Русский Архив, Русская Старина

XXIII

XXII

XIX

XVII

XVI том

(Летопись Аврамки),

(Западнорусские летописи),

(Степенная Книга),

(Русский Хронограф),

(Ермолинская летопись)

Весь этот материал, громадный по числу и по важности документов, оживил нашу науку. Почти исключительно на нем основывались многие монографии (, прекрасные труды

Соловьева и Чичерина),

были уяснены вопросы древнего общественного быта, стала возможна разработка многих частностей древней жизни.

После своих первых монументальных трудов комиссия продолжала деятельно работать. До сих пор ею выпущено более сорока изданий. Наибольшее значение, сверх уже названных, имеют: 1)

«Акты, относящиеся к истории Западной России»

(5 томов), 2)

«Акты, относящиеся к истории Западной и Южной России»

(15 томов), 3)

«Акты, относящиеся до юридического быта древней России»

(3 тома), 4)

«Русская Историческая библиотека»

(28 томов), 5)

«Великие Минеи Четьи митрополита Макария»

(до 20 выпусков), 6)

«Писцовые книги»

Новгородские и Ижорские XVII в., 7)

«Акты на иностранных языках, относящиеся к России»

(3 тома с дополнением), 8)

«Сказания иностранных писателей о России»

(Rerum Rossicarum scriptores exteri) 2 тома и т. д.

По образцу Императорской Археографической комиссии возникли такие же комиссии в

Киеве

и

Вильне –

как раз в тех местах, где не успел побывать Строев. Они занимаются изданиями и исследованиями местного материала и сделали уже очень много. Особенно успешно идет дело в Киеве, Помимо изданий археографических комиссий, мы располагаем еще целым рядом правительственных изданий. Второе отделение Канцелярии Его Величества не ограничилось изданием

«Полного Собрания Законов Российской империи»

(Законы от 1649 г. до настоящего времени), оно издало еще

«Памятники дипломатических сношений Московского государства с Европой»

(10 томов),

«Дворцовые разряды»

(5 томов) и

«Книги разрядные»

(2 тома). Рядом с правительственной развернулась и частная деятельность по изданию древних памятников. Московское Общество Истории и Древностей Российских, которое во времена Строева едва влачило свое существование, ожило и постоянно заявляет о себе новыми изданиями. После «Чтений в Московском Обществе Истории и Древностей», редактированных

О. М. Бодянским,

оно издало под редакцией

И. Д. Беляева:

«Временник Императорского Московского Общества Истории и Древностей» (25 книг, заключающих богатый материал, исследования и целый ряд документов). В 1858 г. секретарем Общества был вновь избран Бодянский, который стал издавать по-прежнему «Чтения» вместо «Временника» Беляева. После Бодянского секретарем был избран в 1871 г.

А. Н. Попов,

а после смерти его в 1881 г.

Е. В. Барсов,

при которых и продолжаются те же «Чтения». Издавали и издают свои труды и археологические общества:

Петербургское,

называемое «Русским» (основано в 1846 г.), и

Московское

(основано в 1864 г.). Занималось и занимается археологией и историей Географическое Общество (в Петербурге с 1846 г.). Из его изданий для нас интересны в особенности

«Писцовые книги»

(2 тома под редакцией Н. В. Калачева). С 1866 г. работает (преимущественно над историей XVIII в.) Императорское

Русское Историческое Общество,

которое успело издать уже до 150 томов своего «Сборника». Ученые Исторические Общества начинают основываться и в провинции, например: Одесское Общество Истории и Древностей, губернские ученые архивные комиссии. Проявляется и деятельность отдельных лиц: частные собрания

Муханова, кн. Оболенского, Федотова-Чеховского, Н. П. Лихачева

и заключают в себе очень ценные материалы. С 30-х и 40-х годов в наших журналах начинают печататься материалы для истории, являются даже журналы, специально посвященные русской истории, например:

Перейдем к характеристике отдельных видов исторического материала и прежде всего остановимся на источниках

летописного типа,

и в частности на

летописи,

так как ей, главным образом, мы обязаны знакомством с древнейшей историей Руси. Но для того, чтобы изучать летописную литературу, надобно знать употребительные в ней термины. В науке «летописью» называется погодный рассказ о событиях, местами краткий, местами более подробный, всегда с точным указанием лет. Летописи наши сохранились в огромном количестве экземпляров или

списков

XIV-XVIII вв. По месту и времени составления и по содержанию летописи делятся на

разряды

(есть Новгородские, Суздальские, Киевские, Московские). Списки летописи одного разряда разнятся между собою не только в словах и выражениях, но даже и в самом выборе известий, и часто в одном из списков известного разряда есть событие, которого нет в другом; вследствие этого списки делятся

на редакции

или

изводы.

Различия в списках одного разряда и навели наших историков на мысль, что летописи наши суть сборники и что их первоначальные источники не дошли до нас в чистом виде. Впервые эта мысль была выражена П. М. Строевым еще в 20-х годах в его предисловии к «Софийскому Временнику». Дальнейшее знакомство с летописями привело окончательно к убеждению, что летописи, которые нам известны, представляют

своды

известий и сказаний, компиляции из нескольких трудов. И теперь в науке господствует мнение, что даже древнейшие летописи суть компилятивные своды. Так, летопись Нестора есть

свод ХII

в., Суздальская летопись –

свод XIV

века, Московские –

своды

XVI и XVII вв. и т. д.

Знакомство с летописной литературой начнем с так называемой летописи Нестора, которая начинается рассказом о расселении племен после потопа, а кончается около 1110 г.; заглавие ее таково:

«Се повести временных лет

(в иных списках прибавлено:

черноризца Федосьева Печорского монастыря) откуда есть пошла Русская земля, кто в Киев пача первые княжити, и откуда Русская земля стала есть».

Таким образом по заглавию мы видим, Что автор обещает сказать только следующее: кто первый стал княжить в Киеве и откуда произошла русская земля. Самая история этой земли не обещана и между тем она ведется до 1110 г. После этого года мы читаем в летописи следующую приписку:

Игумен Селивестр Святого Михаила, написав книги си летописец, надеяся от Бога милость приняти, при князе Володимире княжащю ему в Киеве, а мне то время игуменящу у Св. Михаила в 6624, индикта 9 лета

(т.е. в 1116 г.). Таким образом выходит, что автором летописного свода был Сильвестр, по другим же данным не Сильвестр, игумен Выдубицкого монастыря, написал летопись, известную под названием «Повести временных лет», а монах Печерского монастыря

Нестор;

еще Татищев приписывал ее Нестору. В древнем «Патерике Печерском» мы читаем рассказ о том, что Нестор пришел в монастырь, к Феодосию, 17 лет был им пострижен, писал летопись и умер в монастыре. В летописи же под 1051 г. в рассказе о Феодосии летописец говорит о себе: «К нему же (Феодосию) и

аз приидох

худый и прият мя лет ми сушу семнадцати». Далее, под 1074 г. летописец передает рассказ о великих подвижниках

Печерских

и по поводу их подвигов говорит, что многое он слышал от монахов, а другое «и самовидец бых». Под 1091 г. летописец от своего лица рассказывает о том, как при нем и даже с его участием печерская братия перенесла на новое место мощи св. Феодосия; в рассказе этом летописец называет себя «рабом и учеником» Феодосия. Под 1093 г. следует рассказ о нападении половцев на Киев и о взятии ими Печерского монастыря, рассказ целиком веденный в 1-м лице; затем под 1110 г. мы находим вышеприведенную приписку Сильвестра игумена не Печерского, а Выдубицкого монастыря.

На том основании, что автор летописи говорит о себе, как о печерском монахе, и ввиду того, что известия, посторонние летописи, называют в Печерском монастыре летописцем монаха Нестора, Татищев так уверенно приписывал летопись до 1110 г. Нестору, – а Сильвестра считал только переписчиком ее. Мнение Татищева встретило поддержку в

Карамзине,

но с тою лишь разницею, что первый думал, что Нестор довел летопись только до 1093 г., а второй – до 1110-го. Таким образом вполне установилось мнение, что летопись принадлежала перу одного лица из Печерской братии, составлявшего ее вполне самостоятельно. Но Строев, при описании рукописей графа Толстого, открыл греческую хронику Георгия Мниха (Амартола), которая местами оказалась дословно схожею с введением к летописи Нестора. Такой факт осветил этот вопрос с совершенно новой стороны, явилась возможность указать и изучить

источники

летописи. Строев первый и намекнул, что

летопись есть не что иное, как свод разного историко-литературного материала.

Автор ее действительно сводил и греческие хроники и русский материал: краткие монастырские записи, народные предания и т. д. Мысль, что летопись есть компилятивный сборник, должна была вызвать новые изыскания. Многие историки занялись исследованием достоверности и состава летописи. Этому вопросу посвящал свои ученые статьи и

Каченовский.

Он пришел к тому выводу, что первоначальная летопись составлена не Нестором и вообще нам не известна. Известные нам летописи, по словам Каченовского, суть «сборники XIII или даже XIV столетия, коих источники большею частью нам неизвестны». Нестор, по своему образованию, живя в эпоху общей грубости, не мог составить ничего подобного дошедшей до нас обширной летописи; ему могли принадлежать только те вставленные в летопись «монастырские записки», в которых он, как очевидец, повествует о жизни своего монастыря в XI в. и говорит о самом себе. Мнение Каченовского вызвало основательные возражения со стороны

Погодина.

(См. «Исследования, замечания и лекции» Погодина, т. I, М. 1846.) Погодин утверждает, что если мы не сомневаемся в достоверности летописи начиная с XIV в., то не имеем основания сомневаться и в показаниях летописи о первых веках. Идя от достоверности позднейшего рассказа летописи, Погодин восходит все в большую и большую древность и доказывает, что и в древнейшие века летопись совершенно верно изображает события и состояния гражданственности. Скептические взгляды на летопись Каченовского и его учеников вызвали в защиту летописи книгу

Буткова

(«Оборона летописи русской», М. 1840) и статьи

Кубарева

(«Нестор» и о «Патерике Печерском»). Трудами этих трех лиц, Погодина, Буткова и Куба-рева, утвердилась в 40-х годах мысль, что именно Нестору, жившему в XI в., принадлежит древнейший летописный свод. Но в 50-х годах это убеждение стало колебаться. Трудами

П. С. Казанского

(статьи во Временнике Московского Общества Истории и Древностей),

Срезневского

(«Чтения о древн. русск. летописях»),

Сухомлинова

(«О древн. русской летописи, как памятнике литературном»),

Бестужева-Рюмина

(«О составе древнерусских летописей до XIV»),

А. А. Шахматова

(статьи в научных журналах и громадное по объему и очень важное по ученому значению исследование «Розыскания о древнейших русских летописных сводах», вышедшее в 1908 г.) вопрос о летописи был поставлен иначе: к исследованию ее были привлечены новые историко-литературные материалы (несомненно принадлежащие Нестору жития и проч.) и приложены новые приемы. Компилятивный, сводный характер летописи был установлен вполне, источники свода были указаны очень определенно; сличение трудов Нестора с показаниями летописи обнаружило противоречия. Вопрос о роли Сильвестра, как собирателя летописного свода, стал серьезнее и сложнее, чем был раньше. В настоящее время первоначальную летопись ученые представляют себе, как свод нескольких литературных произведений, составленных разными лицами, в разное время, из разнообразных источников. Эти отдельные произведения в начале XII в. были не раз соединяемы в один литературный памятник, между прочим, тем самым Сильвестром, который подписал свое имя. Внимательное изучение первоначальной летописи и позволило наметить в ней весьма многие составные части, или точнее, самостоятельные литературные произведения. Из них всего заметнее и важнее: во-первых, собственно «Повесть временных лет» – рассказ о расселении племен после потопа, о происхождении и расселении племен славянских, о делении славян русских на племена, о первоначальном быте русских славян и о водворении на Руси варяжских князей (только к этой первой части летописного свода и может относиться заглавие свода, приведенное выше: «Се повести временных лет и проч.»); во-вторых, обширный рассказ о крещении Руси, составленный неизвестным автором, вероятно, в начале XI в., и, в-третьих, летопись о событиях XI в., которую приличнее всего назвать

Киевской

первоначальной летописью. В составе этих трех произведений, образовавших свод, и особенно в составе первого и третьего из них, можно заметить следы других, более мелких литературных произведений, «отдельных сказаний», и, таким образом, можно сказать, что наш древний летописный свод есть компиляция, составленная из компиляций, – настолько сложен его внутренний состав.

Знакомясь с известиями

Лаврентьевского

списка, древнейшего из тех, которые содержат в себе так назыв. Нестерову летопись (он написан монахом Лаврентием в Суздале в 1377 г.), мы замечаем, что за 1110 г., за летописью первоначальной, в Лаврентьевском списке идут известия, по преимуществу относящиеся к северо-восточной

Суздальской Руси;

значит, здесь мы имеем дело

с летописью

местной.

Ипатьевский список

(XIV-XV вв.) за первоначальной летописью дает нам очень подробный рассказ о событиях

киевских,

а затем внимание летописи сосредоточивается на событиях

в Галиче

и

Волынской земле;

и здесь, стало быть, мы имеем дело с

местными

же летописями. Этих местных областных летописей дошло до нас очень много. Виднейшее место между ними занимают летописи

Новгородские

(их несколько редакций и есть очень ценные) и

Псковские,

доводящие свой рассказ до XVI, даже XVII в. Немалое значение имеют и летописи

Литовские,

дошедшие в разных редакциях и освещающие историю Литвы и соединенной с ней Руси в XIV и XV вв.

С XV в. являются попытки собрать в одно целое исторический материал, разбросанный в этих местных летописях. Так как эти попытки совершались в эпоху Московского государства и часто официальными средствами правительства, то они слывут под именем

Московских сводов

или

Московских летописей,

тем более, что дают обильный материал именно для Московской истории. Из этих попыток более ранняя –

Софийский Временник

(две редакции), который соединяет известия

Новгородских

летописей с известиями

Киевской, Суздальской

и других местных летописей, дополняя этот материал отдельными сказаниями исторического характера. Софийский временник относится к XV в. и представляет собою чисто внешнее соединение нескольких летописей, соединение под определенным годом всех относящихся к последнему данных безо всякой их переработки. Такой же характер простого соединения материала из всех доступных составителю летописей имеет

Воскресенская летопись,

возникшая в начале XVI в. Воскресенский свод сохранил до нас в чистом виде массу ценных известий по истории удельной и московской эпох, почему и может быть назван самым богатым и надежным источником для изучения XIV-XV вв. Иной характер имеют

Степенная книга

(составленная лицами, близкими к митрополиту Макарию, XVI в.) и

Никоновская летопись с Новым Летописцем

(XVI-XVII вв.). Пользуясь тем же материалом, как и прежде названные своды, эти памятники дают нам этот материал в переработанном виде, с риторикой в языке, с известными тенденциями в освещении фактов. Это первые попытки

обработки

исторического материала, вводящие нас уже в историографию. Позднейшее русское летописание пошло в Московском государстве двумя путями. С одной стороны, оно стало официальным делом, – при дворе московском записывались погодно дворцовые и политические события (летописи времени Грозного,:

Александро-Невская, Царственная книга

и вообще последние части Московских сводов, –

Никоновского, Воскресенского, Львовского),

а с течением времени и самый тип летописей стал изменяться, они стали заменяться так называемыми разрядными книгами. С другой стороны, в разных местностях Руси стали являться летописи строго местного, областного, даже городского характера, в большинстве лишенные значения для политической истории (таковы

Нижегородская, Двинская, Угличская

; таковы до некоторой степени и

Сибирские).

С XVI в., рядом с летописями, возникает новый вид исторических произведений: это –

Хронографы

или обзоры истории всемирной (точнее, библейской, византийской, славянской и русской).

Первая редакция хронографа

была составлена в 1512 г., преимущественно на основании греческих источников с дополнительными сведениями по русской истории. Она принадлежала псковскому «старцу Филофею». В 1616-1617 гг. был

составлен хронограф 2-й редакции.

Это произведение интересно в том отношении, что более древние события изображает на основании первой редакции хронографа, а русские – начиная с XVI, XVII вв. – описывает заново, самостоятельно. Автор его несомненно обладает литературным талантом и, кто хочет ознакомиться с древнерусской риторикой в ее удачных образцах, должен прочитать статьи по русской истории в этом хронографе. В XVII в. московское общество начинает проявлять особенную склонность к хронографам, которые растут в большом количестве. Погодин в свою библиотеку собрал их до 50 экземпляров; нет сколько-нибудь крупного собрания рукописей, где бы их не считали десятками. Распространенность хронографов легко объяснить: краткие по системе изложения, написанные литературным языком, они давали русским людям те же сведения, что и летописи, но в более удобном виде.

Кроме собственно летописей, в древнерусской письменности можно найти много литературных произведений, служащих источниками для историка. Можно даже сказать, что вся древнерусская литературная письменность должна рассматриваться как исторический источник, и часто трудно бывает предугадать, из какого литературного труда историк почерпнет лучшее разъяснение интересующего вопроса. Так, например, смысл

сословного

наименования Киевской Руси «огнищанин» толкуется в историографии не только из памятников законодательства, но и из древнего славянского текста поучений св. Григория Богослова, в котором встречаем архаическое речение «огнище» в смысле «рабы», «челядь» («гредящеися многы огнищи и стады»). Переводы священных книг, сделанные кн. А. М. Курбским, дают материал для биографии и характеристики этого знаменитого деятеля XVI в. Но при таком значении всего историко-литературного материала некоторые его виды имеют все-таки особенный интерес для историка; таковы

отдельные сказания о

лицах и фактах, носящие на себе характер то

исторический,

то

публицистический.

Ряд исторических сказаний целиком занесен в наши летописные своды: таковы, например, сказания о

крещении Руси, об ослеплении князя Василька, о битве на Липице, о Батыевом нашествии, о Куликовской битве

и много других. В отдельных списках или также сборниках дошли до нас любопытные публицистические произведения древней Руси, которыми особенно богат был XVI век; из них видное место занимает «История», написанная

кн. А. М. Курбским о

Грозном; памфлетические произведения так называемого

Ивашки Пересветова,

защитника правительственной системы Грозного;

«Повесть некоего боголюбивого мужа»,

бывшего противником этой системы;

«Беседа Валаамских чудотворцев»,

в которой видят произведение боярской среды, недовольной московскими порядками, и т. п. Рядом с публицистикой в XVI-XVII вв. продолжала существовать и развиваться историческая письменность, выражаясь рядом любопытных повестей и сказаний, принимавших часто крупные внешние объемы. Такова, например, составленная в XVI в.

«История о Казанском царстве»,

излагающая историю Казани и падение ее в 1552 г. В XIII томе «Русской исторической Библиотеки» издана целая серия русских

повестей о смутном времени,

из которых многие давно уже стали известны исследователям смуты. Среди десятков этих повестей выдаются: 1) так называемое

Иное сказание,

представляющее собою политический памфлет, вышедший из партии Шуйских в 1606 г.; 2)

Сказание

келаря Троице-Сергеевой Лавры

Авраамия Палицына,

написанное в окончательном виде в 1620 г.; 3)

Временник Ивана Тимофеева,

очень любопытная хроника смуты; 4)

Повесть князя И. Мих. Катырева-Ростовского,

отмеченная печатью большого литературного таланта; 5)

Новый Летописец –

попытки фактического обзора смутной эпохи и т. д. К более поздней эпохе относятся сказания о

взятии Азова казаками, описание Московского государства,

сделанное

Г. К. Котошихиным

в 60-х годах XVI I в., и, наконец, целый ряд записок русских людей

(кн. С. И. Шаховского, Баима Болтина, А. А. Матвеева, С. Медведева, Желябужского) о

времени Петра Великого. Этими записками открывается бесконечный ряд

мемуаров

русских деятелей, принимавших участие в правительственной деятельности и общественной жизни XVIII и XIX столетий. Общеизвестность некоторых мемуаров (Болотова, Дашковой) избавляет от необходимости перечислять виднейшие из них.

Рядом с историческими сказаниями в качестве исторического источника стоят сказания

агиографические или жития святых и повествования о чудесах.

Не только самое житие святого дает иногда ценные исторические показания об эпохе, в которую жил и действовал святой, но и в «чудесах» святого, приписанных к житию, историк находит важные указания об обстоятельствах того времени, когда совершались чудеса. Так, в житии

Стефана Сурожского

одно из повествований о чуде святого дает возможность установить существование народа

Русь

и его действия в Крыму ранее 862 г., когда, по летописи, Русь была призвана в Новгород с Рюриком. Безыскусственная форма древнейших житий дает особенную ценность их показаниям, но с XV в. вырабатываются особые приемы писания житий, заменяющие риторикой фактическую содержательность и искажающие смысл факта в угоду литературной моде. Жития (св. Сергия Радонежского, Стефана Пермского), составленные в XV в.

Епифанием Премудрым,

уже страдают риторикой, хотя и отмечены литературным талантом и силою искреннего чувства. Больше риторики и холодной условности в житиях, составленных учеными сербами, жившими на Руси в XV в.:

Киприяном

и монахом

Пахомием Логофетом.

Сочинения их создали на Руси условную форму житийного творчества, распространение которой заметно на житиях XVI и XVII вв. Эта условная форма, подчиняя себе содержание житий, лишает их показания свежести и точности.

Мы закончим перечень исторических источников литературного типа, если упомянем о большом числе тех записок о России, которые были в разные века составлены иностранцами, посещавшими Русь.

Из сказаний иностранцев

заметнее труды: католика-монаха

Плано Карпини

(XIII в.),

Сигизмунда Герберштейна

(начало XVI в.),

Павла Иовия

(XVI в.),

Иеронима Горсея

(XVI в.),

Гейденштейна

(XVI в.),

Флетчера

(1591),

Маржерета

(XVII в.),

Конрада Буссова

(XVII в.),

Жолкевского

(XVII вв.),

Олеария

(XVII в.),

фон-Мейерберга

(XVII в.),

Гордона

(конец XVII в.),

Корба

(конец XVII в.). Для истории XVIII в. большое значение имеют дипломатические депеши западноевропейских послов при русском дворе и бесконечный ряд мемуаров иностранцев. знакомых с русскими делами. Наряду с сочинениями иностранных писателей, знавших Россию, следует помянуть и тот иноземный материал, которым пользуются историки при изучении первых страниц истории славян и Руси. Начало нашей исторической жизни нельзя, например, изучать без знакомства с

арабскими писателями

(IX-Х вв. и позднее), знавшими хазар, русь и вообще народы, обитавшие на нашей равнине; одинаково необходимо пользоваться сочинениями и

византийских писателей,

хорошее знакомство с которыми в последнее время дает особенные результаты в трудах В. Г. Васильевского, Ф. И. Успенского и других наших византинистов. Наконец, сведения о славянах и руссах находятся у средневековых писателей западноевропейских и польских: готского историка

Иорнанда

[правильно – Иордана. –

Ред.]

(VI в.), польских

Мартина Галла

(XII в.),

Яна Длугоша

(XV в.) и других.

Перейдем к

памятникам юридического характера,

к памятникам правительственной деятельности и гражданского общежития. Этот материал обыкновенно зовется

актами

и

грамотами

и во множестве хранится в правительственных

архивах

(из которых замечательны: в Москве – Архив Министерства иностранных дел и Архив Министерства юстиции, в Петрограде – Архивы Государственный и Сенатский, наконец, Архивы в Вильне, в Витебске и Киеве). Чтобы освоиться с архивным материалом, следует его по возможности точно классифицировать, но памятников юридического характера до нас дошло так много и они так разнообразны, что это довольно трудно сделать. Мы можем отметить только главные виды: 1)

Государственные акты,

т.е. все документы, которые касаются важнейших сторон государственной жизни, например,

договоры.

Памятники этого рода сохранились у нас от самого начала нашей истории, это замечательные договоры с греками Олега и последующих князей. Далее, ряд междукняжеских договоров дошел до нас от XIV-XVI вв. В этих договорах определяются политические отношения древне-русских князей. Рядом с договорными грамотами надо поставить грамоты

душевные,

т.е. духовные завещания князей. До нас, например, дошли два духовных завещания Ивана Калиты. Первое написано перед поездкой в орду, второе перед смертью. В них он делит все имущество между сыновьями и поэтому перечисляет его. Таким образом, душевная грамота является подробнейшим перечнем земельных владений и имущества русских князей и с этой точки зрения представляет весьма ценный исторический и географический материал. Задушевными грамотами упомянем

грамоты избирательные.

Первая из них относится к избранию Бориса Годунова на московский престол (ее составление приписывают патриарху Иову); вторая – к избранию Михаила Феодоровича Романова. Наконец, к государственным актам должны быть отнесены

памятники древнерусского законодательства.

К ним прежде всего следует отнести

Русскую Правду,

поскольку ее можно признавать актом

правительственной деятельности,

а не частным сборником. Затем сюда же относятся

Судные грамоты

Новгорода и Пскова, утвержденные вечем; они заключают ряд установлений по судебным делам. Таким же характером отличается и

Судебник Ивана III

Дата добавления: 2014-01-04