Обгорелое лицо

Дэшил Хэммет

(Dashiel Hammet)

(Переводчик В. Голышев)

– Мы ждали их домой вчера, – закончил свой рассказ Альфред Банброк. – Но они не вернулись, и сегодня утром жена позвонила миссис Уолден. Миссис Уолден сказала, что их там не было… да их и не ждали там.

– Похоже на то, – заметил я, – что ваши дочери уехали по своей воле и пока не возвращаются по своей воле?

Банброк хмуро кивнул. Его упитанное лицо выглядело усталым и слегка обрюзгшим.

– Похоже, – согласился он. – Поэтому я и обратился за помощью к вашему агентству, а не к полиции.

– А раньше такие исчезновения случались?

– Нет. Если вы следите за журналами и газетами, вы, без сомнения, почувствовали, что нынешняя молодежь тяготеет к беспорядочной жизни. Мои дочери уезжают и приезжают когда им заблагорассудится. Должен сказать, мне не всегда известно, чем они занимаются, но где они, мы, как правило, знаем.

– Не представляете, что могло послужить причиной такого внезапного отъезда?

Он устало помотал головой.

– Какая‑нибудь недавняя ссора?

– Нет… – Он тут же спохватился: – Да… но я не придал ей значения и даже не вспомнил бы о ней, если бы не ваш вопрос. Это было в четверг вечером, накануне их отъезда.

– А ссора из‑за?..

– Из‑за денег, разумеется. Никаких других разногласий у нас не бывает. Я выдаю дочерям достаточные средства – может быть, даже больше, чем следует. И строго не ограничиваю условленной суммой. Было несколько месяцев, когда они укладывались в нее. В четверг вечером они попросили такой добавки, какой двум девушкам и понадобиться не должно. Я сначала отказал, но в конце концов дал им деньги, хотя и несколько меньше. Не скажу, что мы поссорились в полном смысле слова, но отношения были не вполне дружелюбные.

– После этой размолвки они и сказали, что собираются на выходные к миссис Уолден, в Монтерей?

– Возможно. Затрудняюсь сказать. По‑моему, я услышал об этом только на другое утро, но, может быть, жене они сказали раньше.

– И никаких других причин для бегства вы не знаете?

– Нет. И не думаю, что это связано с нашим спором из‑за денег – вполне рядовым.

– А что думает их мать?

– Их мать умерла, – поправил меня Банброк. – Моя жена им мачеха. Она всего на два года старше Майры, старшей дочери. Она в таком же недоумении, как и я.

– Ваши дочери уживались с мачехой?

– Да! Да! Прекрасно уживались! Если в семье бывали разногласия, то обычно они втроем объединялись против меня.

– Ваши дочери уехали в пятницу к вечеру?

– В двенадцать дня или в начале первого. Они собирались ехать на машине.

– Автомобиля, конечно, так и нет?

– Естественно.

– Какой автомобиль?

– «Локомобиль», кабриолет. Черный.

– Можете дать мне его номер и номер мотора?

– Наверное.

Он повернулся в кресле к большому бюро, занимавшему четверть стены кабинета, порылся в ящике и через плечо сказал мне номера. Я записал их на обороте конверта.

– Передам в полицию, чтобы занесли в список угнанных машин, – сказал я. – Ваших дочерей упоминать при этом не обязательно. Хорошо, если полиция найдет машину. Это помогло бы нам найти ваших дочерей.

– Согласен – если можно обойтись без неприятной огласки. Как я сказал вам вначале, я хочу, чтобы об этом поменьше шумели, – покуда нет оснований думать, что девочкам причинен вред.

Я понимающе кивнул и встал.

– Я хочу поехать и поговорить с вашей женой. Она дома?

– Наверно, дома. Я позвоню ей, предупрежу о вашем приходе.

В большой белокаменной крепости на вершине холма в Си‑Клиффе, откуда открывался вид и на залив, и на океан, я побеседовал с миссис Банброк. Это была высокая, темноволосая, склонная к полноте женщина лет двадцати двух, если не моложе.

Она не смогла сообщить мне ничего такого, о чем хотя бы не упомянул ее муж, но в деталях была точнее.

Я получил описание обеих девушек:

Майра – 20 лет; 1 м 73 см; 67 кг; живая, спортивная, с почти мужской повадкой; короткие каштановые волосы; карие глаза; ни смуглая, ни белокожая; лицо широкое, с большим подбородком и коротким носом; шрам над левым ухом, закрытый волосами; увлекается спортом и верховой ездой. Когда она уезжала, на ней было синее с зеленым шерстяное платье, маленькая синяя шляпка, черный котиковый жакет и черные туфли.

Рут – 18 лет; 1 м 63 см; 47 кг; глаза карие; короткие каштановые волосы; ни смуглая, ни белокожая; маленькое овальное лицо; тихая, застенчивая: привыкла полагаться на свою решительную сестру. Одета была в табачного цвета пальто с коричневым мехом, серое шелковое платье и коричневую широкополую шляпу.

Я получил по две фотографии каждой из девушек и еще один снимок Майры возле автомобиля. Я получил перечень вещей, взятых в дорогу, – обычные вещи, какие берут с собой, отправляясь в гости на выходные. И, что самое ценное, я обзавелся списком их друзей, родственников и знакомых – всех, кого знала миссис Банброк.

– До ссоры с мистером Банброком они не говорили о приглашении миссис Уолден? – спросил я, спрятав оба списка.

– По‑моему, нет, – задумчиво ответила миссис Банброк. – Я вообще не связывала эти два события. Понимаете, это даже не ссора. В разговоре резкости не было – чтобы назвать его ссорой.

– Вы видели, как они уезжали?

– Конечно! Они уехали в пятницу, около половины первого. Перед отъездом мы расцеловались, как всегда, а в поведении их я не уловила совершенно ничего необычного.

– Не представляете себе, куда они могли поехать?

– Нет.

– И предположений никаких нет?

– Никаких. Среди тех, кого я назвала, есть друзья и родственники из других городов. Девушки могли поехать к кому‑нибудь из них. Вы думаете, надо…

– Этим я займусь. А вы смогли бы выбрать из этих мест два‑три таких, где скорее всего стоило бы искать девушек?

Но она и пробовать не хотела.

– Нет. Не могу, – решительно сказала она.

После этого разговора я вернулся в агентство и запустил его механизмы: договорился о том, чтобы оперативники из филиалов посетили иногородних в моем списке, сообщил о пропаже автомобиля в полицию, передал по одной фотографии девушек фотографу для размножения.

После этого я решил поговорить с людьми, которых мне назвала миссис Банброк. Первый визит я нанес некоей Констанс Дили в многоквартирном доме на Пост‑стрит. Я повидал служанку. Служанка сказала, что мисс Дили нет в городе. Она не захотела сообщить, где ее хозяйка и когда вернется.

Оттуда я отправился на Ван‑Несс‑авеню и нашел в автосалоне Уэйна Ферриса, прилизанного молодого человека с хорошими манерами и в хорошем костюме, за которыми нельзя было разглядеть ничего больше – в частности, наличия мозга. Он очень хотел быть полезным и ничего не знал. Чтобы сказать мне это, ему понадобилось много времени. Приятный молодой человек.

Новая осечка: «Миссис Скотт в Гонолулу».

На Монтгомери‑стрит, в конторе по торговле недвижимостью, я нашел следующего – еще одного прилизанного, модного молодого человека с хорошими манерами и в хорошем костюме. Звали его Реймонд Элвуд. Я бы счел его двоюродным братом Ферриса, самое дальнее, если бы не знал, что мир – особенно мир, где танцуют и собираются за чаем, полон таких молодых людей. Я ничего от него не узнал.

Затем еще несколько пустых номеров: «Нет в городе», «За покупками», «Не знаю, где вы сможете его найти».

До того как закончить трудовой день, я разыскал еще одну подругу девушек. Ее звали миссис Стюарт Корелл. Она жила на Президио‑Террас, неподалеку от Банброков. Маленькая женщина, примерно тех же лет, что миссис Банброк. Пушистая блондиночка с такими большими‑большими голубыми глазами, которые всегда смотрят искренне и честно, вне зависимости от того, что творится внутри.

– Я не видела ни Рут, ни Майры недели две или больше, – ответила она мне.

– А в тот раз – в последний раз, когда вы виделись, – они ничего не говорили об отъезде?

– Нет. – Глаза у нее были большие и простодушные. В верхней губе дергался маленький мускул.

– И вы не представляете себе, куда они могли поехать?

– Нет.

Ее пальцы скатывали кружевной платок в шарик.

– Никаких известий от них с тех пор не получали?

– Нет. – Прежде чем ответить, она облизала губы.

– Вы могли бы дать мне имена и адреса всех ваших знакомых, которые знакомы и с ними?

– Зачем?.. Там что?..

– Возможно, кто‑нибудь из них видел девушек после вас, – объяснил я. – Или даже после пятницы.

Без особого энтузиазма она назвала мне десяток с лишним имен. Все уже значились в моем списке. Дважды она запнулась перед тем, как произнести имя, словно преодолевая неохоту. Она по‑прежнему смотрела мне в глаза – своими большими голубыми. Пальцы уже не скатывали платок, а щипали юбку.

Я даже не притворялся, что верю ей. Но, не чувствуя под собой достаточно твердой почвы, прижать ее не мог. Я дал ей напоследок обещание – такое, в котором, если ей было бы угодно, она могла услышать угрозу.

– Большое спасибо, – сказал я. – Понимаю, что точно вспомнить не всегда удается. Если набреду на что‑нибудь такое, что может освежить вашу память, я вернусь сюда и сообщу вам.

– Что?.. Да, пожалуйста! – сказала она.

Я вышел из дому и, пока был еще виден оттуда, оглянулся назад. В окне второго этажа кто‑то задернул занавеску. Фонари на улице светили не очень ярко, и я не был уверен, что занавеска задернулась перед светловолосой головой.

Мои часы показывали половину десятого: для новых визитов к знакомым девушек поздновато. Я пошел домой, написал дневной отчет и лег спать, думая больше о миссис Корелл, чем о сестрах.

Кажется, ею стоило заняться.

Наутро в конторе меня ждали несколько телеграфных сообщений. Все – бесполезные. Поиски в других городах ничего не дали. Из Монтерея пришли более или менее определенные сведения – а на лучшее в сыскном деле рассчитывать не приходится, – что девушек в последнее время там не было и машина их не появлялась.

В середине дня я вышел на улицу, чтобы позавтракать, а затем продолжить вчерашний обход; уже продавались дневные газеты.

Я купил газету и положил за своим грейпфрутом.

Она испортила мне завтрак:

Дата добавления: 2014-01-04