Быстрое и медленное время

Временнóй шаг

Второй, не менее важный аспект присутствия времени в фикшне — это время, проживаемое героями в повествовании. Надо сказать, что порою даже успешные писатели с хорошим чутьем позволяют себе обращаться со временем, в течение которого должны произойти описываемые события, достаточно вольно. Робинзон Крузо, если верить Дефо, провел на необитаемом острове 28 лет, ведя при этом дневник. И из этого вымышленного «дневника» следует, что за этот огромный отрезок времени он не только не тронулся рассудком, но и ничуть не изменился — не постарел и не помудрел, как бывает с отшельниками, оставаясь все таким же трезвым рационалистом XVIII века. В то время как прототип Робинзона — моряк Александр Селкрик, провел на острове четыре года и, вернувшись в Англию, принялся, как деликатно выразился современник, "весьма живо описывать пребывание души на разных этапах столь длительного одиночества«[3].

Современный итальянский писатель Алессандро Барикко в небольшом изысканном романе под названием «Такая история» забирает еще круче. Он предлагает читателю такую ретроисторию: главный герой, итальянский автомеханик со странным именем Последний двадцать лет мечтает построить гоночную трассу, в изгибах, виражах и искусственных уклонах которой отразится вся его жизнь и все его чувства. Потом русская дама Елизавета Зарубина тридцать лет ищет эту трассу, чтобы, промчав по ней много кругов на предельной скорости, понять наконец всё о Последнем и о его отношении к ней. И все это — при том, что в молодости они несколько лет прожили бок о бок в одном автофургоне, развозившем рояли по американскому Среднему Западу. Невероятно? Зато какая история!

Но все-таки лучше не испытывать доверие читателей и указывать более правдоподобные сроки для разных периодов жизней и развития отношений своих героев. По крайней мере поначалу. Но в любом случае не пытайтесь воспроизвести жизнь своих героев день за днем!

Надо признать, что у Барикко, опытного и изощренного писателя, получилось создать «такую историю». Каким образом ему это удается? Таким, что он, конечно, не пытается равномерно описать все пятьдесят с лишним лет, на протяжении которых его причудливая история разворачивается. Он то пропускает десятилетия, то подробнейшим образом описывает недели, дни и даже часы.

Так поступают все писатели, даже Джон Ирвинг, автор толстенных книг, уверяющий: "Для меня главное в романе — это возможность уловить движение времени«[4].В фикшне существует понятное эмпирическое правило: чем важнее событие, тем медленнее оно происходит. Хемингуэй в одном из своих «испанских» рассказов, подробно описывая все фазы поединка быка с матадором, с юмором замечает, что если бы матадор двигался и думал с такой скоростью, с которой автор описывает его движения, бык его бы давно проткнул. И это правило неукоснительно соблюдается во всех «боевых» сценах.

Второй, после сцен схваток и убийств, «заповедник» сцен с замедленным временем — это эротические сцены. «Крестный отец» Марио Пьюзо начинается с рассказа о трех американских итальянцах, приехавших на свадьбу дочери дона Корлеоне, чтобы поздравить его и попросить о помощи. У каждого своя проблема и своя история. Пьюзо знакомит нас с ними, потом подробно описывает съезд гостей, их наряды — а потом описывает, как подружка невесты отлучается из-за стола ради быстрого секса с Сонни Корлеоне, братом невесты. И эта бурная, но камерная сцена, в реальности длящаяся от начала до конца едва ли больше десяти минут, занимает у Пьюзо не меньше места, чем предыдущая — в которой возникают истории множества людей и дается множество описаний.

Новаторство Мишеля Уэльбека, принесшее ему прозвище «Колумба секса» — не столько в откровенности или, если угодно, бесстыдстве описаний, сколько в том, что он не растягивает время своих эротических сцен — подчеркивая их будничность и заурядность. Именно поэтому они столь же «эротичны», как записи камер наружного наблюдения. (Позвольте не приводить примеры.)

Крайнее проявление этого правила — упомянутое мною в позапрошлый раз «Тайное чудо». Все действие этого большого (для Борхеса) рассказа разворачивается за время полета пули — но для того, кому эта пуля была предназначена, этот краткий миг длится дольше года.

И существует еще одно грубоватое правило, которое приписывают американскому писателю Элмору Леонарду: «Если боишься, что какие-то страницы читатель будет пролистывать — выброси их сам». Булгаков в «Театральном романе» следует этому правилу открыто и буквально, когда описывает время, прошедшее между сдачей рукописи в печать и ее выходом, одной-единственной фразой: «Дальше размыло в памяти месяца два».

Дата добавления: 2013-12-12