Взаимодействие философии и науки

Отправная точка философии — миф, его осмысление, рассуж­дения на его тему. Мифология отвечает на вопрос о начале и про­исхождении мира, философия — о его смысле, целостном функ­ционировании и о смысле жизни человека. Преемственность мыс­ли сближает философию с наукой, и недаром основы науки зало­жены тоже в Древней Греции. Наука идет от видимых вещей, и ее выводы проверяются ими. Скажем, в физике гипотеза кварков — частиц, из которых состоят все тела, после их обнаружения стала теорией. Но философские, так сказать, «кварки» никогда не будут открыты, поскольку главные философские утверждения не про­веряемы опытом. Они находятся как бы за природой, почему Аристотель и назвал их метафизикой («мета» — предлог «за», «фюзис» — природа). Именно отсутствием окончательных ответов на вечные вопросы о смысле жизни и человеческого существования отличается философия от науки, с одной стороны, и от религии — с другой.

Философские системы нельзя полностью подтвердить или оп­ровергнуть: они говорят о мире в целом, претендуя на вселенский масштаб. Критерий истинности — практика — к ним не приме­ним. Когда выступают с нападками на какое-либо направление, его представители могут попросить: «Опровергните нас!» Если это удастся, значит, данные взгляды вообще не философские. Науч­ные положения имеют конкретные следствия, которые могут быть проверены непосредственно или с помощью соответствующей аппаратуры. Философские положения не имеют проверяемых след­ствий.

Но в отличие от религии философские построения основыва­ются на научных данных, тогда как для религии основным явля­ется Откровение, а его нелегко модифицировать под влиянием новых научных открытий. Наука занимается трансцендентальным (посюсторонним), религия — трансцендентным (потусторонним). Для философии характерно рассмотрение обеих областей в един­стве. Все связано со всем в мире и духе. Философия, которой при­сущи неудовлетворенность хождением по равнине опытной науки и постоянное стремление вверх с опасностью упасть в пропасть, является связующим звеном между наукой и религией. В качестве платы за стремление все объять выступает невозможность для филосо­фов опереться на факт, как на каменную стену, подобно ученым, и неспособность силой веры привести в восторг толпу, подобно религиозным деятелям. Философы сомневаются и поэтому рискуют в глазах обывателей показаться смешными и наивными.

Философия — торжество духа, не отягощенного материей. Цен­ность ее определяется не тем, насколько она ближе к данным органов чувств, а тем, насколько силен дух сам по себе. «Задача философии состоит вообще в том, чтобы свести вещи к мыслям, и именно к определенным мыслям»[1]. Философия, таким обра­зом, понимается как относительно замкнутое царство духа, по­строенное на эмпирическом базисе, который сам в него не вхо­дит (в отличие от науки, которая состоит из двух частей — эмпи­рической и теоретической).

Философия основывается на духе, который не может изме­ниться в своих чертах, пока существует человечество как вид. На­ука же в качестве высшего критерия имеет опыт, и сочетание опыта и рационального мышления может увести ее от реальности человеческого духа. Ученый объективирует себя в науке, а пытаясь снова обрести себя как целостную неповторимую личность, обращается к философии.

В отличие от ученого, которого можно уподобить стрелку, стре­ляющему при ясной погоде и могущему проверить, попал он в мишень или нет, философа можно уподобить стрелку, стреляюще­му в кромешной мгле. Он не может никогда узнать, попал он или нет, а может только поверить в свою удачливость и убедить себя.

Гипотетичность философских положений не может привести к отказу от философии. Воздержание от суждений, провозглашен­ное скептиками, заклеймено Гегелем как «скудость мысли». Фи­лософия не может быть научно безупречна, но отсюда не следует, что она имеет дело только с мнением. Философия является инстру­ментом обсуждения сокровенных человеческих желаний. Цель фило­софской «стрельбы» — блаженство, а побуждают «стрелять» пси­хологическая потребность в вере в вечное существование и задача создания внутреннего, духовного мира.

Философские положения недоказуемы, как научные доказуемы обращением к опыту или как логические теоремы — обращением к разуму, но в этом нет необходимости. Философская система, чтобы проникнуть в души людей, должна прежде всего удовлет­ворять их основным потребностям и идеалам. Значит ли, что в этом случае нет места истине? Отнюдь. Мышление имеет здесь дело с особым родом истины — истиной философской.

В отличие от науки с приматом чувственного опыта и религии с культом авторитета в философии большое значение приобретает интуиция. Философское знание — знание об Универсуме, и оно может считаться полноценным в том случае, если имеется метод постижения целого. Формальная логика тут не подходит, так как слабое и отрывочное знание реальности не дает возможности по­строить бесконечно длинную цепь логических умозаключений (да это и в принципе невозможно). Провалы преодолеваются с по­мощью озарения, которое дополняет недостающие звенья. Нельзя доказать истинность определенного воззрения об Универсуме (на это не способен ни один гений), можно лишь интуитивно ощу­щать свою правоту. Логичность мышления и большое количество знаний соединяются в философской системе со способностью к целостному восприятию, которая, возможно, не инструмент разу­ма, а свойство души. Посредством него определяют красивое, спра­ведливое и т.д.

Индивидуальный характер философских систем и оснований для них сообщает то отличие философии от науки (сближая ее с ис­кусством), что философией может заниматься каждый при доста­точной глубине его мышления, даже не овладев категориальным аппаратом и содержанием дисциплины. Философствовать можно с нуля, с создания собственного категориального базиса. В этом случае вряд ли изобретешь велосипед, но лучше все же знать о существовании велосипеда и владеть им, чтобы быстрее достичь цели.

Ученые находят готовыми основания своей деятельности, в том числе теоретический фундамент. Наука основывается на эмпири­чески подтвержденном авторитете. Ученые порой используют до­стижения наук для философии. Если ученый переходит, напри­мер, от вывода о бесконечно малых величинах в математике к представлению о монадах как основных единицах мира, как Лейб­ниц, то его несомненно можно назвать философом в той же мере, как и создателем дифференциального и интегрального исчисле­ния.

Отмечалось, что философия имеет дело с ценностями во всем их многообразии. «Как у Сократа, так и в первых диалогах Плато­на философское сознание простирается на знание во всем его объеме, причем оно сознательно противополагается знанию, ог­раниченному познанием действительности. Оно охватывает также и определение ценностей, правил и целей»[2]. Философское миро­понимание строится на основе охвата всех данных о реальности и представлений о цели и смысле человеческого существования.

Последнее особенно важно. Философия науки интересна толь­ко ученым. Она определяет родовые свойства человека — пределы и возможности познания им себя и мира. Если изменится взгляд на какой-нибудь гносеологический вопрос, то иной станет точка отсчета, а структура социальных взаимоотношений останется преж­ней. Решение гносеологического вопроса затрагивает всех и нико­го в особенности. Так же точно людей в большинстве своем при­влекает и наука, выявляющая общее в природе. Ученый работает на общее в человеке, и все его выводы относятся к родовым свой­ствам. Считают ли, что Солнце вращается вокруг Земли, или уз­нали, что Земля вращается вокруг Солнца — для индивидуальных свойств человека и структуры взаимоотношений людей это не имеет значения.

Этическая философия, обращенная к индивидуальным свой­ствам человека, привлекает внимание человека как индивида. Это же относится к большинству разделов философии. То, что в фи­лософии ценностный аспект имеет гораздо большее значение, чем в науке, ведет к тому, что так называемые всеобщие ее законы (отражающие стремление представить философию как науку, ис­пользовавшиеся идеологами для придания веса и видимости объек­тивности своим взглядам) заслуживают, скорее, названия прин­ципов. Философские взгляды нельзя рассматривать в виде теории, подобно научной. Это учения, объединяющиеся вокруг общей идеи.

Конечно, это не противоречит тому факту, что в философии вызревают новые научные направления, для которых она является питательной средой. Так было с наукой вообще, которая заро­дилась в античное время, так происходит и сейчас с различными качественно новыми областями исследований. В свою очередь, как только в науке возникает серьезная ситуация, ставящая под воп­рос ее основания, она обращается к философии. Теоретический разброд в физике элементарных частиц привел к углубленному интересу к философии. Казавшаяся само собой разумеющейся па­радигма Демокрита сменилась интересом к Платону (у Гейзен-берга, например). И так в любой кризисный момент в науке.

Наука представляет аргументы в пользу какой-либо философ­ской системы, дает эмпирический материал, на основе которого выдвигаются философские гипотезы. В этом ее философское зна­чение, и отсюда понятна борьба за философские выводы из науч­ных открытий. Наука предоставляет информацию для философии, оставляя широкое поле для философских размышлений по пово­ду ее развития. Различные затруднения науки и теории познания на руку философии.

Философский анализ научных понятий формирует категории, из которых строится здание философской системы. Правда, для того чтобы войти в ткань философии, научные понятия должны быть модифицированы с целью их согласования в единой системе. Так, впрочем, поступает и наука. Философский анализ научных понятий полезен и тем, что связанная с ним унификация поня­тий способствует синтезу различных областей знания.

В последнее время много спорили о том, какие общенаучные понятия можно считать философскими категориями, а какие нельзя. Данный спор в известной мере бесплоден. Если научноспонятие вошло в живую ткань философской системы (такое понятие не­обязательно должно быть общенаучным, но последнее скорее вы­полнит эту роль в связи с универсальностью философии), оно — философская категория. Сам по себе факт общенаучности спо­собствует, но не является здесь гарантом.

Конечно, философам следует очень осмотрительно привлекать научные понятия и данные для подтверждения своих гипотез. На­ука быстро прогрессирует, в то время как философские труды, посвященные вечным проблемам, рассчитаны на века. Проходит время, и на смену прежним научным результатам приходят но­вые, а если философ основывался на прежних, его концепция теряет доверие. Философской системе нежелательно спорить с современной ей наукой, но относительно поддержки все обстоит сложнее: иногда подтверждение сегодня может повредить в буду­щем.

Истинный философ с известной долей скептицизма относит­ся ко всему. Принятие в полном объеме достижений науки в фи­лософскую систему не что иное, как перекрашивание фасада. Философ же хочет построить новое здание и поэтому вынужден переосмыслить современную ему науку. Критическая функция философии по отношению к науке остается одной из ее традици­онных задач. Тем не менее наука способна быть фундаментом фи­лософского познания и составить с ним плодотворный синтез.

Дата добавления: 2013-12-14