Личность и общество

В нашем философско-политическом мировоззрении мы исходим из идеи личности как носителя и творца духовных ценностей, осуществление которых в общественно-исторической жизни образует содержание культуры и есть высшая и последняя задача политического строительства. Личность для нас священна сама по себе, в силу присущего нам морального сознания, которое гласит, что человек должен всегда рассматриваться как цель и никогда – как простое средство, и требует от нас уважения ко всякой человеческой личности как таковой. И личность для нас священна, как живая и вечная лаборатория духовного творчества, как единственная на земле реальная точка, в которой и через которую действует божественный дух. Нет блага, которое было бы благом само по себе, если оно не служит личности; нет священной цели, кроме цели служения свободе и развитию личности. <...> Личность стоит выше государства, и никакое государство не может смотреть на нее только как на свое орудие. В этом отношении всякая диктатура, от кого бы она ни исходила и какими бы [c.46] соображениями ни руководствовалась, одинаково безнравственна и недопустима. Право должно служить обеспечению свободы, и всякий порядок, убивающий свободу, противоправен и беззаконен. <…> Свобода личности и равноценность, а, следовательно, равноправие отдельных личностей – таковы морально-политические постулаты демократического движения. Но на этом нельзя останавливаться: демократия должна быть осуществлена не только в сфере политической (в узком смысле слова), но и в области хозяйственных и социальных отношений. (Франк С.Л. Политика и идеи // Непрочитанное… – М., 2001. С. 27-28, 29-30.)

Уровень общественного порядка стоит в функциональной зависимости от нравственного уровня людей, его составляющих. <Стало быть, совершенствование общественной жизни не должно пытаться просто> механически-принудительно регулировать жизнь, чтобы ее тем улучшить, а воспитательно воздействуя на волю, на глубинный духовный корень бытия, совершенствует условия жизни через посредство сил, исходящих из этого корня. <...> Такова в общественной жизни, например, роль законодательства о школе, внешкольном воспитании юношества, семье, меры по охранению материнства и детства, меры по созданию благоприятных условий труда и т.п.». (Франк С.Л. Свет во тьме. – М., 1998. С. 240-241.)

Христианская нравственная установка ставит себе только одну умышленную цель – творить добро, вливать в мир силу добра и столь же неустанно бороться с грехом, злом, неустройством мира, с действующими в нем силами разрушения. <Заботу же о том, будет ли этот день или век лучше предыдущего, а следующий лучше нынешнего христианское сознание предоставляет промыслу Божию.> Кроме того, христианская любовь по самому своему смыслу направлена не на «человечество» или «мир» в целом и тем самым не на будущее их состояние, а на облегчение жизни, удовлетворение нужды, нравственное [c.47] исцеление конкретного человека, «ближнего» в его конкретном сегодняшнем состоянии». (Там же. С. 209.)

Для себя самого, в своем внутреннем мире и в своей личной жизни каждый человек есть особый, незаменимый и неповторимый мир, имеющий какую-то абсолютную ценность, и с этой точки зрения вся внешняя жизнь есть для него лишь средство к осуществлению своего собственного призвания и назначе­ния, своей собственной мечты, своих упований и желаний. …Всякая истинная полнота и глубина означает обретение внутри себя чего-то общечеловеческого, объединяющего данную отдельную личность с другими людьми. (Франк С.Л. Личная жизнь и социальное строительство // Непрочитанное... – М., 2001. С. 254, 255.)

«Американизм» есть лозунг не од­ной советской молодежи. Презрение к духовной жизни, ко всем вопросам внутренней личной жизни, увлечение чисто внешним деланием, техникой в широком смысле слова, мастерством в обращении с внешним миром, от­вержение под пренебрежительной кличкой «романти­ки» всего иного, кроме умения успешно действовать и достигать внешних целей, – все это широко распростра­нено в умонастроении нынешней молодежи всех стран. <…> И совсем как в Советской России, эта об­ращенность вовне, к вещам и силам внешнего мира, это восприятие технического совершенствования, как цент­ральной и основной задачи человеческой жизни связано с потерей вкуса к личности, к началу индивидуальности и с более или менее смутными, но в основном своем мо­тиве совершенно явственными тенденциями к коллекти­визации жизни. Человек, обращенный вовне, жаждущий внешней активности, усматривающий в овладении при­родой, в технических достижениях последнюю цель сво­ей жизни, легче всего чувствует себя в роли солдата не­кой армии, в роли слепо-послушного органа или орудия какого-то коллектива, в жизни и деятельности которого без остатка растворяется его собственная личная жизнь. (Там же. С. 250-251.) [c.48]

Для современного западного мира – иначе говоря, для тенденции «американизма» <…> характерно стремление превратить человеческую личность целиком и без остатка в тип так называемого «делового человека», то есть в циника, утратившего чутье и вкус к внутренней жизни и находящего себе полное удовлетворение в дея­тельности технической (в широком смысле слова), то есть в таком общении с людьми и с миром, где все есть только средство для успеха какого-либо внешнего дела. Такой че­ловек, правда, «индивидуалист», он имеет в широком и поверхностном смысле слова и личную жизнь, он даже всю свою жизнь рассматривает с точки зрения своих ин­тересов, своего успеха, но личность в смысле внутренней реальности в нем уничтожена. Место подлинной любви, удовлетворяющей интимные потребности духа, занимают внешние, мимолетные, чувственные связи и вся цель жиз­ни состоит во внешнем успехе – в достижении богатства, славы, власти, словом – в захвате лучшего места в мире, в подчинении себе мира в какой-нибудь области – выража­ясь в терминах «спорта» – в том, чтобы «побить» какой-нибудь «рекорд». Такой человек – эгоист, он думает толь­ко о себе и своем успехе в мире; но замечательно, что, по­нимая цель жизни только как цель какого-либо внешнего делания, он незаметно становится рабом внешнего мира, рабом случая и под конец жизни, когда силы ослабевают, оказывается обычно с совершенно опустошенной душой у «разбитого корыта». Счастья и настоящего внутреннего удовлетворения он не знает; его жизнь есть, с одной сто­роны, верчение белки в колесе, и с другой стороны – вну­треннее опустошение и растрачивание своих духовных сил; и потому так часты случаи, когда люди такого типа при малейшей неудаче впадают в отчаяние, теряют почву под ногами, кончают самоубийством.

Здесь мы имеем попытку простого погашения, ис­требления внутренних духовных сил личности и тем са­мым механизации личной жизни, противоестественную попытку найти полное удовлетворение [c.49] личной жизни в одной лишь внешней жизни в мире и мирской деятель­ности.

Если западноевропейская форма самоистребления внутренней жизни личности может быть коротко опреде­лена, как цинизм, то типично советско-русская форма то­го же извращения может быть обозначена как социальный фанатизм, как он представлен в миросозерцании комму­низма. Социальный фанатизм практически …не отвергает внутренних, духов­ных сил личности; напротив, он хочет их использовать – и прежде всего основную потенцию внутренней жизни лич­ности – веру, мечту, нравственное чувство, энтузиазм, ко­ротко говоря, духовный огонь, которым горит личность. Но он хочет целиком без остатка вложить эту силу во внешнее делание – в социальное строительство. Он не хочет допустить в личности автономной, ей одной принадле­жащей, интимной сферы жизни, так же, как не допускает и того частного окружения этой интимной жизни в форме семьи, любви, дружбы, которое мы называем личной жиз­нью. Вся душа, все сердце человека без остатка мобилизу­ется и предназначается для утилизации как сила, нужная для общественного строительства. <…> Социальный фана­тизм… не считается с тем бесспорным фактом, что по­лезные для социального строительства духовные силы личности должны взращиваться, и что это взращивание подлинно возможно только, когда охраняется и поощряет­ся какая-то неприкосновенная для внешнего вмешательст­ва свободная, интимная, себе самой предоставленная глу­бина человеческой личности. <…> Стремясь создать из всей страны одну, воодушевленную верой и одной задачей, самоотверженную армию,...уничтожая свободу личности, <социальный фанатизм> создает лишь кишащую массу взяточников, лентяев, карьеристов, трусливую и корыстную толпу советских обывателей, на которых...не может положиться и в которой безнадежно тонут отдельные бескорыстные и правдивые личности». (Франк С.Л. Личная [c.50] жизнь и социальное строительство // Непрочитанное... – М., 2001. С. 257-259, 264.)

…Социальный фанатизм... не отрицает нравственных потенций личного духа – воодушевления, самоотвержения, духовного горения... Но, отрывая эти начала от той свободной интимно личной глубины, в которой они укоренены, отчуждая и «социализируя» их, он их невольно уничтожает. Незаметно и постепенно, но совершенно неизбежно, он приводит к замене самоотверженного служения беспринципным и безнравственным делячеством. Социальный фанатизм не терпит глубоких, независимых личностей, хотя они суть в действительности единственные плодотворные руководители социального строительства. Он взращивает обездушенных людей, в которых хочет иметь свои послушные орудия; но именно эти обездушенные и обезличенные люди оказываются тупыми и беззастенчивыми эгоистами, беспринципными корыстолюбцами, холодными дельцами, думающими только о себе. Но распространение цинизма и эгоизма, хо­тя бы в сочетании с величайшим техническим умением и деловой ловкостью, есть, конечно, гибель всякого подлин­ного социального строительства. Требуемая им подлин­ная, а не только симулируемая солидарность возможна лишь как свободная солидарность свободных личностей, то есть предполагает свободный расцвет внутренних ду­ховно-нравственных сил личности. (Там же. С. 265.)

Всякая подлинная вера – не только религиозная вера в специфическом смысле, но и нравственная вера как источник общественной деятельности, – возможна только на основе свободной личной духовной жизни, ибо единствен­ная почва, в которой она произрастает, есть последняя, та­инственная, самопроизвольная глубина внутреннего суще­ства человека. (Там же. С. 263.)

Цель социального строительства – человеческое сча­стье, возможно полное и гармоническое удовлетворение человеческих потребностей. Но если так, то позволитель­но сделать один, до банальности [c.51] очевидный и все же упус­каемый из виду вывод: ведь существом, которое имеет по­требности, ищет счастья и надеется его обрести через со­циальное строительство, может быть только отдельный конкретный человек, живая, индивидуальная личность. Всякий коллектив, всякое социальное целое, существует в конечном счете для человека, для блага личности; он име­ет, следовательно, служебное в отношении личности на­значение и не имеет никакой абсолютной, самодовлеющей ценности. Социальное строительство даже для тех, кто ви­дит в нем единственный путь к осуществлению идеала че­ловечества – есть все же только путь для расцвета личной жизни. Последняя цель лежит именно в личной жизни, а никак не в самом социальном строительстве; это, повторя­ем, так просто и очевидно, что не стоило бы об этом и го­ворить, если бы на практике это все же не забывалось. (Там же. С. 266.)

Вся социальная жизнь, и в том числе всякое социальное творчество есть не что иное, как отвлеченная сторона, момент личной, то есть внутренней жизни человека. Где замирает, засыхает или подавляется последняя, там наступает общий паралич жизни, который нельзя залечить никакими машинами. Тракторы, комбайны и всякие технические средства дви­жутся и работают не сами собой; и не сами собой функци­онируют комитеты, тресты, комбинаты, бригады и прочие общественные организации. Все это приводится в движе­ние, работает и действует, руководимое нравственной во­лей, верой и мыслью живой человеческой личности. <…> Поэтому и в самые героические эпохи ве­личайшего социального напряжения надо неустанно за­ботиться о поддержании условий, при которых человече­ская личность не калечилась бы, не умалялась и не зами­рала, а жила по возможности полной и свободной жизнью и могла бы духовно поддерживать и развивать себя. (Франк С.Л. Личная жизнь и социальное строительство // Непрочитанное... – М., 2001. С. 269, 270.) [c.52]

И.А. Ильин (1883-1954)

Иван Александрович Ильин – выдающийся русский мыслитель двадцатого столетия, представитель русской классической философии. Он исследователь основополагающих философских проблем, таких, как сущность философского знания, соотношение философии и науки, философии и религии, проблемы духовности человека и общества. Труды Ильина содержат анализ главных общественных проблем последнего столетия, в том числе проблем власти, революции, культуры. Особое место в его творчестве занимали вопросы судеб России. Высланный из России в 1922 году, он внимательно следил за событиями, происходящими на родине и содержанием всех своих работ был связан со своим народом. Основные работы: «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», «О русской культуре», «Путь духовного обновления», «Путь к очевидности», «О сопротивлению злу силою», «Основы художества», «Гении России» и др.

Дата добавления: 2013-12-14