Вопросы для повторения

Николай Фёдорович Фёдоров. Центральная идея философии космизма. Само своё начало философия русского космизма ведёт с деятельности Николая Федоровича Федорова и его основного труда «Философия общего дела».

Русский космизм - философия перспектив человеческой цивилизации. Интерес к теме будущего человечества вечен как для европейской, так и для восточной философской традиции. В ХХ-ом веке эта проблема приобрела новое видение. От размышлений о будущем, от поиска путей к нему человеческую мысль всё больше тревожит вопрос: возможно ли будущее вообще, есть ли оно у человечества? Сама ситуация ХХ-го века - надвигающаяся экологическая катастрофа, накопленное оружие всевозможные средства уничтожения человека как-то не позволяют слишком доверять оптимистическому ответу на этот вопрос. Поэтому вдумчивое и серьёзное осмысление проблемы отношения человека и природного мира и проблемы внутри самого человеческого рода требуется сегодня как никогда. У этого осмысления есть свои традиции, которые существуют в мировой мысли и, особенно, в отечественной философии. Одной из наиболее значимых в этом отношении является философия «русского космизма».

Оценка творчества Толстого. Во всех своих ранних литературоведческих работах Шестов стремился выделить в творчестве писателей иррациональные мотивы. Именно поэтому у него имеется своеобразная интерпретация Толстого, не только как литератора, но и как религиозного философа. Показательна резкая критика Шестова в адрес «евнухов рационализма» - позитивистов, которые, по его мнению, пытаются формальнологически (антифилософски) толковать «смысл жизни», абсолютно не понимая его. «Они разъемлют дух как труп,- писал Шестов.- Живая душа им неподвластна». Им недоступна шекспировская полнота чувств, потому что она остается по ту сторону анализа. Они умертвили жизнь - трагедию чувств, а трагедия - это реальность человеческой жизни.

Западный и русский человек. Согласно Бердяеву, существуют различные типы человека и, в частности, западный и русский. Первый - это нижний этаж человеческого существования, чисто материальный тип. Напротив, русский человек - это чисто духовное существо, не имеющее ярко выраженных меркантильных интересов[121]. Бердяев писал по этому поводу: «У нас равнодушие к идеям, к идейному творчеству. За исключением Чаадаева и Соловьева все боялись взять на себя ответственность за духовное - плелись по пятам у так называемого «народного духа». Чаадаев и Соловьев верили в индивидуальное творчество, а не молились на самосознание русского народа»[122].

Экзистенциальная история философии Бердяева. История философии Бердяева - продолжение бердяевских философской антропологии и концепции субстанциональной свободы. Мир, человек и Бог, согласно Бердяеву, должны рассматриваться с точки зрения экзистенциальной философии: «Философия должна быть нацелена на преодоление несовершенства человеческого бытия, освобождена от тоски и суки «жизни».

Связь культуры и религии у Бердяева. Бердяев учил, что «новое откровение» и «религиозное возрождение» - это необходимые элементы человеческой жизни. Безрелигиозность ведет к катастрофе, т.к. культура человечества невозможна без религии, ибо религия творит жизнь, а культура творит ценности.

3.17. Бердяев о противоположности науки и религии. Н. Бердяев утверждает, что религиозный объект требует религиозного субъекта. По его мнению, всякий, кто исследует религию, отрицает Бога; ведь исследователь - это заведомо нерелигиозный человеческий тип. По Бердяеву, тайны религии требуют исключительно религиозного просвещения. Последнего не поняли ни марксисты, ни теософы, которые предполагали, что религия и мистика могут быть наукообразны. На самом же деле, учил Бердяев, наука и теософия - это антиподы подлинной религии; теософия, к тому же, представляет собой еще и яркий образчик лженауки, единственное назначение которой - затуманивать сознание людей и отвращать их от подлинной веры.

3.18. Категория свободы в философии Бердяева. В истории русской мысли было два явных апологета свободы - Огарев и Бердяев. Но если у Огарева нет разработанной философской концепции свободы, то у Бердяева наличествует весьма мощная теоретическая база. Главная задача человека состоит в том, чтобы освободить свой дух из плена «мира призрачного», где царит вражда, рабство, разорванность, - «выйти из рабства в свободу, из вражды... в космическую любовь» - в мир подлинный.

Свобода трактуется Бердяевым как субстанция мира, т.е. - как субстанциональная свобода. Старая трактовка этого понятия как некого итога истории, по его мнению, абсолютно неверна. Свобода есть не результат, а исходный пункт всего человеческого существования, поэтому она не выводится логически и в ней можно лишь пребывать как в некой данности. Напротив, необходимость можно вывести из свободы, поскольку свобода абсолютно противостоит необходимости. Творческий акт свободы идет из самой сущности мира, учил Бердяев, не свобода есть результат развития, а развитие есть акт свободы [119]. Аналогичным образом, свобода - это не явление бытия и не его атрибут, а его субстанция.

3.19. Бердяев о свободе воли. Н. Бердяев не обходит вниманием и традиционный для европейской философии вопрос о свободе воли, решая его в рамках субстанционального понимания свободы. При этом он настаивает на метафизическом одиночестве индивида.

По мнению Бердяева, свобода воли - это исходный пункт всех наших намерений и влечений. Она естественным образом выводится собственно из свободы как субстанции этого мира. Сюда же примыкает и религия, как особая разновидность свободы, позволяющая нам избавиться от изначальной греховности, проистекающей из грехопадения человека, описанного в Библии.. Последнее оказывается под силу только тому, кто имеет склонность к творчеству, к созиданию: «Тайна творчества есть тайна свободы. Понять творческий акт и значит признать его неизъяснимость и безосновательность».Бердяев утверждал, что надо быть фанатиком творчества, но при этом помнить, что творчество происходит исключительно ради украшения мира, который настолько переполнен трагедиями, что только творчеством можно добиться снижения уровня трагедийности повседневного человеческого существования. По этому поводу Бердяев в конце своей жизни написал следующее: «...свободу я переживал не как легкость, а как трудность. В этом понимании свободы как долга, бремени, как источника трагизма жизни мне особенно близок Достоевский» [120].

3.20. Отношение «белого движения» к философии Бердяева. Белая эмиграция в Париже Бердяева не приняла. «Я был против коммунизма, но всегда защищал советскую власть», - часто говаривал Бердяев. Это, конечно, парадокс, но он решаем в пользу Советов как института демократии. Что же касается монархистов, то они тем более не могли понять и простить Бердяева, который повсюду неустанно повторял, что «никогда в России монархии больше не будет».

3.21. Бердяев об интеллигенции, аристократии и народе. Н. Бердяев гневно обличает всевозможные интеллигентские представления о свободе; по его мнению, русская интеллигенция нравственно ущербна, потому что она исповедует философию обиды. Если интеллигенция хочет быть действительно творческой, то она должна публично покаяться, потому что именно демократическая интеллигенция повинна во всех исторических бедах России, которые происходили по причине чудовищной исторической слепоты интеллигенции, выражающейся в том, что она фанатично борется с врагами справа, тогда как действительный ее враг располагается слева, терпеливо поджидая, когда, наконец, представится удобная возможность, чтобы вонзить нож ей в спину; этот наиопаснейший враг - максималисты, которые постоянно натравливают массы на интеллигенцию. По мнению Бердяева, демократическая интеллигенция должна сделать все возможное для того, чтобы раз и навсегда избавиться и от левых, и от массы. О себе Бердяев говорил: «Я аристократ, я чужд массе». Масса, в его интерпретации, - это плебейская обида на мир, подпольная озлобленность, уязвленность своим положением, уродливость, неблагодарность. Материализм в чем-то был прав, когда рассматривал всю историю как историю борьбы массы. Но это была отнюдь не борьба за существование, потому что массам никто никогда особенно и не мешал жить, а борьба за духовное подавление аристократии, высокие нравственные и интеллектуальные качества которой всегда вызывали у массы желчную зависть и злобное раздражение. Культура, по мнению Бердяева, обязана своим возникновением исключительно аристократии духа, в то время как масса духовно немощна и творчески бесплодна, а ее единственная страсть - эта воля к жизни, реализуемая ею посредством биологического размножения.

Рассматривая естественноисторический процесс как историю борьбы аристократии и массы, Бердяев замечает, что истощение аристократии в этой борьбе приводит к трансформации культуры в цивилизацию. Бердяев также утверждал, что главная опора аристократии духа - это религия, в то время как коммунизм есть всецело порождение дурных инстинктов; он устраняет господина капитала, и это, по мнению Бердяева, очень хорошо, но плохо то, что коммунизм санкционирует безответственное равенство, которое обуславливает абсолютную зависимость личности от среды. В целом, Бердяев недолюбливал капиталистов за их меркантильность и говорил, что капитал и буржуа исторически преходящи, поскольку капитализм - это система технологическая, а не онтологическая.

3.22. «Новое Средневековье». Социальный идеал Н. Бердяева, «чарующий образ человечества» - это так называемое «Новое Средневековье» с максимально свободным индивидом, но без капитализма, без засилья техники и технологии. Однако, максимальная свобода для всех невозможна ни при каких условиях, поэтому Бердяев допускает свободу только для элиты, для духовной аристократии. Что же касается масс, то им, по мнению Бердяева, свобода не нужна. В условиях «Нового Средневековья» основой жизни, по Бердяеву, станут теософия, оккультизм, магия, астрология, а массами будет управлять новая аристократия, состоящая, главным образом, из магов, астрологов и теософов и обладающая высочайшим онтологическим весом.

3.24. Отрицание Бердяевым материалистического понимания истории. В своей трактовке истории Бердяев решительно отвергает материалистическое ее понимание, т.к. оно основано на человеке экономическом. Действительный же человек имеет двойственную природу, и его реальное будущее определяет Дух. Поэтому Философия истории, говорит Бердяев, должна начинаться с анализа духовной природы человека. Бессмысленно искать материальный субстрат для исторического развития; надо признать, что человек по природе двойственен и его природа независима от социальных наслоений.

Русский тип имел свою историю; помимо русских, только германцы имели ее. Но русская идея выше германской - она богочеловечна и эсхатологична, тогда как германская - пантеистична и космична. Русский человек в философии истории ищет спасения, западный - изобретает ценности; русская история - в будущем и потустороннем, западная - в плену настоящего, в вечной погоне за комфортом и мелкими житейскими радостями; русских отличает любовь к вечному, тогда как Запад - любовь к системосозиданию; наконец, русские имеют теплую веру в личность, а Запад обладает холодной рассудочной верой в государство.

3.26. Персонализм Бердяева. В центр мировой философии истории у Бердяева выдвигается человеческая личность, - «Философия есть прежде всего учение о человеке». Конфликт личности и мировой истории вот основной конфликт человеческой жизни. Трудно сказать, как он разрешится в каждом конкретном случае. По Бердяеву, смысл мировой истории состоит в постепенном пробуждении личности. Однако, в этом пробуждении есть и отрицательный момент: дело в том, что современная личность обуреваема вздорным желанием прилепиться к чему-то новому. Ее портит призыв истории прогресса: «Все вперед!». Здесь теряется имманентный смысл истории, сущностно связанный с ее трансцендентным смыслом, который человечество все еще не уразумело. В персоналистической революции победителем будет человечный человек, т.е. Богочеловек. «Человечность есть основной атрибут Бога. Человек вкоренён в Боге, -пишет Бердяев в «Самопознании», - как Бог вкоренён в человеке».

3.27. Оценка историософской концепции Бердяева русскими философами. Современники оценивали историософскую концепцию Н. Бердяева весьма различно. Например, Е. Трубецкой говорил, что в бердяевской философии истории нет народа: «Вы признали народ общественной ценностью. Если субъект ценность, то долг, долженствование беспредметно - хочу, жертвую собой для Родины, хочу, жертвую Родиной для себя» [123]. Нужна была почти вековая жизнь русского народа и русской мысли, чтобы сегодня, наконец, понять, что именно эта критикуемая Трубецким двойственность историософии Бердяева и есть высшее человеческое право, а обязанность государства, т.е. Родины, - создать реальные условия для того, чтобы жертвенность стала не трансцендентным требованием властей, а имманентным требованием самого человека. В этом Бердяев оказался безусловно прав, но прав не «назад», в смысле возвращения к старым волюнтаристическим представлениям, а «вперед», в смысле движения к только нарождавшемуся тогда сегодняшнему состоянию общества, человека и духа.

§ 4. Лев Шестов.

4.1. Взаимоотношения Шестова и Бердяева. Соратник Бердяева по экзистенциализму Лев Шестов значительно опередил его как в творческой эволюции, так и в жизненном шествии, вследствие чего Бердяеву пришлось возглавлять Комитет памяти Шестова. Они были большими друзьями, хотя по многим вопросам принципиально расходились.

4.2. Сторонники Шестова. Шестов имел много сторонников среди западных европейских мыслителей. Достаточно назвать имена Гуссерля и Хайдеггера.

4.3. Юность Шестова. Шестов был сыном крупного киевского коммерсанта. Его настоящее имя и фамилия Лев (Иегуда Лейб) Исаакович Шварцман. Он учился в Киевском, Московском и Берлинском университетах. Будучи студентом в Киеве, он примкнул к легальному марксизму и под влиянием идей Маркса непосредственно занялся рабочим вопросом. Им даже была написана диссертация «О положении рабочего класса в России». Однако ее запретили публиковать и не допустили к защите, так что она осталась «навеки погребенной» в Большом архиве университета Сорбонны.

4.4. Первые работы Шестова. В начальный период своей деятельности Шестов занимался литературной критикой. Уже в первых своих работах, например, в статье «Шекспир и его критик Брантес» обнаруживается, хотя и в слабом, зачаточном виде, идея экзистенциализма - «философии жизни», предполагающей пристальное внимание к чувственной стороне человеческой жизни, к личности в ее существовании. В 1900 году пристальное внимание философского сообщества привлекла работа «Добро в учении гр. Толстого и Ницше». Подобно Соловьеву и Бердяеву, Шестов отрицательно относился к Ницше, но не так резко, как они. Он пытался понять Ницше и поднимаемые им проблемы, которые непосредственно задевали русскую интеллигенцию. К Ницше он снова вернулся через 3 года - в монографии «Достоевский и Ницше»(1903), которая вплоть до наших дней считается одной из лучших работ по ницшеанству.

4.5. Шестов и декаденты. В это же время Шестов сближается с декадентами-символистами, которых он называл «протестантами от литературы». Себя он также относил к протестантам, и даже пытался дать этимологию «протестантизма» через слово «протест».

4.7. Тема трагизма в философии Шестова. В этом, раннем Шестове, впервые зазвучала мелодия трагизма, которая позже станет основным мотивом его творчества. Комментаторы русской философии пишут, оценивая творчество Шестова того периода: «Л. Шестов и сегодня во многом загадочный мыслитель. Приобщиться к тревогам и метафизическим страстям этого философа можно лишь при особом, симпатическом чтении его работ, сопереживая и сочувствуя ему в его весьма необычном для нас деле... Своей философией трагедии, философией абсурда, философией как «наукой» о ни для чего не обязательных истинах», призванной «научить человека жить в неизвестности», Шестов учил свободе от всякого догматизма и косности, в чем бы они не выражались, учил человека оставаться человеком в пограничных ситуациях трагедии и стояния перед лицом смерти» [124].

4.8. «Апофеоз беспочвенности». Заявил же Шестов о себе как о философе в 1905 году, работой «Апофеоз беспочвенности». Почва - смысл - славянофильство или, как разъясняет сам Шестов, - идея - требует некоторой последовательности: он тоже пытался быть последовательным, но понял, что надо писать по-другому, чтобы быть ближе к реалиям русской жизни. Да и последовательность ли наполняет смыслом наше существование? Ведь еще Гете говорил, что фрагментарность это основное в жизни. Отсюда вывод: не всегда надо быть последовательным. «Для обыкновенной житейской практики законченность по-прежнему остаётся неизменным догматом. Дом без крыши точно никуда не годится... Но незаконченные, беспорядочные, хаотичные, не ведущие к заранее поставленной разумом цели, противоречивые, как сама жизнь, размышления - разве они не ближе нашей душе, нежели системы, хотя бы и великие системы...»

«Апофеоз беспочвенности» был переведен на большую часть языков мира; книга стала классической. По этой причине необходимо сказать еще несколько слов об этой книге, о ее названии. «Почвенность» или «беспочвенность» - это характеристики онтологической природы русской интеллигенции, спор об укоренении которой в России активно шел в предреволюционное время (см. «Вехи»). Русский философ Г.П. Федотов в статье «Трагедия интеллигенции»(1936) писал по этому поводу: «По-настоящему, как широкое общественное течение, интеллигенция рождается с Петра... Интеллигенция - детище Петрово... ХУШ век раскрывает нам загадку происхождения интеллигенции в России. Это импорт западной культуры в стране, лишенной культуры мысли, но изголодавшейся по ней, беспочвенность рождается из пересечения несовместимых культурных миров, идейность - из повелительной необходимости просвещения, ассимиляции готовых, чужим трудом созданных благ - ради спасения, сохранения своей страны» [125].

4.9. Два вида духовности. Основные работы философа: «Великие кануны», «Мементо мори» (лат. «помни о смерти») - посвящена Э. Гуссерлю, «Ночь в Гефсиманском саду», «На весах Иова», «Афины и Иерусалим»(1938). В последней своей работе Шестов пишет о двух видах духовности: он противопоставляет рациональное мышление, восходящее к греческой философии (Афины), сверхъестественному ветхозаветному представлению о Вселенной (Иерусалим). Афинское мышление дало многое - и расцвет науки, и условия комфорта, но оно отдалилось от понимания внутреннего мира, субъективности человека, индивидуальной человеческой души. Психология, если, конечно, она не позитивистская, в чем-то способствует подобному пониманию. Только религия, по мнению Шестова, открывает путём откровения, возможность личного спасения, подлинную истину и свободу.

4.10. Деятельность Шестова в эмиграции. Перед революцией Шестов встал в один ряд с религиозными мыслителями - Бердяевым и Булгаковым. В 20-м году, после прихода к власти большевиков, Шестов эмигрировал во Францию и поселился в Париже. Он был профессором Сорбонны и преподавал в парижском Институте славянских исследований. В этот период своей жизни Шестов много выступает с докладами, активно переписывается с видными еврейскими мыслителями М. Бубером, проживавшим в Иерусалиме, и Э. Гуссерлем, проживавшим в Германии; последний называл его «другом-антиподом».

4.11. Бессмысленность жизни по Шестову. Каковы же основные философские идеи Л. Шестова, признанного классика экзистенциализма? Доминирующий лейтмотив его философии - это утверждение об отсутствии какого бы то ни было смысла в человеческой жизни. Позитивного ответа на вопрос «зачем живу?» не существует. В свое время Плеханов говорил, что Шестов борется со случайностью, т.к. случай лишает жизнь всякого смысла. Однако, борясь со случайностью, он водружает знамя безнадежности, утверждая, что жизнь смысла не имеет, но ее надо любить [126]. Нам кажется, что дело не столь просто: Шестов выразил своей концепцией о бессмысленности жизни вовсе не то, что жизнь действительно лишена всякого смысла; скорее всего, он пытался таким образом показать, что рациональный способ жизнедеятельности и соответствующий ему рациональный способ постижения смысла жизни, столь прочно укоренившиеся в западноевропейской цивилизации, далеко не абсолютны. В частности, они не способны обеспечить, во-первых, наполнение жизни человека ему (человеку) соответствующим смыслом, и, во-вторых, понимание этого смысла. Тут явственно обозначается антагонизм рациональности и смыслосуществования (смыслоосуществления), не вмещающегося в достаточно узкие ее рамки. Последнее еще раз подтверждает мысль о том, что именно в русской философии западноевропейский рационализм приходит к наиболее полному осознанию своей ограниченности, а также к пониманию необходимости выхода за рамки рационального отношения к миру, чем, в частности, объясняется близость Л. Шестова с Гуссерлем, который путем логической реконструкции сознания и его истории обосновывает тезис, аналогичный шестовскому утверждению о бессмысленности жизни.

4.12. Понимание Бога у Шестова. Шестов утверждал, что только его, шестовская, философия истинна, а все остальные неистинны, поскольку они убивают Бога, отвергают религию и затем пытаются навязать сухую гносеологию в отношении с миром. По Шестову, Бог был умерщвлен философами, конечно, не буквально, а символически, посредством убого-рационального философского мышления. Но дело в том, что равную ответственность за «смерть» Бога несут далеко не все философы, поскольку умертвили Его, главным образом, гносеологи-теоретики, за что с них потом и спросится. На практике же религия вновь и вновь оживает, несмотря на непрерывные гонения и перманентную ее дискредитацию так называемым «образованным обществом». Тем самым Шестов обнаруживает совершенно новое для рационального философствования представление, согласно которому теоретическое мышление - это еще не все сознание; иногда оно идет вразрез с сознанием, глубинные пласты которого гораздо более богаты и обширны, нежели их выраженность в умозрительных конструкциях. Узнать о существовании глубинных пластов действительности невозможно, принимая правила логического мышления (логоцентристского мировоззрения). О этой - иной действительности - говорит людям Библия, которая ставит истину в зависимости от воли Божьей. Для её постижения требуется вера, такое «измерение мышления, при котором истина радостно и безболезненно отдаётся в вечное и бесконтрольное распоряжение Творца: да будет воля Твоя. Воля того, кто в свой черёд возвращает верующему утраченную им силу...».

4.13. Критика Бердяевым шестовского понимания Бога. По Шестову, Бог старых религий несовершенен; в его образе много несоответствий и досадных пробелов. Но что, однако, из этого следует? Лишь то, говорит Шестов, что мы несовершенны, ибо поверили в нелепые теории, доказывающие нам, что Бог умер. На самом деле интенсивно идут поиски нового Бога, и только на этом пути можно преодолеть ледяной ужас существования, человеческой гибели в ужасе. Все теории, по Шестову, оправдывают материальный плен человека, видя в этом какой-то смысл и не отвечая на основной вопрос: «зачем, для чего наше существование?». Подобные идеи Шестова вызвали возражения у многих его противников. Против выступил и Бердяев, который, в силу своей философской оригинальности, отверг Шестова именно в том, в чем его самого отверг Трубецкой. По мнению Бердяева, «ахиллесова пята» персонализма Шестова состоит в том, что он с обреченностью говорит о долге. Кроме того, Шестов не приводит достаточных оснований для отрицания всякого смысла человеческого бытия в рамках своей философии. Здесь следует отметить, что философия Л. Шестова - это философия экзистенциального толка, поэтому начала, несмотря на все бердяевские обвинения, у нее безусловно есть; просто они субъективны, идеальны. Шестова обвиняют в том, что им непродуманно поносится рационализм. Но как любой иррационалист Шестов внутренне противоречив; отказывая рационализму в объективной значимости, он сам продолжает работать по канонам рационального мышления, диктуемым отрицаемыми им законами формальной логики. Это, действительно, «ахиллесова пята» любого иррационализма, преодоление которой возможно лишь в результате осознания сверхрациональной природы рефлексии, ее синтетического характера и целостной, по отношению к разуму, природе.

4.14. Философия как искусство. Как Шестов понимал философию? Он был сторонником европейской традиции, обосновываемой Шопенгауэром и Ницше, которые, в отличие от Вл. Соловьева, подобно Шпенглеру и Гегелю считавшего философию наукой, отстаивали тезис о том, что философия - это искусство. Согласно Шестову, истинной может быть только та философия, которая не верит, что наука объясняет все и вся. «Философия, - говорил он, - это искусство мышления». Шестов спорит с Гуссерлем, который был не согласен с другой его идеей, согласно которой философия - это борьба, и утверждал, что философия - это рефлексия.

4.15. Противоречивость философии как отражение противоречивости жизни. Согласно Шестову, философия связана с жизнью самым тесным образом. Именно противоречивость Бытия определяет противоречивость философских концепций; философы поэтому и расходятся друг с другом, так что, например, Гераклит и Парменид даже на том свете не сговорятся. Многие философы, по Шестову, принимают видимое бытие за реальное, а это не одно и то же. Противоречия Бытия оборачиваются для них отсутствием всякого Бытия, а их представления о метафизической реальности Бытия противоречат онтологическим основаниям их философских систем. Отсюда можно сделать вывод, что Шестов - принципиальный антирационалист и антиметафизик; но добавим, что он выступает только против одностороннего (тотального) рационализма и порождаемой им тоталитарной метафизики, не имея ничего против разума в отведенных ему границах.

4.16. Индетерминизм Шестова. Своеобразно отношение Шестова к причинности: последняя, по его мнению, действительно имеет место, но она относится только к научному познанию, а к повседневному человеческому существованию никакого отношения не имеет. Это еще одно подтверждение того, что определение Шестова как иррационалиста - большое упрощение, ибо вовсе не отрицание науки и рациональности, а полагание устойчивого предела их - вот специфическая позиция философа. Шестов против навязывания человеку всякой системы, поскольку человек абсолютно свободен и во всякий момент своей жизни может делать практически все, что ему вздумается. Кроме того, последовательный детерминизм построен на осознании конечности мира, а человек всегда стремился к бесконечному, к тому, что науке принципиально не дано. Что же касается церкви, то она только на словах призывает к отказу от конечности во имя признания бесконечности, тогда как в действительности всячески способствует примирению мирян с осознанной необходимостью в рамках земной жизни. Поэтому, утверждает Шестов, основная задача философии заключается в том, чтобы довести до каждого человека мысль, что его существование раскрывается в свободном стремлении к Богу даже через смерть.

4.17. Тема смерти у Шестова. Вообще, смерть - это своеобразная тема тем для Шестова. По его мнению, у человека есть одна великая тайна: надо постоянно готовиться к смерти, готовиться умереть. Мы боимся смерти и маскируем эту боязнь различными способами; например, много говорим, «заговаривая» смерть или, точнее, свой страх перед ней. Даже Сократ перед смертью очень много говорил, преимущественно о том, что он не боится смерти. На самом деле он таким образом пытался убежать от смерти, что невозможно. По мнению Шестова, смерть - это ситуация пограничная, открывающая смысл человеческого бытия в его последний момент; умирание поэтому - важнейший узловой пункт человеческого бытия. Жизнь, превратившаяся в нелепое нагромождение случайностей, - это трагедия. Но в этой трагедии для человека имеется достойная роль: понять и принять предельность своего существования.

4.18. Жизненное кредо Шестова. Из мысли о предельности жизни Шестов выводит достаточно пассивную мировоззренческую позицию, единственно достойную, по его мнению, человека: в жизни надо быть наблюдателем. Стремиться как-то исправить мир бесполезно, говорит Шестов; во имя высших целей ты только впустую растратишь все свои человеческие качества. Это наиболее тоскливая нота в партитуре шестовской философии, нота отчаяния человеческого существования.

4.19. Еврейская тема в философии Шестова. Мировоззренческая пассивность Шестова существенно отличает его от Соловьева и в какой-то степени от Бердяева. Последние настаивали на том, что смысл жизни заключен в соборности человеческого существования, т.е. в неком коллективном действовании на манер «Мистерии-буфф» Маяковского. Конечно, подобное толкование философии Соловьева и Бердяева, несмотря на свою распространенность, может вызвать существенные возражения. Скорее и тот, и другой - сторонники не «массовой Соборности» как некой формы коллективного «слияния» людей, а Соборности духовной как синтеза всех наличных форм духовной жизни, в котором есть место всякому духовному свершению. У Соловьева и Бердяева ощущаются мотивы полноты сознания, что позволяло строить им свои рассуждения в духе своеобразного неохристианства, т.е. некого улучшенного варианта традиционного церковного учения. Например, Соловьев считал, что лучшее в христианстве - это Нагорная Проповедь. У Шестова религиозная ориентация принципиально иная; отсюда его неискоренимое одиночество. Аналогичным образом, экзистенциализм Бердяева основан на том, что существование человека раскрывается через приближение к христианству, тогда как у Шестова человек постоянно один, что объясняется ориентацией философа не на Афины, а на Иерусалим, т.е. на иудаизм. В этом проявляется национальная заданность Шестова, его еврейское чувство заброшенности в мире и изгойское ощущение отчужденности от цивилизованного сообщества организованных человеческих существ.

4.20. Шестов о высоком назначении философии. Лев Шестов, как и любой значительный философ, думал о высоком назначении философии и в начале, и в конце своего творчества. Философии посвящены его самые трепетные слова в «Апофеозе беспочвенности»; только для не боящихся «головокружений» существует философия: «...В Альпах есть узкие, труднопроходимые, лежащие над пропастями тропинки. Ходить по ним отваживаются только привычные, не боящиеся головокружений горцы. Кто же подвержен головокружению, - выбирает большие, торные дороги или попросту сидит в долинах и оттуда любуется снежными вершинами. Разве непременно нужно лазить? За линией вечного снега нет ни тучных пастбищ, ни золота. Говорят, что там можно найти разгадку вечной тайны, но мало ли что говорят! Не всякому слуху верить можно. Кому надоели долины, кто любит карабкаться, кто не боится глядеть в пропасть и главное - у кого ничего не осталось в жизни, кроме «метафизической потребности», тот, разумеется, полезет на вершины, даже не справляясь о том, что ждет его там» [127].

В своей последней работе «Афины и Иерусалим» Л. Шестов пишет: «Философия есть... борьба. И борьбе этой нет и не будет конца. Царство Божие, как сказано, берется силой» [128].

§5. Философия космизма.

Термин «русский космизм» вошел в культурный обиход в начале 60-х годов ХХ-го века, когда началось практическое освоение космоса, и в связи с этим было возрождено почти забытое к этому времени наследие русского учёного и мыслителя Э.К. Циолковского. Этим термином, помимо наследия Циолковского, обозначают достаточно объемное направление русской культуры конца Х1Х - начала ХХ вв., куда относятся философско-религиозное учение (представленное в основном Н.Ф. Фёдоровым), поэтическо-художественное течение (представленное в живописи Рерихом, Нестеровым, в музыке - Скрябиным, в поэзии Тютчевым и другими), естественнонаучное направление (К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский и др.). Выделяют нередко и «мистическое крыло» русского космизма (Е. Блаватская и Рерихи).

Главные проблемы, которые находились в центре внимания представителей «космизма» - это проблемы перспектив человечества, направлений его развития и места человечества в едином космосе.

Несмотря на огромные различия в деятельности иногда чрезвычайно непохожих друг на друга авторов - причём, непохожих по формам деятельности - учёный, музыкант, философ, непохожих по стилю мышления и по образу жизни - им присущи общие идеи, дополняющие и развивающие друг друга, что собственно и служит основанием для их объединения в общее направление духовной деятельности - в направление русского космизма. Объединяет их главным образом убеждение, что развитие человечества, будущие перспективы возможны только при условии гармонии между человеком и природным миром, причём миром не ограниченным его земным вариантом, а понимаемым как космос. Противостояние человека и мира, сформированное в рациональной культуре запада, может привести, по мнению «космистов» человечество только к гибели. Отсюда понятно, что человек в рамках такой философии, не воспринимается сторонним наблюдателем природы и космоса, или, что еще хуже, пользователем, потребителем природных возможностей, он понимается как существо космическое, органично вписанное во все, происходящее в космосе. Достигнуть гармонии в этом едином существовании человек и человечество могут только тогда, когда найдут гармонию внутри себя, между всеми людьми планеты. Поэтому можно утверждать, что основное отличие русского космизма заключается в обосновании идеи объединения человечества не на основе идеологических и политических принципов, а на основе нравственных и экологических причин. Важнейшей чертой космизма стало связывание воедино таких проблем, как проблемы всеобщего человеческого братства, сохранения природной и исторической среды и выхода в космос и освоения его как жизненного пространства. Центральной фигурой традиции русского космизма является Н.Ф. Федоров.

Н.Ф. Фёдоров, будучи незаконнорожденным (мать - дворянка Елизавета Иванова, отец - князь П.И. Гагарин), получил отчество и фамилию от крёстного отца. Окончил Тамбовскую гимназию (1849), учился в Ришильевском лицее в Одессе, - одном из самых лучших в России. С 1854 по 1868 г.г. преподавал в уездных училищах России. С 1867 г. работал в Москве библиотекарем в Чартковской и затем на протяжении 25 лет в библиотеке Румянцевского музея. Первый составил систематический каталог книг Румянцевской библиотеки. Считал грехом всякую собственность, даже на книги и идеи. Обладал редкой ученостью и знанием почти всех европейских и основных восточных языков.

При жизни Федоров практически не печатался, хотя его идеи были хорошо известны в просвещенном российском обществе, особенно в московской среде. Большое влияние Федоров оказал на мировоззрение Л.Н. Толстого. Был с ним дружен. Под влиянием идей философа находился Вл. С. Соловьев. Чрезвычайную заинтересованность по отношению к Федорову проявлял Ф.М. Достоевский, проявивший желание получить более полное представление о его учении, чем подтолкнул Николая Федоровича составить краткий очерк своего учения. Эта работа стала основой доля главного труда мыслителя (и главного труда всего течения русского космизма) - для «Философии общего дела».

Впервые работы Федорова были опубликованы после его смерти. В 1906 году вышел первый том «Философии общего дела» в количестве 480 экземпляров. Ученики, выпустившие книгу, следуя заветам мыслителя, издали её не «для продажи», а для рассылки по библиотекам и для того, чтобы любой желающий мог ее приобрести бесплатно у издателя. Второй том был издан через семь лет в Москве. Эти работа переиздана в наше время в 1982 году, но это издание не является полным воспроизводством указанного двухтомника.

Центральная идея философии Фёдорова, ставшая основной в русском космизме, созвучна своему времени - это идея преобразования человечества. Но в отличие от популярных в этот период социалистических проектов переустройства общества, из которых выброшено человеческое - духовное содержание как индивидуальной, так и общечеловеческой исторической жизни, которая подвергается в социализме остракизму и забвению, Фёдоров создает проект воскрешения человечества во всём его историческом многообразии: смысл истории не забвение, а воскрешение. В своем творчестве Федоров восстает против фатальности апокалиптических идей, основывавшихся на христианском учении о конце света, отказывается принимать их как неминуемое, как рок. Он, как никто до него, да и после него, выразил в своем учении чувство ответственности за всех живущих, за тех, кто жил ранее и кому предстоит жить в этом мире. Он надеялся спасти человечество от смерти, дать ему бессмертие.

Главное зло для человека мыслитель усматривает в смерти, которая является следствием порабощённости слепыми силами природы: «Несовершеннолетие рода человеческого ни в чём так не выражается, как в суеверном преклонении перед всем естественным, в признании за слепою природою руководства разумными существами...» [129]. Федоров выдвигает идею регуляции природы как этапа развития мира и всего космоса преобразовательными действиями. Долг воскрешения и является «общим делом», «сыновьим долгом» для человечества. Этот принцип разворачивается в «Философии общего дела» в религиозно-этическое и в натурфилософское (обще космическое) учение, вызывавшее как восхищение его современников, так и их насмешки.

5.3. Религиозно-этическое содержание учения Н.Ф. Федорова. В определенном смысле философ подвергает ревизии одну из центральных идей христианства - идею личного спасения, считая ее недостаточной. Спасение и победа над смертью могут быть только соборно-всеобщими. Достижение соборности, поэтому, - условие победы над смертью. Для этого достижения необходимо преодолеть раздор и вражду, в разных формах присутствующих в истории и в человеческом существовании, выполняя «полный долг», заключённый в «десяти ветхозаветных заповедях, понятых по-христиански, претворенных в одну общую, единственную заповедь всеобщего воскрешения» [130].

Все преступления и проступки, от малейшего оскорбления до убийства, корыстолюбие и властолюбие, похищения (в том числе и путем эксплуатации и спекуляции), в о йны и жизнь за счет других и иные подавляющие человека общественные формы, традиции и отношения «имеют, - по Федорову, - значение разрушения жизни» [131]. Весьма разрушает жизнь и подчиненность ее власти вещей. Принципу личного приобретения, разъединяющему живущих, осуществляемому чаще всего путем насилия, противопоставлен принцип собирания: «Жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех; это и есть объединение живущих (сынов) для воскрешения умерших (отцов)» [132]. Этому соответствует и фёдоровское понимание человеческой истории.

Фёдоров подвергает критике существующие понимания истории, которые вершат суд над умершими. Его не устраивает история как рассказ, так сказать, объективный, «потому что она вызывает умерших ради праздного любопытства»[133]. Он отвергает историю, как памфлет, «когда вызывают умерших для того только, чтобы свидетельствовать в пользу какой-либо частной мысли, политической или экономической» [134]. И даже философия истории как раскрытие смысла жизни, по Фёдорову, нелепа, пока человек этот смысл не понял и не принял. А искание смысла как раз и есть нахождение единого общего дела. Вот эта тема «общности» и составляет стержень мировоззренческой конструкции мыслителя. «История, -пишет он, - и не может быть действительной, пока люди живут в розни сословий, народной, личной, а потому содержанием её может быть только объединение живущих для воскрешения умерших» [135].

В этом понимании истории, очевидно, просматривается протест против её существовавших во времена Фёдорова и доселе существующих трактовок, складывающих контекст исторической жизни из варварских разрушений и уничтожений, когда созидательная работа изымается (предается забвению) из таким образом понимаемой истории. Отсутствие «общего дела», а не «сварливость, присущая человеку», превращало и продолжает превращать и самую историю и её восприятие в постоянную войну и в обман «узнающих» историю. Таким образом, конкретизируется понятие «общечеловеческого долга»: долгом должно стать добро.

Особое место во всемирной истории отводит Фёдоров России, рассматривая любую проблему через призму исторической судьбы России, российской уникальности. В русском народе и государстве он усматривает воплощение провиденциальной идеи. На протяжении столетий Россия принимала на себя историческую тяжесть в деле умиротворения противоречий кочевого Востока и Запада, в собирании земель и народов, объединяя их в единое целое. Она в этом процессе сконцентрировала в себе такие качества, как сплочённость, единство, сила, без которых невозможна борьба со слепыми силами природы. Федоров считал, что общее дело, на которое он возлагал свои надежды, должно начаться в России, как стране наименее испорченной цивилизацией.

Другой, не менее важный момент этического учения Фёдорова связан с его отказом от абстрактного (вне мирского, вне практического) понимания назначения (смысла) каждой индивидуальной жизни. Он заменяет эсхатологическую прогрессорскую конструкцию, принятую и в европейской религиозности (христианстве) и в европейском рационализме (науке), (согласно которым смысл, предназначение всегда находятся в конце, в некоей отстраненной от существующего цели истории (воскрешение - за гробом, совершенное бытие - за пределами существующего, и вся жизнь поэтому есть движение к этой цели, и долг, соответственно, приобретает отвлеченный характер)) на прагматическую конструкцию, согласно которой каждый момент бытия (исторического и личностного) должен стать деятельным осуществлением смысла объединения и воскрешения людей. Таким образом, смысл истории у Фёдорова становится не трансцендентным предметом (потусторонним реальной жизни, её осуществлению), а предметом действия. Долг - это действие: «сознание без действия становится безучастным зрителем вытеснения, взаимного истребления. С объединением же знания и действия созерцание обратится в представление того, что должно быть, т.е. в проект, а действие, бывшее при бессознательности взаимным истреблением, станет всеобщим воскрешением» [136].

Без сомнения, этическая концепция Федорова имеет религиозный, христианский, хотя и неортодоксальный характер. Неортодоксальность её заключается в том, что Федоров, как пишет по этому поводу другой русский мыслитель Г. Флоровский: «Божественному действию... противопоставляет человеческое... благодати противопоставляет труд» [137]. Но вне религии для Федорова ни истории, ни смысла человеческого бытия не существует, поскольку только религия и есть «культ предков»: «Истинная религия одна, это культ предков и притом всемирный культ всех отцов как одного отца...»[138]. И ещё: «Религия, как соединение знания и дела, и есть культ умерших...Религия есть совокупная молитва всех живущих, вызванная страданием и смертью, молитва о возвращении жизни всем умершим, исполнение которой есть долг и дело самих молящихся, а в этом исполнении заключается и истина, и благо, и красота...»[139]. Каковы же пути воскрешения, возвращения жизни? На этот вопрос отвечает весьма своеобразная натурфилософия Н.Ф. Федорова.

5.4. Натурфилософия Федорова. По Федорову, человек не просто венец природного развития, но он должен стать субъектом преображения и одухотворения природы и всего космоса. Эволюция, которой пока подчинен природный и человеческий мир, - процесс пассивный и страдательный. На её место должна придти регуляция, как сознательно волевое преобразование действительности. Само человеческое сознание, его возникновение - это не случайность, а внутренне необходимое явление для всеобщей эволюции мира. «Сознание человека... не было случайным, а было необходимостью для земли, для целого мира, как необходим разум для природы» [140]. Сознание, таким образом, и его носитель - человек рассматриваются Федоровым как абсолютно обязательный этап космической эволюции, вне которого она - эта эволюция - невозможна. Отсюда понятна та ответственность, которой наделяется Федоровым всё человечество и каждая человеческая индивидуальность. В принципе, состояние всего космоса и его будущее оказываются зависящими от выполнения человечеством своего назначения. При этом овладение природой, переустройство организма человека, выход в космос и управление космическим процессами, и связанные с этим победа над смертью и воскрешение предков, по Федорову, это процессы, которые имеют не символический, а реально-научный характер. Для их осуществления наука должна достичь определённого уровня зрелости, причём эта зрелость неразрывна с указанными выше религиозно-этическими принципами - не достигнув единства, не преодолев вражды, человечество не в состоянии создать такую науку, которая только и может осуществить дело «воскрешения отцов».

В отличие от многих современников, Федоров был убежден, что развитие человечеством на пути наращивания интеллектуальной мощи и развития техники - это стихийное развитие, ложная форма эволюции, которая ведет в тупик. Технические достижения, научные открытия, решая сиюминутные задачи, разрушают одновременно природу, ведут к гибели её, а значит и к гибели человечества.

Существующая наука, считает Фёдоров, недостаточно развита, чтобы осуществить ей предназначенную задачу. Этому мешает главным образом отчуждение науки от практических человеческих нужд. «Выделение ученых в сословие» привело к тому, что мир превращён учеными в «представление, в фикцию»: «Обращение мира в представление есть последнее слово учёного сословия; будучи порождением праздности, внешнего бездействия (если мышление не считать делом, действием) и индивидуализма, представление мира в представление есть последние исчадие праздности, как матери пороков, и солипсизма (или эгоизма), как отца преступлений» [141]. И ещё; «Бессилие теоретического разума объясняется бездействием, или отсутствием общего дела как доказательства» [142]. Насущные задачи науки, полагает мыслитель, заключаются и в том, чтобы перестать быть служанкой частной выгоды, частного интереса («служанкой мануфактурно-торгового класса», по выражению самого Федорова). В связи с этим интересно одно высказывание Фёдорова, касающееся возможной участи науки при социализме: «науке предстоит, быть может ещё худшая участь, если мечта социализма когда-либо осуществиться и наука сделается рабой фабричных рабочих; тогда всё, не имеющее непосредственного приложения, должно будет исчезнуть. Не придётся ли тогда искать науке спасения под кровом религии; впрочем, социализм и в этом отношении принял свои меры, соединившись с материалистами; последние же, чтобы фанатизировать массы, убеждают их, что нет другого блага, кроме материального...» [143]. Противостоять подчинению знания утилитарному интересу возможно приняв принцип: «всё, не имеющее приложения, должно не исчезнуть, а получить своё приложение»[144]. Этот принцип выражает глубинный слой мировоззренческой позиции Фёдорова, суть которого в одном - в собирании, сохранении всего того, что создано, в сбережении сотворенного. Этот принцип был позитивно воспринят и далее развит многими русскими мыслителями, современниками Николая Федоровича. Вл. С. Соловьев писал ему в одном из своих писем: «Проект Ваш я принимаю безусловно и без всяких разговоров», называя Фёдорова «дорогим учителем и утешителем»[145].

Действительное бесконечное развитие станет возможным для человечества только тогда, когда человек обратит внимание на себя самого, на свою естественную природу и поймет, что развитием необходимо управлять сознательно. Но это сознательное управление эволюцией возможно только «существами разумными и нравственными, трудящимися в совокупности для общего дела»[146]. Это общее дело есть, по твердому убеждению Федорова, достижение единства человечества. Корень всех бед в разъединенности - территориальными границами, национальными и социальными перегородками и предрассудками. Но единство людей не ограничивается рамками одного или нескольких поколений. Нужно единство всех поколений бывших и будущих. Проект Федорова заключается в использовании интеллекта и науки для физического воскрешения всех предшествующих поколений. Результатом чего явится воссоединение всего человечества, которое должно произойти не только в пространстве, но и во времени. Только тогда человечество станет той необходимой частью космоса, которая возьмет на себя решение главной своей задачи, главного своего предназначения - задачи сознательного управления эволюции космоса.

Федорова не однажды называли одиноким мыслителем, имея в виду романтизм и мистицизм его мечтаний. Но важно другое: за мистическими мечтаниями ясно выступают невероятно созвучные сегодняшнему дню идеи о космической мощи и космической ответственности человечества, о братстве всего человечества как условии его будущего, о огромном влиянии прошлого на будущее как в человеческом существовании, так и во вселенской перспективе этого будущего.

5.5. Развитие идей Федорова его последователями. К.Э. Циолковский вспоминал в своей автобиографической работе «Черты моей жизни»: «В Чартковской библиотеке я однажды познакомился с одним из служащих. Он давал мне запрещённые книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров, друг Толстого, изумительный философ и скромник. Федоров раздавал все свое жалованье беднякам. Теперь я понимаю, что и меня он хотел сделать своим пенсионером»[147]. Трудно говорить в какой степени, но безусловно мировоззрение Циолковского сложилось под влиянием идей Федорова.

Интересы Циолковского были связаны не только с разработкой ракетных двигателей, предназначенных для вывода человечества в космос, но сама эта деятельность задавалась космическим видением нашего мира и человеческого предназначения. Циолковскому были близки религиозные и философские представления о вечной жизни и бессмертии человеческой души, которые, в принципе, представлены в каждой религии. Он воспринимал их как неясные, смутные догадки о будущем. Материальный мир бесконечен в свое существовании и развитии, и человеческое существование, разумное существование, не сводимо лишь к его представленному на сегодня виду. Будущее мира связано с космосом и в силу этой связи человечество изменится в своей эволюции. Оно выйдет в космос, пройдя несколько этапов расселения и жизни в нём, превратится спустя миллионы лет в вид особой энергии, заполняющей всё космическое пространство.

Интересен и другой аспект связи человека с космосом, анализируемый Циолковским. Для человечества космос имеет значение не только как цель будущего, но именно космос является мерилом норм нравственности в сегодняшней жизни человечества. Этика, нормирующая человеческое существование, по мнению Циолковского может быть только космической этикой, центральный принцип которой заключается в том, что цель жизни и вся деятельность разумного существа должна служить прогрессу всего космического целого, поскольку это путь к устранению в масштабах космоса зла, страдания и несовершенства. С этой точки зрения жизнь каждого человека - это часть единого космического процесса. Своим поведением, своей нравственностью каждый определяет не только свою жизнь, но и жизнь всего космоса. Отсюда совершенно по-новому звучит тема ответственности: человек ответственен не только за себя, но и за состояние и будущее всего космического целого, его жизнь есть служение будущему, он отвечает за его состояние. И это единственный путь к бессмертию.

Таким образом, идея преодоления разъединения и раздора человечества, понимание того, что вера во всемогущество лишь технического прогресса губительна для человека и природного мира, в котором он живет, уверенность в универсальном - космическом предназначении человечества - являются центральными и для Циолковского. Эти же идеи нашли свое продолжение в работах крупных ученых В.И. Вернадского и А..Л. Чижевского как учение о ноосфере и исследования в области биологии (зависимость биологического развития от космической активности).

«Фантастические» идеи Н.Ф. Федорова, продолженные научными разработками Циолковского, Вернадского, Чижевского и других стали базой современного планетарного мышления, формирующим мировоззрения уже ряда поколений.

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ РАЗДЕЛА.

Антропологизм (от греч. «антропос» - человек) - философское учение, ставящее в центр своих изысканий человека и его существование.

Беспочвенность (у Шестова) - неукорененность человека в мире, делающая бессмысленными и абсурдными любые его попытки рационального жизнеустроения.

Всеединство (у Соловьева) - идея синтеза всего сущего без элемента отрицания; собирание распадающегося мира.

Западничество - общественно-политическое и философское направление, отстаивавшее идею европейской ориентации России.

Космическая этика (у Циолковского) – цель жизни заключается в устранении зла, страданий и несовершенства в космических масштабах.

Мессионизм - осознание отдельной личностью или целым народом своего особого предназначения (миссии) и последовательное осуществление его.

Мистицизм - направление в религии и философии, предполагающее возможность сверхчувственного и сверхразумного познания Бога и мира.

Нигилизм (в России) - отрицание традиционных условий общественной жизни, присущее воззрениям Чернышевского, Добролюбова и Писарева.

«Новое Средневековье» (по Бердяеву) - идеальное будущее человечества, когда на смену коммунизму и капитализму придет духовный аристократизм, базирующийся на магии, астрологии, теософии и оккультизме.

Одиночество (у Шестова) - философская категория, раскрывающая онтологическую сущность человеческого существования.

Персонализм (у Бердяева) - философское учение, согласно которому человеческая личность субстанциональна и самодостаточна, т.е. не определяется ни законами общества, ни законами природы, а сама определяет и то, и другое.

Пограничная ситуация (в экзистенциализме) - ситуация между жизнью и смертью, когда человек не только понимает, что он утрачивает нечто важное, но в этой утрате открывается скрытый доселе смысл бытия.

«Русская идея» - идея особого исторического предназначения русского государства и русской нации.

«Русский космизм» – направление в русской философии, рассматривавшее перспективы человечества, направления его развития и место человечества в космосе.

«Серебряный век» - период в истории русской культуры с конца 19 по начало 20 века (противопоставляется «золотому веку» - начало 19 столетия, период творчества Пушкина).

Славянофильство - общественно-политическое и философское направление, отстаивавшее идею самобытного пути развития России.

Смысл истории (по Федорову) – воскрешение предков.

Соборность (у Соловьева) - идеальное социальное и государственное устройство, предполагающее органическое соединение индивидов в целое без их растворения в нем.

София (у Соловьева) - символическое представление мудрости в виде женщины.

Страх, страдание и свобода (у Бердяева) - основные философские категории, характеризующие онтологическую сущность человеческого бытия.

Теософия (от лат. «теос» - Бог и «софос» - мудрость) - учение, претендующая на сверхчувственное познание Бога.

Трагедийность (у Бердяева) - решающий фактор человеческого существования.

«Цельное знание» (у Соловьева) - органический синтез всех видов интеллектуальной деятельности, включая оккультизм и мистику.

Экзистенциализм (от лат «экзистенция» - существование) - философия, рассматривающая человека и его жизнь как единственную онтологическую реальность, утверждая при этом абсурдность, трагичность и безысходность человеческого существования.

Рекомендуемая литература.

1. Канке В.А. Философия. Исторический и систематический курс. –М.: 1998.

2. Спиркин А.Г. Философия. – М.: 1998.

3. Философия: Учебник / Под ред. В.Д. Губина. М., 1997

4. Алексеев П.В. Философы России Х1Х-ХХ столетий. Биографии, идеи, труды. 3-е изд. М.,1999.

5. Бердяев Н.А. Самопознание. - М.,1991.

6. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. - М.,1991.

7. Булгаков С. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991.

8. Бунин И.А. Окаянные дни. - М.,1991.

9. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М.,1988.

10. Вехи. Из глубины. - М.,1991.

11. Гессе Г. Избранное. - М., 1991.

12. Зеньковский В.В. История русской философии. - Л.,1991.

13. Ильин И.А. Погребение набальзамированного толстовства. // Вопросы философии, 1992, № 4.

14. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев. - М.,1983.

15. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев и его время. - М.,1990.

16. Лосский Н.О. История русской философии. - М.,1991.

17. Новгородцев П.И. Идея права в философии Вл. Соловьева. // Вестник МГУ, 1992, № 3 (серия «Философия»).

18. О России и русской философской культуре. - М.,1990.

19. Померанц Г.С. Национальное в политике.// Вопросы философии, 1992, № 4.

20. Розанов В.В. Уединенное. - М.,1991.

21. Соловьев В.С. Соч. в 2-х т. - М.,1989.

22. Федоров Н.Ф. Философия общего дела. Соч. М., 1982.

23. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. - Л.,1991.

24. Шестов Л. Соч. в 2-х т. - М.,1993.

1. Кого из русских философов можно отнести к «веховцам»? Каковы их основные идеи?

2. Кого из русских масонов Вы знаете? Какое влияние они оказали на русскую философию?

3. Кто такие западники и кто такие славянофилы? В чем их основное расхождение?

4. Кого из русских нигилистов и русских позитивистов Вы знаете? Перечислите их основные идеи.

5. В чем основное отличие русской философии от западноевропейской?

6. Можно ли отнести Вл. Соловьева к идеалистам? Если нет, то почему?

7. Был ли Вл. Соловьев атеистом?

8. Мессионизм каких народов особо выделяется Соловьевым?

9. Связана ли идея Всеединства с идеей «цельного знания»?

10. Что понимал Вл. Соловьев под «русской идеей»?

11. Каково отношение Соловьева к западничеству и к славянофильству?

12. В чем заключается экзистенциализм Бердяева?

13. Можно ли назвать философию Бердяева персоналистической, и если да, то почему?

14. Что понимал Бердяев под «Новым Средневековьем»?

15. В чем смысл человеческой жизни по Шестову?

16. В чем обвинял Шестов рационалистически мыслящих философов?

17. Какова оценка Шестовым смерти?

18. В чем основная идея русского космизма?

19. Что понимал Федоров под общечеловеческим долгом?

20. Как относился Соловьев к учению Федорова?

21. Какова связь учений Федорова и Циолковского?

22. Что такое «космическая этика»?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ.

ЛЕКЦИЯ 10

Дата добавления: 2014-01-04