Проблема понимания

До сих пор мы акцентировали внимание на смысло­вых процессах в сознании коммуниканта, теперь обратим­ся к реципиенту, поскольку именно он является конеч­ной инстанцией, определяющей эффективность смысло­вой коммуникации.

Единственный способ овладеть смыслами — их пони­мание. Понимание присутствует в двух умственных про­цессах: в познании и в коммуникации. Когда речь идет о понимании причинно-следственной связи, устройства машины, мотивов поведения человека, особенностей сложившейся ситуации, имеет место познавательное пони­мание. Когда же речь идет о понимании сообщения, име­ется в виду коммуникационное понимание. Познаватель­ное понимание — предмет изучения гносеологии (теории познавания), а коммуникационное понимание со времен античности изучается герменевтикой.

Герменевтика этимологически связана с именем Гермеса, которого древнегреческая мифология рисовала посланцем олимпийских богов, передававшим их повеления и послания людям. В обязанности Гермеса входило истолкование и объяснение передаваемого текста, ему приписывалось изобретение письма. В Древней Греции герме­невтика представляла собой искусство толкования (ин­терпретации) иносказаний, символов, произведений древних поэтов, прежде всего — Гомера. В христианском богословии герменевтика ориентировалась на толкование Библии. Особенное значение поиску истинного смысла священных текстов придавали протестанты, которые на этой почве непримиримо враждовали с католиками, счи­тавшими невозможным правильное понимание Священ­ного писания в отрыве от церковной традиции.

С эпохи Возрождения герменевтическая проблемати­ка вошла в состав классической филологии в связи с ак­туальными тогда проблемами понимания и включения в современность памятников античной культуры. С XIX века начался период современной герменевтики, трактуемой как метод «вживания», «вчувствования» в духовную жизнь, в культуру прошлых эпох, который свойственен гуманитарным наукам, в отличие от естественных наук. Она получила статус философской науки, углубилась в гно­сеологию и онтологию (М. Хайдеггер, Г. Гадамер, П. Рикер), и коммуникационное понимание постепенно оказалось за пределами ее предмета.

Коммуникационное понимание может иметь три формы:

• реципиент получает новое для него знание; комму­никационное понимание сливается с познавательным и имеет место коммуникационное познание;

• реципиент, получивший сообщение, не постигает его глубинный смысл, ограничиваясь коммуникационным восприятием (к примеру, текст басни понят, а мораль ее уразуметь не удалось);

• реципиент запоминает, повторяет, переписывает от­дельные слова или фразы, не понимая даже поверхност­ного смысла сообщения; тогда имеет место псевдокомму­никация, так как нет движения смыслов, а есть лишь движение материальной оболочки знаков.

Коммуникационное познание является творческим познавательным актом, потому что реципиент не только осознает поверхностный и глубинный смыслы сообщения, но и оценивает их с точки зрения этического долженство­вания и прагматической пользы.

Предлагаются разные критерии распознавания уров­ня понимания. Американские прагматики считают кри­терием поведение человека: если один человек попросил другого выключить свет, то неважны познавательно-ком­муникационные операции в головах собеседников, важ­но, будет ли выключен свет. Если да, то имеет место ком­муникационное познание.

Другие ученые полагают, что сообщение понято пра­вильно, если реципиент может стать автором разумных утвердительных высказываний по поводу его содержания, т. е. обсуждать раскрытие темы, идейно-художественные достоинства, стиль изложения, полезность сообщения и т. д.

Третьи отвергают столь упрощенные критерии, счи­тая, что они не годятся для оценки адекватного понима­ния художественного, религиозного, научного произведе­ния. А. Франс заметил: «Понимать совершенное произве­дение искусства, значит, в общем, заново создавать его в своем внутреннем мире». Дело в том, что глубокое пони­мание включает сопереживание, т. е. нужно не только уз­нать знаки и уяснить поверхностный и глубинный смысл сообщения, но также открыть и пережить то эмоциональ­ное состояние, которое владело автором в процессе твор­чества. Конечно, не каждый человек обладает даром зано­во воссоздавать произведения искусства в своей душе.

Завышенный, практически недостижимый уровень коммуникационного познания питает скепсис относительно возможностей понимания людьми друг друга. Гете, изучая Спинозу, пришел к выводу: «Никто не понимает другого; никто при тех же самых словах не думает того, что думает другой; разговор, чтение у различных людей возбуждает различные ряды мыслей». В. Гумбольдт вы­разился афористично: «Всякое понимание есть вместе с тем непонимание». Ф. И. Тютчев (1803—1873), который с 1822 по 1837 г. служил в Мюнхене и, возможно, слышал о словах Гете и Гумбольдта, выразил свою точку зрения в известных поэтических строках (1830 г.):

Молчи, скрывайся и таи

И чувства, и мечты свои!

Пускай в душевной глубине

И всходят и зайдут оне,

Как звезды ясные в ночи,

Любуйся ими и молчи!

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи.

Питайся ими и молчи!

Маститый литературовед Д. Н. Овсянико-Куликовс­кий (1853 ―1920) утверждал, что полное понимание одним человеком другого было бы возможно лишь тогда, когда воспринимающий полностью уподобляется говорящему, теряет индивидуальные особенности своей личности. Что­бы полностью понять Пушкина, недостаточно прочесть все книги, которые он читал, нужно еще не читать то, что не читал он.

Наш современник Ю. Б. Борев как бы отвечает Д. Н. Ов­сянико-Куликовскому: «Понимание вовсе не есть сопри­косновение душ. Мы понимаем мысль автора настолько, насколько мы оказываемся конгениальны ему... Объем духовного мира автора шире самого обширного авторско­го текста. Понимание имеет дело с текстом, а не с духов­ным миром человека, хотя они и не чужды друг другу»[10].

Проблему понимания усугубляет еще и тот факт, что оно всегда сопровождается «приписыванием смысла» со стороны реципиента. Получается ситуация «суперпони­мания», которую А. А. Потебня описал так: «Слушающий может гораздо лучше говорящего понимать то, что скры­то за словом, и читатель может лучше самого поэта по­стичь идею его произведения..., сущность, сила такого про­изведения не в том, что разумел под ним автор, а в том, как оно действует на читателя»[11]. Действительно, ученый-герменевтик может прочитать в трактате средневекового ал­химика такие откровения, о которых тот и не подозревал.

Итак, проблема коммуникационного познания остает­ся открытой, это еще одна, наряду с проблемой смысла, terra incognita нашей науки. Несколько лучше обстоит дело с коммуникационным восприятием. Не доходя до глубинных мотивов и замыслов коммуниканта, реципи­ент в состоянии поддерживать диалог с ним и даже «по­нимать мысль автора настолько, насколько он оказывает­ся конгениальным ему». Что касается «псевдокоммуни­кации», то, вообще говоря, она — обыденное явление в нашем общежитии и причина многих недоразумений и конфликтов.

Дата добавления: 2014-01-04