Сопротивление добру

Как ни странно, самый сильный кризис у Мэри наступил, когда у нее наконец появилась возможность установить по-настоящему теплые отношения. Рассуждая цинично, Мэри было проще терять мужчин, которые не заботились о ней. Перспектива же настоящей любви оказалась сильной угрозой, пугающей тем, что Мэри не сможет оправдать свои мечты.

Эта возможность возникла по чистой случайности в ходе ее занятий литературным творчеством. Мэри присоединилась к группе авторов из окрестностей г. Сиракузы (штат Нью-Йорк). Те приняли ее с интересом и благосклонностью. Один из членов группы, Лэрри, увидел большой конверт Мэри и попросил дать ему почитать ее работы. К ее чести она не стала реагировать на его просьбу сексуальными призывами, как это было в случае со мной. Охотно, но чувствуя себя при этом очень уязвимой, Мэри позволила ему читать свои сочинения и общаться с нею исключительно на творческом уровне. Она была потрясена и удивлена тем, что он разговаривал с ней как писатель, показал свои собственные произведения и выразил интерес к ее дальнейшей работе. Когда Лэрри пригласил ее на обед, Мэри согласилась, испытывая опьяняющую смесь надежды, предвкушения и паники.

Иногда Мэри позволяла себе помечтать, что это может быть тот самый случай. А иногда беспокоилась, что он сумеет разглядеть ее личность между строк и разочаруется. Страхи Мэри возрастали в прямой пропорции по мере роста его интереса к ней.

– Как я могу рассказать ему о своем прошлом? – жаловалась Мэри у меня на приеме. – Что он обо мне подумает?

Для нее стали пыткой даже, казалось бы, простые решения, такие как выбор платья и косметики.

– Что мне надеть? – спрашивала она меня в который раз, понимая, что ей не следует посылать ложные сексуальные сигналы, но при этом надо и постараться выглядеть привлекательной.

В психотерапии весьма обычна ситуация, когда клиенты просят прямого совета. Просьбы Мэри, однако, выходили за рамки обычной обратной связи. Она хотела, чтобы я конкретно указывал ей, что и как делать. За ее просьбами скрывалось предположение, что сама она не может справиться с ситуацией или сделать правильный выбор. Она была беспомощной девочкой, ищущей поддержки у зрелого мужчины.

Это была очевидная ловушка. Любой данный мною ответ косвенным образом приводил к созданию ущербной иерархической структуры наших отношений. Посоветуй я Мэри надеть то или иное платье или рассказать Лэрри про одно, но не говорить о другом, и я тем самым признал бы, что она не способна принять эти решения самостоятельно. Получив временное облегчение, она осталась бы довольна мной, но это лишь увеличило бы ее зависимость при возникновении новых кризисов в будущем.

Такая же ловушка имеется в трейдинге. Многие аналитики, журналисты, комментаторы и преподаватели подают себя в качестве гуру, подчеркивая, что они знают, как достичь успеха на рынке. Даже если эти люди действительно когда-то добивались успеха (хотя доказательства такового отсутствуют с удручающим постоянством), это совсем не означает, что кто-то другой когда-либо сможет обрести уверенность в собственной торговле, просто усвоив заповеди гуру. Напротив, создавая вокруг себя ауру уникальной проницательности или обладания информацией и вещая перед растерянными людьми, гуру неизбежно взращивает в них зависимость и неуверенность, которые мешают успешной торговле.

Чтобы избегать таких ловушек, психотерапевты развивают в себе способность слушать людей «двумя ушами»: одним – содержание, другим – процесс. Содержание отражает то, что говорится, буквальное значение высказываний людей. Процесс касается того, как передается это содержание. Это невербальная оболочка, в которую облекаются слова человека. Например, фраза «Что мне делать?» может быть беспомощной мольбой о наставлении, продуманной просьбой дать совет или раздраженной реакцией на визит к психотерапевту. Процесс охватывает межличностный контекст коммуникации.

Когда процесс в ходе психологической консультации проблематичен даже среди, казалось бы, положительного содержания, обычно стоит сместить акцент сеанса. То есть прервать беседу и привлечь внимание к происходящему в данный момент. Это в особенности уместно, когда процесс обесценивает содержание, как в ситуации, когда человек просит: «Научите меня, как стать более независимым!» Обычно вообще не имеет смысла обсуждать, если способ обсуждения укрепляет саму обсуждаемую проблему. Когда мои корреспонденты пытаются ставить меня в роль гуру, например просят спрогнозировать развитие рынка, я обычно переключаюсь на процесс и спрашиваю, почему они чувствуют себя так неуверенно и почему испытывают потребность в открытии или поддержании позиции на рынке в обстановке такой неопределенности.

Переход от содержания к процессу может показаться беспокойным и трудным тем людям, которые часто не вникают в контекст своих межличностных отношений. Несколько лет назад один из моих клиентов, пришедший на консультацию по семейным отношениям, назвал во время сеанса свою жену «сукой», вызвав у нее сильную обиду и негодование. Когда я указал на конфликтный процесс и попросил его рассказывать о собственном опыте исключительно в первом лице, он долго думал и так перефразировал свое замечание: «Я чувствую, что ты сука!» Как вы можете себе представить, жена его не нашла в этих словах никакого утешения!

Так и Мэри не видела процесс, происходивший на наших сеансах. Она хотела лишь избавиться от страха и неуверенности, а этого она могла достичь благодаря моему мудрому совету. Однако, действуя как типичный психотерапевт, я указал ей на опасность сложившейся ситуации. Мэри боялась погубить новые отношения и теперь, под давлением стресса, сомневалась в своей способности справиться с положением. Я выразил свою уверенность в ее здравомыслии и убедил ее в том, что если она, будучи ребенком, считала, что не может выстраивать отношения с людьми, то теперь у нее эта способность есть. Я внушил ей, что даже неправильный выбор, сделанный ею, будет лучше хорошего выбора, сделанного мной, потому что позволит ей, по крайней мере, поучиться на собственном опыте и сохранить свою индивидуальность.

Это было совсем не то, что хотела услышать Мэри.

К моему удивлению, она ответила вспышкой слепого гнева.

– Если вы хотите от меня избавиться, так и скажите! – прокричала Мэри. – Я прихожу сюда за помощью, а вы только и говорите, что я должна все делать сама. Да если бы я могла сама справиться, меня бы здесь не было!

С этими словами она бросилась за дверь, не обращая внимания на мои призывы вернуться и обсудить все это.

Хотя в следующий раз Мэри опять пришла на прием, ее дела с Лэрри складывались неважно. Она цеплялась к каждому его недостатку, чтобы найти причины для разрыва отношений. Если он не звонил ей, когда у нее были трудности, она кляла его за невнимательность, игнорируя тот факт, что он, возможно, и не знал о ее проблемах. Если во время свидания его взор падал на другую женщину, Мэри начинала ревновать и утверждать, что он изменял ей. Сначала Лэрри отшучивался; со временем же стал активнее защищаться или проявлять безразличие. Это лишь усиливало нападки Мэри, пытавшейся доказать, что он ей не подходит, не заботится о ней и что вообще ничего у них не получится. Как ни странно, Мэри возводила стены, отгораживаясь от тех самых людей, которые были ей больше всего нужны, – от бойфренда и психотерапевта.

Писатель Хорхе Луис Борхес как-то написал, что бедам нужен потерянный рай. Мэри понимала, что будет несчастна без этих поддерживающих ее отношений. Получалось, что Лэрри был слишком хорош для нее и поэтому ей нужно было сбросить его с пьедестала. То же самое, конечно, относилось ко мне. Мои слова о наличии в ней уверенности оказывали на Мэри слишком большое давление, повышая ставки на случай, если она потерпит неудачу. Легче было отпихнуть меня, чем допустить возможность, что она разочарует меня и я оттолкну ее сам. Стоит ей разрушить отношения, и ее худшие страхи будут подтверждены, а круг судьбы замкнется. Однако тогда она, по крайней мере, могла бы найти утешение в том, что сама, а не другие стала причиной своей гибели.

Но я не спешил ее отпевать. Понимал, что требовалось решающее вмешательство. Потеря многообещающих отношений с Лэрри, равно как прекращение нашего альянса, значительно отбросили бы ее назад, убедив в том, что она могла предложить мужчинам только свое тело. Как, однако, передать ей эту идею? Интуиция мне подсказывала: если просто объяснить Мэри, что происходит – как она отталкивает других, чтобы избежать возможности собственного отторжения, – это заставит ее, вероятно, еще больше замкнуться в себе и обидеться. Проверив свои собственные чувства, я понял, что боялся рассказать ей об этом. Я не хотел рисковать возможностью еще одного скандала и перспективой ее окончательного ухода.

Но чего я боялся? Может быть, того, что Мэри никогда не возобновит психотерапию и тем самым загубит свою жизнь? Нет, дело было не в этом. Хорошая часть ее личности знала, что ей нужна помощь, и поэтому мы продолжили нашу работу, несмотря на то что Мэри набросилась на меня.

Проконсультировавшись со своим «внутренним наблюдателем», я увидел нелицеприятную правду: я боялся, что Мэри начнет на меня кричать. Мне причинил боль ее прошлый взрыв, и я не хотел его повторения. Как интересно развиваются события, подумал я: Мэри оскорбляет, а я жертва. Она гневается, а я должен подчиниться.

Приняв решение, я глубоко вздохнул и устремился вперед.

– Что вы подумали, когда Лэрри не позвонил вам вчера вечером? – спросил я невинно.

Голос Мэри начал повышаться:

– Я не могла в это поверить. Я потратила так много времени, подыскивая ему нужный подарок на день рождения. Звонила ему каждый день, когда у него были экзамены. И где же он, когда мне от него что-то надо?

– Со мной было то же самое, – указал я. – Когда вам от меня потребовался совет, но я не пожелал дать его вам, вы встали и ушли.

– Я сыта этим по горло, – завопила Мэри. – Вы понятия не имеете, каково это, когда тебя не ценят. А я только отдаю, отдаю, отдаю…

Я поднялся, прервав литанию Мэри. В ее глазах отразилось удивление, затем шок.

– Извините, пожалуйста, – сказал я мягко. – Мне нужен перерыв. Я на минутку, схожу за кофе.

Мэри промолчала. Я никогда не прерывал сеанс таким образом.

Возвращаясь, я не знал, чего ожидать. Будет ли она рассержена на меня за то, что я прервал ее? Использует ли это как предлог для того, чтобы уйти навсегда?

Одного взгляда хватило понять, что она была испугана. Очень испугана. Я бросил ее. Сердитая Мэри исчезла. Передо мной снова был ранимый ребенок.

Я подвинулся к Мэри поближе, примерно так же, как это было на нашей второй встрече.

– Еще раз прошу простить меня, – объяснил я. – Мне необходимо было покинуть вас. Мне казалось, что я разговариваю не с Мэри. Я слышал ее деда, сердитого мужика, кричащего, что, мол, никто его не ценит. Это меня напугало да и уязвило. Иногда взрослым, когда они чувствуют свою уязвимость, бывает нужно отойти в сторону. Этим, помимо многого прочего, они отличаются от маленьких детей. Дети не могут отойти в сторону.

Слезы потекли по лицу Мэри. Она объяснила, что не хотела быть такой, как дед. Понимала, что ее гнев причинял Лэрри боль, но понимала, что это был единственный известный ей способ прогнать ее собственную боль.

– Возможно, дело вовсе не в Лэрри, – предположил я. – Возможно, проблема в том дедушке, что живет в вашей голове. Это как записанная в голове команда, которая начинает проигрываться всякий раз, когда вы чувствуете боль, – и заставляет вас на всех нападать.

Идея показалась Мэри разумной, и вот так, из нашего совместного опыта, родилось правило «тайм-аута». Мэри получила право делать на наших встречах все то, что делал я, когда чувствовал себя неудобно: могла прерваться, чтобы разобраться в своих чувствах. Могла использовать тайм-аут, чтобы определить для себя источник реакции на ситуацию – собственные чувства или «запись ее деда». И могла направить свой гнев на эту запись, а не на людей, которые были для нее дороги.

На наших последующих встречах Мэри несколько раз брала тайм-ауты. Она также рассказала о тайм-аутах Лэрри, что позволило ей «отходить в сторону», когда в ее отношениях с ним возникали болезненные ситуации. Как ни странно, именно благодаря этим «уходам» Мэри узнала, что другие люди не собираются ее бросать.

Схема та же самая: сначала создать настроение, затем передать сообщение. После переключения передачи с гневной обиды на страх перед отторжением, возникший в момент, когда я вышел из комнаты, Мэри была готова воспринять новое сообщение: проблема не в Лэрри; проблема не в Бретте. Проблема в «записях», проигрываемых в ее голове. И как только ее врагом стали «записи», а не Лэрри и психотерапевт, Мэри стала готова относиться к этим людям по-другому.

Это была долгая и изнурительная работа, но она того стоила. Восемь месяцев спустя Мэри и Лэрри прислали мне приглашение на свадьбу.

Дата добавления: 2017-01-14