Вопрос 2. Понятие риторического идеала. Риторический идеал античности

В качестве самостоятельной области знания риторика сложилась в поле древнегреческой философии, отразив, как и другие науки, особенности стиля мышления того времени. Мифологичность сознания древних греков одарила каждую область знания музой-покровительницей. Но если большинство наук имело одну музу, то красноречие находилось в ведении трех богинь: Пейто — богини убеждения и Эрид — богинь спора. Эрид было две, так как греки отличали спор конструктивный, направленный на достижение истины, от спора конфликтного, направленного на достижение победы любой ценой. Первый был назван диалектикой, второй — эристикой. Диалектика и эристика разрабатывались двумя различными философскими школами: мыслителями, чьи воззрения уходили корнями в учение Сократа, и упомянутыми выше софистами. Именно борьба этих направлений отложила отпечаток на содержание античной риторики и обусловила особенности риторического идеала античности.

Как утверждает Сократ в диалоге «Горгий», достойный человек «никогда не станет говорить наобум, но всегда держит в уме какой-то образец». Если характеристики такого образца устойчивы и в целом одинаковы для некоторого сообщества субъектов речевого поведения, то сообщество руководствуется определенным риторическим идеалом — системой наиболее общих требований к речи и речевому поведению, исторически сложившейся в той или иной культуре и отражающей систему ее ценностей. Риторический идеал античности конкретизирован в трех моделях красноречия, различающихся по ряду частных свойств: эристической (софистической), диалектической (сократической) и цицероновской.

Эристическая модель. Целостную систему риторического воспитания и образования гражданина греческого полиса, включавшую обучение монологическому мастерству и искусству спора, разработали и осуществили софисты. Сегодня слова «софист», «софистика» (как и «риторика») имеют вторичное значение, выражающее отрицательную оценку: софистика — словесное фокусничество. Для этого есть основания, связанные с кратко очерченной выше философией софистов и их отношением к слову. Родоначальник софистики Протагор исходил из того, что все в мире относительно, субъективно, а сама жизнь пестра, бесконечно разнообразна и изменчива. Почему же тогда не задаться целью доказать, что, например, прекрасное есть безобразное? Бродячие учителя красноречия, софисты учили добродетели, которую понимали, прежде всего, как искусство спорить, «слабейший аргумент делать сильнейшим». Как утверждал Горгий, оратор может говорить «обо всех вещах самым лучшим образом», потому что «ничто из существующего не существует».

В то же время вклад софистов в античную культуру в целом и риторику в частности огромен. Они первыми заговорили о силе состязательного слова и исследовали ее. Они научились применять ее на практике и, не опечатав свое мастерство печатью цеховой тайны, вынесли его на образовательный рынок. «Они и философы, и ораторы, и драматурги, и поэты, и учителя красноречия, и дипломаты, и представители специальных дисциплин, и актеры на своих ораторских трибунах, и воспитатели молодежи, и законодатели, и профессиональные политики, и веселые анархисты, которым все нипочем, и серьезные моралисты...»[2]. Софистика, будучи «интеллектуальной демократией» античной Греции, создала в ней культ слова, дала своему отечеству первых филологов и первых просветителей.

Противоречивость софистики персонифицирована в фигуре Горгия Леонтиийского. Его концепции сильно досталось от Сократа. В одноименном платоновском диалоге Горгий выглядит напыщенным и недальновидным, с трудом сохраняет лицо перед принципиальной и глубокой критикой афинского мудреца, который по обыкновению прикидывается простаком. Однако как раз «отцу софистики» греки поставили в Дельфах золотую статую — уникальная почесть, которой не удостоились ни Ликург, ни Солон, ни Перикл, ни Платон! И именно Горгию в знаменитой Олимпийской речи удалось воззвать к единомыслию соотечественников и сплотить их против мидян и персов.

Риторический идеал софистов обладал следующими особенностями.

1. Это была риторика манипулирующая, монологическая. Показателем высшего риторического мастерства была власть над аудиторией.

2. Это была риторика агональная, т. е. риторика словесного спора, состязания, борьбы. «Хороший оратор познается в борьбе», — утверждали софисты.

3. Это была риторика релятивистская. Не истина была целью спора, а победа.

Диалектическая модель. В спор с софистами вступает Сократ. О нем, отрицательно относившемся к письменной речи, мы знаем из воспоминаний его ученика историка Ксенофонта, а главным образом — из диалогов другого ученика, Платона. Платон сам стал великим философом, и разобраться, где в его сочинениях Сократ выражает свою точку зрения, а где в уста учителя Платон вкладывает собственные мысли, — непростая проблема. Предоставим ее историкам философии и будем считать обоих соавторами единого риторического проекта.

В софистике «внешнее», «удовольствие» и «мнение» вытесняют «реальность», «добродетель», «истину». Напротив, Сократ, ведомый страстным желанием «понять и оценить жизнь», в центр внимания своей философии этического антропологизма помещает как раз вопросы смысла человеческого существования, предназначения человека, природы знания и истины. Только верная мысль рождает верное деяние, и путь к ним пролегает не через жонглирование мнениями — нужна беседа, диалог (откуда существительное «диалектика»), в котором логический анализ мнений помогает коллективному проникновению в пространство знания. В сократовских беседах осознается и утверждается новый способ речевого поведения: кратко задавать вопрос, кратко отвечать, выслушивать сказанное и снова спрашивать. Именно с этим афинским философом связано развитие диалога, принимающего форму то спокойной беседы, то напряженной полемики. Сын повитухи, Сократ называл свой вопросно-ответный метод майевтикой, родовспоможением: как акушерство помогает женам разрешиться от беременности, так диалектика помогает мужам в трудном деле рождения истины. Совместный поиск знаний о добром и справедливом создавал особенные этические отношения между людьми, собравшимися вместе не ради практических нужд или развлечения, а ради обретения знания, в котором, преодолевая собственные и чужие заблуждения, участники диалога удостоверяются сами. Безусловно, такая риторика — форма нравственного служения.

Этико-познавательную установку учителя полностью разделяет Платон. Оратор воздействует словом на людские души, следовательно, он должен разбираться в душе, ее строении и видах. Но не для того, чтобы водить за нос недалекого слушателя или играть на рефлексах толпы. Речи достойного человека всегда направлены к высшему благу, поэтому «если кто решил овладеть красноречием по-настоящему, он должен быть человеком справедливым и сведущим в делах справедливости». Иначе говоря, оратор должен быть философом; подлинное красноречие — это своего рода философия вслух, из уст в уста, мысль в ее речевой циркуляции между умами людей. Не удивительно, что в диалогах Платона красноречие противопоставляется риторике как публично-речевому эквиваленту софистики. Красноречие — это искусство («искусство управлять умами») и даже более того, искусство искусств, ибо силы всех искусств оно собрало и держит в своих руках. А риторика — всего-навсего сноровка, требующая живости ума и упражнений, но лишенная нравственной опоры и цели. Диетология еще не была известна афинскому философу, отсюда уподобление ритора повару, который угождает телу вместо того, чтобы лечить его.

Риторический идеал Сократа-Платона можно представить так.

1. Диалогичность. Не манипулирование адресатом, а пробуждение его мысли. Каждый из участников общения выступает как активный субъект.

2. Гармонизация. Надо объединить усилия участников общения для достижения разумного согласия.

3. Смыслообнаружение. Цель речи — поиски и обнаружение смысла, истины, которая заключена в предмете речи.

Формирование риторического идеала античности было продолжено Демосфеном и Аристотелем, оставившими высочайшие образцы практического и теоретического красноречия, обобщившими достижения ораторского искусства. Дошедшие до нас речи Демосфена дают представление о его риторических приоритетах — речи динамичной, логически безупречной, безукоризненной и строгой по форме. В знаменитом трактате Аристотеля «Риторика» данная модель подверглась теоретическому осмыслению. Это произведение в большой степени определило характер европейской риторической культуры и сохранило значение до наших дней.

У Аристотеля исходный момент анализа мышления — язык; изречение — это мышление в действии. А так как «пользование словом более свойственно человеческой природе, чем пользование телом», и человек проявляет себя в речи практически повсюду, риторика обнимает практически все области жизни. Философ концептуально закрепляет характерный для античности взгляд на риторику как способность находить способы убеждения, возлагая на нее ответственность за оперирование возможным — в том смысле, что средства убеждающего воздействия можно приискать и тогда, когда ввиду недостаточности оснований неосуществимо логически правильное доказательство. Дело риторики не убеждать, а в каждом конкретном случае находить способы убеждения. Понять тонкую разницу поможет аналогия с врачеванием: не всякого человека можно сделать здоровым, но стремиться к этой цели надо. В риторике Аристотеля объединяются процессы логического и паралогического, рационального и иррационального, как это и необходимо для передачи всего многообразия практики.

Аристотель обладал исключительным талантом классификатора, что проявилось и в его труде «Риторика». Речь связывает оратора со слушателем по поводу некоторого предмета, причем слушателя надо убедить. Отсюда — две типологии: во-первых, речей, во-вторых, средств убеждающего воздействия.

Согласно Аристотелю, убеждение возможно в трех случаях: когда слушатель сочтет речь справедливой, полезной или приятной. Установка на справедливость свойственна речам судебным, на полезность — совещательным (сейчас бы это назвали парламентским красноречием), на приятность — эпидейктическим (хвалебным или хулительным). Ту же классификацию можно получить по другому основанию — модусам времени. Судебные речи ориентированы на прошлое (было — не было), совещательные — на будущее (что надо делать), а эпидейктические, на взгляд философа, — на настоящее. В них оратор хвалит или порицает поступки, людей, особенности общественной жизни, явления природы.

Далее, из того же понимания структуры речевого события вырастают три группы средств доказательства тезиса. Пафос — это возбуждаемые оратором в сердцах слушателей страсти. Этос (нравы) — это производимое речью убеждение в высоких нравственных качествах оратора. Наконец, логос — аргументы в узком смысле, определяемые характеристиками предмета речи и выделяемые мышлением. Только последняя группа является доводами с точки зрения собственно логики, но ракеты риторики, как мы помним, призваны стрелять и тогда, когда снарядам логики не хватает дальнобойности.

В эпоху эллинизма риторика переживает упадок. Падение полиса, утрата Грецией самостоятельности, угасание общественной жизни приводит к тому, что личность «уходит в себя», начинает заниматься собой. В результате, гражданский пафос ораторской речи теряется, пышно расцветают «цветы красноречия», чему активно способствуют восточные влияния. В литературе и ораторском искусстве утверждается т. н. азианский стиль, отдающий предпочтение звуковым эффектам, рубленым фразам, ритмичности, игре словами. Украшенность речи, внимание к ее форме преобладает над достижением смысловых задач. На первый план выходит проблема нормативности речи, ее правильности.

Однако в период республиканского Рима в политическом красноречии вновь оживляются классические принципы. Рим времен республики решал свои государственные дела дебатами в народном собрании, сенате и суде, где мог выступить практический каждый гражданин. Поэтому владение словом вновь оказалось актуальным. Интенсивная общественная жизнь способствовала развитию ораторского искусства, а относительная свобода слова — его широкому распространению. Красноречие было доступно большинству и имело до известной степени народный характер.

Вторым важным фактором римской риторики было греческое влияние. Требования чистоты, правильности, ясности и т. д., предъявлявшиеся к эллинской речи, переносились на латынь, сознательно и последовательно превращая ее в выразительный и точный инструмент мысли.

Цицероновская модель. Воплощением риторического идеала того времени стал Цицерон. Его ораторский гений придал этому имени нарицательный смысл. «Трудно сказать короче, чем Цезарь, и пространнее, чем Цицерон», — говорили римляне. Цицерон — и теоретик, и практик. Трактат «Об ораторе» написан в виде диалога и посвящен воспитанию оратора, целям и основным категориям риторики. История римской риторики представлена в трактате «Брут», рассуждения о стиле и ритме — в трактате «Оратор».

Человек слова и дела, соединивший в себе философскую глубину знаний и навык практических действий — таков оратор, облик которого рисует Цицерон. Стать оратором, по Цицерону, значит соединить в себе римский практицизм с греческой культурностью. «Речь должна расцветать и разворачиваться только на основе полного знания предмета», поэтому оратору необходима образованность и философская подготовка, однако философия как теория подчинена практическим задачам. Для оратора это задачи речевого воздействия: «Совершенный оратор обладает всеми знаниями философов, а философ далеко не всегда располагает красноречием ораторов». Риторика выше не только философии. Она — средоточие самой культуры, т. к. дар слова составляет главное преимущество человека перед животными. И «как же этим не восхищаться и как не употребить все силы, чтобы превзойти всех людей в том, в чем все люди превзошли зверей?».

Риторика Цицерона — это риторика человека, на мировоззрение которого глубокое влияние оказала философия стоиков: все страсти подавить, безобразное в мире игнорировать, наслаждаться красотой не только и не столько истины, сколько речи. Лучшее — размеренное, плавное течение в меру украшенного слова. Именно поэтому период — ритмизированная, гармонизирующая фраза — стал предметом пристального внимания Цицерона, а его речи сочетали смысловую насыщенность и логические доказательства с изысканными и многочисленными «цветами красноречия» (риторическими тропами и фигурами): «Перед кем же люди трепещут? На кого взирают потрясенные, когда он говорит? Кем восторгаются? Кого считают чуть ли не богом среди людей? Того, кто говорит стройно… блистая яркими словами и яркими образами, вводя даже в самую прозу некий стихотворный размер, — одним словом, красиво».

Подводя итог, можно сказать, что в творчестве Цицерона эллинские риторические установки, попав на латинскую почву и пропитавшись стоическими умонастроениями, сложились в следующую модификацию риторического идеала:

1. Это риторика гуманистическая, связывающая красноречие с развитием высших духовных качеств человека.

2. Это риторика, соответствующая практической философии, риторика слова-действия.

3. Это риторика, в которой на достижения греческих диалектики и красноречия накладывается повышенная чувствительность к плану выражения, красоте речи.

Акцентируя последний момент, другой выдающийся представитель римской риторики, Квинтилиан, выступил с новым пониманием сути риторики: она не искусство убеждать словами или, как это было у Аристотеля, отыскивать способы убеждения, а искусство хорошо говорить.

Дата добавления: 2017-02-01