время Ваша печаль не желает причинить Вам боль. Она ведь – лишь Ваш наставник.

«Прости, дорогая печаль, что я вырастила тебя такой сложной и противоречивой. Прости, что из тебя выросло отчаяние, при котором уже не понимаешь, что есть и чего нет. Такой я тебя отпускаю. Я хочу это сделать от всего сердца. Дорогое тело, прости, что я раньше не умела сделать выводов из твоего поведения, зеркальным отражением чего является сейчас моя печаль, и не умела тебе помочь. А теперь помогу».

Ваша печаль имеет вид изумленного человека, который слышит удивительную речь, выводящую его из униженного состояния безо всяких на то его собственных усилий. Она глядит, веря и не веря, поскольку помнит, что прежде в подобные мгновения Вы всякий раз подавляли ее, считая пустым местом.

«Прости, дорогая печаль, что я вселила в тебя неверие в отношении своей доброты. Прости, что я вырастила тебя униженной. Я освобождаю тебя взаправду и от всего сердца. Ты мудрее меня и видишь, что я настроена серьезно. Теперь я умею. Я хочу тебя полюбить».

Ваша печаль внезапно движется к Вам, протягивает руки и хочет взять Вас за руки, но Вы убираете свои руки. Вы не желаете соприкасаться со своей печалью. Вы боитесь ее физически. Вы все еще хотите быть личностью, отважно противостоящей огорчительным ударам судьбы, и не позволяете себе отзываться на плач печали.

«Прости, дорогая печаль, что боюсь тебя настолько, что не в силах допустить твоей близости. Прости, что не доверяю тебе как наставнику и хочу все сделать своими силами. Пока еще. Прости, моя бессмысленная отвага, которая есть не что иное, как стискивание зубов, чтобы не разнюниться по‑ребячески. Прости, что смелостью я считала страх, что меня перестанут любить, если я сделаюсь плаксой. Я отпускаю тебя на свободу».

Вы стоите, беспомощно свесив руки, и Ваша печаль берет Вас за запястья. Поднимает Ваши руки и гладит Вас по лицу Вашими же руками. Нежно и ласково. Она любит Вас и желает Вам добра, а Вы об этом даже не догадывались, потому что истинным полагали лишь видимый мир. Попросите прощения у печали за это свое заблуждение так, как умеете.

(Женщина просит прощения.)

У Вас прорываются слезы. Печаль стоит и ждет. Ей нехорошо, но она знает, что слезы Вам необходимы. Плач прекращается. Печаль стоит и ждет. Вы тоже. Она знает, чего ждет. Вы не знаете. Она ждет, чтобы Вы сейчас впервые сами проявили активность и полюбили бы ее и приласкали, как умеете. Прижмите ее к своей груди, будто прижимаете человека, мысленно обнимите, чтобы она поняла, что Вы ее полюбили. Постарайтесь быть искренними. На неумение она не обидится, но фальши не примет.

«Прости, дорогая печаль, что мне и в голову не приходило общаться с тобой подобным образом. Прости, что я раньше не сумела тебя высвободить. Я освобождаю тебя. Я смею и умею и не считаю ненормальным ласкать невидимую печаль, гладить, любить от всего сердца. Дорогое тело, прости, что печалью причинила тебе столько бед. Теперь я помогу тебе».

Вы ласкаете и обнимаете свою печаль. Вдруг та цепенеет. Вы ощущаете неприятно‑холодное чувство, которое часто пугает Вас в последнее время, но не можете понять, что произошло, ибо секунду назад Вам было хорошо. Вы не знаете, что оцепенение есть превращение в лед. Ваш страх дает о себе знать. Лед холоден, тверд, хрупок. Лед выражает крепкую, однако и хрупкую силу страха. Чем толще лед, тем больше разрушений во время ледохода, потому что это движение означает, что таящаяся за страхом злоба вырвалась на волю.

И вместе с тем лед – это замерзшая вода, она же оцепеневшая от страха печаль.

Вы обнимали свою заледеневшую печаль, а мыслями унеслись прочь. Мобилизовать себя полностью Вы еще не научились и допускаете тревожные мысли, которыми могли бы заняться позже. Ну да ладно – раз мысль пришла, никуда не денешься. Вы привыкли быть сильной и представительной. Вам нравится предлагать другим свою весомую поддержку. Теперь же Вас охватил страх оказаться слабой, если Вы перестанете быть сдержанной. Этот страх явился к Вам сказать, что и ему нужна свобода.

«Дорогой страх «меня не любят»! Прости, что я превратила тебя в страх оказаться слабой. Прости, что держала тебя в плену ради того, чтобы быть сильной, и не понимала, что сильной я стану, когда выпущу тебя на свободу. При мысли о том, что, возможно, скоро я уже не смогу быть такой, какой была, мне становится грустно. Прости, дорогая печаль, что, умерщвляя тебя в себе, я не замечала, что все замечают то, что сама я считала незамеченным. Поскольку я не понимала, что их отношение ко мне изменилось бы, то, значит, они не относятся ко мне плохо. Дорогая печаль, я отпускаю тебя. Я сознаю, что жила лишь во имя видимого благополучия, внешней мудрости и внешней интеллигентности».

Вы хватаете воздух ртом. Что произошло? Жжет в груди? Ничего страшного. Просто Ваш страх, выращенный Вами до печали, забрался в Ваше сердце и обнаружил там огромное количество любви, что Вами подавлялась из страха моя любовь никому не нужна. В Вашем сердце накопилось столько жара любви, что там – сущая баня. Впору начать париться. Вы ощущаете это на физическом уровне – стало жарко. Это все – Ваша сдерживаемая любовь.

«Прости, дорогая любовь, что держала тебя в плену у страха и взрастила до печали. Прости, что не понимала того, что не надо спрашивать или предугадывать, нужна ли я другим и нужна ли моя любовь. Я сама нуждаюсь в том, чтобы отдавать свою любовь, привести ее в движение, и я это сделаю. Я отпускаю свой страх на волю – и моя любовь обретет свободу».

Ощущение жара прошло. Вам легко и свободно. Вам просто хорошо. Но Вы пока еще не осмеливаетесь распрямить спину. Вам вспоминается, сколько всего осталось несделанным из‑за сражений с печалью. Вы еще не осознаете, что важнее всяких дел – усвоить урок печали.

«Дорогая печаль, прости, что я взрастила тебя до чувства вины перед собой и другими, поскольку не сделала всего того, чего хотела, и не умела отличить главное от несущественного. Ощущать себя униженной из‑за нехватки сил было для меня трагедией. Сейчас я высказала словами то, чего раньше не понимала. Я боюсь униженности, боюсь быть рабом. Я – рабыня своих страхов и печалюсь из‑за того, что превратила себя в собственную рабыню. Прости, страх «меня не любят», за то, что я вырастила из тебя страх оказаться униженной и печаль по поводу униженности. Я отпускаю вас на волю».

Как вела себя печаль этой женщины, так ведет себя и сама женщина, поскольку так заставляет женщину вести себя ее печаль. Кто умеет глядеть на себя со стороны, тот сам сумеет найти общий язык со своей печалью, а также с другими стрессами.

Представьте себе, что перед Вами стоит человек, который явился Вас учить. Ведь его наставления Вы выслушиваете – они важны, чтобы выжить. А как Вы поступаете со стрессами? Вы их начинаете подавлять. Вместо того, чтобы внять наставлениям, поблагодарить и отпустить, Вы, словно настоящий варвар, начинаете топтать их до смерти. И когда они умерщвлены и не могут уже подать о себе знака, Вы ни за что не признаетесь в собственной жестокости. Постарайтесь же теперь исправить свою ошибку.

Дата добавления: 2017-01-13