Правосудие по делам несовершеннолетних в дореволюционной России

До 1909 г. в России не существовало специальных судов по делам несовершеннолетних. В 1909 г. Петербургским патронажным обществом был учрежден институт единоличного судьи для детей. Он имел сходство с первой ступенью судебной системы по делам совершеннолетних во Франции, где, как известно, есть три тени этого правосудия: судья для детей, трибунал по делам несовершеннолетних и суд присяжных по делам несовершеннолетних. Учитывая, что в России такая судебная юрисдикция возникла раньше, чем во Франции (в 1909 г. — в России, в 1912 г. — во Франции), можно даже говорить о том, что российский «детский» суд был предшественником суда французского.

Созданный в России институт единоличного судьи имел много дефектов. Это была суммарная юрисдикция, которая не имела юридической базы в законодательстве России. Видимо, поэтому она не принесла ожидаемой повышенной правовой охраны несовершеннолетних в суде. Она с трудом продержалась до 1910 г., когда был создан автономный суд для несовершеннолетних. Отметим, кстати, что и автономный суд просуществовал в России недолго, но уже по другим причинам: реформирование судебной системы в Советской России коснулось и его.

Модель российского дореволюционного суда по делам несовершеннолетних чрезвычайно своеобразна: она скорее англосаксонская, чем континентальная, причем в целом в стране существовала континентальная система общего правосудия. В этом своеобразии, как будет видно из дальнейшего изложения, заложено сходство российского «детского» суда с соответствующим судом американским.

Первый суд по делам несовершеннолетних в России был открыт в Петербурге 22 января 1910 г. Ко времени Октябрьской революции 1917 г. «детские» суды функционировали уже в Петрограде, Москве, Харькове, Киеве, Одессе, Либаве, Риге, Томске, Саратове. В русской дореволюционной и советской юридической литературе 20-х годов деятельность этих судов оценивалась очень высоко.

В России функции судьи по делам несовершеннолетних осуществлял специальный мировой судья. Он не мог рассматривать многие дела гражданского и опекунского производства, как это было предусмотрено компетенцией судов для несовершеннолетних в странах англосаксонской правовой системы, а значит, в первую очередь в США. Вместе с тем, при создании рассматриваемых судов в России в их компетенцию было включено осуществление задач уголовного преследования не только несовершеннолетних преступников, но и взрослых подстрекателей. Осуществляли они, как уже отмечалось, и судебный надзор за попечительскими детскими учреждениями.

Суды по делам несовершеннолетних в России в период их создания и начала деятельности отличали следующие признаки:

рассмотрение дел несовершеннолетних единоличным судьей; избрание судьи по делам несовершеннолетних, как и любого мирового судьи, среди населения, проживающего на территории судебного округа;

требование знания судьей детской психологии; поэтому предпочтительны были на эту должность врачи и педагоги;

достаточно широкий круг дел, отнесенных к компетенции рассматриваемого суда;

отсутствие гласности судебного разбирательства; отсутствие формального судебного процесса, формального обвинения в совершении преступления;

упрощенная судебная процедура, в основном сводившаяся к беседе судьи с подростком при участии попечителя;

преимущественное применение, в качестве меры воздействия, попечительского надзора (по данным статистики — в 70% случаев).

Выясняя вопрос, что именно приобрела борьба с преступностью в России в тот период в результате создания судов для несовершеннолетних, хотелось бы привести суждение по этому поводу очевидца и исследователя этой проблемы, уже упоминавшегося выше известного русского юриста, профессора П.И. Люблинского. Главное значение указанных судов П.И. Люблинский видел в новых для российских судов функциях изучения личности несовершеннолетних преступников и причин совершения ими преступлений. Особое значение он придавал «обследованию каждого случая ранней преступности через особых должностных лиц и социальных работников» (2. С. 9 — 10). Это — уже проявление принципа использования неюридических знаний в рамках деятельности судов по делам несовершеннолетних, что, кстати, характерно как для англосаксонской, так и для континентальной судебных систем Запада.

В работах П.И. Люблинского и ряда других русских исследователей проблем правосудия (С.В. Познышева, М.Н. Гродзинского, З. Тарновского) подчеркивается общая тенденция повышения эффективности судебной деятельности в отношении несовершеннолетних, что указанные авторы, с некоторыми оговорками, относят к факту появления и начала работы судов для несовершеннолетних. Вместе с тем, по данным судебной статистики тех времен, наблюдался рост показателей преступности несовершеннолетних (в первое десятилетие XX в., по сравнению с последним десятилетием XIX в. — вдвое) (3). Правда, указанные выше авторы полагали, что и этот внешний рост преступности несовершеннолетних свидетельствовал об эффективности работы новой судебной юрисдикции для несовершеннолетних: динамика роста была связана с тем, что отныне большинство дел несовершеннолетних проходило именно через эти суды, а не через общеуголовные. Кроме того, статистика не давала разграничений видов преступлений в рамках судов для несовершеннолетних, почему и рост показателей преступности касался в основном малозначительных правонарушений, также относившихся к компетенции судов для несовершеннолетних.

А если говорить о первых годах функционирования судов для несовершеннолетних в США, то, как не вспомнить ставшее классическим высказывание об этом знаменитого чикагского судьи по делам несовершеннолетних — Галлея: «За свое краткое существование суд для несовершеннолетних в нашем городе сделал больше для уменьшения преступности, чем все суды государства за 20 лет, а один попечитель, ревностно и искренне преданный своему делу, в течение года предупредил более преступлений, чем лучший прокурор, преследовавший преступления в течение пяти лет» (4. С. 15 — 16).

Анализ деятельности любого суда, а суда по делам несовершеннолетних — в особенности, требует обязательного учета уголовно-правовой охраны лиц, преследуемых за совершение преступлений и подлежащих в этой связи уголовному наказанию.

Можно констатировать, что определенные, хотя и достаточно ограниченные, охранительные нормы в отношении несовершеннолетних содержались в уголовном законодательстве царской России (5).

Часть 2 ст. 137 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных предусматривала льготный режим реализации уголовной ответственности для несовершеннолетних в возрасте от 10 до 17 лет, совершивших преступления «без разумения». Для них предусматривалась отдача под ответственный надзор, по усмотрению суда, — или их родителям, или лицам, на попечении которых подростки находятся (причем изъявивших на то согласие). Если же за преступление предусмотрено тюремное заключение, «несовершеннолетние могут быть обращены в воспитательно-исправительные заведения для несовершеннолетних, где сии заведения устроены».

Характерно положение ст.137-1 Уложения о наказаниях (по процедуре 1909 г.). Согласно этой статье, в местностях, где нет исправительно-воспитательных учреждений для несовершеннолетних или в случае недостатка в них мест, несовершеннолетие в возрасте от 10 до 18 лет, признанные судом как совершившие преступления «без разумения», могли быть отданы «для исправления» на срок, определенный судом, но не более чем до достижения ими 18 лет, в монастыри их вероисповедания. Очевидно, что это бывало в случаях согласия на то настоятелей монастырей.

Статья 138 Уложения о наказаниях предусматривала также замену несовершеннолетним в возрасте от 10 до 14 лет, совершившим преступления «с разумением», следующих наказаний: смертной казни, каторжных работ, лишения гражданских прав, ссылки — на лишение свободы от двух до пяти лет, содержание в специальных отделениях для несовершеннолетних при тюрьмах и арестных домах и специальных отделениях для несовершеннолетних; за менее тяжкие деяния (за которые следовало бы лишение всех прав и заключение в тюрьму) — на направление в исправительно-воспитательные заведения для несовершеннолетних на срок от одного месяца до одного года. В ст. 138-1 указывается на возможность помещения таких несовершеннолетних в монастыри (аналогично правилам ст. 137-1).

Таким образом, в законах царской России содержались юридические нормы, предусматривающие уменьшение объема карательного содержания уголовного наказания, применяемого судами к несовершеннолетним. Как уголовное, так и уголовно-процессуальное законодательство содержали положения о повышенной, по сравнению с соответствующим статусом взрослых подсудимых, охранительном режиме для несовершеннолетних в рамках уголовного процесса. Речь шла о замене уголовного наказания воспитательными мерами, об освобождении от уголовного наказания в указанных в законе случаях, о селекции несовершеннолетних и взрослых осужденных при исполнении оказания и т.д. Можно даже утверждать, что все эти охранительные нормы, присущие в определенной степени современному правосудию по делам несовершеннолетних, в том числе и в странах СНГ, создавались еще в начале XX в. в России.

Как всегда, деятельность суда не может быть отделена от реализации уголовной политики. И в этом отношении дореволюционный российский суд по делам несовершеннолетних, при всех его достоинствах, не мог не отразить то обстоятельство, что уголовная политика в России в период функционирования данных судов оценивалась как преимущественно карательная. Прежде всего, возраст уголовной ответственности был весьма низким — 10 лет. По реакционному закону от 2 июля 1897 г. «О малолетних и несовершеннолетних преступниках» (6) для некоторых категорий несовершеннолетних было предусмотрено тюремное заключение, а для несовершеннолетних в возрасте от 17 лет до 21 года — даже каторжные работы.

Имела место тенденция к максимальному использованию институционализации (помещению в закрытые воспитательные учреждения с определенным режимом, ограничивающим свободу), как меры наказания несовершеннолетних. Против этого закона были выступления прогрессивной юридической общественности России. Может быть, именно поэтому его отмена Советской властью в 1918 г. была воспринята и юристами, и прогрессивными слоями населения страны с удовлетворением. Характерно и то, что карательная политика царского правительства подорвала в известной мере доверие общественного мнения и к самим судам для несовершеннолетних. Видимо, поэтому и ликвидация в 1918 г. на какой-то период этих судов в Советской России была одобрена в кругах юристов. Можно даже сказать, что и сама-то эта ликвидация была данью этому отрицательному общественному мнению.

Из истории создания судебной системы по делам несовершеннолетних в Советской России

Следует начать с того, что суды по делам несовершеннолетних в России после Февральской революции 1917г. были сохранены и продолжали действовать в рамках, предусмотренных для них также сохранившимися уголовными и уголовно-процессуальными законами. Преобразования судебной системы по делам несовершеннолетних начались уже после Октябрьской революции 1917 г., а именно в начале января 1918 г., и были продолжены в марте 1920г. Речь идет о Декрете о комиссиях для несовершеннолетних от 17 января 1918 г. (7) и Декрете о суде над несовершеннолетними от 4 марта 1920 г. (8).

Декрет о комиссиях для несовершеннолетних от 17 января 1918 г. провозгласил два основных принципа, коренным образом меняя содержание и цели правосудия по делам несовершеннолетних: отмену самого суда и тюремного заключения для несовершеннолетних (ст. 1).

В ст. 2 этого Декрета определялось, что «дела несовершеннолетних обоего пола до 17 лет, замеченных в деяниях общественно опасных, подлежали ведению комиссий о несовершеннолетних».

Все дела, касающиеся этой возрастной группы, которые к тому времени находились в производстве каких-либо судов, а также закончились осуждением, подлежали пересмотру указанными комиссиями (ст. 6).

Комиссии о несовершеннолетних находились при Наркомате общественного призрения и включали представителей трех ведомств, по одному человеку от каждого ведомства: общественного призрения, просвещения и юстиции. Оглядываясь на их прошлое (как и на прошлое судов для несовершеннолетних), можно констатировать, что и современный статус рассматриваемых комиссий и главный их порок — недостаточная правовая компетентность — закладывался в первые годы существования советской системы органов защиты прав несовершеннолетних. Видимо, категорический и однозначный отказ от судебной юрисдикции по делам несовершеннолетних не мог привести сразу и только к положительным результатам. А ведь в компетенцию комиссий входило освобождение несовершеннолетних от уголовной ответственности и направление их в одно из «убежищ» Наркомата общественного призрения.

Декларировалось и применение к несовершеннолетним только медико-педагогических мер. Правда, в изъятие из провозглашенного Декретом от 17 января 1918 г. принципа ликвидации судов для несовершеннолетних, межведомственная инструкция о деятельности комиссий по делам несовершеннолетних все же предусмотрела передачу несовершеннолетнего «вместе с делом» народному судье, причем в весьма своеобразной форме и в определенных случаях: при упорных рецидивах, систематических побегах из детских домов, явной опасности для окружающих оставления несовершеннолетнего на свободе, если признано недостаточным применение к нему медико-воспитательных мер.

По делам о тяжких преступлениях несовершеннолетних в возрасте старше 14 лет та же инструкция предусмотрела следующий порядок: эти дела в течение 24 часов с момента задержания поступали к народному судье (который, кстати, был членом комиссии по делам несовершеннолетних), и тот в течение трех суток должен был провести необходимые следственные действия, установив фактические обстоятельства дела и роль в нем несовершеннолетнего. После этого судья вносил доклад о результатах расследования в комиссию для несовершеннолетних. Ей же принадлежало право окончательного решения о судьбе несовершеннолетнего. Очевидно, что такая процедура необычна для современного юридического мышления. Очевидна и явная недооценка законодателем первых лет Советской власти судебной защиты прав несовершеннолетних, равно как и самой процедуры судебного разбирательства. Обращает на себя внимание и то, что приоритет был отдан не декрету (закону), а подзаконному акту - инструкции, пусть и межведомственной.

И, тем не менее, уже в 1920 году законодательство было изменено и судебное преследование несовершеннолетних за опасные преступления было восстановлено. Эти преступления не могли исчезнуть сами по себе, а для борьбы с ними у комиссий по делам несовершеннолетних не было ни достаточно эффективной правовой базы, ни соответствующих правовых средств. Все это и вызвало к жизни Декрет от 4 марта 1920 г., восстановивший «в правах» судебную юрисдикцию по делам несовершеннолетних. Декретом предусматривалась также, в качестве общего правила, передача дел несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет в народный суд, если комиссия по делам несовершеннолетних пришла к выводу о невозможности применить к ним медико-воспитательные меры. Примечанием к Декрету предусматривалось помещать этих несовершеннолетних отдельно от взрослых (9). Суд получил по Декрету возможность помещать несовершеннолетних в реформатории — в качестве воспитательной меры. Восстановлен был и процессуальный порядок проведения по таким делам предварительного и судебного следствия.

Очевидно, что все перечисленные изменения законодательства, касающегося борьбы с преступностью несовершеннолетних, фактически означали определенный возврат к ранее действовавшим формам и методам правосудия по делам несовершеннолетних.

И все же кое-что не было восстановлено, к сожалению, до настоящего времени. Речь идет об автономном суде по делам несовершеннолетних, о модели которого и соответствующей его положительной оценке было сказано выше. Судебное вмешательство по делам несовершеннолетних реализовывалось только специальными составами общих народных судов. Подобные составы (судебные коллегии) просуществовали в СССР до 1935 г., когда вновь произошла серьезная реорганизация органов правосудия по делам несовершеннолетних.

Переориентация законодательства и юридической практики на судебные формы борьбы с преступностью несовершеннолетних нашла свое отражение и в некоторых процессуальных нормах, кроме тех, что были включены в Декрет от 4 марта 1920 г. УПК 1922 г. предусмотрел ряд правил судопроизводства по делам несовершеннолетних, утвердив и общий порядок этого судопроизводства, наряду с соответствующим «слушанием» дел в комиссиях по делам несовершеннолетних. В числе таких специфических норм можно указать на обязанность суда установить возраст несовершеннолетнего подсудимого, запрещение присутствия несовершеннолетних в зале судебного заседания. Здесь намечалось уже несколько иное развитие модели суда для несовершеннолетних по сравнению с той, которая существовала в дореволюционное время. Все больше проявлялось сходство правосудия по делам несовершеннолетних с общеуголовным правосудием для взрослых преступников. Наряду с этим сохранялся и приоритет административного органа — комиссии по делам несовершеннолетних. Так, рассмотрение судом дел несовершеннолетних обвиняемых в возрасте 14—16 лет могло иметь место только по постановлению этой комиссии.

В тот же период происходили соответствующие изменения и в уголовном законодательстве, предусматривающем уголовную ответственность и наказание несовершеннолетних. УК РСФСР 2 г. предусмотрел применение мер уголовного наказания к несовершеннолетним (что было сразу после революции отменено Декретом от 17 января 1918 г.). Одновременно, видимо, как противовес возвращению карательной политики, в примечании УК РСФСР 1922 г. запрещалось применение к ним высшей меры наказания. А УК РСФСР 1926 г. пошел дальше, так в ст. 14-а обязательное уменьшение сроков наказания несовершеннолетним: в возрасте от 14 до 16 лет — наполовину, возрасте от 16 до 18 лет — на одну треть.

Подводя итог рассмотрению создания и развития правосудия по делам несовершеннолетних в первые годы существования Советской России, можно констатировать, что отказ от суда по делам несовершеннолетних себя не оправдал, и этот суд был восстановлен. Однако действовавшая в прошлом автономная судебная система «детских» судов не была восстановлена, а значит и специфическая судебная юрисдикция по делам несовершеннолетних так и осталась в этом прошлом. Это была немалая потеря в нашем национальном законодательстве и в судебной практике. Изоляция же на длительное время советской теории и практики правосудия для несовершеннолетних от достижений мировой теории и практики в этой области, безусловно, затормозила развитие нашей национальной модели данного правосудия, лишив ее многих, ранее ей присущих позитивных признаков, равно как и тех, что правосудие по делам несовершеннолетних в большинстве западных стран, и прежде всего в США, приобрело уже в ходе его многолетнего развития как система автономная.

В качестве примера таких потерь можно указать на отсутствие в руках наших судей возможностей комплексного изучения личности несовершеннолетних в рамках разнообразных консультативных центров и лабораторий, что обязательно есть в распоряжении судов для несовершеннолетних как в странах англосаксонской, так и континентальной систем правосудия. Нет у наших судей отряда многочисленных помощников — работников разнообразных социальных служб, изучающих условия жизни и воспитания подростков, проводящих, по поручению суда, профилактические и пост-пенитенциарные наблюдения. Все это в западном суде для несовершеннолетних выработано в течение почти вековой его истории, успехами и неудачами этого длительного пути.

Нельзя сказать, что в правосудии по делам несовершеннолетних в советской России и других странах СНГ, ранее входивших в состав СССР, не было периодов, когда подобные социальные службы создавались и неплохо работали. В ходе разработки нового уголовного и уголовно-процессуального законодательства (1958—1961 гг.) и законодательство, и практика предусмотрели разнообразные формы участия общественности в борьбе с преступностью и в деятельности правосудия. Речь идет об общественных помощниках следователей и прокуроров, общественных воспитателях несовершеннолетних правонарушителей (институт, сходный с американской службой пробации, еще более — с польскими кураторами, но и от тех и других отличающийся более ограниченным объемом полномочий и сферы деятельности). Столь ценимая американскими юристами социальная помощь по месту жительства также активно развивалась в 60-е гг. и у нас.

К сожалению, сейчас мы наблюдаем значительное сокращение участия в правосудии для несовершеннолетних упомянутых форм несудебной деятельности. Причин для этого немало. Существенный фактор — отсутствие в нашей доктрине правосудия для несовершеннолетних самого принципа его обязательной социальной насыщенности, что, как известно, является приоритетным для западного «детского» суда. Сказывается то, что в нашей системе правосудия до сих пор нет судов для несовершеннолетних как автономного образования.

Правда, стоит обратить внимание на то, что увлечение социальным аспектом правосудия для несовершеннолетних, свойственное западным юристам, имеет и своих противников, правильно замечающих, что когда «непрофессиональный» элемент теснит профессиональный, страдают гарантии прав личности в судебном процессе. Видимо, нужен взвешенный подход, равновесие социального и правового аспектов рассматриваемого правосудия. Когда речь идет о российском суде для несовершеннолетних, следует иметь в виду, что проводимая в нашей стране судебная реформа, в том числе и реформа правосудия для несовершеннолетних, видимо, учтет указанный опыт западных «детских» судов. Очевидно, и то, что реформой должно быть учтено следующее важное обстоятельство: если мы хотим, чтобы создаваемый в нашей стране суд для несовершеннолетних работал хорошо, он должен иметь специальные вспомогательные службы, оказывающие суду постоянную помощь в реализации его нелегких задач. Можно, кстати, напомнить, что при создании «детского» суда в дореволюционной России такие службы были предусмотрены, начали функционировать, и способствовали успеху этого суда.

Исторический опыт всегда несет в себе груз ошибок и неудач. Уж если пошла речь о них, нельзя, видимо, не вспомнить и то, что история правосудия по делам несовершеннолетних в нашей стране лишний раз подтвердила тот факт, что всякое забвение правовой и социальной специфики суда для несовершеннолетних ведет к невосполнимым потерям.

И здесь приходится вспомнить тот период нашей истории, когда несовершеннолетний правонарушитель был фактически приравнен к взрослому в его правовом статусе в рамках правосудия и уголовной политики. Речь идет о периоде после известного постановления ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних». Оно явилось прямым следствием другого печальной памяти постановления ЦИК и СНК СССР — от 5 декабря 1934 г., ознаменовавшего собой фактическое наступление реакции в нашей стране, разрушение стабильности права и законности.

Не рассматривая подробно в данном разделе работы все негативные стороны «правового режима», созданного этими постановлениями, и отсылая интересующихся данным вопросом к соответствующей литературе (10. С.45 —51), отметим следующие главные признаки карательного поворота в деятельности правоохранительных органов в отношении несовершеннолетних: снижение возраста уголовной ответственности с 16 до 12 лет; введение принципа применения к несовершеннолетним всех мер уголовного наказания; соответствующая отмена статьи 8 Основных начал уголовного законодательства об обязательном применении к малолетним и преимущественном применении к несовершеннолетним мер медико-педагогического воздействия и ряд других. Негативной тенденцией того времени можно признать явный приоритет перед законами многочисленных подзаконных актов (приказов, инструкций, руководящих указаний и т.п.), изданных различными юридическими ведомствами во исполнение упомянутых выше постановлений. Они тоже внесли свой отрицательный «вклад» в карательную политику в отношении несовершеннолетних.

Что же касается самого правосудия по делам несовершеннолетних, то именно в тот период оно почти потеряло свои специфические черты. Суд для несовершеннолетних, даже в том ограниченном варианте, который возник в 1920 году, был ликвидирован. Ликвидированы были и комиссии по делам несовершеннолетних, хотя их профилактическая деятельность была необходима. Очевидно, что их ликвидация произошла отнюдь не потому, что деятельность этих комиссий не обеспечивала в достаточной мере права детей и подростков. Этот фактор в те времена во внимание не принимался. Даже наоборот, упреки делались, якобы, чрезмерному либерализму в деятельности комиссий, «мешающих» борьбе с детской и юношеской преступностью. Кстати, в постановлении СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 20 июня 1935 г. «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности» было лаконично сказано, что «ликвидируются комиссии по делам несовершеннолетних» — без разъяснения причин ликвидации. Был, правда, выдвинут достаточно туманный тезис о «повышении ответственности самих несовершеннолетних и их родителей» (11). В целом можно полагать, что общая профилактическая направленность, видимо, не отвечала требованиям карательной переориентации всей уголовной политики в отношении несовершеннолетних. Кстати, восстановление в 1960 г. комиссий по делам несовершеннолетних в числе органов, занимающихся молодежью и подростками, восстановило в значительной мере и гуманистическую направленность уголовной политики в нашей стране.

Разумеется, говоря об истории и деятельности комиссий по делам несовершеннолетних в наши дни, нельзя забывать о потере ряда правовых гарантий личности, возникающих в работе любого несудебного органа, фактически заменяющего суд. И именно это обстоятельство является предметом дискуссии в ходе подготовки и проведения современной российской судебной реформы. Конфликт компетенций судебных и несудебных органов в мировой практике проявляется четко. Вспомним хотя бы знаменитые дела Кента и Голта в США, где потребовалось вмешательство Верховного суда для решения вопроса о «достойном процессе» в делах несовершеннолетних. (10. С. 45 — 51).

Что касается правомочий комиссий по делам несовершеннолетних, как альтернативного суду органа, то отметим главное: российские комиссии были задуманы как альтернатива судебному вмешательству, как охранительный и воспитательный орган, учитывающий возрастную специфику детей и подростков, исключающий карательную политику в отношении несовершеннолетних правонарушителей. В начале своей деятельности комиссии восприняли немало методов российского дореволюционного суда для несовершеннолетних, прежде всего в изучении личности несовершеннолетних правонарушителей. Этому способствовали и общие требования применения к ним только медико-психологических мер воздействия. Однако изначально заложенный в организацию и деятельность комиссий дефект — преимущественное участие в них неюристов и недостаточная правовая урегулированность процедуры рассмотрения дел — сказались отрицательно на результатах работы комиссий.

Дальнейшая судьба комиссий по делам несовершеннолетних, уже после их восстановления в системе органов профилактики правонарушений несовершеннолетних, показала, что указанные дефекты сохранились. А ведь через «руки» этих комиссий проходит и до сих пор более 30% всех дел о правонарушениях подростков.

В ходе судебной реформы в России вновь остро возник вопрос о роли органов «альтернативного вмешательства», а значит, и о месте среди них комиссий по делам несовершеннолетних. Надо сказать, что в России намечается тенденция, уже достаточно ясно проявившаяся и в США, и в других странах, где такие альтернативные органы действуют (например, в Бельгии, в Скандинавских странах). Она состоит в повышении роли судебного вмешательства по делам несовершеннолетних. Особенно это относится к применению мер принуждения, прежде всего, помещения в закрытые воспитательные учреждения (в России — спецшколы и спецпрофучилища; в США — закрытые воспитательные лагеря).

Законодательные акты, определившие в период 30-х — начала 50-х гг. карательную направленность правосудия по делам несовершеннолетних в СССР, в том числе и во входившей в его состав РСФСР, были отменены при принятии нового уголовного и уголовно-процессуального законодательства в 1959—1961 гг. Ушли в прошлое и комментировавшие их многочисленные приказы, инструкции, директивные письма юридических ведомств. Восстановление законности и законных прав несовершеннолетних произошло. В законах появились нормы, специально предусматривающие повышенную юридическую охрану прав несовершеннолетних в рамках судебного процесса. Однако современный период (ведь с тех пор прошло более 30 лет) и, главное, меняющаяся правовая ситуация в независимой Российской Федерации требуют, чтобы проводимая в современный период в России судебная реформа учитывала «невостребованные» возможности правосудия по делам несовершеннолетних. В их числе важными представляются:

автономный суд по делам несовершеннолетних, как самостоятельная подсистема правосудия, со всеми атрибутами, присущими такому автономному суду;

приоритет судебных форм защиты прав и законных интересов детей и подростков;

урегулирование правового статуса комиссий по делам несовершеннолетних (если они сохранятся) только как вспомогательного несудебного органа ранней профилактики правонарушений несовершеннолетних.

Российское правосудие по делам несовершеннолетних: современная модель

В целом современный вариант юрисдикции по делам несовершеннолетних (равно как и других государств, ранее входивших в состав СССР) отражает общую специфику этой юрисдикции в «классическом» суде для несовершеннолетних. Напомним, что речь идет о социальной насыщенности правосудия по делам несовершеннолетних, об индивидуализации судебного процесса, о повышенной юридической охране несовершеннолетних в рамках судопроизводства, о специфике выбора и реализации мер воздействия к несовершеннолетним (наказания, принудительного воспитания, осуществления пост-пенитенциарного режима).

Для правосудия по делам несовершеннолетних в России характерен принцип специализации судей, следователей, прокуроров, занимающихся делами о несовершеннолетних. Правда, на практике часто этот принцип не соблюдается, но не из-за потери этой специализации, а из-за чрезмерной загруженности перечисленных лиц не только делами несовершеннолетних. Можно вспомнить сходную картину и в «детских» судах США: подчас только 2% дел в нагрузке у судьи для несовершеннолетних занимают действительно дела по его специализации, обязательным в делах несовершеннолетних является участие в процессе защитника несовершеннолетнего. По новому законодательству во всех делах адвокат участвует с момента возбуждения уголовного дела. В качестве защитников по делам несовершеннолетних могут, кроме адвокатов, выступать также законные представители и близкие родственники несовершеннолетнего. Законные представители несовершеннолетних наделены в судебном разбирательстве широкими полномочиями: они могут представлять доказательства, участь в их исследовании, выступать в суде от имени несовершеннолетнего потерпевшего. Законный представитель должен быть допущен при объявлении обвиняемому об окончании предварительного следствия и предъявлении ему всех материалов дела (если такой допуск законного представителя не идет в ущерб интересам несовершеннолетнего).

Специфической для судебной юрисдикции по делам несовершеннолетних в России является воспитательная направленность ее деятельности. Речь идет о выездных сессиях суда при рассмотрении дел о несовершеннолетних, о праве суда вызвать в судебное заседание представителей учебных и воспитательных учреждений, где учился несовершеннолетний. Представляется, однако, что поощряемые в нашем законе и в судебной практике выездные судебные заседания по делам несовершеннолетних (например, в учебное заведение, где учится несовершеннолетний подсудимый) не всегда полезны, а подчас приводят и к противоположному воспитательному эффекту. Правда, в самом законе нет прямых указаний на проведение таких выездных заседаний (или их запрет) для суда по делам несовершеннолетних, но судебная практика идет именно по указанному пути, исходя из общей доктрины воспитательного воздействия судебного процесса на подсудимого и присутствующих в зале судебных заседаний лиц.

Надо сказать, что отношение уголовно-процессуальной теории к этому методу воспитательного воздействия именно в отношении несовершеннолетних достаточно осторожное. Было специальное указание Пленума Верховного суда России о необходимости особенно внимательно подходить к рассмотрению дел в выездных заседаниях суда и учитывать характер дела, личность подсудимого и аудиторию. В советской юридической литературе позиция судебной практики относительно проведения указанных заседаний суда в целом одобрялась. Однако делалось немало оговорок и ограничений. В частности, отмечались трудности получения в этих условиях правдивых показаний от несовершеннолетнего, рекомендовалось проводить такие заседания лишь в случаях, когда правонарушение подростка связано с неправильным поведением родителей (10. С. 82, 83).

Не отрицая определенного воспитательного эффекта выездных заседаний суда при рассмотрении дел о несовершеннолетних, отметим, что в качестве общего правила следовало бы предусмотреть в законе изъятие (запрет) проведения таких сессий по делам несовершеннолетних. Судебная практика на протяжении многих лет свидетельствует о том, что обычно воспитательное воздействие в подобных ситуациях не касается самих несовершеннолетних, которые оказываются либо предметом всеобщей жалости, либо «героями дня» в глазах сверстников.

Представляется, что тем самым искажается истинная оценка поведения подростка — правонарушителя государством и обществом, резко снижается желаемый общепревентивный результат выездных сессий суда по делам несовершеннолетних. Рекомендуемая же обстоятельность и серьезность изучения личности несовершеннолетнего и его деяния не достигается в достаточной мере в связи с трудностями ведения процесса в многочисленной и большей частью плохо управляемой аудитории. Недаром практика выездных сессий суда в делах несовершеннолетних, принятая в государствах, ранее входивших в СССР, не воспринята в других странах современного мира. Отметим, что в действующем процессуальном законодательстве России есть специальная оговорка о том, что в делах, касающихся интимной жизни подсудимого, суд может решить проводить закрытое судебное заседание. Это чаще всего бывает именно в делах несовершеннолетних.

Специфика современной российской модели правосудия для несовершеннолетних отражается и в реализации судом уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних.

Определенная часть специфических особенностей здесь отражает общий подход уголовно-правовой и уголовно-процессуальной теории к понятию несовершеннолетнего правонарушителя. Известно, что главными здесь вновь оказываются возрастные параметры. Речь идет о возрасте уголовной ответственности, законодательных рамках назначения определенных видов наказания и мер, его сменяющих, выбора режима их исполнения, наконец, юрисдикции по этим вопросам суда и альтернативных ему органов.

В уголовном законодательстве России установлены общий и специальный возраст уголовной ответственности (соответствен-6 и 14 лет). Второй касается определенного круга установленных законом преступлений. Надо сказать, что в проекте нового уголовного законодательства России уже не предусматривается такой градации, а предполагается установить единый ют уголовной ответственности. Действующее уголовное законодательство России не дает суду право перейти границы возраста уголовной ответственности (как это допускается в рамках англосаксонской системы). Наше законодательство не содержит понятия молодого делинквента, что свойственно многим странам обеих систем западного права. Как отмечалось выше, при рассмотрении малозначительных правонарушений несовершеннолетних предпочтение в России и других государствах бывшего СССР отдается не суду, а комиссиям по делам несовершеннолетних и другим органам социальной помощи и защиты несовершеннолетних (например, органам опеки и попечительства).

Передачу дел о малозначительных правонарушениях в комиссии по делам несовершеннолетних следует признать типичной ситуацией для юридической практики нашей страны. Однако здесь возникает указанная выше коллизия — либерализация процесса по этой категории дел (отказ от наказания, предпочтение выбора воспитательных мер) и явная потеря значительной доли прав личности от незаконного ограничения свободы (когда по решению комиссии — несудебного органа — подросток направляется на срок до трех лет в закрытые воспитательные учреждения). Отметим, что именно эта сторона деятельности комиссий по делам несовершеннолетних оценивается в российских юридических кругах негативно и порождает требование о передаче всех дел о несовершеннолетних, где возможна институционализация в качестве меры воздействия, в руки суда для несовершеннолетних. В рамках проходящей в России судебной реформы этот вопрос решается именно так.

Говоря о правосудии для несовершеннолетних в России и сравнивая его с англосаксонским (прежде всего, с американским), следует проанализировать и такие принципы реализации уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних, как замена одних видов наказания другими, уменьшение размера наказания по сравнению с соответствующим наказанием за подобные же преступления взрослых преступников. Как известно, эти два принципа являются общими для значительного числа законодательств разных стран. Характерны они и для законодательства США.

Что касается России, то первый принцип отражен в ее законодательстве в полной мере. К несовершеннолетним не применяется высшая мера наказания, максимальный срок лишения их свободы меньше почти вдвое, чем для взрослых лиц, к ним не применяется ссылка, высылка, тюремное заключение, исправительные работы не по месту жительства. Однако отсутствует указание на автоматическое уменьшение срока лишения свободы несовершеннолетним, как это имеет место, например, во Франции, Италии, Швейцарии. В законодательстве этих стран точно указано, каков размер снижаемого по мотивам несовершеннолетия наказания (во Франции, например, наполовину). Российский же вариант (как и ряда стран СНГ и Восточной Европы) предусматривает лишь рассмотрение несовершеннолетия в качестве смягчающего ответственность обстоятельства, что дает право суду выбрать более мягкую, указанную в законе меру воздействия.

Что касается другого общего принципа уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних — принципа разумения, влияющего на решение вопроса, как об уголовной ответственности, так и о выборе мер воздействия в отношении несовершеннолетних, то действующее российское уголовное законодательство этого института не содержит, хотя уголовно-правовой доктриной выработан близкий к нему вариант. Речь идет о новелле, предложенной Модельным УПК РФ: выяснение при производстве предварительного следствия и судебного разбирательства уровня интеллектуального и нравственного развития и других социально-психологических черт личности несовершеннолетнего, имеющих значение для индивидуализации ответственности, наказания, выбора средств воспитательного воздействия. Заслуживает одобрения и предложение об обязательном проведении психологической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых в возрасте 14 — 16 лет. Однако хотелось бы видеть в такой формулировке и указание на право суда, при обнаружении соответствующих дефектов личности подростков, исключить уголовную ответственность и наказание даже при наличии медицинских показателей вменяемости.

Роль «непрофессионального элемента» в уголовном процессе по делам несовершеннолетних в современной России

«Непрофессиональный элемент» в рамках судебного процесса о рассматривать в двух аспектах:

как осуществление процессуальных функций неюристами;

как использование вспомогательных неюридических институтов в судопроизводстве.

Если говорить о процессуальной деятельности неюристов, то в ней главным оказывается наделение их определенной, в законе установленной функцией, имеющей юридические последствия.

В уголовном процессе России есть несколько таких процессуальных фигур неюристов, наделенных указанными процессуальными полномочиями. По действующему законодательству это народные заседатели (при создании судов присяжных — члены жюри присяжных) в составе судов первой инстанции, эксперты и специалисты. Перечисленные представители неюридических профессий предусмотрены и при осуществлении правосудия по делам несовершеннолетних. Однако для этих дел более типично использование непрофессионального элемента во второй из указанных выше форм, то есть в виде помощи вспомогательных неюридических служб.

Специфика участия непрофессионалов в уголовном процессе по делам несовершеннолетних в России выглядит следующим образом:

1) что касается народных заседателей (и присяжных) по делам несовершеннолетних, то желательно, чтобы они имели специальные познания и опыт работы с детьми и подростками. Поэтому в их число предпочитают включать педагогов, психологов, врачей;

2) специфическим является и участие в делах несовершеннолетних экспертов и специалистов (по уголовно-процессуальному законодательству России это разные процессуальные фигуры). Специфическим для дел о несовершеннолетних является приглашение в качестве специалиста педагога, который приглашается для участия в допросе несовершеннолетнего обвиняемого. Юридические требования в этом случае — недостижение несовершеннолетним возраста 16 лет. Допуск педагога в процесс производится по усмотрению следователя, прокурора или по ходатайству защитника. Педагог, привлеченный для участия в рассмотрении дел несовершеннолетних, получает право задавать, с разрешения лица, проводящего допрос, вопросы несовершеннолетнему, знакомиться с протоколом допроса и делать по нему замечания. Педагог здесь не является экспертом, а потому не наделен правом дачи заключения по делу, отнесённому уголовно-процессуальным законодательством России к числу доказательств по делу. Закон предусматривает возможность вызова педагога и при допросах несовершеннолетних свидетелей в возрасте до 14 лет (в определенных случаях — до 16 лет);

3) законодательством России допускается участие в процессе представителей воспитательных учреждений и общественных организаций. Основная цель их приглашения — усиление воспитательного воздействия процесса на самого несовершеннолетнего и на его сверстников, которые с ним учились и работали. Однако здесь необходимо учитывать и возможный отрицательный эффект включения «непрофессионального элемента», поскольку, к сожалению, как свидетельствует практика, не юристам более свойствен «обвинительный уклон» в отношении подростков-правонарушителей, что может сказаться на их поведении в судебном заседании. Нечто подобное уже отмечалось, когда речь шла о выездных сессиях суда по делам несовершеннолетних. Видимо, во всех случаях должен действовать общий принцип правосудия для несовершеннолетних: приоритет защиты прав и законных интересов подростков.

Очевидно и то, что при создании в России системы судов по делам несовершеннолетних полезен учет опыта, в частности, США, где педагоги выступают и как представители защиты несовершеннолетних, и как эксперты при решении вопроса о совершении подростком правонарушения «без разумения»;

4) что касается вспомогательной деятельности неюридических институтов и служб, используемых в рамках правосудия по делам несовершеннолетних, то в России она несколько отличается от распространенных на Западе, где в судебном округе или в определенных несудебных учреждениях реализуются некоторые задачи изучения личности несовершеннолетних правонарушителей и на их основе даются рекомендации суду по выбору наиболее эффективной (в рамках, предусмотренных законом) меры принудительного воздействия и, главное, режима ее исполнения.

По российскому уголовному процессу участие подобного рода нов предусматривается либо при отсрочке исполнения наказания, когда назначаются специальные общественные воспитатели, либо при вмешательстве, альтернативном суду, осуществляемом комиссиями по делам несовершеннолетних.

Специфическим для уголовного процесса по делам несовершеннолетних в нашей стране является проведение общепрофилактических мероприятий в связи с совершением преступлений подростками. Последняя форма работы обычно является реализацией предписаний суда, содержащихся в его частных определениях в адрес организаций, ответственных за оздоровление криминогенной обстановки в микрорайоне, за улучшение условий жизни и воспитания несовершеннолетних. Подобная комплексная деятельность, которая, естественно, предусматривает и определенное участие в ней правоохранительных органов, особенно была распространена в республиках бывшего СССР в 60-е гг. и давала немало положительных результатов. К сожалению, современный период, в силу немалых дестабилизирующих общество изменений, не дает возможности рассчитывать на достаточно эффективные результаты этой деятельности общественности.

В целом можно сказать, что привлечение неюридических знаний для оказания помощи суду и другим правоохранительным органам в России характерно именно для правосудия по делам несовершеннолетних, но эта область нуждается еще в развитии, равно как и в восстановлении тех методов, которые применялись в «детском» суде в России в дореволюционное время. Очевидно, что опыт других стран, где система привлечения в судебный процесс по делам несовершеннолетних так называемого «непрофессионального элемента» действует уже не одно десятилетие, прежде всего в США, был бы для нас весьма полезен. Можно добавить, что данная работа имела и такую цель — рекомендовать российской системе «детских» судов те методы участия непрофессионалов, которые, по мнению американских исследователей проблемы, оправдали себя за эти годы.

Тенденции модернизации судебной юрисдикции по делам несовершеннолетних в России

Современные изменения в правосудии по делам несовершеннолетних в России определяются двумя аспектами судебной реформы в нашей стране: 1) соответствующими изменениями законодательства и 2) правоприменительной деятельностью в отношении несовершеннолетних.

Законодательство о правосудии по делам несовершеннолетних меняется не очень интенсивно. В период до распада СССР были приняты Основы законодательства СССР и союзных республик о судоустройстве (ноябрь 1989 г.), где содержалась норма о создании в стране системы судов по делам несовершеннолетних и семейных судов. И по этому, ныне утратившему силу, общесоюзному закону создание таких судов было отнесено к ведению союзных республик. Сейчас же этот вопрос будут решать для себя суверенные государства: создавать ли указанные суды и какие именно. Для России данный вопрос уже решен принципиально, ибо принятая Верховным Советом Российской Федерации концепция судебной реформы воспроизвела упомянутую норму союзного Закона о судоустройстве 1989 г.

В настоящее время законодательство о судоустройстве России еще не имеет соответствующих норм, определяющих судебную систему по делам несовершеннолетних, хотя именно сейчас происходят изменения российского законодательства о судоустройстве и судопроизводстве.

Можно указать на следующие законопроекты, касающиеся правосудия по делам несовершеннолетних.

Это — проект Закона о внесении дополнений и изменений в УПК РФ. В нем отражена идея изъятия из компетенции комиссий по делам несовершеннолетних и отнесение к компетенции суда всех дел о правонарушениях несовершеннолетних, по которым подросткам грозит институционализация, то есть фактически — лишение свободы.

Второй законопроект «О судах по делам несовершеннолетних и семейных судах» предусматривает создание в российской системе правосудия органа смешанной (уголовной и гражданской) юрисдикции, специально занимающегося делами о несовершеннолетних. Проект имеет в виду постепенное, поэтапное введение этих судов в действие.

Из других вопросов, связанных с подготовкой и реализацией судебной реформы в России и касающихся правосудия по делам несовершеннолетних, можно указать на подготовку в 1990 г. нормативного акта о передаче судам по делам несовершеннолетних (после их создания) полностью решения вопроса о применении к несовершеннолетним правонарушителям принудительных мер воспитательного характера, прежде всего помещения х в закрытые воспитательные учреждения. Как уже отмечалось, по действующему законодательству России такое решение, наряду с судом, может принять и комиссия по делам совершеннолетних. Готовится законопроект и о смягчении механизма исполнения наказания несовершеннолетним в виде лишения свободы. Речь идет о праве несовершеннолетних, сужденных к лишению свободы, учиться в учебных заведениях общего типа, об увеличении им отпусков, о распространении на них более мягкого режима колоний-поселений для лиц, совершивших преступления по неосторожности.

Дата добавления: 2013-12-12