Научный метод и сфера науки

СОЦИАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ.

Лекция 10. Джордж Ландберг

Темы:

· Джордж Ландберг (1895-1966). Журнал "Социометрия".

· Вопросы социологической метатеории и эмпирических исследований. Разработка "научных" методов в эмпирической социологии.

· Принцип "количественной научной социологии", опирающейся на метатеорию и естественнонаучную методологию. Проблематизация, наблюдение, систематизация, верификация.

· Литература

· G.Lundberg. Social Research. N.Y., 1929, 1942.

· G.Lundberg. Sociology. N.Y. 1954, 1958.

· G.Lundberg. Leisure: A suburban study. N.Y., 1934

Ландберг Дж. А. (1895-1966) (Lundberg) - американский социолог (долгое время работал приглашенным профессором в университете Питсбурга), разрабатывал научные методы в эмпирической социологии, принцип «количественной научной социологии», опирающейся на метатеорию и естественнонаучную методологию. Предлагаемый здесь текст заимствован из книги Джорджа Ландберга «Социальное исследование. Изучение методов сбора данных» (1929) [25].

Глава 1. Перспектива социальной науки.

...Наука это главным образом совокупность способов получения знания о любом типе явлений вселенной и способов применения этих знаний для предсказания поведения и контроля над этими явлениями. Научный метод, всеми признаваемый как индуктивный, обычно состоит из следующих шагов:

1. Рабочая гипотеза. Гипотеза это попытка обобщения, основанная на беглом, эмпирическом наблюдении. Она может быть основана на уже известных фактах об изучаемом явлении или быть только «предчувствием» или «интуитивным» предположением. В самой простой форме это всего лишь определение проблемы и объекта исследования, включая представление о том, какие факты будут необходимы для того, чтобы проверить данную гипотезу...

2. Наблюдение и регистрация данных. Этот шаг предполагает составление списка необходимых данных и выбор методов измерения. Он подразумевает проведение многочисленных и точных наблюдений с помощью человеческих органов чувств (то есть регулярных и постоянных реакций на определенные стимулы), которые корректируются с помощью более точных приемов измерения. Способы (или техника) достижения точности и объективности в таких наблюдениях есть главный предмет этой книги. От точности первоначальных и непосредственных наблюдений зависит ценность чистого анализа и общая надежность обобщений, которые формулируются на основании собранных данных.

3. Классификация и организация собранных данных. Только тогда, когда данные классифицированы, становятся очевидными единообразия, последовательности, сходства и различия между ними. Такие единообразия и последовательности представляют собой главный научный интерес. Всякий раз, когда такие единообразия и последовательности могут быть продемонстрированы в какой-либо сфере реальности, она становится предметом научной деятельности.

4. Генерализация или обобщение. Когда данные собраны и классифицированы в виде моделей, единообразий и последовательностей, остается сформулировать краткое утверждение или произвести описание этих последовательностей таким образом, чтобы при соблюдении данных условий эти утверждения были верны для всех подобных явлений вселенной. Это определение научного «закона». Идеальная форма такого обобщения - математическая формула. Эта формула никогда не бывает абсолютной или точной. Даже в тех областях, где постоянно проводились научные исследования, формулы и «законы» постоянно совершенствуются и корректируются на основе более экстенсивного или более точного наблюдения за фактами. Такие коррекции обычно осуществляются вслед за экспериментальной проверкой наших обобщений. Тот факт, что формулы не могут быть предельно точными не умаляет, как мы увидим, ценности обобщений, необходимых для научных прогнозов, поскольку вероятную ошибку также можно просчитать. В свою очередь обобщения становятся основой для создания научных теорий, объясняющих те феномены, которые требуют сбора новых данных...

Возможность построения научной социологии. Те шаги и положения, которые были описаны выше, признаются всеми как самые существенные черты научного метода. Валидность этого метода для понимания и контроля физических явлений общепризнанна. Если окинуть беглым взглядом развитие современной западной цивилизации, то станет очевидной одна из самых важных ее примет, а именно: стремительное развитие естественных наук и их успехи в овладении физическим миром. Тот же самый взгляд обнаружит хаотическое и неконтролируемое состояние дел в области наук о человеческих отношениях. Каждый день появляются новые сообщения о конфликтах, кровопролитии, беспорядках, преступлениях и несчастиях, которые являются следствием несовершенного контроля над человеческими отношениями. И ведь только недавно стала обсуждаться идея о том, что метод, который является столь успешным в понимании и объяснении физического мира, мог бы быть столь же полезным в понимании и исследовании человеческих отношений.

С развитием этой идеи вопрос о применении этого метода к социальным феноменам стал предметом неугасающего интереса со стороны ученых. В процессе дискуссий и размышлений по этой проблеме, некоторые ученые заняли негативную позицию, заключающуюся в том, что социальная наука невозможна там, где исследуются человеческие чувства, ведь последние нельзя сформулировать в понятиях химии или физики... Большинство возражений против идеи точной социальной науки или социальных наук проистекают из представлений о том, что между социальными и физическими фактами существуют определенные, внутренне им присущие различия, которые делают безосновательным использование научного метода в объяснении социальных явлений. Эти утверждения имеют свои корни в представлении о том, что суть науки заключается скорее в предмете и объекте ее исследования, а не в методе исследования. Все остальные, даже более отчетливые и детализированные возражения являются до определенной степени следствиями из этого убеждения. Поэтому далее необходимо рассмотреть те различия между социальными и физическими фактами, которые считаются определяющими при формулировке научных законов социального поведения...

Сложность социальных данных. Возможно наиболее часто встречающееся препятствие на пути построения подлинной науки о человеческом групповом поведении - сложность предмета исследования такой науки. Социальные группы при их громадной чувствительности к природным и социальным стимулам и при огромном количестве культурных, психологических атрибутов, которые обуславливают их поведение, представляются в виде таких запутанных комбинаций, которые потрясают и приводят в замешательство любой человеческий ум в попытках понять их внутренний порядок и законы поведения. Стюарт Чейз так описывал человеческий взгляд с высоты птичьего полета на Северную Америку:

Он увидел бы только фермы, леса, шахты, железные дороги и автомобильные дороги, реки, каналы, линии радиопередачи, заводы, товарные склады, магазины, школы, библиотеки, театры, площадки для гольфа и жилые дома; поведение 100 миллионов мужчин, женщин и детей по отношению к своим вещам. Мужчин, копающих, пашущих, гоняющих на своих машинах, балансирующих на стальных конструкциях, красящих сигнальные линии, держащих сталь под сверлом, заворачивающих тюки, ведущих грузовые автомобили, согнувшихся над партами, говорящих по телефону, заталкивающих людей в закрывающиеся двери поезда, рыбачащих на морях, борющихся с лесными пожарами, работающих на нефтяных вышках, читающих газеты, вопящих на играх с мячом, спящих, едящих, занимающихся любовью, идущих в церковь, танцующих, плавающих, взбирающихся на гору, пересекающих в полосатой одежде тюремные коридоры. Женщин, заботящихся о пряже, детях, кухонных печках..., пьющих чай, курящих сигареты. Детей, бегущих на призыв школьного звонка, вертящихся на своих местах, бросающихся на игровую площадку, работающих на хлопковых фабриках, мечущихся в жару... Обширный конгломерат человеческой активности[26].

Кажется совсем неразумным надеяться, что человеческий разум когда-либо сведет этот хаос к порядку, охватит этот невероятный волнующийся и рассыпающийся человеческий муравейник и выразит его на языке ясных и точных научных законов? И что может подогревать подобный оптимизм?

Во-первых, является несомненным тот факт, что при всей этой пугающей сложности человеческого поведения тем не менее существует определенный порядок и последовательность в многообразной деятельности социальных групп, которые может пронаблюдать даже любой студент. Поведение группы отнюдь не случайно и беспорядочно, а поддается предсказанию. Ведь если мы берем для исследования группу, к которой принадлежим или которую очень хорошо знаем, мы находим, что большая часть нашего поведения рутинизирована, унифицирована и имеет предсказуемую природу. При заданных параметрах какой-либо ситуации мы способны предсказать с высокой степенью точности, чт о будет делать группа. Мы обнаруживаем, что она склонна к определенному типу поведения в определенный момент времени, например, принимать пищу, спать, ходить в церковь, какую и в каких случаях носить одежду. Фактически, наша собственная активность и социальная организация основаны на стремлении социальных групп вести себя определенным образом при заданных условиях. Поэтому мы можем производить относительно точные оценки и прогнозы как поведения отдельных индивидов, так и социальных групп.

Таким образом, поведение, обозреваемое с аэроплана, при всей своей кажущейся сложности перестает быть хаотическим после того, как мы его хотя бы немного изучим. И чем больше мы его будем изучать, тем все меньше оно будет выглядеть хаотическим, а будет становиться все более упорядоченным и предсказуемым. Что есть научный закон, если не краткое описание того, как ведут себя явления при заданных условиях? Такие законы формулировались более или менее систематически на самых ранних этапах истории человечества. Все социальные науки стремятся превратить эту практику выведения законов из приблизительной в объективную и точную.

Представление о безнадежной сложности и хаосе социального поведения, которые однако исчезают при более внимательном изучении, обычно ведет к убеждению, что эта сложность есть непреодолимое препятствие на пути построения точной социальной науки. Любая ситуация, связанная поведенческими феноменами сложна, когда мы не понимаем ее. Сложность всегда изменяется относительно степени нашего понимания. Для ребенка, который еще не научился ходить и говорить, сама ходьба и разговоры взрослых представляют чрезвычайную сложность. Сложность нельзя определить в абсолютных или объективных терминах. Это субъективная мера степени узнавания ситуации. Другими словами, сложность человеческого общества есть главным образом следствие нашего незнания о нем.

Вторая причина кажущейся сложности социальных ситуаций в том, что многие проблемы, однажды сформулированные, содержат два или более фундаментально различных элементов. Кобб пишет об этом: «Попытка решить сложную проблему, состоящую из фундаментально различных элементов, количественными методами неизбежно ведет в безвыходный лабиринт и неутешительному выводу о том, что ‘это одна из тех проблем, которые не поддаются решению с помощью количественных методов’»[27]...

Утверждение о существовании фундаментальных различий между социальными и физическими фактами возможно основывается на идее о том, что физические факты могут быть изучаемы непосредственно «чувствами», в то время как большинство социальных фактов могут быть получены только символически, то есть через слова, в которых выражаются такие сложные понятия как традиция, привычка, установки, ценности и целая сфера так называемого субъективного мира. Если бы эта идея была верна и действительно можно было бы провести такое важное разграничение между двумя классами фактов, то это означало бы, что мы могли бы иметь гораздо более прямых и объективных знаний о физических фактах в силу внутренне присущих им качеств. Однако недавние психологические исследования не подтверждают того, что наше знание о физических фактах достигается совершенно иным путем, нежели знание о социальных фактах. Любое знание извлекается исключительно посредством символических механизмов, а именно языковых механизмов. Марки пишет:

Наше знание о так называемых физических объектах не может быть получено каким-либо другим способом, отличным от того, каким мы узнаем о хорошем, плохом или о прогрессе. Однако, есть существенные отличия между знанием об одной вещи и знанием о другой вещи. Здесь подключаются специфические каузальные процессы. Различие между «видением» стула одним человеком, на котором этот человек может сидеть, и «видением» другого человека, который не может сидеть на этом стуле, есть различие в подключающихся здесь факторах, а не различие в самом процессе познания. Последний касается причинных связей, которые не требуют реального присутствия стула... Причинный или функциональный анализ представляет собой важнейшую задачу в процессе познания. Сказать, что мы познаем физический объект так же, как мы познаем какую-либо идею не значит спутать символ с объектом, который он символизирует, например, символ дерева с деревом как таковым. Это означает только, что познание этих двух видов объектов требует символизации и реакций на этот символ, то есть активизации символических механизмов, свойственных человеческому поведению...

Процесс символизации может быть трудно наблюдаемым во всех отношениях до тех пор пока мы не выведем более точные модели символического поведения, с помощью которых мы можем наблюдать этот процесс, а до этого он может быть изучен как каузальный процесс, использующийся в целях контроля за проверенными областями знания, для обнаружения определенных аспектов явлений, требующих более основательного подтверждения. Символический процесс познания может быть превращен в собственно символический процесс, так, как это происходит в химии, физике, математике. Тот факт, что в отношении определенных людей в определенное время символический процесс не наблюдаем, не говорит о том, что сам этот процесс не поддается наблюдению. Важно то, что он наблюдаем в бесчисленном количестве случаев и в этом смысле процесс символической интеграции в сознании детей особенно показателен. Мы «видим» или символизируем его по сути тем же самым способом, как и биолог, например, «видит» функционирование клеток или механизмы наследственности, или экономист, который «видит» экономические циклы. В каждом из случаев, конечно, желательна наиболее разработанная техника наблюдения.

Понятно, что вышесказанное делает символический процесс как наблюдаемый и объективный... сравнимым с обычным понятием субъективного процесса. Представить его наблюдаемым вовсе не значит, что мы хотим обнаружить его цвет. Наверное, трудно было бы назвать цвет игры в теннис или цвет драки собак, хотя оба эти явления наблюдаемы. Если наблюдаемый рефлекс Павлова объективен, наблюдаемые тем же способом символический процесс, идеи и т. д. тоже объективны. Наблюдение этих видов объектов характеризуется сходными поведенческими процессами. Мы наблюдаем не только с помощью зрения, слуха и др. Предположение, что так называемые чувственные факты и чувственные процессы, есть элементарные формы познания не подтверждается. Мы получаем знание из социального взаимодействия, которое возможно только благодаря символизации[28].

Таким образом, нам представляется, что разница между социологическими и естественнонаучными фактами скорее кажущаяся, чем реальная. Мы не познаем физические факты более непосредственно или объективно, чем социальные, исключая те случаи, когда в нашем распоряжении имеются более разработанные и адекватные символико-поведенческие приемы для исследования первых. Единообразия и повторяемость, обнаруживаемые среди фактов естественных наук и которые составляют их сущность, могут быть наблюдаемы и среди социальных фактов. Как мы уже отмечали, научные законы предполагают простые и зачастую искусственные условия, при выполнении которых явления ведут себя определенным способом. При соблюдении этих условий, поведение может быть предсказано с высокой степенью точности. Мы можем предсказать с высокой степенью точности, какое количество людей в данном городе родится, умрет, совершит самоубийство, женится в течение следующего года только в том случае, если значимые условия, наличествующие в течение прошлых лет, на чем и были основаны наши наблюдения, останутся прежними. Эти условия должны всегда быть установлены в процессе прогнозирования, хотя могут быть неочевидными и многочисленными. Поэтому перед тем, как мы сможем выделить все значимые для нас условия, нам будет совершенно необходимо долгое и терпеливое изучение окружения. Однако такая необходимость есть sine qua non [29] открытия всех научных законов. Поэтому трудности, которые казалось бы препятствуют возможности построения подлинной науки об обществе, проистекают скорее из неразвитости методики и методологии исследования и как следствие нашего незнания фактов, а не из-за того, что между социальными и физическими фактами существуют принципиальные различия...

Количественный метод в социальных науках. Бытует убеждение, что точная наука становится все более приверженной к количественным методам во всех своих отраслях, построении измерений и терминологии, в то время как большинство важных объектов исследования в социальных науках являются качественными и не определяются в количественных отношениях. По этому вопросу ведется широкая дискуссия между теми, кто придерживается количественного и статистического подхода в исследовании социальных феноменов и теми, кто придерживается «case»-метода (монографического метода исследования)[30] и других подходов, делающих акцент на описании социальных явлений в качественных отношениях[31].

Большей части таких дискуссий можно было бы избежать, если бы было признано, что эти два подхода в действительности не являются взаимоисключающими и антагонистическими, а дополняют друг друга. Они представляют разные стадии обработки и степени объективности в процессе описания фактов. Когда наше знание не поддается анализу, мы склонны описывать его в субъективных и качественных понятиях на основании чувств, которые обусловлены нашим восприятием явлений, или согласно существующим социальным нормам. Таким образом, явления могут быть описаны как горячие и холодные, красные или зеленые. Но эти понятия могут означать разные вещи для разных индивидов, но, как было сказано выше, один из основных принципов науки как раз заключается в том, что ее описания должны означать то же самое для каждого психически нормального и адекватного человека. Для того, чтобы преодолеть неопределенность субъективной терминологии, в науке существует правило сводить качественные градации к количественным. Так, горячее и холодное должны быть описаны относительно шкалы термометра; цветовые оттенки - учитывая волновую природу света и т. д. и все остальные качества, которые становятся важными или попадают в фокус внимания исследователя при решении какой-либо проблемы. Но на ранних стадиях изучения поля исследования, наши описания имеют тенденцию быть качественными. Как указывает Митчелл, «...даже там, где исследование задумывалось как статистическое, осуществляется качественный анализ. Наше мышление всегда покрывает б о льшую область исследования, чем наши измерения и поэтому первоначальные концепции, оказывающие влияние на наши выводы, первое знакомство с новыми проблемами, наши самые широкие обобщения будут оставаться качественными по форме. В самом деле, качественный анализ приобретет силу и масштаб, к нему также повысится интерес, если мы будем использовать более широкие, более точные и более надежные инструменты измерения... В мышлении компетентных исследователей, эти два типа анализа будут взаимодействовать, дополнять друг друга, причем как в химии, так и в экономике»[32].

Но эта уступка качественному анализу не должна пониматься в том смысле, что различие между количественными и качественными методами является совсем не важным. Напротив, именно с этой позиции становится очевидным, что для более точных описаний, которых требует наука, количественные методы чрезвычайно необходимы. В этом состоит актуальность данной дискуссии для социальных наук, ведь до настоящего времени в них доминировали качественные методы и процедуры генерализации. Объяснения и описания состояли из списка желаний, «намерений» и т. д. А предсказание профессора Митчелла в отношении экономики может быть даже в большей степени применимо к социологии: «Если мой прогноз является верным, - пишет он, - то в экономике все способы объяснения на основе выгоды или невыгоды, мотивов или выборов просто не будут использоваться теми учеными, которые будут заниматься количественным анализом. ‘Психологический’ элемент в работе исследователей будет состоять главным образом из объективного анализа экономического поведения групп. Мотивы не останутся не рассмотренными, но они будут трактоваться как проблемы, требующие изучения, вместо того, чтобы приниматься на веру как основополагающие объяснения»[33]. Когда стадия количественного анализа будет достигнута и появится возможность осуществить процедуру генерализации, только тогда можно будет сказать, что мы приблизились к подлинной науке.

Поэтому исследователь не может быть раскритикован только за то, что использует качественный подход, особенно в более новых областях исследования. Он может проводить работу предельной важности, используя качественный подход. Но его можно осудить, если он будет утверждать, что это единственный метод, применимый к объекту исследования и что отсюда его качественное описание является единственным возможным. Он может быть абсолютно искренним в своем скептицизме относительно возможности пересмотра произведенных им обобщений с точки зрения статистического метода и быть совершенно убежденным в непогрешимости формулировок своих выводов. Возможно они действительно не вытерпят «статистической атаки». Как говорит Митчелл: «В самом деле,... на данный момент времени существует только небольшая возможность того, что количественный анализ будет способен решать те проблемы, которые сформулированы с помощью качественного метода. То, чего мы вправе ожидать, это ревизия старых проблем и постановка их в новой форме, которая будет поддаваться статистической обработке. В рамках пересмотра этих проблем экономическая теория будет меняться не только по своей сложности, но также и по содержанию»[34].

В чем сущность упомянутого изменения содержания? Как утверждалось выше, в настоящее время это содержание состоит в основном из: (1) списка «желаний», «сил», «интересов» или «намерений», под воздействием которых социальные группы вовлекаются в разные виды деятельности; и (2) настойчивого «втискивания» в эти категории данных, получаемых из наблюдения социальных последствий групповой деятельности. Трудность, безусловно, как указывает Митчелл, заключается в том, что «эти интерпретации являются чем-то, что теоретик добавляет к данным, а не тем, чт о он из них извлекает». В результате наблюдаемое поведение часто действительно может быть классифицировано под любую или под все эти категории в соответствии убеждениями и предрассудками исследователя. Новое содержание будет состоять из обобщенных результатов статистического анализа и описания большого числа наблюдений о социальном поведении в любой сфере человеческой деятельности, которая только может нас заинтересовать.

Количественный метод и «case work» [35]. Но как такие обобщения могут быть полезны для исследования отдельных случаев? Это один из фундаментальных вопросов социальных практиков. «Не существует двух похожих случаев - говорит эмпирик, - применяемая техника исследования в каждом случае индивидуальна. Она меняется с каждым изменением в моей личности и в личности моего клиента. Она должна моментально переориентироваться в процессе интервью. Как в таких ситуациях может пригодиться статистическое исследование большого количества явлений, заканчивающееся выведением «средней величины» или «типа»?».

Возражения такого рода могут быть рассмотрены только как недоразумение, связанное с непониманием того, чем является научный статистический метод. При этом приведенные аргументы можно считать справедливыми. Но чем эти способы понимания ситуации и объяснения фактов отличаются от таковых в области прикладных естественных наук? Не сталкивается ли физик с той же самой ситуацией? Действительно, не существует двух похожих случаев. Безусловно, в процессе исследования для большей точности и обоснованности объяснение фактов должно претерпевать изменения в соответствии наблюдаемыми реакциями. Но кто может поспорить с тем, что принципы объяснения ситуации и обработки данных, с которыми работает физик, являются бесполезными? И каким образом эти принципы могут быть плодотворными? Ответ только один: посредством тщательной регистрации и обработки большого количества различных случаев и их последствий, то есть посредством статистической генерализации.

Собственно говоря, знают они или нет, но все, кто занимается индивидуальными случаями, в действительности применяют только кустарную и грубую форму статистического метода для получения обобщений, с помощью которых исследователи трактуют собранные данные. Такие обобщения являются в какой-то степени подсознательными, основанными только на памяти исследователя о сходстве данного случая с другими. Таким образом, обсуждаемое возражение против количественного метода со стороны ученых-практиков сводится к вопросу о том, должны ли обобщения, от которых мы отталкиваемся впоследствии, быть получены посредством эмпирического кустарного способа или посредством количественной и объективной процедуры статистического метода. Если так ставить вопрос, то самая суровая критика едва ли сможет оспорить преимущества статистического метода...

Трудности количественного исследования. Безусловно, большинство возражений, которые выдвигают исследователи против количественного подхода к социальным проблемам, проистекают из искреннего убеждения, что статистический подход в данном случае невозможен. Однако существуют и другие аргументы, которые гораздо менее обоснованны. Так, один из главных аргументов против использования количественных методов в социальных исследованиях состоит в том, что на исследователя неизбежно падает тяжелое бремя рутинной работы. Как указывает Митчелл, «исследователю, использующему качественный метод, едва ли требуется какое-либо оборудование, кроме нескольких книг и едва ли он нуждается в какой-либо помощи, кроме услуг машинистки. Исследователю, который работает с количественными методами, зачастую нужна статистическая лаборатория, компьютерная сеть и целый штат полевых работников»[36]. Поскольку очень немногие ученые располагают такими ресурсами, то сама ситуация склоняет ученых использовать качественные методы, результатом чего обычно бывают обширные трактаты, характеризующиеся минимумом эмпирических наблюдений и максимумом воображения.

«Сухость» количественных методов. Еще одна, правда не всеми признаваемая, причина непопулярности количественных методов это ограничение, которое налагается на использование литературного стиля. Количественный подход требует в первую очередь ясного изложения проблемы исследования и строгих дефиниций. Это само по себе, как мы увидим, вызывает многие расхожие аргументы против применения количественных методов в социальных науках. Смутность терминологии и «принципы» современной социологии прекрасно подходят для ораторов и, что еще более важно, дают возможность противостоять критике. Те, кто видят в социологии главным образом этические рассуждения и чья подготовка главным образом теологическая и философская, нежели научная, особенно много говорят о вторжении количественных методов в проверенные временем философские обоснования. Утверждается, что количественный подход разрушает «реальность» ситуаций, уничтожает «человеческое» и искажает определенные «силы», проявляющиеся в «ситуации как целом». Может быть эти рассуждения и верны, но... ввиду того, что эта «человеческая природа» и «силы» обычно являются эмоциональными пристрастиями или мистическими предрассудками, их исключение и есть та самая цель, к которой стремится наука. Перспектива того, что громкие риторические выступления, которые сегодня составляют б о льшую часть социологической литературы, будут вытеснены «бесчисленным количеством докладов и монографий», созданных на основе количественного анализа, вызывает негодование многих. Это сделало бы невозможным использование социологии в качестве эмоционального выплеска для многих авторов и социальных работников. Но есть надежда на то, что предсказание Митчелла о будущем экономической науки, будет истинно и для социологии[37]:

Труды, которые будут создавать ученые с использованием количественного анализа, будут представлять собой не общие трактаты, а многочисленные доклады и монографии. Приращение знания будет осуществляться путем, который характерен для естественных наук, а не посредством придумывания новых теоретических систем. Книги будут устаревать более быстро. Истории экономической теории будет придаваться меньше значения. Экономистов будут ценить больше за творческую работу, чем за их эрудицию. Прогресс будет достигаться не только через выдвижение новых гипотез, но также с помощью статистического сбора данных в новых областях исследования и с помощью изобретения новых методов. Последние будут создаваться посредством совершенствования старых способов измерения и, возможно, с помощью новых экспериментов в исследовании поведения. Будет практически невозможно охватить поле исследования в целом...

Глава 2. Трудности объективного наблюдения за социальными феноменами.

... Экспериментальный метод в социальных науках [38]. Развитие механизмов объективации в естественных науках, а также методики их адекватного применения к изучаемым явлениям было достигнуто в основном в естественнонаучных лабораториях с помощью экспериментального метода. Преимущество этого метода заключается, во-первых, в том, что он позволяет повторить наблюдения при практически идентичных условиях. Это облегчает верификацию этих наблюдений многими другими исследователями. Во-вторых, он позволяет исследователю изменить только одно условие в определенный момент времени, поддерживая все остальные условия строго неизменными. Это позволяет устанавливать причинно-следственные связи гораздо быстрее, чем это возможно ситуации, когда контролировать условия невозможно. Если два условия изменились одновременно, то трудно установить причинно-следственную зависимость: то ли эти два обстоятельства оказывали влияние одновременно, то ли они в итоге нейтрализовали друг друга. Но в экспериментальных условиях эта трудность преодолевается с помощью искусственного контроля за переменными. В силу таких весомых преимуществ экспериментального метода, вопрос о его применении становится одним из самых важных в социальных науках. Ведь все дальнейшее развитие наук можно поставить под сомнение, если этот метод не будет применяться в эмпирических социальных исследованиях.

Естественно, исследуя социальные явления, ученый никогда не сможет принести в свою лабораторию кусочек общества и пронаблюдать за его поведением в колбе, учитывая изменяющиеся условия. Но не все виды экспериментирования предполагают лабораторное наблюдение. Техника экспериментального метода меняется в зависимости от области исследования. В биологии, например, она представляет собой изучение воздействия различных условий окружающей среды на поведение животных, как на отдельных особей, так и на целые группы. В психологии экспериментальный метод использовался в изучении поведения человеческих индивидов. Трудности, возникшие в экспериментах с большими социальными группами, оказались грандиозными. Однако, предположение, что этот метод неприменим к исследованию социальных феноменов кажется едва ли оправданным, так как способ проведения эксперимента зависит от природы исследуемого объекта и, в конце концов, до настоящего времени этот метод в социальных науках почти не разрабатывался.

Действительно, практика применения экспериментального метода в социальных исследованиях ни в коем случае не является новой. Он широко применялся в прошлом и все больше применяется в настоящее время. Так, в социальных исследованиях всегда использовался такой вид эксперимента, который Чепин назвал «естественным» (natural experimentation). Он заключается в наблюдении социального поведения, при котором некоторые физические факторы поддерживаются постоянными естественным путем, и последующем сравнении наблюдаемого поведения с тем, которое наблюдалось в других местах, где присутствуют или отсутствуют эти же физические факторы. Конечно, если мы полагаем, что эксперимент это только реальное вмешательство со стороны человека в исследуемые условия, то описанный естественный эксперимент нельзя назвать экспериментом в полном смысле этого слова. В любом случае, это довольно грубый метод, потому что здесь задействованы не только общие географические или физические условия, но и многие другие переменные. Однако даже с этими ограничениями, данный метод представляет огромную ценность для антропогеографов, антропологов и социологов. Например, изоляция от остального народонаселения, недостаток разнообразия флоры и фауны, климат принимаются в расчет для объяснения многих обычаев и форм жизни эскимосов, таких как отцеубийство (по причине недостатка пищи), элементарную организацию прав на собственность, отсутствие коммерции. Так, сохранение колониальных обычаев в южных Аппалачах, в то время как вся остальная страна революционизировалась, является естественным экспериментом в изучении последствий изоляции. Однако несмотря на то, что такие исследования имеют высокую эвристическую ценность, они не являются экспериментами в полном смысле этого слова, поскольку в данном случае наблюдатель не может манипулировать условиями эксперимента...

Социальный эксперимент и статистический метод. Вне научной лаборатории метод контроля применяется редко. При проведении социальных экспериментов для получения результата особенно важно сравнить состояние группы до и после введения нового фактора. Но этот прием влечет за собой появление серьезных трудностей, поскольку невозможно в течение эксперимента полностью проконтролировать исследуемые факторы или условия. Однако, если мы не можем исключить воздействие внешних условий, определяющих результат эксперимента, не будет ли он тем же самым, если мы измерим последствия этого воздействия? Таким образом мы можем поэтапно устранять влияние каждой переменной из общего количества последствий и в итоге сделать вывод, что оставшееся различие в социальных условиях до и после введения нового фактора, должно быть отнесено к появлению этого нового фактора. Если мы ведем тщательную регистрацию всех значимых социальных условий перед тем, как установить действие социального закона, и после этого будем продолжать навести строгую сравнительную регистрацию данных, то разве мы не получим обоснованные выводы относительно результатов эксперимента? И сегодня существует метод, который рассчитан для подобной регистрации и измерения данных, - это статистический метод. Дебаты и широкое обсуждение Поправки о запрещении спиртных напитков - интересный пример законодательного эксперимента без применения метода систематического измерения переменных. Перед принятием Запретительной Поправки не было никакой адекватной регистрации социальных обстоятельств, хотя бы как-то связанных с потреблением алкогольных напитков. Не было никаких сравнительных описаний тех же самых социальных факторов и после того, как был принят «сухой закон». Поэтому мы можем сделать только самые приблизительные и ненадежные выводы относительно этого интенсивного по эмоциональным переживаниям и дорогого по средствам эксперимента. Так, ввиду отсутствия объективных, количественных результатов мы были вынуждены формировать будущую политику на основе дебатов и на основе общественного мнения. А такой метод, безусловно, пользуется дурной славой и является крайне ненадежным. Мнения обычно рождаются из предрассудков, взращиваются в процессе неадекватного, несистематического наблюдения и основываются на воображении.

Статистический метод является не только наиболее предпочтительным для регистрации и измерения переменных в процессе социального эксперимента, но он также дает возможность определить связи между факторами и степень их случайности. Это возможно даже в относительно точных науках. Пирсон подчеркивал: «Концептуальное и эмпирическое представление о том, что вселенная есть сумма явлений, некоторые из которых более, а другие менее явно воздействуют друг на друга, сегодня является более широким, чем составление картины причинно-следственных связей... В сущности причинно-следственных связей не существует, то есть все явления случайны, и основная задача заключается в том, чтобы измерить степень этой случайности, которая... колеблется между отсутствием зависимости и целым клубком причинно-следственных связей»[39]. Отсюда, по словам Миллса: «Ассоциация и корреляция есть понятия, которые заменяют причинно-следственный анализ так, как вероятность и приблизительность заменяют понятие прямой зависимости»[40].

Посредством выборочного метода и через выявление средних величин, статистический метод может избавить исследователей от кажущихся непреодолимыми трудностей, связанных с огромным количеством и разнообразием социальных феноменов. С помощью метода корреляции становится возможным измерение степени случайности связей между социальными явлениями... Здесь следует заметить, что только с помощью статистического метода мы сможем найти способы преодоления трудностей, связанных с применением эксперимента в социологии.

Возможно, проведение социальных экспериментов всегда будет требовать той строгости, которая возможна в естественнонаучной лаборатории, поскольку в этих случаях необходим постоянный искусственный контроль над условиями или факторами, воздействующими на поведение объекта исследования. Однако, тот же самый результат может быть достигнут посредством усовершенствованной методики измерения и учета воздействия этих условий. В естественных науках всегда производятся такого рода измерения и учет. Такие параметры как высота, температура и т. д. должны быть измерены и учтены перед тем, как «научные законы», характеризующие исследуемую ситуацию, найдут свое подтверждение. Способы поддержания постоянными одних факторов в целях изучения воздействия других факторов без искусственного манипулирования реальными социальными условиями данной ситуации, уже были в определенной степени реализованы в методике частичной статистической корреляции. Поэтому, ученый-экспериментатор вместо того, чтобы оградить эксперимент от влияния всех сложных физических и социальных факторов, будет учитывать их с помощью приемов измерения, которые подразумевает статистический метод...

Глава 4.

Дата добавления: 2014-01-04