Исторический путь развития психологии 3 страница

воззрение на психику, показывая причинную зависимость ее чувственных элементов (ощущений) от объективных материаль­ных факторов: внешнего раздражителя и свойства нервного суб­страта.

Френология. Наконец еще одно направление обратило психо­логическую мысль к вопросу о зависимости ее явлений от ана­томии центральной нервной системы. Это была приобретшая огромную популярность френология (от греч. «phren» - душа, ум). Ее автор — австрийский анатом Ф. Галлъ (1758-1829) предложил «карту головного мозга», согласно которой различные способно­сти размещены в его определенных участках. Это якобы влияет на форму черепа, что позволяет, ощупывая его, определять по «шиш­кам», насколько развиты у данного индивида ум, память и т.п.

Френология при всей ее фантастичности побудила к экспери­ментальному изучению размещения (локализации) психических функций в головном мозгу.

От психофизиологии к психофизике. В своей лабораторной экспериментальной работе физиологи - люди естественнонауч­ного склада ума - шоргались в область, которая издавна счи­талась заповедной для философов как «специалистов по душе*.

В итоге психические процессы перемещались в тот же ряд, что и зримая под микроскопом и препарируемая скальпелем нервная ткань, которая их порождает. Оставалось, правда, неясным, каким образом совершается чудо порождения психических продуктов, которые другой человек не может увидеть, собрать в пробирку и т.д.

Тем не менее выяснилось, что эти продукты даны в простран­стве. Подрывался постулат (считавшийся со времен Декарта само­очевидным), согласно которому душевные явления отличаются от всех остальных своей непространственностью.

Психофизика. К новым открытиям пришел другой исследова­тель органов чувств физиолог Эрнст Вебер (1795-1878). Он задал­ся вопросом: насколько следует изменять силу раздражения, что­бы субъект уловил едва заметное различие в ощущении.

Таким образом, акцент поисков был перемещен. Предшест­венников Вебера занимала зависимость ощущений от нервного субстрата, Вебера - зависимость между континуумом ощущений и континуумом вызывающих их физических стимулов. Обнару­жилось, что существует вполне определенное (для различных органов чувств различное) отношение между первоначальным раздражителем и последующими, при котором субъект начинает замечать, что ощущение стало уже другим. Для слуховой чувстви­тельности, например, это отношение составляет 1/160, для ощу­щений веса 1/30 и т.д.

Опыты и математические выкладки стали истоком течения, влившегося в современную науку под именем психофизики. Ее основоположником выступил другой немецкий ученый Т. Фехнер (1801-1887). Он также перешел от психофизиологии к психо­физике.

Она начинала с представлений о, казалось бы, локальных психических феноменах. Но получила огромный методологиче­ский и методический резонанс во всем корпусе психологического знания. В него внедрялись эксперимент, число, мера. Таблица логарифмов оказалась приложимой к явлениям душевной жизни, к поведению субъекта, когда ему приходится определять едва заметные различия между внешними объективными влияниями.

Прорыв от психофизиологии к психофизике был знаменателен и в том отношении, что разделил принцип причинности и прин­цип закономерности. Ведь психофизиология была сильна выясне­нием причинной зависимости субъективного факта (ощущения) от строения органа (нервных волокон), как этого требовало «ана­томическое начало».

Однако психофизика доказала, что в психологии и при отсут­ствии знаний о телесном субстрате могут быть строго эмпири­чески открыты законы, которым подвластны ее явления.

Измерение времени реакции. Старая психофизиология с ее «анатомическим началом» расшатывалась самими физиологами еще с одной стороны. Голландский физиолог Ф. Дондерс (1818— 1889) занялся экспериментами по изучению скорости протекания психических процессов. До него Гельмгольц открыл скорость прохождения импульса по нерву. Это относилось к процессу в организме. Дондерс же обратился к измерению скорости реакции субъекта на воспринимаемые им объекты. Испытуемый выполнял задания, требовавшие от него возможно более быстрой реакции на один из нескольких раздражителей, выбора различных ответов на разные раздражители и т.д. Эти опыты разрушали веру в мгно­венно действующую душу, доказывали, что психический процесс, подобно физическому, может быть измерен. И хотя, как и в пси­хофизике, знание о нервной системе не вносило даже малой'толи­ки в объяснение новых данных, считалось само собой разумею­щимся, что психические процессы совершаются именно в ней.

Вскоре Сеченов, ссылаясь на изучение времени реакции как процесса, требующего целостности головного мозга, отметил: «Психическая деятельность как всякое земное явление происходит во времени и пространстве»1.

1 Сеченов И.М. Избр. философ, и психолог, произведения. - М., 1947. — С. 228.

Гельмгольц: лидер новой психофизиологии. Центральной фигу­рой в создании основ, на которых строилась психология как наука, имеющая собственный предмет, был Герман Гельмгольц (1821—1894). Его разносторонний гений преобразовал многие нау­ки о природе, в том числе о природе психического. Им был открыт закон сохранения энергии. Мы все дети Солнца, -говорил он, — ибо живой организм, с позиции физика, - это система, в которой нет ничего, кроме преобразований различных видов энергии. Тем самым из науки изгонялось представление об особых витальных силах, отличающих поведение органических тел от неорганических.

Но занявшись таким телесным устройством как орган чувств, Гельмгольц принял за объяснительный принцип не энергетиче­ское (молекулярное), а анатомическое начало. Именно на послед­нее он опирался в своей концепции цветного зрения. Гельмгольц исходил из гипотезы о том, что существует три нервных волокна, возбуждение которых волнами различной длины создает основные ощущения цветов: красное, зеленое и фиолетовое.

Такой способ объяснения оказался непригодным, когда он от ощущений перешел к анализу восприятий целостных объектов в окружающем пространстве. Этот анализ побудил ввести два но­вых фактора: а) движения глазных мышц; б) подчиненность этих движений особым правилам, подобным тем, по которым строятся логические умозаключения. Поскольку эти правила действуют независимо от сознания, Гельмгольц дал им имя «бессознатель­ных умозаключений». Тем самым экспериментальная работа столкнула Гельмгольца с необходимостью ввести новые причин­ные факторы.

Раньше он относил к этим факторам либо превращения физической энергии, либо зависимость ощущения от устройства органа. Теперь к этим двум причинным «сеткам», в которые наука улавливает жизненные процессы, присоединялась третья. Источ­ником психического (зрительного) образа выступал внешний объект, в возможно более отчетливом видении которого состояла решаемая глазом задача.

Выходило, что причина психического эффекта скрыта не в устройстве организма, а вне его. В опытах Гельмгольца между глазом и объектом ставились призмы, искажавшие восприятие объекта. Однако посредством различных приспособительных дви­жений мышц организм стремился восстановить адекватный образ этого объекта. Выходило, что движения мышц выполняют не чис­то механическую, а познавательную (даже логическую) работу.

В зоне научного анализа появились феномены, которые гово­рили об особой форме причинности. Не физической, не физиоло-

го-анатомической, а психической. Намечалось разделение психи­ки и сознания. Опыты говорили, что возникающий в сознании образ порождается независимым от сознания механизмом.

Пфлюгер: пересмотр концепции рефлекторной дуги. Введение психического фактора как регулятора поведения организма про­изошло и в работах физиолога Э. Пфлюгера. Он подверг экспери­ментальной критике схему рефлекса как дуги, в которой центро­стремительные нервы, благодаря связи с центробежными, произ­водят одну и ту же стандартную мышечную реакцию.

В XIX веке физиологические опыты ставились главным образом на лягушках. (По этому поводу было даже предложение поставить лягушке памятник.) Обезглавив лягушку, Пфлюгер помещал ее в различные условия. Оказалось, что ее рефлексы вовсе не сводшшсь к автоматической реакции на раздражение. Они изменялись соответственно внешней обстановке. На столе она ползала, в воде плавала и т.д. Пфлюгер сделал вывод о том, что даже у обезглавленной лягушки нет чистых рефлексов. При­чиной ее приспособительных действий служит не сама по себе «связь нервов», но сенсорная функция. Именно она позволяет различать условия и, соответственно этому, изменять пове­дение.

Опыты Пфлюгера, как и других физиологов, открывали особую причинность — психическую. Они также подрывали принятое в те времена мнение о тождестве психики и сознания. О каком созна­нии у обезглавленной лягушки могла идти речь?

Дарвин: инстинкты и эмоции. Чарльз Дарвин (1809—1882), уче­ние которого об эволюции преобразовало биологию, подверг ана­лизу инстинкты как побудительные силы поведения. С фактами в руках он подверг критике версию об их разумности. Вместе с тем без этих слепых побуждений, корни которых уходят в историю вида, организм не может выжить. Инстинкты связаны с эмоция­ми. К ним Дарвин также подошел не с точки зрения их осознания субъектом, а опираясь на объективные наблюдения за вырази­тельными движениями.

Некогда эти движения имели практический смысл, о чем напоминают сжатие кулаков или оскал зубов у современного человека. Были времена, когда эти агрессивные реакции означали готовность к драке. Традиционная психология считала чувства элементами сознания. Теперь же эмоции, захватывающие индиви­да, выступили в качестве таких феноменов, которые хотя и явля­ются психическими, однако первичны по отношению к его со­знанию.

Гипноз и внушение. Свою лепту в разграничение психики и со­знания внесли исследования гипноза. Первоначально они приоб-

рели в Европе большую популярность благодаря деятельности австрийского врача Месмера, объяснявшего свои гипнотические сеансы действием магнитных истечений (флюидов). Затем, отверг­нув месмеризм, английский хирург Брэд стал сторонником физио­логической трактовки гипноза (предложив термин «нейрогап-ноз»). Однако в дальнейшем он придал решающую роль психоло­гическому фактору.

Будучи предметом интересов медиков, использующих гипноз в своей практике, гипноз не только демонстрировал факты психи­чески регулируемого поведения с выключенным сознанием (под­держивая, тем самым представление о бессознательной психике). Чтобы вызвать гипнотическое состояние требовался «раппорт» -создание ситуации взаимодействия между врачом и пациентом. Обнажаемая гипнозом бессознательная психика является социаль­но-бессознательной. Ведь он инициируется и контролируется другим человеком.

Если Дарвин вывел психику за пределы индивида к истории вида, то врачи-гипнотизеры - за пределы индивида к другому индивиду. За всем этим возвышается «Монблан фактов».

Психология становится отдельной наукой: объективный метод и психическая причинность. На различных участках эксперименталь­ной работы {Вебер, Фехнер, Дондерс, Гелъмголъц, Пфлюгер и многие другие) складывались представления об особых закономерностях и факторах, отличных как от физиологических, так и от тех, которые относились к психологии в качестве ветви философии, имеющей своим предметом явления сознания, изучаемые внут­ренним опытом. Наряду с лабораторной работой физиологов по изучению органов чувств и движений, успехи эволюционной био­логии и голос медицинской практики (применяющей гипноз при лечении неврозов) готовили новую психологию. Открывался це­лый мир явлений, существующих независимо от сознания субъек­та, доступных внешнему опыту и такому же объективному изуче­нию как любые другие природные факты.

Было установлено с опорой на экспериментальные и коли­чественные методы, что в этом психическом мире действуют собственные законы и причины. Это создало почву для отделения психологии как от физиологии, так и от философии.

Программы построения психологии как самостоятельной науки. Следует различать реальную жизнь науки и ее отражение в теоре­тических программах. К 70-м годам прошлого века в жизни науки созрела потребность в том, чтобы разрозненные знания о психике объединить в отдельную дисциплину, отличную от других.

Когда время созрело, - говорил Гете, - яблоки падают одно­временно в разных садах. Время созрело для определения статуса

2 Введение и психологию 33

психологии как самостоятельной науки, и тогда почти одно­временно сложилось несколько программ ее разработки. Они по-разному определяли предмет, метод и задачи психологии, вектор ее развития.

Вундт: психология - наука о непосредственном опыте. Наиболь­ший успех выпал на долю В. Вундта (1832-1920). Он пришел в психологию из физиологии (одно время был ассистентом Гельм-голъца) и первым принялся собирать и объединять в новую дисцип­лину созданное различными исследователями. Дав ей древнее имя психологии, он, стремясь расстаться с ее спекулятивным прош­лым, присоединил к этому имени эпитет - физиологическая. «Основы физиологической психологии» (1873-1874) - так назы­вался его монументальный труд, воспринятый как свод знаний о новой науке. Организовав же в Лейпциге первый специальный психологический институт (1875), он занялся в нем темами, заим­ствованными у физиологов - изучением ощущений, времени реакций, ассоциаций, психофизики. Приняться за анализ обшир­ной области душевных явлений с помощью приборов и экспери­ментов было смелым делом. К Вундту стала стекаться молодежь из многих стран. Возвращаясь домой, они создавали гам лабора­тории, сходные с лейпцигской.

Некогда психологами называли знатоков человеческих душ. Но психологи по профессии появились лишь после Вундта.

Историки подсчитали, что школу Вундта прошло 136 немцев, 14 американцев, 10 англичан, б поляков, 3 русских, 2 француза. Она стала главным питомником первого поколения психологов-экспериментаторов.

Уникальным предметом психологии, никакой другой дисцип­линой не изучаемой, был признан «непосредственный опыт*. Глав­ным методом — интроспекция: наблюдение субъекта за процесса­ми в своем сознании. Интроспекция понималась как особая про­цедура, требующая специальной длительной тренировки.

При обычном самонаблюдении, присущем каждому человеку, способному дать отчет о том, что он воспринимает, чувствует или думает, крайне трудно отделить восприятие как психический про­цесс от воспринимаемого реального или представляемого объекта. Считалось, что этот объект дан во внешнем опыте. От испытуе­мых же требовалось отвлечься от всего внешнего с тем, чтобы найти исходные элементы внутреннего опыта, добраться до пер­вичной «ткани» сознания, которая мнилась свитой из сенсорных (чувственных) «нитей». Когда возникал вопрос о более сложных психических феноменах, где в действие вступали мышление и во­ля, сразу же обнаруживалась беспомощность вундтовской про­граммы.

Если ощущение можно было объяснить в пределах принятых научным, причинным мышлением стандартов (как эффект воз­действия стимула на телесный орган), то иначе обстояло дело с волевыми актами. Взамен того, чтобы быть причинно объяснен­ными, они сами были приняты Вундтом за конечную причину процессов сознания и первичную духовную силу. Тем самым, бывший естествоиспытатель Вундт стал сторонником философии волюнтаризма (от латинского «волюнтас» — воля) — философии, считающей волю высшим принципом бытия.

Не меньшие просчеты обнаружились, когда ученики Вундта занялись процессами мышления. Один из них - О. Кюльне (1862-1915), переехав в город Вюрцбург, создал там собственную школу. Ее программа была развитием вундтовой. По-прежнему предме­том психологии считалось содержание сознания, а методом -интроспекция. Испытуемым предписывалось решать умственные задачи, наблюдая за происходящим при этом в сознании. Но самая изощренная интроспекция.не могла найти тех чувственных элементов, из которых, по прогнозу Вундта, должна состоять «материя» сознания. Вундт пытался спасти свою программу сер­дитым замечанием, что умственные действия в принципе непод­властны эксперименту и потому должны изучаться по памятникам культуры — языку, мифу, искусству и др. Так возрождалась версия о «двух психологиях»: экспериментальной, родственной по своему методу естественным наукам, и другой психологии, которая взамен этого метода интерпретирует проявления человеческого духа.

Эта версия получила поддержку у сторонника другого вари­анта «двух психологии» философа В. Дильтея. Он отделил изуче­ние связей психических явлений с телесной жизнью организма от их связей с историей культурных ценностей. Первую психологию он назвал объяснительной, вторую — понимающей.

К концу XIX века иссяк энтузиазм, который некогда пробу­дила вундтова программа. Заложенное в ней понимание предмета психологии, изучаемого с помощью использующего эксперимент субъективного метода, навсегда потеряло кредит. Многие ученики Вундта порвали с ним и пошли другим путем.

Проделанная школой Вундта работа заложила основы экспе­риментальной психологии. Научное знание развивается не только путем подтверждения гипотез и фактов, но и их опровержения. Критики Вундта смогли получить новое знание благодаря тому, что отталкивались от им добытого. Лев Толстой, перечисляя име­на тех, кто «работает на научную истину», назвал наряду с Дарви-ном и Сеченовым Вундта.

Брентано: психология как изучение интенциональных актов. Одновременно с Вундтом философ Франц Брентано (1838-1917)

2* 35

предложил свою программу новой психологии. Она излагалась в его работе «Психология с эмпирической точки зрения» (1874). Предметом психологии, гак же как у Вундта, считалось сознание. Однако его природа мыслилась иной.

Согласно Брентано область психологии - это не содержание сознания (ощущения, восприятия, мысли, чувства), а его акты, психические действия, благодаря которым появляется содержание. Одно дело цвет или образ какого-либо предмета. Другое — акт видения цвета или суждения о предмете. Изучение актов и есть уникальная сфера, неведомая физиологии. Специфика же акта в его интенции, направленности на какой-либо объект, к которому этот акт прикован.

Концепция Брентано стала источником нескольких направле­ний западной психологии. Она придала импульс разработке поня­тия о психической функции как особой деятельности сознания, которое не сводилось ни к элементам, ни к процессам, но счита­лось изначально активным и предметным.

Сеченов: учение о рефлекторной природе психики. Особым путем продвигался ИМ. Сеченов (1829-1905). Его первый трак­тат, вошедший в книгу «Психологические этюды», назывался «Рефлексы головного мозга» (1863). Трактат получил широ­кий резонанс в русском обществе, журналистике, литературе. По свидетельству современников, в России не считался обра­зованным тот, кто его не прочитал. Сеченов, бросая вызов психологии старого закала, утверждал: «Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге — везде окончательным фактом является мышечное движение».

Не все адекватно поняли сеченовский замысел. Один ссыль­ный встретил в Сибири купчиху, сообщившую, что в Петербурге профессор Сеченов доказал, что души нет, а есть только ре­флексы.

Противники Сеченова утверждали, будто он свел все богатство душевной жизни к дрожанию мышц. Но истинный смысл его теории был другим. Сеченов не отождествлял психический акт с рефлекторным. Он указывал на сходство в их строении. Психо­логию он называл родной сестрой физиологии, а не ее придатком. Он смог соотнести рефлекс с психикой благодаря тому, что само понятие о рефлексе было им радикально преобразовано, также как и понятие о психике.

За импульс, который запускает в ход рефлекс, классические схемы принимали физический стимул. Согласно же Сеченову на-

чальным звеном рефлекса является не внешний, механический толчок, а раздражитель-сигнал.

На различие между раздражителем-стимулом и раздражителем-сигналом следует обратить особое внимание. Действие стимула ограничено возбуждением нервных волокон. Сигнал же играет двоякую роль. Он обращен и к организму, который его восприни­мает, и к внешней среде, свойства которой он различает. Благода­ря этому он информирует организм о ситуации, к которой долж­ны приладиться рабочие органы (мышцы). Последние, в свою очередь, обладают чувствительностью. В них встроены сенсорные приборы, которые передают в мозг сигналы о достигнутом эффек­те, вынуждая, если требуется, автоматически корректировать по­ведение. Модель рефлекторного кольца Сеченов заменил моделью рефлекторного кольца. Если кольцо не замыкается, действие нарушается. В качестве примера приводилось поведение больных (атактиков), у которых расстроена мышечная чувствительность. Им очень трудно ходить из-за того, что они не ощущают почвы (их мозг не получает «обратных» сигналов из мышц), хотя сами мышцы не поражены.

Саморегуляция поведения организма посредством сигналов — та­ковым было физиологическое основание сеченовской схемы психиче­ской деятельности.

Среди главных достижений Сеченова выделялось открытие им центрального торможения. До него считалось, что в головном мозгу протекает только один нервный процесс -возбуждение. Сеченов обнаружил в эксперименте способность го­ловного мозга задерживать рефлексы. Это открытие он истолко­вал как нервный механизм психических функций - воли и мыш­ления. Волевого человека отличает умение противостоять непри­емлемым для него влияниям, какими бы сильными они ни были, подавлять нежелательные влечения. Это и достигается аппаратом торможения.

Благодаря этому аппарату возникают и незримые акты мыш­ления. Сеченов писал, что «около самого сердца* он выносил мысль, согласно которой мышца является не только органом дви­жения, но и познания. С ее помощью организм воспринимает объекты внешней среды (в построении зрительного образа, на­пример, важную роль играют как бы бегающие по предметам непрерывно работающие мышцы глаз), сравнивает их, анализи­рует, то есть производит операции, которые уже являются ум­ственными. Механизм торможения задерживает внешнее выраже­ние этих действий. Однако они не исчезают. Из^ внешних они преобразуются во внутренние. Впоследствии этот процесс был назван интериоризацией (переходом извне во внутрь).

Глубинные преобразования в категории рефлекса открыли пер­спективу нового понимания предмета психологии. В работе «Кому и как разрабатывать психологию» (1873) Сеченов определяет ее как «науку о происхождении психических деятельностей». Термин «происхождение» следует пояснить. Задача науки виделась в том, чтобы объяснить, каким образом совершаются (происходят) раз­личные деятельности (восприятие, память, мышление и т.п.). Они строятся по типу рефлекса, т.е. также являются «трехчленными» (имеют начало, середину и конец). Они включают вслед за восприятием среды и его переработкой в головном мозгу от­ветную работу двигательного аппарата. Впервые в истории пси­хологии предмет этой науки охватывал не только явления и процессы сознания (или бессознательной психики), но весь цикл вза­имодействия организма с миром, включая его внешние телесные действия.

Именно таков смысл сеченовского понятия о психической деятельности. Она, подобно рефлексу, совершается объективно. Поэтому и для психологии единственно надежным является объективный, а не субъективный (интроспективный) метод, на котором строились программы Вундта и Брентано.

Сеченов стал пионером науки, предметом которой служит пси­хически регулируемое поведение.

Сеченовские идеи оказали влияние на мировую науку. Но в основном они получили развитие в России в учения И.П. Павлова и В.М. Бехтерева.

В западной психологии понятие о сеченовском торможении воспринял Фрейд, об интериоризации внешнего действия - Жане (см. ниже).

4. Развитие От уровня теоретических представлений о

экспериментальной предмете психологии следует отличать уро-и дифференциальной вень конкретной эмпирической работы, психологии где под власть эксперимента подпадал все

более.широкий круг явлений. Давним, с платоновских времен, «гостем» психологии являлось представле­ние об ассоциации. Оно получало различные толкования. В одних философских системах (Декарт, Гоббс, Спиноза, Локк, Гартли) ассоциация рассматривалась как связь и порядок телесных впечат­лений, появление одного из которых вызывает по закону природы смежные с ним. В других системах {Беркли, Юм, Томас Браун, Джеймс Мимь и др.) ассоциация означала связь ощущений во внутреннем опыте субъекта, не имеющую отношения ни к орга-

низму, ни к порядку испытанных им внешних воздействий.

С рождением экспериментальной психологии изучение ассо­циаций становится ее излюбленной темой. Она разрабатывалась в нескольких направлениях.

Эббингауз: законы памяти. Молодая психология заимствовала свои методы у физиологии. Собственных она не имела, пока не­мецкий психолог Герман Эббингауз (1850—1909) не принялся за экспериментальное изучение ассоциаций. В книге «О памяти» (1885) он изложил результаты опытов, проведенных на себе с целью вывести математически точные законы, по которым сохра­няется и воспроизводится выученный материал.

Занявшись этой проблемой, он изобрел особый объект -бессмысленные слоги (каждый слог состоял из двух согласных и гласной между ними, например, «моя», «пат» и т.п.). Чтобы изу­чить ассоциации, Эббингауз сперва отобрал раздражители, кото­рые не вызывают никаких ассоциаций. Над списком из 2300 бес­смысленных слогов он экспериментировал в течение двух лет. Были испробованы и тщательно просчитаны различные варианты, касающиеся количества слогов, времени заучивания, числа повто­рений, промежутка между ними, динамики забывания (репутацию классической приобрела «кривая забывания», говорившая, что примерно половина забытого падает на первые полчаса после заучивания) и других переменных.

В различных вариантах были получены данные, касающиеся числа повторений, нужных для последующего воспроизведения материала различного объема, забывания различных фрагментов этого материала (начала списка слогов и его конца), эффекта сверхзаучивания (повторение списка большее число раз, чем тре­буется для его успешного воспроизведения) и др.

Законы ассоциации, тем самым, выступили в новом свете. Эббингауз не обращался за их объяснением к физиологам. Но и роль сознания его не интересовала. Ведь любой элемент созна­ния — будь то психический образ или акт - изначально осмыслен, а в смысловом содержании виделась помеха изучению механизмов чистой памяти.

Эббингауз открывал новую главу в психологии не только потому, что первым отважился заняться экспериментальным изу­чением мнемических процессов, более сложных, чем сенсорные. Его уникальный вклад определялся тем, что впервые в истории науки посредством экспериментов и количественного анализа их результатов были открыты собственно психологические законо­мерности, действующие независимо от сознания, иначе говоря -объективно. Равенство психики и сознания (принятое в ту эпоху за аксиому) перечеркивалось.

Торндайк: законы интеллекта как научения. То, что в европей­ской традиции обозначалось как процессы ассоциации, стано­вится вскоре одним из главных направлений американской психологии под именем «научения».

Это направление ввело в психологию объяснительные прин­ципы учения Дарвина, в результате чего утвердилось новое понимание детерминации поведения целостного организма и, тем самым, всех его функций, в том числе психических.

Среди новых объяснительных принципов выделялись: вероят­ностный характер реакций как принцип естественного отбора и адаптация организма к среде с целью выживания в ней.

Эти принципы образовали контуры новой детерминистской (каузальной) схемы. Прежний механический детерминизм уступил место биологическому. На этом переломе в истории научного познания понятие об ассоциации приобрело особый статус. Прежде она означала связь идей в сознании, теперь же связь между движе­ниями организма и конфигурацией внешних стимулов, от приспособ­ления к которым зависит решение жизненно важных для организма задач.

Ассоциация выступала как способ приобретения новых дейст­вий, а по принятой вскоре терминологии - научения. Пер­вый крупный успех в преобразовании понятия об ассоциации принесли опыты Эдуарда Торндайка (1874-1949) над животными (главным образом кошками). Он использовал так называемые «проблемные ящики».

Помещенное в ящик животное могло выйти из него и полу­чить подкормку лишь приведя в действие специальное устройст­во - нажав на пружину, потянув за петлю и т.п. Животные совер­шали множество движений, бросались в разные стороны, царапа­ли ящик и т.п., пока одно из движений случайно не оказывалось удачным. «Пробы, ошибки и случайный успех», — такова была формула, принятая для всех типов поведения как животных, так и человеческих. Торндайк объяснял свои опыты несколькими зако­нами научения. Прежде всего - законом упражнения (двигатель­ная реакция на ситуацию связывается с этой ситуацией пропор­ционально частоте, силе и продолжительности повторения свя­зей). К нему присоединялся закон эффекта, гласивший, что из нескольких реакций наиболее прочно сочетаются с ситуацией те из них, которые сопровождаются чувством удовлетворения.

Торндайк предполагал, что связям между движением и ситуа­цией соответствуют связи в нервной системе (т.е. физиологиче­ский механизм), а закрепляются связи благодаря чувству (т.е. субъектному состоянию). Но ни физиологические, ни психологи­ческие компоненты ничего не добавляли к нарисованной Торн-

дайком независимо от них «кривой научения», где на абсциссе отмечались повторные пробы, а на оси ординат - затраченное время (в минутах).

Дата добавления: 2017-01-14