Восприятие лекция 23

И вот теперь оказывается, что существует своеобразная функция первых наи­менований. Она заключается в том, что происходит сближение объектов по сразу не видимым, непосредственно не воспринимаемым признакам, основаниям сближения. Еще ничего не зная о функции вот этого предмета (я указываю сейчас жестом на часы), ребенок уже встречается с фактом сближения через слово «вот таких часов» и «других часов», ну, скажем, часов настольных или даже настенных, то есть часов, резко отличающихся по форме, по величине, по ряду других чувственных признаков.

Что может произойти в этом процессе? Может произойти следующее — мы мо­жем воспользоваться альтернативой. Может, конечно, произойти омонимизация сло­ва, то есть слово может приобрести двойное, тройное значение. Просто одно и то же слово обозначает разные объекты. Это частный случай и редкий случай.

Более обычный случай, к чему идет процесс, хотя бы в начале, — это сближе­ние. Это как бы выделение каких-то сразу не выделяющихся свойств, которые в за­данном отношении сближают объекты. С заданным чем? Вы можете сказать: с самим словесным значением.

Но что лежит за этим? А ведь за этим-то лежит некоторый обобщенный опыт, но не индивидуальной, а общественной практики. В известном смысле он несет в себе, с необходимыми оговорками, в гносеологическом смысле, так сказать, «прав­ду» об этих объектах, правду, открытую в результате общественной практики — вот что лежит за этим.

Это не сразу может быть понятно, но это так. В простейших случаях это бук­вально так, в более сложных случаях — гораздо более косвенно. Вот здесь уместно слово «намного более сложно опосредствованная практика». Это абстракция, квинт­эссенция ее. Это ее идеальное абстрактное существование, через что-то другое, в чем-то ином. Иное. Вот это и есть движение значения.

Таким образом, когда мы имеем дело с восприятием, то есть с порождением образа в условиях сознания, сознаваемого образа, то в этот процесс входят также и наличные значения, то есть познание мира идет через более широкую практику, без ограничения чрезвычайно узкой индивидуальной практикой самого воспринимающе­го субъекта.

Я хочу только, чтобы вы не поняли меня так, что в конце концов слово, вхо­дя в порождение образа, выполняет функцию своеобразного демиурга этого образа, командует образом. Нет. Здесь есть известный конфликт и драма, известное противо­речие их решения, которое видно уже на том примере или в тех условиях, о которых я только что сказал, в условиях онтогенеза. Я вам говорил: омонимизация слова, одно и то же слово, обозначающее два разных предмета. Потом разрушение этой омони-мизации и соединение, наоборот, предметов. Но вот в этом-то и заключается извес­тное «командование» самими признаками, чувственно воспринимаемыми признака­ми чувственного предмета, то есть реального предмета.

Значит, речь идет не о том, что признаки соединяются по команде, а речь идет о том, что значение должно как-то найти себя в этих признаках, а признаки, напро­тив, найти себя и выразить себя в этом значении. Опять метаморфозы, опять взаим­ные переходы, а не накладывание одного на другое, в некоторой линейной последо­вательности, хотя бы иногда и меняющееся, в смысле изменения места моментов, их последовательности. Это не объективный процесс, то есть не процесс, получаемый наслаиванием одного на другое, суммированием, попросту говоря.

И вот задача-то психолога, занимающегося восприятием, заключается в том, чтобы проникнуть в это очень сложное движение, дающее в результате сознательную картину предметного многомерного мира, в котором живет человек и который своей

КАТЕГОРИАЛЬНОСТЬ И ПРЕДМЕТНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ 201

объективной трехмерностью (даже четырехмерностью, если считать еще координату времени) способствует работе воспринимательной системы.

Ведь это только в абстракции лабораторного эксперимента мы исследуем по­рой (и очень часто, кстати, даже слишком, может быть, часто) восприятие кар­тинки. Изобразили треугольник, замаскировали его линиями. Поставили перед ис­пытуемым задачу обнаружить фигуру среди этих маскирующих линий, правда? Или посмотреть, как выглядят три точки на плоскости. Или учесть время считывания изображения на этой же плоскости.

Вы имеете здесь дело с очень своеобразным миром и, следовательно, со свое­образным процессом. Мир-то здесь сведен к двухмерному. А он? А он четырехмерный. Он имеет третье измерение и движется, правда?

Вот теперь мы открыли еще одну образующую, еще одну координату, еще одно измерение. Это очень странное, особое измерение. Я говорил «предметность», я говорил «константность», я говорил о предметной отнесенности их, теперь я говорю еще и об осмысленности, о категориальности. А откуда эта категориальность?

Ведь это тоже еще одно измерение, отличающееся от первых четырех, — я это подчеркиваю, товарищи. Мы видим еще, образно выражаясь, вещи в пространстве, по человеческому опыту правдоподобно.

И это можно проиллюстрировать. Я сейчас имею в виду опыты, которые нача­лись еще в XIX веке. Одно время получили свое развитие в XX веке. В последнее вре­мя мы снова к ним возвращаемся, и у нас на факультете, в частности. Они представ­ляют очень большой научный интерес.

Эти опыты основаны на следующем методическом приеме, или принципе, как иногда говорят. Вместо того чтобы менять воздействие, то есть раздражитель, или сти-мульную ситуацию, которая, иначе говоря, воздействует, стимулирует (фигура будет стимульной ситуацией, распределение пятен будет стимульной ситуацией, распре­деление линий, цветов, яркости, движения — все это будет стимульная ситуация), по­пробовать изменить чувственное звено в узком смысле (то есть то, что я привык и люблю называть чувственной тканью, — сигнал, который поступает на сетчатку) и посмотреть, что получается.

Один из таких наиболее эффектных способов изменения сетчаточной картины достигается с помощью нехитрого оптического прибора, именуемого обычно «псев­доскопом». Это две линзы Доде, через которые человек смотрит бинокулярно, то есть двумя глазами. Это действительно оформляется как некоторый небольшой бинокль, который может быть приставлен к глазам или даже зафиксирован на глазах.

Я не описываю хода лучей, это описание занимает слишком много времени. Что же получается в результате? В результате возникает псевдоскопический образ, который отличается от обычного образа и должен отличаться по измененным нами с помощью искусственного оптического приспособления условиям проекции на сет­чатке данной стимульной ситуации, то есть просто внешнего зрительного воздей­ствия. Вот как я немножко упрощаю дело, то есть описываю-то я точно, но выпус­каю некоторые детали.

Там получается так: более близкое кажется расположенным более отдаленно, а более отдаленные точки плоскости или линии кажутся находящимися ближе. Это дос­тигается эффектом полного двойного преломления падающих лучей в призмах Доде.

Вот это позволяет заглянуть немножко в ход процесса порождения образа, его конструирования. Или, как говорят, в актуальный генезис, то есть происходящее в данный момент возникновение образа. Я предпочитаю слово «порождение». Так вот, это порождение образа.

Дата добавления: 2013-12-13