Возможен ли Глобальный этос

По вопросам размещения рекламы в книгах издательства «Эксмо» обращаться в рекламный отдел. Тел. [phone].

Оптовая торговля книгами «Эксмо» и товарами «Эксмо-канц»:

ООО «ТД «Эксмо». 142700, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное, Белокаменное ш., д.1. Тел./факс: [phone], многоканальный тел. [phone]. E-mail: [e-mail]

Мелкооптовая торговля книгами «Эксмо» и товарами «Эксмо-канц»:

117192, Москва, Мичуринский пр-т, д. 12/1. Тел./факс: [phone]. 127254, Москва, ул. Добролюбова, д. 2. Тел.: [phone]. www.eksmo-kanc.ru e-mail: kanc9eksmo-sale.ru

Полный ассортимент продукции издательства «Эксмо» в Москве в сети магазинов «Новый книжный»:

Центральный магазин — Москва, Сухаревская пл., 12 (м. «Сухаревская»,ТЦ «Садовая галерея»). Тел. [phone]. Москва, ул. Ярцевская, 25 (м. «Молодежная», ТЦ «Трамплин»). Тел. [phone]. Москва, ул. Декабристов, 12 (м. «Отрадное», ТЦ «Золотой Вавилон»). Тел. [phone]. Москва, ул. Профсоюзная, 61 (м. «Калужская», ТЦ «Калужский»). Тел. [phone]. Информация о других магазинах «Новый книжный» по тел. [phone].

В Санкт-Петербурге в сети магазинов «Буквоед»:

«Книжный супермаркет» на Загородном, д. 35. Тел. [phone] и «Магазин на Невском», д. 13. Тел. [phone].

Полный ассортимент книг издательства «Эксмо»:

В Санкт-Петербурге: ООО СЗКО, пр-т Обуховской Обороны, д. 84Е. Тел. отдела реализации [phone]/81/82/83. В Нижнем Новгороде: ООО ТД «Эксмо НН», ул. Маршала Воронова, д. 3.

Тел. [phone]. В Казани: ООО «НКП Казань», ул. Фрезерная, д. 5. Тел. [phone]. В Киеве: ООО ДЦ «Эксмо-Украина», ул. Луговая, д. 9. Тел. [phone], факс [phone]; e-mail: sale9eksmo.com.ua

Подписано в печать 21.07.2005. Формат 60x90 ¹/i6- Гарнитура «Гарамонд». Печать офсетная. Бумага тип. Усл. печ. л. 47,0 + вкл. Тираж 5000 экз. Заказ 4309

Отпечатано во ФГУП ИПК «Ульяновский Дом печати» 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14

www.e-puzzle.ru

Разрешите начать с замечаний, уточняющих существенные для темы доклада термины «этос» и «глобализация». Слово, этос в Древней Греции, как известно, имело два исторически сменявшихся смысла: первоначально оно означа­ло жилище, местопребывание (человеческий дом, логово зве­рей, гнезда птиц); позже — нрав, характер, устойчивую приро­ду чего-либо. Так вот, под этосом будет пониматься общий нрав, рождающийся в процессе совместной жизни. Это — ценностная структура общественных нравов, их системное единство; цельность субъекта (индивида, народа, общества) на уровне ментальных установок, жизненных образцов, общественных привычек. Под этосом будет пониматься то, что обычно понимается под этим словом, когда говорится об этосе лично­сти, национальном этосе, аристократическом этосе, мещан­ском этосе и т.п.

Что касается глобального мира, то это тоже многозначное понятие, которое, однако, требует уточнений. В докладе под ним будет пониматься предельный случай, предельный смысл тех реальных процессов глобализации в разнообразных сфе­рах (наиболее очевидно в сфере финансов, коммуникаций, процессов глобализации политики), которые происходят в современном мире. Глобальный мир — это мир, каким бы он стал, если бы эти процессы получили господство.

В чем же я вижу суть проблемы? Мы имеем сегодня две разнонаправленные тенденции общественного развития. В том, что касается материальной, технологической, а в значи­тельной степени и политической сферы, наблюдается интен­сивно нарастающее единство мира. В том, что касается куль­турной и духовной жизни, идут совершенно противополож­ные процессы: нарастают тенденции культурной изоляции и даже противостояния; в системе ценностных приоритетов на первое место выходят национальная и национально-религи­озная самобытность. Универсализация жизни в ее объектив­ных цивилизационных проявлениях странным образом сопро­вождается девальвацией идей универсализма.

Необходимо задаться вопросом: могут ли эти два разнонаправленных процесса долго сосуществовать, может ли та­кая разорванность сфер материальной и духовной жизни конституироваться в качестве нормального состояния? Раз­мышляя над этим вопросом, следует иметь в виду, что рос­сийское общественное сознание, которое в данном случае отражает общий дух времени, исходит из необходимости противостоять процессам глобализации в сфере культурной и духовной жизни. Идет борьба за самобытность, за то, чтобы сохранить свою особость, свои обычаи, свой язык, своих бо­гов. Борьба против унификации в области культуры, созна­ния, образа жизни вполне естественна и понятна. Надо толь­ко уточнить, о чем конкретно идет речь. О том ли только, что культура не может быть стандартизирована на манер того, как стандартизирована техносфера, что культурный облик индивидов и их общностей должен отличаться еще большим разнообразием, чем их природный облик, что культура вообще отличается от природной необходимости своей индивидуализированностью, произвольностью? Мне кажется, нет Разворачивающаяся на наших глазах в России и других стра­нах борьба за культурно-национальную самобытность не ог­раничивается этими или схожими с ними продуктивными смыслами. Нужно быть слишком зашоренным, чтобы не ви­деть, что многие участники дискуссий на эти темы рассматривают существующие национальные и религиозные формы культур в качестве их абсолютных пределов, принципиально исключают возможность глобального этоса. С таким толкова­нием самобытности согласиться трудно Оно бы означало коней культуры. Отвергая (вполне обоснованно и справедли­во) тезис о «конце истории», мы сами не должны терять исто­рическую перспективу культуры.

Давайте поставим вопрос так. Когда-то тысячи языческих богов были заменены несколькими богами мировых религий. И это мы признаем как некий прорыв человеческого духа. Точно так же огромное количество этноплеменных языков были заменены едиными национальными языками великих литератур. И это мы тоже признаем в качестве несомненного блага. А теперь, когда мы эту тенденцию распространяем на будущее и мыслим себе перспективу, в свете которой много­образные национальные языки каким-то образом будут пре­одолены, или дополнены единым языком, многообразные ре­лигиозно-национальные идентичности будут преодолены или дополнены некой всечеловеческой идентичностью, то видим в этом настоящую катастрофу. Почему? Можно не жалеть о том, что говоришь на своем родном языке и понимаешь толь­ко тех, кто говорит на нем же. Но разве не стоит жалеть о том, что не понимаешь другой язык и носителей этого языка?

Общепринятый ответ на вопрос о том, как могут отмечен­ные разнонаправленные тенденции сосуществовать между собой, состоит в том, что возможен диалог культур, взаимо­уважительное отношение разных культур друг к другу. Предпо­лагается, что мир будет в культурном отношении разнородным разноцветным, а в своих цивилизационных проявлениях - эко­номических, политических, административных, информацион­но-технологических и т.д. — он будет единым. И таким обра­зом, единство внизу дополнится разнообразием вверху При этом сам культурный диалог мыслится возможным и реальным постольку, поскольку разные культуры, и в том числе разные религии, имеют некую единую нравственную, смысложизненную основу. Или, как говорил Толстой, они едины в своих внутренних принципах и различны в своих внешних формах.

Российская история Нового времени, как известно, харак­теризуется расколом, даже точнее было бы сказать раскола­ми. На религиозный раскол XVII века наложился культурный раскол ХVIII—ХIХ веков, а на них — социальный раскол XX ве­ка. На этой почве уже несколько столетий идет страстная полемика между самобытниками и прогрессистами, которая каждый раз приобретает новую форму (сегодня это спор меж­ду патриотами и либералами, вчера — между приверженцами идеи победы социализма в одной стране и сторонниками перманентной революции, позавчера — между славянофилами и западниками и т.д.). Но тем не менее она остается неизмен­ной в своей глубинной сути, духовно раскалывающей общество на полярные части. Этот вечный русский спор, как и то глубо­кое воздействие, которое он оказывает на русских людей, ото­двигая на второй план материальные, профессиональные, семейные и прочие аспекты жизни, хорошо известен. Меньше обращается внимание на другое — на столь же органичные русскому сознанию универсалистские поиски, размышления о возможности и путях синтеза расколотых частей, единения Европы, христианского мира, человечества, всего живого.

Одним из наиболее выдающихся свидетельств универса­лизма русского духа является учение Л.Н.Толстого. Толстой специально исследовал вопрос об общих основаниях, духов­ных инвариантах различных культур и религий. Свои резуль­таты он свел к четырем положениям: 1) есть некое абсолют­ное начало всего, именуемое Богом; 2) в каждом человеке есть частица этого начала, которое он силой своей активно­сти может увеличить или уменьшить; 3) для его увеличения необходимо подавлять эгоистические страсти и умножать любовь; 4) практическим средством этого является золотое правило нравственности, запрещающее человеку делать по отношению к другим то, чего он не хотел бы, чтобы они дела­ли по отношению к нему. Эти простые истины одинаково свойственны и брахманизму, и иудаизму, и конфуцианству, и даосизму, и буддизму, и христианству, и исламу. Они, по мысли Л.Н.Толстого, составляют истинную религию и имеют нравственно-обязывающий смысл для современного челове­ка — человека, который в познавательной деятельности руко­водствуется критериями разума и в практическом поведении стремится не выходить за рамки индивидуально ответственных действии. Толстой доказывал, что у людей, принадлежа­щих к разным народам и культурам, в серьезном смысле нет оснований для вражды, что на высоте истинно человеческого предназначения все религиозные и философские учения схо­дятся между собой. Партикуляризму национальных и партий­ных пристрастий он противопоставил универсализм мораль­ных начал человеческой жизни.

Однако универсальные моральные принципы сами по себе никогда не могут стать самостоятельной и достаточной мотивирующей основой человеческого поведения, подобно тому как общее не существует помимо или наряду с единичным. Они всегда даны в плоти более частных норм, схем деятель­ности, поведенческих образцов, механизмов самодисциплины и т.д. И они, разумеется, воплощаются в конкретике индиви­дуализированных форм деятельности с разной степенью пол­ноты, адекватности. Поэтому, чтобы понять внутреннюю на­пряженность и сложность того, что мы называем диалогом культур, необходимо различать два уровня идентичности че­ловека, или два измерения его общественного существования. Я это называю социокультурной идентичностью и идентично­стью духовной. О чем идет речь?

Под социокультурной идентичностью следует понимать самоопределение человека в социальном пространстве, т.е. процесс, в ходе которого человек определяет тот круг лиц и то культурное пространство, с которым он себя идентифици­рует, и соответственно обозначает тот круг лиц и то культур­ное пространство, от которого он себя отличает. Скажем, когда мы говорим «городской житель», «сельский житель», «москвич», «сибиряк», «кавказец» и т.п., то мы как раз выде­ляем некие единицы социального пространства, идентифици­руем людей в и, культурной определенности. Рассмотренный в этом аспекте, человек представляет собой своеобразную матрешку, где внутри одной идентичности сидит другая, а в ней — третья и т.д.; сосчитать все это многообразие, по-видимому, невозможно, да и не нужно, - оно является под­вижным и видоизменяется применительно к каждому индиви­ду. Нижний предел такой социокультурной идентичности совпадает с принадлежностью к определенной семье. Ее верхним пределом является идентичность национальная, ко­гда мы идентифицируем себя в качестве лезгина, китайца, русского и т.д. Здесь необходимо отметить по крайней мере два момента, которые являются в рамках нашего рассуждения существенными. Во-первых, социокультурная идентичность как правило, предзадана или в значительной степени предза­дана, является предметом крайне ограниченного выбора. Язык, национальную принадлежность, конфессиональную среду человек не выбирает, точно так же как он не выбирает свое тело. Во-вторых, национальные культуры в чем-то всегда замкнуты на себе. В них всегда есть некое культовое начало нечто такое, благодаря чему одна культура не может быть полностью приравнена к другой. Это вообще характерно для любой социокультурной идентичности, потому что она всегда связана с какими-то очень конкретными, индивидуальными людьми, вещами, местом и т.д. К примеру, любой одаренный поэтическим чувством человек способен понять величие А.С.Пушкина. Но только для русского человека (и единствен­но для него) Пушкин является национальным символом, своего рода культовой фигурой. Это до такой степени так, что в известном смысле мы можем сказать русские — это те, кто любят Пушкина. Человек не может быть одновременно и рус­ским, и французом, он не может быть одновременно и будди­стом, и христианином. В этом, правда, и нет нужды Но это другой вопрос, нам же важно подчеркнуть, что это невозможно. Социокультурная идентичность всегда партикулярна. Партикулярна принципиально, по определению.

Что касается духовной идентичности, это уже есть нечто другое. Она связана с обособлением индивида в качестве личности в качестве индивидуальности, что предполагает выработку идеального проекта совершенного человека и со­вершенного общества. Это — самоопределение человека во времени, в истории. Духовная идентичность всегда универ­сальна. В ее рамках индивид вырабатывает такой взгляд и формирует такую картину человека и мира, куда могли бы уместиться все люди. Духовная идентичность всечеловечна. С ней мы имеем дело, например, тогда, когда идентифицируем себя в качестве марксиста, либерала, мусульманина, гумани­ста и т.д. Духовная идентичность всегда является делом сво­бодного выбора. В этом случае самоопределение человека как свободного существа выражается значительно полнее чем в случае социокультурной идентичности.

Таковы самые общие различия двух уровней идентичности. Проблема, однако, состоит не в различиях, а в характере связи между ними. Дело в том, что нравственно-духовный универсализм не существует сам по себе, как некая самостоятельная реальность, наряду с социокультурной идентич­ностью. Точно так же, как общечеловеческие ценности не существуют сами по себе наряду с какими-то особенными, национальными, социальными и прочими ценностями. Нрав­ственно-духовный универсализм всегда существует внутри какой-то конкретной социокультурной оболочки. И в этом смысле универсализм всегда партикулярен, историчен, кон­кретен. Данное обстоятельство придает рассматриваемой проблеме особую остроту. Когда речь идет о диалоге культур, то надо иметь в виду не только некие общие, универсальные их основы, но и то, что эти основы всегда существуют в спе­цифических формах, в особом колорите. И дело не в том, что в частном не всегда можно увидеть общее, за различиями — единство. Важнее другое: люди больше дорожат внешней формой, чем внутренней сутью, больше ценят то, что отлича­ет их от других, чем-то, что соединяет с ними. Поэтому, мне кажется, возможности диалога культур ограничены.

Диалог может создать духовные предпосылки единого гло­бального мира. Но именно предпосылки. Его потенциала дос­таточно для того, чтобы посадить за один стол представите­лей разных религий и культур. Создать такую атмосферу, чтобы они относились друг к другу уважительно, вступили в заинтересованный разговор друг с другом. Но всего этого недостаточно. Если говорить всерьез о глобальном мире, то он не может держаться на одном диалоге и полноценно функционировать без единого глобального этоса. Причем без глобального этоса, который был бы един именно как этос не только в своих общих принципах, но и по своей символиче­ски-знаковой структуре, по конкретным нормам, механизмам функционирования, по стереотипам поведения. Речь надо вести именно о таком едином глобальном этосе, который не ограничивается диалогом разных культур, а укоренен в еди­ной — всемирной, общечеловеческой — культуре. Если посмот­реть на все, что происходит сегодня в мире, открытыми гла­зами и задаться вопросом: есть ли в реальной жизни какие-то зачатки возможного глобального единого этоса или нет, — то ответ, на мой взгляд, может быть положительным. Здесь мож­но выделить по крайней мере несколько моментов.

Первое. В диалоге культур участвуют не только разные культуры, вступившие в диалог, там сверх того появляется еще одно действующее лицо — процесс самого диалога. Что происходит на этих площадках межкультурной коммуникации, в том пространстве, куда силой глобальных процессов в сфере экономики, информации, политики и т.д. стягиваются люди разных культур? Легко заметить, что здесь действуют какие-то единые нормы поведения, функционирующие (при­том очень эффективно) независимо от их религиозных, миро­воззренческих обоснований. И только благодаря такой эман­сипации практической морали от метафизики и религии мо­гут существовать современные мультикультурные образова­ния — города, аэродромы, универмаги, крупные фирмы и т.д., даже, если хотите, наши городские жилища, где в одних подъ­ездах, на одних лестничных площадках живут люди, испове­дующие разные религии, принадлежащие к разным культурам, разным народам. Возникает новая этика, которая не привно­сится в человеческую коммуникацию извне, а возникает в ней самой и не нуждается в ином обосновании, кроме полноты и прочности самой этой коммуникации

Второе. Различные сферы общественной жизни — эконо­мика, наука, политика, образование — приобретают в настоя­щее время характер социальных систем. А социальные систе­мы имеют ту особенность, что они задают строгие, четкие нормы поведения тем индивидам, которые втянуты в эти сис­темы Один, к сожалению недавно умерший, выдающийся немецкий социальный философ, социолог, Николас Луман, который успешно разрабатывал теорию социальных систем, говорил, что люди являются внешней средой по отношению к социальным системам. Или, по-другому, один из принципов функционирования социальных систем состоит в том, что они формируют, воспроизводят субъективные предпосылки сво­его существования. Говоря житейским языком, это означает, что социальные системы задают канон делового поведения который зависит только от этой системы и вполне автономен от религиозных философских и прочих убеждений индивида его внутреннего мира, который в этом смысле вполне объек­тивен и космополитичен. Скажем, те, кто делает современные самолеты, в пределах своего функционального, делового по­ведения, ведут себя в общем и целом одинаково. Независимо от того, происходит ли это в России, Америке или Китае, само их поведение, поскольку оно определяется функциональной задачей производства самолетов, оказывается качественно однородным и в этом смысле стандартизированным.

Еще один важный момент. В действительности происходит постепенное, естественное и потому часто незаметное (сознательно неакцентируемое) усвоение неких культурно-спе­цифичных стандартов в качестве всеобщих, выработка еди­ных культурных канонов. Самый наглядный пример, который мне приходит в голову, это христианское летосчисление. Недавно на одном «Круглом столе», на кото­ром речь шла о XXI веке, египетский профессор подал воз­мущённую реплику: «О каком XXI веке вы говорите?! У нас на дворе — XV век». Действительно, в Египте — XV век. А в Ира­не - XIV век. Они тоже ведут летосчисление со дня переселе­ния Мухаммеда в Медину (от 622 года), но не по лунному календарю, как египтяне, а по солнечному, и поэтому получа­ется XIV век. А в каком веке живут евреи, которые ведут хро­нику, как они считают, со дня сотворения мира? Но и те, и другие, и третьи наряду со своим специфическим летосчислением пользуются одновременно и христианским летосчислением, по которому мы оказываемся накануне XXI века. А китайцы вообще пользуются современным христианским летосчислением как единственным. Но никто их этих народов не воспринимает это летосчисление как навязанное, и никто его не связывает с именем Христа или христианской религи­ей. Оно входит в нашу жизнь органично, как элемент пре­вращения изолированных исторических потоков в единую историю. Этот пример показывает, что единая обшечеловеческая культура в каких-то своих элементах, притом очень существенных, уже существует.

Таковы некоторые моменты, которые позволяют говорите о глобальном этосе как реальной перспективе. Конечно, эта перспектива — очень длительная по времени, неопределенная по своим возможным качественным стадиям. Она требует невероятных усилий, чревата опасностями. Но какой бы не­определенной, трудной и рискованной эта перспектива ни была, необходимо занять в этом вопросе какую-то позицию Глобальный этос требует не только размышлений, он требует также поступков. Надо определиться: готовы ли мы принять эту перспективу или нет? Если да, то надо способствовать ей и прежде всего ограждать реальный процесс формирования единого этоса от злоупотреблений, когда, скажем, идеи уни­версализма оказываются лживым прикрытием культурной экспансии и под видом глобального этоса навязываются за­падные ценности. Осторожным и настороженным необходи­мо быть вообще всегда, в ситуации любого выбора, но в особенности тогда, когда мы принимаем перспективу глобально­го этоса. Если нет, если такая перспектива в нашем понима­нии равносильна культурной катастрофе, тогда нам надо все­ми силами противостоять ей, сопротивляться, действовать, как в случае с каким-нибудь Мамаем. Глобальный этос стал сегодня такой животрепещущей проблемой, по поводу кото­рой необходимо вырабатывать ясную общественную пози­цию, и это должно сделать само общество. И к российскому обществу, которое вновь оказалось на историческом «сквоз­няке», продуваемое ветром и с Запада, и с Востока, это отно­сится в первую очередь. Отсюда — исключительно высокая ответственность суждений, точек зрения, концепций, которые мы будем высказывать.

Дата добавления: 2015-07-13