Характер времени

Христианская жизнь и богослужение.

Христианская жизнь в среде русского народа продолжала развиваться в том же направ­лении, как и прежде. Тот исключительно религиозный уклад всей русской жизни с преобла­дающим обрядовым направлением, который так резко обозначился еще в XV и XVI веке, те­перь получил полную законченность. Окончательно сформировалась Русь святая, православ­ная, единое, как писали русские книжники, православное царство во вселенной, перед кото­рым все другие страны были странами или еретическими, или басурманскими. Здесь все оценивалось и осмысливалось с религиозной точки зрения, в применении к Православию,

Holy Trinity Orthodox Mission

причем освящение православием простиралось и на все житейские формы и обычаи. Незави­симо от религии, от Церкви немыслимо было и само государство; оттого ему мало казалось одного великого государя, а нужны были два великих государя, из которых один царствовал, а другой, сидя с ним на своем месте рядом, благословлял его царственные дела, направлял их по правилам святой церкви и молился об их успехе. Петр Великий заметил после в своем Ду­ховном регламенте, что народ прямо считал патриарха "вторым государем, самодержцу рав­носильным, или больше его." Не мудрено, что со времени Никона, со времени высшего раз­вития государственной и патриаршей властей вопрос об их взаимном отношении получил такой острый и беспокойный характер, и решение его, вследствие большого развития госу­дарственных идей, приняло направление, клонившееся прямо к уничтожению патриаршест­ва. Вся жизнь великого государя царя проходила не столько в государственных занятиях, сколько в церковных службах, праздничных выходах, богомольных путешествиях и церков­ных церемониях и была вся окружена церковной обрядностью и религиозным этикетом. Точно так же, насколько могли, старались устраивать свою жизнь и все государевы холопы — служилые люди разных рангов, и государевы сироты — простой народ. Светская сторона общественной жизни была вовсе не развита; церковная обрядность служила единственным источником для удовлетворения всем высшим эстетическим потребностям, а церковное уче­ние и божественные писания — единственным источником всего образования и всех жиз­ненных идеалов русского общества. Такое господствующее значение религии и церкви во всем укладе русской жизни сопровождалось многими светлыми явлениями, обнаруживав­шими в русском обществе большую набожность и сильную любовь к своей православной и святой Руси. Смутное время, бурями своими поднявшее с Русской земли весь ее сор и плеве­лы, ознаменовавшееся таким множеством измен, душепродавцев и кровавых деяний, показа­ло вместе с тем и то, как крепок грунтовой слой этой земли и какие дорогие заключаются в нем сокровища, вызвало на высокие подвиги Иова, Гермогена, Аврамия Палицына, Диони­сия, целый сонм русских святителей, иноков и других духовных лиц — страдальцев за пра­вославие и за Русскую землю, вызвало на поприще истории Пожарского, Минина, Сусанина и многие сотни тысяч всяких земских людей, "в любви, совете и соединеньи" поднимавших­ся со всех концов России спасать Москву, святые церкви Божий, веру истинную, свое "при-роженье." Высокие примеры благочестия, патриотизма и христианских добродетелей не ос­кудевали и в последующее время. Благотворное влияние святой веры выражалось многими добрыми явлениями и в обыденной жизни обыкновенных, рядовых русских людей, служа более или менее сильной сдержкой для страстей и грубых инстинктов и сообщая довольно суровому строю этой жизни хотя несколько более мягкие черты некоторого патриархального добродушия. Одной, например, из самых распространенных добродетелей того времени бы­ло милосердие к нищим, убогим и страждущим в тюрьмах; подача милостыни и посещение тюрем в некоторые священные времена христианского года считались обязательными для всех достаточных людей, не исключая и царя с царицей, и хоть в эти времена напоминали сильным и богатым людям ο чувствах христианской любви к людям слабым и убогим. Выс­шей формой благочестия по-прежнему была жизнь монашеская; в XVII веке появилось до 220 новых обителей. Много было в них монахов недостойных, вызывавших против себя сильные обличения со стороны и духовной и светской власти, но не оскудевала Русская цер­ковь и истинными подвижниками, которых по кончине их доселе чтит в лике своих святых. Таковы: Василий Мангазейский (+ 1600), Галактион и Иосиф Вологодские (+ 1612), Иринарх Ростовский (+ 1619), Адриан Монзенский (+ 1619), Прокопий Вятский юродивый (+ 1627), Иринарх Соловецкий (+ 1628), Дионисий Троицкий (+ 1633), Никодим Кожеезерский (+ 1640), Елеазар Анзерский (+ 1656), Максим и Андрей Тотемские, Макарий Коневский (+

Holy Trinity Orthodox Mission

1678) и многие другие. Не упоминаем уже ο высоких иноческих добродетелях многих рус­ских святителей.

Но высшая степень развития всего этого исключительно религиозного уклада русской жизни была вместе с тем и началом его разложения. В нем недоставало образования, которое сообщало бы ему должную сознательность, разумность и внутреннюю силу, и без которого сама религия превращалась среди него в одну слепую приверженность к формам, обрядам. Уклад этот мог безопасно держаться в стране замкнутой, не тревожимой ни внешними влия­ниями, ни сравнением своего с чужим, ни возникавшими отсюда беспокойными вопросами и критикой; но Россия стала терять свой замкнутый характер еще в XVI веке, а с XVII века подверглась непрерывному напору внешних влияний и с востока — из Греции, и с запада — от Польши и немцев. Неподвижная прежде жизнь ее всколыхнулась и пришла в сильное и беспокойное волнение. При царе Борисе в смутное время наплыв в Россию иноземцев чрез­вычайно усилился и производил большой соблазн в православных людях; некоторые право­славные стали подражать иноземным обычаям и даже брить себе бороды. Но заимствуя ино­земные обычаи, русский человек, по известному уже нам смешению внешних форм жизни с верой, заимствовал от иноземцев иногда и их религиозные верования, а особенно противооб-рядовое протестанское вольнодумство. Неосмысленное обрядовое благочестие, по-видимому, очень стойкое и упрямое, на деле оказалось весьма слабым перед протестанскими насмешками. Разные бояре, служилые и торговые люди, входя в ближайшее общение с ино­земцами, начинали и сами смеяться над иконами, постами и прочим, доходили даже до пол­ного отступничества и от веры православной, и от самой своей родины. При Годунове не­сколько молодых людей было послано для науки за границу, но соблазн западной цивилиза­ции подействовал на них так сильно, что они уже не вернулись назад. Во время переговоров под Смоленском князь Голицын между прочим говорил полякам, что русским вместе с коро­левскими людьми служить никак нельзя ради прелести — послужат с год и половина уйдет к королю. В царствование Михаила встречаем выразительную грамоту царя и патриарха князю Хворостинину. Князь этот в смутное время сошелся с поляками и стал после этого бранить все русское, говорил, что на Москве и жить ему не с кем — все народ глупый, и собирался бежать в Польшу; при царе Василии Шуйском, побывав за это в монастырском заточении, он озлобился и против церкви, ни сам не ходил к богослужению, ни людей своих не пускал, на­чал пить, пропил всю страстную неделю, весь пост ел мясо, к пасхальной заутрене не ходил и опять попал в монастырь; освобождая его от вторичного заточения, царь с патриархом и вы­говаривали ему все эти вины. Известное вольнодумное движение XVI века, выразившееся в московских ересях, хотя и было в свое время подавлено, не пропало и в XVII веке; более или менее ясной полосой оно проходит по всему описываемому времени вплоть до новой мос­ковской ереси, появившейся при Петре в начале XVIII века.

По успокоении государства от смут для поддержания православной старины патриарх Филарет прибегнул к усилению религиозной строгости. На соборе 1620 года он провел край­не суровое определение — католиков, униатов и протестантов, желающих присоединиться к православной церкви, присоединять не иначе как через второе крещение, перекрещивать да­же православных (западного края), если они крещены не через погружение, а через облива­ние, не исключая особ, имевших священный сан. Католических храмов вовсе не дозволяли строить в России; протестантам дозволялось иметь кирхи только в Немецкой слободе. Но в Москве недаром уже существовала эта слобода — это была передовая колония, которую за­пад вдвинул в самое средоточение русской жизни и с помощью которой знакомил русских с особенностями, обстановкой и культурными приманками своей собственной жизни. При ца­ре Алексее Михайловиче появились и другие, уже православные, следовательно, более ком­петентные обличители недостатков русской жизни — греческие иерархи с востока и юго-

Holy Trinity Orthodox Mission

западные монахи-учители, которые делали свои указания уже во имя Православия, для блага самой Церкви. И началось самое тревожное время, время Никоновских исправлений. Кон­сервативная часть русского общества усиленно пыталась удержать неподвижность своей старины, но это оказалось уже невозможным и повело только к церковному расколу. Религи­озная нетерпимость была еще так сильна, что, например, Никон насильно истреблял у бояр немецкие органы, ливреи для слуг и картины. Строгое определение собора 1620 года ο пере­крещивании католиков и униатов было отменено уже московским собором 1667 года. Под­вергалось преследованию брадобритие; за употребление табака резали носы. Но в то же вре­мя все усиливался вызов иностранцев на царскую службу; в самом дворце царя завелись не­мецкая музыка, картины, часы, зеркала, кареты и другие заморские диковинки, завелся театр и придворная школа комедиантов; правительство искало себе на западе пособий от тамош­них наук, искусств и ремесл. Видно было, что прежнее исключительно церковное образова­ние уже перестало удовлетворять современным потребностям, что потребности эти расши­рились и требовали восполнения старого образования новыми элементами образования свет­ского. При таких обстоятельствах гонения на иноземные заимствования должны были только озлоблять новых людей и обусловливать крутой характер грядущей реформы. При царе Алексее Михайловиче один из таких новых людей, молодой Ордын-Нащокин бежал за гра­ницу, а один из таких же эмигрантов Котошихин в своей книге ο России рассказывает, что из опасения новых эмиграции московское правительство вовсе запрещало ездить русским за границу. Но в конце XVII в. новых людей стало уже много; во главе их стоял сам царь, и бе­гать им из России стало незачем. Имея в руках силу и власть, они уже сами могли перестраи­вать русскую жизнь по своему вкусу на иностранный лад.

Таким образом, весь XVII век нашей истории, будучи временем полного развития ста­ринного уклада русской жизни, был вместе с тем, особенно во второй своей половине, и вре­менем постепенного расшатывания этого уклада, временем всякого рода обличений, исправ­лений и попыток к усилению образовательных средств страны. Программа этих исправлений и образовательных требований время от времени все расширялась и постепенно вела рус­скую жизнь к общей реформе при Петре Великом.

Дата добавления: 2017-01-13