Миссия Стрэтфорда

5 апреля 1853 г Стрэтфорд прибыл в К. Передача в Лондон текста проекта русско-турецкой конвенции с искажением формулировки статьи 1: право русского правительства «как и в прошлом делать представления в пользу православной церкви» превратилось в право давать распоряжения». В такой редакции документ приобретал повелительно-агрессивный характер и в таком виде был представлен вниманию британского парламента (курс на провоцирование и обострение русско-турецкого конфликта осуществлялся под маской миролюбия: показная доброжелательность в отношениях с М., вызвался быть посредником в споре о святых местах между русскими, французами и турками, и разногласия были урегулированы).

Апрель – переговоры чрезвычайного российского посла с турецким правительством. Совет Стрэтфорда туркам идти на все уступки в вопросе о святых местах, не соглашаясь с закреплением этих уступок договором с султаном и с такой формулировкой уступок, которая предоставляла бы царю право вмешиваться в отношения султана со своими православными подданными, что составляло цель Меншикова. Тактика английского посланника: вынудить Меншикова обозначить подлинные цели царской политики.

Вывод = дипломатическая служба Николая несет большую долю ответственности за обострение кризиса и перерастание его в войну, но не меньшая ответственность ложится и на противников России.

Какие цели преследовали западные державы?

– не допустить упрочения позиций России на Балканах и Ближнем Востоке,

– сохранить тенденцию укрепления английского и французского влияния в регионе: император французов нуждался в военных лаврах для укрепления своего положения на троне (война как неотъемлемый элемент политического режима «Бонапарта Малого»). Из частного письма канцлера Нессельроде Ф. Бруннову: «Наполеону война нужна во что бы то ни стало, и он непременно ее вызовет». «Империя – это мир!» – восклицал Наполеон. «Бонапарт – это война!» – уточняла европейская общественность.

– в обстановке памяти о 1848 г. и чартистском движении Франция и Англия рассчитывали: война против «жандарма Европы» окажется популярной.

– экстремистские проекты: Пальмерстон писал о необходимости расчленить Россию, отнять у нее часть Кавказа, Крым, Бессарабию, Польшу, Прибалтику, Финляндию (во имя защиты слабой Турции от русской агрессии).

Если император России действовал откровенно (путь прямого давления на султанское правительство), то западные державы использовали путь провокаций. В феврале 1853 г. было заключено секретное англо-французское вербальное соглашение о полной взаимной договоренности относительно заявлений и действий по Восточному вопросу (уверение России о непреодолимости разногласий и невозможности союза двух стран).

В этой ситуации в русском дипломатическом ведомстве было мало конструктивной работы: русские представители в европейских столицах направляли в Петербург недостоверную или неполную информацию (Лондон – Ф. Бруннов, Париж – Киселев, Вена – П. К. Мейендорф, Берлин – А. Ф. Будберг):

А) Бруннову было безопаснее докладывать о беседах с премьер-министром Эбердином, нежели об антирусских интригах Пальмерстона. Царю нравилось читать, что лорд Эбердин «ненавидит турок, а поддержание Оттоманской империи считает одной из самых тяжелых обязанностей, которую поневоле должен исполнять как политический деятель исключительно потому, что не видит, чем можно было заместить это государство, если оно рухнет». На полях одного из таких сообщений Николай писал: «Оно объясняет неожиданный успех наших первых шагов и оставляет мне надежду в возможности идти вперед по пути, который я себе предначертал». Барон Бруннов внес лепту в дезориентацию императора и участвовал в приближении роковой развязки: в самомнении и самолюбовании он относился к государственному механизму Великобритании с покровительственной снисходительностью, ее политиков называл «людьми бестолковыми, упрямыми и странными».

Б) в отличие от Бруннова, граф Киселев позволял себе высказывать «мужественные соображения, расходившиеся с мнениями Зимнего дворца. Однако после редакции нескольких его донесений канцлером Нессельроде он подчинился «правилам игры», принятым в системе российского МИД.

В) министр иностранных дел Нессельроде в отношениях с императором проявлял единственное качество – «самоотверженную готовность стушеваться»

В. Н. Виноградов: «Карл Васильевич научился оставлять свое мнение на пороге императорского кабинета. Откровенные суждения, сомнения и тревоги поверялись лишь глубоко частным письмам. Перед самодержцем представал исполнительный чиновник, готовый облечь во французские фразы монаршьи распоряжения».

А. М. Зайончковский: «Из средства подготовительного, долженствовавшего служить исключительно к выяснению общих взглядов и намерений, мнили сделать дипломатические бумаги средством, решающим судьбу народов. Родоначальник такого направления вице-канцлер Нессельроде полагал, что интересы государства исключительно зависят от убедительности его нот, забывая, что в мировых вопросах ноты хороши только тогда, когда поддержаны твердой решимостью довести дело до конца».

События:

23 апреля министр иностранных дел Рифаат-паша передал Меншикову два фирмана: султан соглашается удовлетворить все русские требования относительно святых мест.

Немедленно последовала нота: в фирманах отсутствует гарантия на будущее, был приложен новый проект договора императора и султана с менее жесткими требованиями (от Порты уже не требовали принятия обязательств в отношении православного населения, исчезли ссылки на Кючук-Кайнарджийский мир), но в ультимативном тоне (турецкий ответ должен поступить через 5 дней). Светлейший князь счел ответ неудовлетворительным (в отчете МИД: «Это было нота, продиктованная лордом Редклиффом. Порта утратила всякую независимость»).

Меншиков объявил о разрыве дипломатических отношений и прекращении переговоров, но не покинул К., султану был предоставлен новый срок для окончательного ответа. Рифаат-пашу на посту министра иностранных дел сменил англофил Решид-паша, Стрэтфорд убеждал турок отвергнуть предложенный русским послом сенед (договор) как посягающий на суверенитет Порты.

5 мая состоялось заседание Большого Совета Османской империи, большинство членов Совета удостоились накануне личного посещения английского посла, 42 голосами против 2 русский проект договора был отвергнут и принят новый проект, который на следующий день Решид-паша вручил Меншикову. Самым конкретным пунктом было согласие Порты уступить России земельный участок в Иерусалиме для строительства русской церкви и странноприимного дома. М. подтвердил разрыв дипломатических отношений, упомянул о «возможности принятия принудительных мер для поддержания наших трактатов с Портой». М. все же решил пойти на уступку туркам, заявив Решиду, что Россия могла бы удовольствоваться нотой, в которой говорилось о том, что православная церковь будет и в дальнейшем пользоваться «под эгидой Е. В. султана привилегиями и иммунитетами, предоставленными ей с древних времен». Констатировалось, что султан «соизволил оценить и серьезно принять во внимание переданные через российского посла откровенные и дружественные представления в пользу восточной православной церкви».

Получив проект документа, Решид-паша отправился в английское посольство и умолял Редклиффа согласиться с последним предложением России, но он был непреклонен.

Решид-паша ответил Меншикову, что его нота неприемлема, является вмешательством во внутренние дела Порты. 9 мая «Громоносец» с полным составом российского посольства взял курс на Одессу.

19 мая в ноте, подписанной Нессельроде, ответственность за неудачу чрезвычайного российского посольства возлагалась на султанское правительство:

– ему предлагалось в 8-дневный срок принять ноту Меншикова, в противном случае Петербург грозил оккупировать Дунайские княжества.

– в ответной ноте Решид-паши от 4 июня русский ультиматум был отвергнут.

– В Безикскую бухту, расположенную у входа в Дарданелльский пролив, вошла английская, затем французская эскадра (13-14 июня 1853 г.)

– 14 июня появился манифест Николая «О движении российских войск в Придунайские княжества»: «Не завоеваний ищем мы; в них Россия не нуждается. Мы ищем удовлетворения справедливого права, столь явно нарушенного. Мы и теперь готовы остановить движение наших войск, если Оттоманская Порта обяжется свято соблюдать неприкосновенность православной церкви».

– 22 июня два корпуса русской армии перешли Прут и вступили на территорию Молдавии (каждая из сторон будет доказывать, что инициатива враждебных действий исходила от противника). В последний раз русские войска были в Молдавии и Валахии с 1848 по 1851 г. (но ситуация использования испытанного метода не помогла).

Нессельроде уверял европейские дворы, что движение русских войск, предпринятое в ответ на приближение кораблей западных держав к проливам, вовсе не означает открытия военных действия, что речь идет лишь о получении «материальных гарантий». Ни в Париже, ни в Лондоне его не слушали. Политики Англии требовали от правительства активного противодействия России. «Наш лорд Эбердин остался совершенно один», – доносил Бруннов.

Если 5 лет назад занятие княжеств обошлось без осложнений, то летом 1853 г. Франция и Англия использовали аналогичный шаг царя как повод к разрыву с Россией и вступления в войну под предлогом спасения Османской империи.

Оккупация княжеств занимала важное место в планах царя. Он писал Паскевичу: «Хочу прежде ограничиться занятием княжеств и без боя, ежели турки к нам не выйдут на левый берег Дуная. Так буду ждать, что занятие это произведет. Ежели они поддадутся, требовать буду сверх того части издержек по вооружению и до того не покину княжеств. Но, буде турки будут упорствовать, с одной стороны велю блокировать Босфор и брать турецкие суда в Черном море и предложу Австрии, с своей стороны, занять Эрцеговину и Сербию. Ежели и это не подействует, тогда полагаю объявить независимость княжеств, Сербии и Эрцеговины, и тогда вряд ли Турецкая империя устоит. И вероятно будут везде бунты христиан, и настанет последний час Оттоманской империи. Переходить Дунай не намерен, разве империя рушится. Да и тогда скорее пошлю флот, для чего держу его в готове, и 13-я и 14-я дивизии остаются в сборе в Севастополе и Одессе. Покуда хочу полагать, что Каннинг действовал по-своему, не согласно данной ему инструкции от своего правительства. Но ежели и правительство одобряет его действия, то это было бы величайшее вероломство. Но и это меня не остановит, буду идти путем своим по долгу моего убеждения, как надо достоинству России».

В этой цитате – квинтэссенция взглядов Николая по поводу восточного вопроса в 1853 г. После того как англичане отказались делить с ним наследство «больного человека», Николай обдумывал возможность взять себе в партнеры Австрию, ему хотелось верить, что Стрэтфорд проводит собственную линию и что западные державы не вмешаются в русско-турецкий конфликт. Нельзя думать, что, взяв курс стратегический на разгром России в войне, правительства западных стран совершенно отказались от поисков других путей урегулирования восточного кризиса.

В Англии правящим кругам приходилось считаться с настроениями публики и прессы: две страны издавна являлись торговыми партнерами, торгово-промышленные круги не хотели терять русский рынок. Наряду с военными приготовлениями продолжалась дипломатическая работа, с участием Австрии и Пруссии:

– наиболее известным проектом мирного урегулирования летом 1853 г. является так называемая Венская нота. Этот документ был принят конференцией представителей держав в Вене (Австрия, Англия, Франция, Пруссия).

– 31 июля ноту направили в Петербург, затем в Конст. Турции предписывалось соблюдать все условия Кючук-Кайнарджийского и Адрианопольского договоров относительно особых прав и преимуществ христианской религии; спорные вопросы русско-турецких отношений ставились теперь под контроль держав.

Тем не менее Николай сразу же согласился с предложением держав, государю понравилось упоминание о договорах, заключенных после победоносных для России войн, он лишь потребовал, чтобы султан также принял ноту без каких-либо оговорок.

Если бы турки дали положительный ответ, то дело могло окончиться миром. Но Решид-паша снабдил «Венскую ноту» оговорками, которые в Петербурге сочли неприемлемыми. К турецкому отказу приложил руку виконт Стрэтфорд-Редклифф. Министр лорд Кларендон сделал выговор зарвавшемуся послу, обвинив его в неповиновении, ведь инструкции предписывали поддержать ноту. Эбердин «подготовил королеву к возможности отставки Стрэтфорда», но в итоге для него все обошлось благополучно.

В конце сентября – начале октября 1853 г. в Ольмюце, Варшаве и Потсдаме = встречи Николая с монархами Австрии и Пруссии = выяснение позиций северных дворов:

– о безоговорочной поддержке обеими германскими державами восточной политики России не шло и речи. Оккупация Дунайских княжеств была встречена напряженно.

– пришлось довольствоваться тем, что «несмотря на настоятельные требования морских держав, берлинский кабинет отказался протестовать». Венский же кабинет «запрашивал нас снова и снова о продолжительности оккупации» (отчет МИД за 1853 г.). Австрия не желала сотрудничать с Николаем в восточном вопросе, ей было важнее спокойствие славянских провинций. Австрийскому двору приходилось прислушиваться к Тюильрийскому дворцу. Наполеон, одержимый стремлением похоронить «венскую систему», вынашивал план перекройки карты Европы = одним из пунктов значилась передача Дунайских княжеств Австрии в обмен на Ломбардию, которую надлежало присоединить к Пьемонтскому королевству. Занятие русскими войсками Молдавии и Валахии стало предметом особого беспокойства в Вене.

– Пруссия не имела прямых интересов на Востоке = восточный кризис затрагивал ее лишь в политическом контексте, в смысле уточнения ориентации либо на Россию, либо на западные державы. Но в Берлине существовали две партии – русская (консервативный лагерь) и английская (либерально-буржуазная, брат короля наследный принц Вильгельм), Фридрих Вильгельм IV боялся Николая, Наполеона и англичан одинаково, не зная, на что решиться: «Королевская политика напоминает пуделя, который потерял своего хозяина и в растерянности подбегает то к одному прохожему, то к другому» (О. Бисмарк, бывший в те годы представителем Пруссии в сейме Германского союза во Франкфурте).

– во время встреч в Ольмюце и Потсдаме Николай пытался добиться укрепления союза северных дворов, но ему обещали лишь нейтралитет. Николай писал Паскевичу: «Австрии трудно, много забот по Италии и Венгрии; этим извинить можно ее нейтралитет. Пруссия все дрожит Франции и Англии. Вот наши союзники. И то хорошо, что не пристают, по крайней мере, ко врагам».

26 сентября Большой совет рекомендовал султану открыть военные действия.

8 октября турецкий главнокомандующий на Балканах потребовал в 15-дневный срок вывести русские войска из княжеств.

16 октября султан объявил о состоянии войны с Россией.

22 октября в проливы вошла англо-французская эскадра.

23 октября были обстреляны в низовьях Дуная суда русской речной флотилии.

1 ноября Николай подписал манифест «О войне с Оттоманской Портою».

Восточный кризис перешел в свою военную фазу.

Вопрос № 35. Государство и церковь во второй четверти 19 века

К царствованию Николая I (1825-1855) приходское духо­венство подошло со многими проблемами = следствие господства синодальной системы: бедность, бесправие, зависимость на селе, как от помещиков и прихожан, так и от духовного начальства, недостаточность казенного содержания:

А) необходимость постоянно трудиться на земле для пропитания, с одной сторо­ны, сближала духовенство с крестьянством по образу жизни, с другой стороны, вредно сказывалась на его пастырских воз­можностях, отрывая время и силы.

Б) форми­ровалось пренебрежительное отношение к духовентсву со сто­роны значительной части паствы, как к паразитическому со­словию, живущему за счет народа (плат за требы и приноше­ний).

В) бедность лишала священноцерковнослужителей возможности дать своим детям духовное образование, необходимое для дальнейшего служения = россий­ское духовенство исторически сложилось как кастовое, дети заступали на места своих отцов, духовное звание было наследственным. В итоге многие оставались недоучив­шимися, шли в священники = понижался куль­турный уровень духовного сословия.

Император Николай I = лично вникал во все сферы управления государством: внимание на положение православного духовенства, в котором он видел опору самодержавного строя.

17 июня 1826 г. (вскоре после завершения процесса над декабристами) = повеление Николая I Синоду = предполагалось:

– найти способы принимать в священ­ники людей «испытанных в доброй нравственности», которые обладали бы «достаточными познаниями» и были бы «пред­почтительно из семинаристов», «дабы надежнее могли бы ру­ководить ввереную им паству и назидать оную в христианских добродетелях».

– для этого признавалось необходимым «всех обучающихся в духовных училищах определять непременно в духовное звание», так как для приготовления к светским долж­ностям существуют светские учебные заведения.

– на места священников определять только окончивших полный курс учения, притом «с хорошими понятиями и нравами».

– предлагалось строже наказывать тех, кто порочит духовной сан.

Главную проблему император, как и его брат, видел в недоста­точном просвещении духовенства, что увязывалось с под­держанием его кастовости, в затруднении выхода из духовного сословия.

Обстоятельства появления распоряжения императора изло­жил статс-секретарь Н. Н. Муравьев в особой сопроводитель­ной записке обер-прокурору Синода князю П. С. Мещерскому = указ был вызван политическими соображениями:

– в последние годы усилилось неповиновение крестьян своим помещикам + «с сожалением» усматривал, что во многих облас­тях священники «одобряли» и даже руководили крестьянами в этих «неповиновениях» и «тем более» удивлялся, что такое «встречается за распространением и улучшением в России ду­ховных училищ...»

– сказывается «недостаток дос­тойных сельских духовных пастырей». Император отметил «достойный поступок» священника Гдовского уезда Федо­ра Филимонова, «который своим пастырским увещеванием и даже духовным взысканием с более строптивых его паствы способствовал водворению спокойствия, порядка и послуша­ния крестьян их помещикам». За усилия Филимонову был по­жалован орден Владимира 4 ст. Синод же должен был эту мо­наршую награду «поставить в пример всем прочим священно­служителям».

Вывод: в представлении Николая духовенство есть необходимый государственный механизм посредничества между правительством и помещика­ми. С точки зрения императора, это средство держания подданных в узде работало плохо.

Представления императора о социальной ро­ли духовенства в помещичье-крестьянской среде близки консервативной утопии Н. В. Гоголя = «Выбранные места из переписки с друзьями».

– Гоголь в письме к своему дру­гу, будущему обер-прокурору Синода графу А. П. Толстому = духовенство, будучи не­активным в смысле полемического печатного слова, «не бездействует».

– пастыри не должны даже внешне сближаться со светским миром = духовенство не должно нести на себе печати «светскости», как неверные римско-католические священники.

– двумя законными поприщами, через которые у русских духов­ных должна осуществляться связь с народом являются исповедь и проповедь. Здесь «можно сделать очень много»: говориться проповедь должна «с возвышенного мес­та», поэтому «даже хорошо, что духовенство наше находится в некотором отдалении от нас». Необходимость же обычных ду­ховных бесед между пастырем и прихожанами классиком от­рицалась.

– Гоголь, рассматривая священноцерковнослужителей как особую касту, наделенную сверхзадачей посредничества между человеком и Богом, настаивал на соблюдении дистанции не только между духовенством и образованной элитой общества («светским миром»), но и духовенством и простым народом (утопично = бытовые реалии жизни сельских пастырей, по своему образу жизни и по общему бесправному положению, весьма близко стоявшим к основному податному сословию империи – к крестьянам). «Нет, покамест священник молод и жизнь ему неизвестна, он не должен встречаться с людьми иначе, как на исповеди и на проповеди. Если же и можно ему входить в беседу, то разве только с мудрейшими и опытнейшими из них, которые могли бы познакомить его с душою и сердцем человека, изобразить ему жизнь в истинном виде и свете, а не в том, в каком она является неопытному человеку». Гоголь не заметил противоречия = Спаситель снисходил до духовных бесед с обыч­ными, простыми и неопытными людьми.

– писатель отводил приходскому духовенству важнейшую функцию в государстве и обществе. В письме «Русский поме­щик», рисуя образ идеального крепостника, Гоголь дает ра­дужную картину сотрудничества священника и помещика в общем благом деле духовного просвещения народа = просвещенный помещик не гнушался бы наставнической роли по отношению к дурному или недоучившемуся священнику, не бросал бы его, молодого и не­опытного, среди мужиков, «когда он еще не знает, что такое мужик», чтобы побороть такое, по Гоголю, нежелательное явление, когда священники «имеют мужицкие ухватки и ничем не отличаются от про­стых мужиков». Помещик мог бы оказывать священнику помощь в сочинении проповедей, и, при необхо­димости, брать его на содержание. Священник в ответ спо­собствовал бы помещичьему господству над крестьянами. Из наставлений Гоголя: «Заведи чтоб священник обедал с тобой всякий день. Читай вместе с ним духовные книги... А самое главное – бери с собою священника повсюду, где ни бываешь на работах, чтобы сначала он был при тебе в качестве помощ­ника, чтобы он видел самочинно всю проделку твою с мужи­ками. Тут он увидит ясно, что такое помещик, что такое мужик и каковы должны быть их отношения между собою... Сделай так, чтобы он не нуждался в доме своем, чтобы был обеспечен относительно собственного своего хозяйства, и через то имел возможность быть с тобою беспрестанно».

Вывод: у Гоголя = ставка на кастовую, куль­турную, психологическую, бытовую обособленность духовенства от простого народа.

Позиция писателя вызвала гнев В. Г. Бе­линского в «Письме к Гоголю».

– российское православное духовенство он назвал «гнусным», оно «никогда ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти». «Большинство нашего духовенства всегда отлича­лось только толстыми брюхами, схоластическим педантством да диким невежеством».

– духовенство и церковь = орудие угнетения народных масс, «прислуга неправых властей», иерархия, от­ступившая от заветов Христа, которые оставались для Белинского высокими нравственными идеалами. «Вот почему какой-нибудь Вольтер, орудием насмешки погасивший в Европе костры фанатизма и невежества, конечно, более сын Христа... нежели все наши попы, архиереи, митрополиты, пат­риархи».

– критик отметил общее неуважительное отношение народа к духовному сословию: поп «для всех русских представитель скупости, низкопоклонства, бесстыдства».

– отрицал религиозность народа как таковую, считая его «глу­боко атеистическим», который «произносит имя Божие, поче­сывая зад»; религия – лишь форма суеверия; мистическая экзальтация вообще не в натуре рус­ского народа. Религиозность проявлялась в России «только в раскольнических сектах».

– Белинский ссылался на большое количество похабных сказок о духовенстве, бы­тующих в народе. Данные корреспондентов Этнографического бюро В. Н. Тенишева, фиксировавших многочисленные случаи недру­желюбного отношения крестьян к священникам, которых руга­ют (за глаза и открыто) как вымогателей, стяжателей, попроша­ек, обжор, тунеядцев, прячутся от обходящих дворы священни­ков. Распространенными были случаи и циничного осмеяния духовных. Характерные строки из поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» = поп сетует на народное отношение: «Теперь посмотрим, братия, Каков попу почет? Скажите, православные, Кого вы называете Породой жеребячьею?» «С кем встречи вы боитеся, Идя путем-дорогою?» «О ком слагаете Вы сказки балагурные, И песни непристойные, И всякую хулу? Мать-попадью степенную, Попову дочь безвинную, – Семинариста всякого – Как чествуете вы? Кому вдогон, злорадствуя, Кричите: го-го-го?..».

В ответ на повеление царя от 17 июня 1826 г. митрополит московский Филарет (Дроздов) в 1827 г. подал записку в Синод:

– главным злом в жиз­ни приходского духовенства являются бедность и стесненное положение, которые не позволяют дать священноцерковнослужительским детям надлежащее для будуще­го служения образование: «В селах священники нередко могут прокормить себя от земли, но нередко терпят недостаток в деньгах, необходимых на содержание детей в училищах». Не­обходимость каждодневно заниматься хозяйственным трудом для поддержания жизни изматывает силы свя­щенника, что создает также преграду и для его самообразова­ния, для книжного просвещения. «Если по обстоятельствам места возложит он руки на рало, то редко будет брать в руки книгу».

– предлагалось средство к исправле­нию положения = облегчение приоб­ретения духовенством недвижимых имений, земли + строительство домов для причта. Земля – самый на­дежный источник существования сельского духовенства (там, где священники ее не обрабатывают, они сдают ее за небольшую плату): «Приобретение церковью недвижимых имений не только служит надежному обеспечению церковной службы, но может послужить и облегчению государственного хозяйства».

– масштабность и многолюдность епархий не дает возможности епископам осуществлять деятельный надзор за состоянием пастырей.

– Филарет считал необходимым расширить казенное содер­жание детей бедных священников (общее число казеннокоштных вообще увеличить и удвоить отправляемые на них из казны суммы), поощряя пособиями тех, кто оказывает наибольшую ревность к учебе, расположенность к духовной службе.

– возражая царю, Филарет заметил: нельзя принудительно записывать в духовное сословие всех воспитанников учебных заведений – против их убеждения, так как священнослужение требует расположения к этому духа, неотделимо от свободного выбора человека. И в светской службе не может быть успеха про­тив воли человека, а в духовной – тем более.

– должны быть сделаны исклю­чения для целых категорий людей: а) для лиц с физическими недостатками, б) для лиц без склонности к духовному званию, последним следовало разрешить вступать в светскую службу по их усмотрению.

– надо избегать назначения свя­щенников ранее 25-летнего возраста, а в возрасте от 25 до 30 лет назначать только по уважительным причинам, соблю­дая, таким образом, 14 правило VI Вселенского собора = отсекать от священнослужения людей молодых и неопытных.

– система духовного образования будущих пастырей должна быть изменена = меньше должно уделяться внимания латинскому языку + более глубоким должно стать изучение богословских предметов, которые должны преподаваться на русском языке + отказаться от такой формы испытаний, как диспуты, (ведут к ненужным словопрениям), главный упор в оценке знаний сделать на экза­мены.

– Филарет выступил против популярной в прави­тельстве идеи обучения духовенства сельскому хозяйству и медицине = это отвлечет их от пастырских обязанностей.

– в зависимости от качества и объема полученного образования будут замещаться местные священни­ческие вакансии = предпочтения в назначениях более образованным и лучше воспитанным.

– епархиальное начальство должно постоянно анализировать «кадровый состав» причтов; тем епархиям, где недоставало образованных кандидатов в свя­щенники, следовало брать таковых из епархий, испытывавших избыток. Мнение Филарета подчеркивало связь между системой духовного просвещения и порядком на­значения на священнослужитепъские места.

В дальнейших мерах в церковно-религиозной политике правительство поль­зовалось консультациями иерарха.

8 декабря 1827 г. Председатель Государственного Совета В. П. Кочубей в отношении Филарету сформулировал цель правительства по от­ношению к духовенству: «извлечение их из того неимущего состояния, которое лишает их нередко предметов первых на­добностей, порождает в них пороки или презрение прихожан, к ним обращающихся».

По высочайшему повеле­нию, было выделено два направления мер:

а) по усилению образования духовного звания,

б) изыскание средств по обес­печению содержания приходского духовенства, особенно сельского, как наиболее бедного и нуждающегося = духовная и мате­риальная стороны вопроса увязывались.

НО: предлагалось отменить плату духовенству за требы с заменой ее казенным жалованием = подробное и аргументированное возражение Филарета в особой записке: со ссылками на св. Писание (1 Кор. 9. 13,14), церковное Предание и каноны архиерей доказывал, что приня­тие плат за требы не противоречит древним установлениям христианской Церкви, что это было и остается основным дохо­дом духовенства, который не покрыть в обозримом будущем никакими другими, что это обычай, освященный многовековой историей церковного народа. Никто, даже правительство и царь, не может запретить добровольные пожертвования при­хожан при совершении треб. Если даже такое запрещение по­следует, оно не осуществится на практике. Филарет также выразил опасение: с введением таких мер многие приходы могут отказаться от помощи причтам, они будут про­сто отсылать их к казне.

Выступления Филарета и других иерархов сыграли свою роль в срыве этой и последующих правительствен­ных попыток при Николае I отменить плату за требы:

– еще указом Екатерины II от 18 апреля 1765 г. была установлена фиксированная плата за требы – за молитву родительницы – 2 копейки, за крещение – 3, за свадьбу – 10, за погребение взрослого – 10, младенца – 3. За исповедь же и причастие полагалось «давать каждому по стремлению и возможности».

– указом Александра I от 3 апреля 1801 г. платы за требы были увеличены вдвое, доход от плат за требы распределялся в среднем по причтам в такой пропор­ции: священнику – 50 копеек с рубля, диакону – 25, двум причетникам – по 25.

– Митрополит Санкт-Петербургский Се­рафим 24 июля 1828 г. в ответ на запрос князя А. Б. Куракина написал свои «соображения, почему трудно заменить чем-либо плату за требы в настоящем положении». По общим подсчетам размер суммы фиксированной платы за требы в целом в империи достигал 3 724 500 рублей в год: «Духовенство не сможет не только дать воспитание своим детям, но не в состоя­нии будет пропитать само себя», особенно по городам, где немалое число священноцерковнослужителей получает «бедное жалование» + это плата за нелегкий труд священнослужителя по духовному окормлению паствы, которая избавляет казну от важных расходов, «кои без новых налогов она производить не может» + она не отягощает людей зажиточных и не обремени­тельна для бедных, налог же падет равным образом на всех + платы за требы являются средством побуждения свя­щеннослужителей к своевременному исполнению своих обя­занностей + платы за требы вошли в народный обычай, как выражение признательности народа священнослужителям. В итоге обер-прокурор Мещерский в докладе царю «О плате за требы» высказался за необходимость ее сохранения.

– Митрополит московский Филарет (Дроздов) возражал про­тив возможного дополнительного налога на народ (на содер­жание духовенства) = приведет к массовому на­родному недовольству духовенством: «Обеспечить содержание духовенства налогом на народ значило бы положить на народ чуждое иго».

– не прошло предложение Лифляндского генерал-губернатора маркиза Палуччи возродить, отмененный Алек­сандром I в 1801 г. «за неудобством исполнения», указ Павла I от 11 января 1798 г. об обработке священнической земли са­мими прихожанами, своего рода «церковной барщины». Указ этот почти не исполнялся. А. Х. Бенкендорф = ввести его положения «в виде опыта для западных губерний».

– Паллучи предложил удвоить фиксированные платы за требы. Обер-прокурор Синода П.С. Мещерский в докладе Николаю I от 5 ноября 1827 г. отверг предложения губернатора из-за боязни умножения конфликтов между духовенством и народом, крепостная часть которого была отягощена барщиной, и, види­мо, император с ним согласился, павловский указ возрожден не был.

– П. С. Мещерский в докладе царю от 7 января 1828 г. пред­ложил следующие меры по поднятию уровня духовенства:

А) Синод должен регулярно собирать сведения о со­стоянии нравственности и образованности духовенства, чтобы одобрять добрых пастырей и устранять негодных, заменять их лучшими воспитанниками духовных училищ.

Б) внести изменения в Духовно-училищный устав, обсле­довать духовные училища по епархиям, чтобы выявить недос­татки в их деятельности. Указом Синода обязать архиереев предоставить в трехмесячный срок сведения о состоянии причтов в приходах и приходских церквях.

В) создать особый Комитет из нескольких лиц, назначенных по усмотрению им­ператора, для сбора сведений о со­стоянии сельских церквей.

Николай I указом 11 января 1828 г. Синоду распорядился о скорейшей выработке мер по поднятию положения и улучше­нию образования духовного сословия, чтобы духовенство мог­ло хорошо исполнять свои обязанности, «не принимаясь забо­тами жизни и безбедного содержания», «дабы лица, духовному званию себя посвятившие были в средствах содержания их везде и особенно в приходах бедных».

Итогом усилий стал императорский указ от 6 декабря 1829 г. «Об усилении вящных способов к образова­нию духовного юношества и к обеспечению церковных причтов в безбедном содержании» ( его окончательный текст, обобщив синодальные разработ­ки, готовил М. М. Сперан­ский).

– Указ повысил требования к духовному образованию детей и юношества духовенства. Всех способных к обучению следовало содержать за счет казны, снабжать жильем, пищей, одеждой, духовными книгами, неспособные же оставлялись без казенного пособия (в этом смысле должны были быть со­ставлены новые штаты и сметы духовных семинарий).

– Назна­чение на священнические места должно было находиться в прямой зависимости от образо­вательного ценза юношей (главное требование – их познания в богословских науках). Имеющие академическую степень мог­ли определяться «по их желанию, преимущественно перед окончившими семинарский курс учениками». Но, по недостат­ку кандидатов в священники, набор на места из недоучивших­ся был по-прежнему разрешен, начальства же должны были следить, чтоб эти люди были «доброго разумения, хорошего поведения» и проч. В конечном итоге исполне­ние указа в этой части попадало в зависимость от местных ус­ловий.

– указ установил одно важное правило = все окончившие ду­ховные училища обязаны были, если того потребует духовное начальство, «в благодарность за свое воспитание» отслужить по духовному ведомству не менее 4 лет (многие выпускники поступали не в духовное звание «и таким образом без пользы для сего звания истощаются при­надлежащие духовному ведомству способы воспитания»). Первоначальная идея Николая I о запрете вообще поступать выпускникам духовных училищ в светское звание трансформировалась в этот более смягченный пункт.

– Не была обойдена вниманием указа и часть детей духовенства, оказав­шихся по бедности или невнимательности родителей вне ду­ховных училищ, или исключенные из училищ из-за недостатка способностей = иерархам было вменено в обя­занность следить за домашним воспитанием таких детей со стороны родителей и родственников (чтение, пение, Катехизис, Церковный устав), не наставляемых отсылать в уездные приход­ские училища, совсем неспособных отчислять из этих училищ, по желанию увольнять из духовного звания или отсылать в гу­бернские правления для избрания «другого рода жизни».

– указ расширил право духовенства на владение землей: должны быть увеличены наделы для приходов, продолжен отвод церквям незаселенных земель, «ближайших к жительству ду­ховенства», в частности, путем нарезок от «излишних» земель, была объявлена неприкосновенность угодий при церквах.

– должен быть введен в полное действие закон 26 июня 1808 г., по которому земля и угодья упраздняемой или припи­сываемой церкви должны принадлежать к той церкви, к кото­рой она приписывается с прихожанами. Прихожан же следова­ло побуждать заводить и поддерживать дома для священноцерковнослужителей.

Положения указа в значительной мере обесцени­вались сохранившейся в законах архаичной нормой о необхо­димости для духовенства испрашивания для приобретения земли, как и на все операции с недвижимой собственностью, высочайшего соизволения. Эта мера фигурировала во всех Сводах законов Рос­сийской империи, и иерархи боролись за ее отмену, но положение так и оставалось неизменным.

– указом предусматривалось, что с 1830 г. должна осуществляться ежегодная выплата из казны в 500000 рублей в пользу беднейших приходов.

– мера, предусмотренная указом, = упразднение мало­людных и бедных приходов путем их укрупнения – получила практическую реализацию только в царствование Алек­сандра II.

Поскольку указ 1829 г. не решил основных проблем духовного сословия, правительство десять лет спустя, в 1839 г. создало секретный Комитет об обеспечении сельского духовенства во главе с председателем Государственного совета князем Васильчиковым. В Комитет входили также Венедикт, епископ Ревельский, обер-прокурор Синода гр. Н. А. Протасов, гр. Ф. Елагин, управляющий V Отделением ЕИВ Канцелярии А. Корнеев и пр. Комитет в начале мая 1840 г. в особом Журнале, поднесенном Николаю, пред­ложил свои меры. В Журнале имеются редкие рукописные пометы самого императора:

– В журнале зафиксирована зависимость духовной стороны положения духовенства от материальной – «бедность сельских причтов ведет за собой упадок благонравия». В итоге комитет поставил цель = проанализировать содержание духо­венства в ведущих европейских державах (Англии, Франции, Германии, Швеции...), в древней церковной истории, на про­тяжении русской истории (особо уделялось внимание мерам Петра I, Екатерины II и Александра I), собрать информацию с епархий о современном состоянии причтов и выработать на этой основе лучший способ содержания при­ходского духовенства.

– Вывод аналитической работы комитета о положении сель­ского духовенства в России был неутешительным: «В настоя­щее время нет причтов, которых состояние можно назвать обеспеченным, и главным образом сельское духовенство и те­перь находится в том же виде, как было за 100 лет перед сим, также подчинено влиянию паствы и случайным обстоятельствам, и также лишено свободы благодеять бескорыстно и тем успешнее действовать на сердца и умы россиян». И потому так важно «определить отношения духовенства к прихожанам пра­вилами, толико возможно, положительными и вместе удобны­ми и сообразно с понятиями и состоянием народа». Важно уравнивать приходы, сокращать лишние путем их укрупнения, посчитать количество цер­ковных земель и т.д.

– Обобщив данные с мест, Комитет подсчитал, сколько в об­щей сложности в год должно получать сельское духовенство от казны, чтобы жить безбедно, – получилась астрономическая сумма в 14 миллионов рублей ассигнациями (или 4 миллиона серебром). В журнале также по­вторялись известные ранее меры об отводе земель, строитель­стве домов, обработке земель прихожанами и проч.

– Всему сельскому духовенству следовало назначить постоянное от государства жалование и разложить его в соответствии с составом причтов «и для того соста­вить им штаты». Притом больший оклад положить священно-церковнослужителям, окормляющим большее количество при­хожан и имеющим больший объем территории в приходе. Об­ложение предполагалось поставить в зависимость от разных факторов: расстояний в приходе, образовательного уровня жи­телей, их расположения к вере. Однако учета имущественной дифференциации прихожан при обложении не предусматрива­лось. Часть средств для выплаты жалования духовенству (меньшую) предполагалось выделить и из духовно-училищных капиталов (772510 руб.), на что выделялись все свечные доходы церквей.

– предлагалось усилить наделение церквей землей, где это возможно + возложить на прихожан вознаграждение причта деньгами за недостаток положенной для церквей тридцатитрехдесятинной пропорции земли + прихожане долж­ны заботиться о строительстве домов для причта и обрабатывать церковную землю = участие прихожан в сельском хозяйстве священника скрепит союз священника с прихожанами (Здесь реалистическая помета царя: «лучше нанимать работников»; принуждение прихожан к работе на священника, как на своего помещика, то есть наложение на них новой барщины, Николай I считал необоснованным). Наем людей по взаимному соглаше­нию – совершенно другое дело.

– после рукополо­жения священников Комитет предлагал возложить на прихо­жан обязанность делать им приношения продуктами и прочим «на обзаведение». Николай написал на полях по поводу этой меры: «Я полагал бы возложить сию обязанность на помещи­ков». Из царских помет видно: государь реалистично понимал, что рядовые крестьяне просто не «потянут» новые повинности.

Предложениям Комитета воспротивился министр финансов Е. Ф. Канкрин. Нико­лай I отказался утвердить журнал Комитета без его заключе­ния – «сам же разделяю мнение комитета, но утвердить сие не могу без предварительного удостоверения от министра финан­сов, что расход сей он покрыть может».

Он подал две записки (14 мая 1840 г.) – одну с общими соображениями по мерам, предложенным Комитетом, другую – с детальными расчетами источников возможного содержания духовенства:

– несправедливость предложенного комитетом налога, который предлагалось сделать равным и для богатых и для бедных прихожан.

– возложение на них обязанности вознаграждения деньгами за недостаток в церковной земле могло привести только к недовольству + строительство домов для причтов во многих случаях для них непосильно + наделение церквей землями должно происходить постепенно, соразмерно с действительными потребностями.

– вслед за митрополитом Фи­ларетом Канкрин высказался за сохранение древ­ней практики платы за требы = «буквально дозволено в Биб­лии». Отмена плат за требы приведет к негативным последствиям для священников, эти копейки часто выра­жают реальную признательность прихожан за пастырский труд, с их прекращением связь между паствой и священством ослабнет: «Неестественно, чтобы столь при­вычное и дозволенное дело могло прекратиться, оно едва ли не останется вовсе в народных обычаях». Надо установить, что этого «нельзя требовать», но нельзя и запрещать. Невозможно и возложить на помещиков надзор за запрещением платить платы за требы. Их запрещения просто не будут действовать.

Во второй записке Канкрин, взамен предложенного Коми­тетом единого налога, предложил собрать запрашиваемую сумму путем повышения уже существующих многочисленных налогов и сборов с населения (расчеты прилагались):

– подушную подать (главный налог империи) предлагалось повысить на копейки (с разных категорий людей по-разному);

– также на копейки повышались сборы питейный, земский, на­лог на соль.

– платы за требы тоже предлагалось повысить вдвое.

– предлагалось учредить особый сбор за выписки из метрических свидетельств, чем, по традиции, занималось духовенство.

– министр отметил, что у самого министер­ства финансов нет возможности для организации нового налога, предложенного комитетом + отметил неудобство введения нового налога в связи с тем, что с 1841 г. во многих губерниях повышаются цены на хлеб. В связи с этим провозглашение государством нового большого налога могло привести к усилению массового народного недовольства.

Комитет отверг первую записку Канкрина и принял в целом расчеты второй. Окончательное решение оставалось за императором. Николай I в итоге распоря­дился: «дело сие нужно оставить до благоприятных обстоя­тельств», похоронив этим и работу Комитета, и соображения Е. Ф. Канкрина.

Император бдительно следил за нравственностью духовного сословия:

– по рапорту обер-прокурора Св. Синода о церковных происшествиях за первую треть 1827 года, Николай I обратил внимание на тот факт, что священник Лука Шуйский села Великой Вели Черниговской епархии, отправлявший богослужение в пьяном виде, упал в алтарь, и уже не смог подняться. Позднее обнаружилось, что этот священник умер от апоплексического удара, «как следствие нетрезвой его жизни», которая была хорошо известна сельчанам. Воля Николая: Синод должен обратить пристальное внимание на этот случай, когда епархиаль­ное начальство по существу попустительствовало поведению священника. Государь указал: «люди, видящие в пастыре вместо благочестия пример порока, теряют ува­жение к его сану и впадают в раскол и в своевольство поня­тий, столь вредному к благоустройству государства». Архиереям и консисториям он приказал «иметь деятельный над­зор за священниками и тех из них, кои уже замечены дурными, ныне же удалять от должностей, а тех, которые представ­ляются сомнительного поведения, переместить под личный надзор архиерея для исправления». Было приказано изготовить соответствующее определение Синода.

– В ответ на распоряжение царя последовала за­писка митрополита московского Филарета (1828 г.) под назва­нием «Мнение о том, какие нужны распоряжения для исполнения высочайшей резолюции о деятельном надзоре за свя­щенниками». Иерарх замечал: архиерею сложно осуществ­лять такой надзор и руководство ввиду обширности и много­людности епархий, по слабости исправительных мер, предусмотренных церковным судом, а также судебной волокиты. Священников сомнительного поведения трудно привлечь к какой-то серьезной ответственности. Филарет предложил активнее использовать благочинных для надзора, тщательнее их отбирать, обязывать их регулярно докладывать архиерею о поведении священноцерковнослужителей, церков­ный суд предлагалось сделать более строгим и более опера­тивным = немедленно увольнять недостойных священни­ков, поскольку они вносят в приход соблазн, «сомнительных» помещать в монастыри для испытания и раскаяния на раз­ные сроки с возможным возвращением потом в приходы. Так­же следовало уважать волю прихожан, «когда они объявляют, что они не желают иметь более» такого-то священника при своей церкви.

В определении Синода от 13 февраля 1828 г. записка Филарета воспроизве­дена почти дословно. Однако этот акт оказался бесполезным = новое аналогичное дело о нравственности духовенства возникло де­сятилетие спустя, в 1839 г.

– Доклад обер-прокурора Св. Синода Н.А. Протасова о безобразиях в церквах за 1838 год возмутил императора: прогневало его содержание той записки, где рас­сказывалось о зверском избиении церковного старосты одним пьяным священником, как он «бесчеловечно бил его руками по голове и другим членам тела до окровавления». В ответ на во­пли несчастного о помощи прибежали дьячок и пономарь той же церкви, но, вместо заступничества, они... стали помогать священнику дальше избивать старосту. Кроме того, отличив­шийся в избиении «священник Восторгов, за необходимости в пьянстве, при многочисленных просьбах прихожан об исправ­лении треб, не исправляет в свое время их». Опустившийся священник до рукоположения в сан служил в войну 1812 г. полковым урядником и участвовал в заграничных по­ходах русской армии. Николай I написал резолюцию: «содержание записки настолько постыдно, что я вновь обращаю внимание Св.Синода, сколь пагубное действие должны производить подобные случаи на прихожан, из каких многие окружены раскольниками, пора найти меры, исклю­чающие подобные случаи».

Другие записки, с которыми озна­комился император, содержали еще множество фактов о недостойном поведении лиц духовного зва­ния. Так, в донесении Сибирской Духовной консистории: священник церкви села Куроедова, вместо ожидаемой проповеди, вдруг «начал бывших в церкви прихо­жан ругать «дураками» и стращал пересечь всех плетьми». На две свадьбы уделил всего по три минуты, только обменивал жениха с невестой кольцами и провел три раза по кругу, при этом нецензурно поругивал окружающих. Священник Илья Игнатов в церкви с. Чумлинкина, служа в нетрезвом виде, про­пустил ектинью. Когда присутствовавший возле пономарь сде­лал ему замечание, священник разъярился, обругал его сквер­ными словами и ткнул ему в бороду зажженной свечой, «отчего загорелись на бороде волоса». Одному священнику в селе Карпове Ранненбургского уезда принесли крестить боль­ного младенца. Однако священник спал «по нетрезвости», раз­будить его не смогли. «Восприемники и жена его неоднократ­но и в течение немалого времени будили его, но он, священ­ник, встать не мог, отчего младенец по слабости своей на ру­ках у восприемницы некрещеный помер». Екатеринославская Духовная Консистория поведала о таком слу­чае: некая вдова, коллежская регистраторша, с неизлечимым калекой-сыном часто приходила в церковь или бродила с ним в церковной ограде, собирая ми­лостыню. Больной сын, не контролируя себя, часто громко раз­говаривал, мешал службе. Потеряв терпение, дьякон Федор Бузков бросился на ее сына, выволок его из церкви и уже в ограде стал избивать его по щекам, рвал за во­лосы «без всякой пощады и человечества». Тогда вдова побежала в цер­ковь с мольбою о заступничестве к священнику Михаилу Самборскому. «Самборский же, придя в азартность, схватил ее за руки, будучи во всем облачении, с крестом в руках, тащил ее из церкви, произнося громогласно: «пошла вон и более чтобы ты и сын твой в церковь не ходили!"» Донесения других консисторий похожи – «о бесчинстве и пьянстве», «о бесчинстве и буйных поступках», о вымога­тельстве священником денег у церковного старосты с бранью и угрозами, о краже дьяконом денег из церковной ризницы и т.п. печальными примерами нехристианского поведения.

Николай I продолжал линию брата Алек­сандра I на расширение сословных прав духовенства. Свод за­конов Российской империи 1832 г. в т. 9 «Законы о состояни­ях» закрепил важные права и привилегии духовенства:

– осво­бождение от подушной подати и личных податей, обязатель­ной военной службы (рекрутчины), военных постоев, телесных наказаний.

– духовенству запрещалось брать на себя су­дебные обязательства и поручительства, ходатайствовать за других лиц по гражданским делам, заниматься торговлей и ви­нокурением.

– дети духовенства по своему рождению уже при­числялись вслед за родителями к духовному ведомству, но, в случае оказанной в дальнейшем при учении неспособности, могли быть из духовного звания уволены и отосланы «в граж­данское общество для избрания рода жизни».

– в Своде были четко очерчены функции епископата, белого и черного духо­венства.

– Сводом было подтверждено пра­во приобретения церквами незаселенных земель, «но ненаселенными недвижимыми имениями они могут владеть и приобретать их вновь не иначе, однако же, как по особому на то ка­ждый раз Высочайшему разрешению». Представители духовенства – выходцы из дворян или получив­шие дворянство через сопричисление к российскому ордену, имели право владения и приобретения заселенных земель.

Выход Устава духовных консисторий 1841 г. был связан с административной церковной реформой, направленной на усиление жесткого централизованного контроля государства над церковью:

– огромные права по контролю над духовенством и по вмешательству в церковную жизнь получили светские консисторские чиновники, славившиеся взятками и поборами.

– была твердо закреплена подчиненность духовенства по отношению к светским и духовным властям всех уровней, получившим безграничные права по контролю над духовенством.

– бесправными в церковных делах были ос­тавлены и прихожане, юридически потерявшие право на какое-либо участие в выборе клира, совершенно утратившие контроль за расходами церковных сумм. Все их реальное уча­стие в приходской жизни ограничивалось выбо­рами церковного старосты, который по избрании пере­ходил в зависимость от разных начальств.

– любая благотво­рительная, просветительская и миссионерская деятельность в приходе попала в сети мелочной регламентации жизни, которой опутывало всех подданных николаевское госу­дарство, – от обязательной цензуры любых проповедей и по­учений и жесткой привязанности к церковным штатам до кон­троля над любыми перемещениями по России и отлучками из епархий.

Последнее обращение Николая I к проблемам духовенства произошло в 1853 г., накануне Крымской войны = одобрил основные положения доклада министра внутренних дел Бибикова, предусматривавшего ряд крупных мер:

– увеличение личных прав и привилегий священнослужи­телей

– открытие детям духовенства возможности служения на всех поприщах гражданской деятельности, то есть преодоле­ние кастовости сословия,

– повышение участия духовенства в народном образовании (в приходских и сельских училищах),

– соизмерение составов причтов с действительным составом приходов,

– определение степени и способов участия прихожан в хозяйственных делах церкви.

Для исполнения это­го плана предлагалось создать Особое присутствие из духов­ных и светских лиц «для изыскания способов к лучшему уст­ройству и обеспечению быта духовенства на лучших основа­ниях». В него вошли митрополит Санкт-Петербургский и Нов­городский Гавриил, архиепископ Рижский Платон, архиепи­скоп Тверской Филарет, вели­кий князь Константин Николаевич, генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков.

Николай I дал одобрение на предложенные Бибиковым направления деятельности Присутствия, оговорив особо, что «при развитии вышеуказанных оснований строго и неуклонно держаться направлений Св. Церкви, деяний Вселен­ских и Поместных Соборов и Правил св. Отец». Император обратил внимание на то, «чтобы предоставляемые право­славному духовенству новые права и преимущества ни в коем случае не стесняли бы тех, которые присвоены духовенству других исповеданий в Империи, сохранив полную независи­мость, законом для них обеспеченную».

Но претворение в жизнь этих проектов было заморожено в связи с войной. Предложения эти перешли по наслед­ству к сыну Николая и стали воплощаться уже в его царство­вание, но малоуспешно.

ВЫВОД:

Сходство судьбы проектов по духовным делам с итогами работы комитетов по кре­стьянскому делу, созданных в царствование Николая I = попытка решить проблему, не меняя ничего в осно­вах существования системы, с помощью замены ее звеньев + упования на действенность частных мер или полумер + желание отодвинуть назревшие серьезные преобразования до более благоприятных обстоятельств.

Механизм деспотиче­ского государства оставался прежним, его гнет сказывался и на духовенстве, который невозможно было отменить пособиями, льготами, увеличением сословных прав.

Кре­постническое государство самой своей природой порождало бедность, бесправие и невежество не только приходского ду­ховенства, но крепостного крестьянства – ос­новной массы православных прихожан, от которых и зависело состояние церковного клира.

Вопрос № 7. Министерство народного просвещения при С. С. Уварове.

Университетский вопрос во второй четверти 19 века

С воцарением Николая I Уваров вошел в состав созданного в 1826 Комитета устройства учебных заведений во главе с министром на­родного просвещения.

Осмысление александровской эпохи = замысел широкомасштабного исследования о России, впоследствии до конца не осуществленного + выступление против возобновления либеральных тенденций начала минувшего царствования. От Николая Павло­вича Уваров получил разрешение через начальника III Отделения собственной императорской канцелярии графа А.Х. Бенкендорфа сообщать императору в письменном виде свои мысли и наблюде­ния о положении дел в стране. Новый император, называя себя в первые годы по вступлении на престол «простым бригадным генералом», которого царствовать не учили, любил работать с министрами, тщатель­но собирал мнения известных деятелей минувшего царствования, слушал их суждения, сопоставляя с ними собственный опыт «Будем надеяться, – писал Уваров Бенкендорфу, – что высокая мудрость Монарха просвещенного, справедливого и патриотично­го облегчит его стране путь развития в форме, наиболее соответс­твующей ее природе. Будем надеяться, что люди, призванные ему помочь, поймут, наконец, положение Государства, которое своей политической формой, своей организацией, своим положением оп­ровергает все теории, и для которого неприменимо почти ничего из того, что делается или задумывается в Европе».

Одну из своих за­писок – «О крепостном праве в России» – прежде, чем отправить императору, Уваров по собс­твенной инициативе прочитал председателю Комитета 6 декабря графу В. П. Кочубею. На отмену крепостного права, полагал Уваров, нельзя смотреть как на обычную административную меру. Внезапное упразднение укоренившегося института = непредвиденные процессы = обыкновенно завершаются всеобщим потрясением: «Хорошо, если бы на этом быстром спуске удалось бы избежать самого большого из бедствий, которое угрожает человечеству, бедствия, ставшего обычным в наши дни – революции... Было бы жалким ослепле­нием обещать, что этот элемент остановится голосом, который ему скажет: «Дальше ты не пойдешь». Уничтожение крепостной зависимости необходимо постепенно подготовить распростране­нием просвещения, развитием «цивилизации», под влиянием ко­торой помещики увидят «моральную невозможность продолжать отношения, которые противоречат их чувствам», а их крепостные достигнут состояния, когда свобода станет для них «естественной необходимостью».

Назначению Уварова главой ведомства народного просвещения предшествовал вопрос императора, сделанный че­рез начальника III Отделения графа А.Х. Бенкендорфа: желает ли Уваров принять министерство? На вопрос Уварова: «Не слишком ли поздно?» император ответил: «Я убедился, что вы – единственное возможное орудие, которому я могу доверить эту попытку, и которая будет последней... Это воп­рос совести, – добавил он, – посоветуйтесь со своею и рассчиты­вайте на меня». Через два-три месяца Уваров был назначен това­рищем министра князя К.А. Ливена, по отставке последнего стал управляющим министерством, в 1834 г. был утвержден официаль­но министром народного просвещения.

Пессимизм, выказанный наедине с императором, не был наигранным: «Мы, то есть люди девятнадцатого века, в затруднительном положении: мы живем среди бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляют­ся, волнуются, идут вперед. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия еще юна, девственна и не должна вку­сить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя поли­тическая система... Если мне удастся отодвинуть Россию на пять­десят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно».

Лозунг министерской деятельности Уварова = «Православие, Самодержавие, На­родность» = перифразированный старинный военный девиз «За Веру, Царя и Отечество!». Смысл формулы = в двух докладах императору Николаю I – отчете о ревизии Московского учебного округа 1832 г. и докладе в качестве управляющего Ми­нистерством народного просвещения от 19 ноября 1833 г., а впос­ледствии повторил в юбилейном отчете «Десятилетие Министерс­тва народного просвещения. 1833-1843»:

– несмотря на сильное увлечение русских образованных слоев ев­ропейскими идеями, разрушающими традиционные общества, еще сохраняется возможность удержать Россию от губительного скольжения по наклонной общественных катастроф и кровавых междуусобиц, благодаря некоторым спасительным началам, иско­ни ей присущим: «Успеем ли мы включить их в систему общего образования, которая соединяла бы выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и надеждами будущего? Как учредить у нас народное воспитание, соответствующее на­шему порядку вещей и не чуждое Европейского духа? По какому правилу следует действовать и в отношении к Европейскому про­свещению, к Европейским идеям, без коих мы не можем уже обой­тись, но которые без искусного обуздания грозят нам неминуемой гибелью?».

– православная вера – для России первое и основное. С ее ослаблением творческие силы народа обречены на угасание: «Без любви к Вере предков, народы, как и частный человек, должны погибнуть; ослабить в них Веру, то же самое, что лишить их крови и вырвать сердце. – Это было бы готовить им низшую степень в моральном и политическом предназначении».

– Самодержавие является оптималь­ной формой нашего государственного бытия, «представляет главное условие политического существования России… Русский ко­лосс упирается на самодержавии, как на краеугольном камне; рука, прикоснувшаяся к подножию потрясает весь состав Государствен­ный. Эту истину чувствуют неисчислимое большинство между Рус­скими; они чувствуют оную в полной мере, хотя поставлены между собой на разных степенях и различествуют в просвещении и в об­разе мыслей, и в отношениях к Правительству. Эта истина должна присутствовать и развиваться в народном воспитании».

– Понятие «народность» осталось достаточно неопределенным = «все затруднение заключается в соглашении древних и новых понятий... Государственный состав, подобно человеческому телу, переменяет наружный вид свой по мере возраста: черты изменяются с летами, но физиономия изменяться не должна. Безумно было бы противиться сему периодическому ходу вещей...». С другой стороны, нелепо, забыв самих себя, бросаться в погоню за «мечта­тельными призраками», фетишами иноземной культуры, «сле­дуя коим, нетрудно... наконец утратить все остатки Народности не достигнувши мнимой цели Европейского образования».

В Уварове, как в государственном деятеле, воля и характер сочетались с устой­чивым пессимизмом: «Дано ли нам посреди бури, волнующей Европу, посреди быстрого падения всех опор Гражданского общества, посреди печальных явлений окружающих нас со всех сторон укрепить слабыми руками любезное Отечество на верном якоре, на твердых основаниях спасительного начала? – Разум, испуганный при виде обломков прошедшего, падающих вок­руг нас, и не прозревая будущего сквозь мрачную завесу событий невольно предается унынию и колеблется в своих заключениях». В черновом наброске на французском язы­ке доклада 19 ноября, он вместо «Православие» написал «Народная вера».

Ко времени назначения Уварова на пост министра народно­го просвещения министерство существовало уже треть века, в представлениях правительства о роли и значении деятельности этого ведомства для государства сложились определенные тради­ции:

– Возведя в ранг особой отрасли государственного управления и реорганизуя систему образования народного (в целом предназначенного для постепенного просвещения всего народа), правительство стремилось казенными учебными заведениями вытеснить частные.

– правительство добивалось привлечения в государственные учебные заведения дворянского сословия. Однако образованность в России не была обязательным атрибутом благородства. Предпоч­тение отдавалось опыту, приобретаемому продолжительной госу­дарственной службой, и сопрягавшемуся с ним кругу специаль­ных знаний и навыков. Тяга дворянства к получению образования оказывалась недостаточна. Поэтому правительство согла­шалось допускать в гимназии и университеты представителей не только высшего, но и других сословий, за исключением крепост­ных.

– В рескрипте императора министру А. С. Шишкову в 1827: «...Необходимо, чтобы повсюду предметы учения и самые способы преподавания были по возможности со­ображаемы с будущим вероятным предназначением обучающих­ся, чтобы каждый... не быв ниже своего состояния, также не стремился чрез меру возвыситься над тем, в коем, по обыкно­венному течению дел, ему суждено оставаться» = в учебные заведения от гимназии и выше разрешалось прини­мать представителей только «свободных состояний». Крепостные, в том числе дворовые, могли быть допущены лишь в приходские и уездные училища, как казенные, так и соответствующей ступени частные.

– власть стремилась за счет при­тока образованных людей радикально обновить чиновничество, поднять качество государственной службы, общую культуру адми­нистрации: невыполнимость правил 1803 г. (разрешавших за­нимать штатную должность в государственных учреждениях толь­ко лицам с дипломами) и указа 1809 г. (об обязательных экзаменах для претендующих на чины 8

Дата добавления: 2014-01-05