Лекция №2. Психоанализ как общая теория психическоro развития в трудах Хайнца Хартманна

Диаграмма размещения

Диаграмма размещения(deployment diagram) наряду с отображением состава и связей элементов системы показывает, как они физически размещены на вычислительных ресурсах во время выполнения. Таким образом, на диаграмме размещения, по сравнению с диаграммой компонентов, добавляется два типа сущностей:

● артефакт, который является реализацией компонента,

● узел (node) – физический вычислительный ресурс, участвующий в работе системы.

На диаграмме также отображается отношение ассоциации между узлами, показывающее, что узлы физически связаны во время выполнения.

Артефакты системы во время ее работы размещаются на узлах, что графически выражается отношением зависимости со стереотипом «deploy» между артефактом и узлом (рис. 3.25).

Рисунок 3.25. Размещение артефакта на узле

Если узлы связаны между собой отношением ассоциации, то это означает то же, что и в других контекстах: возможность обмена сообщениями. Применительно к вычислительным сетям, состоящим из узлов, ассоциация означает наличие канала связи. Если нужно указать дополнительную информацию о свойствах канала, то это можно сделать, используя общие механизмы: стереотипы, ограничения и именованные значения.

Литература

1 Технологии разработки программного обеспечения: Учебник/ С. Орлов. — СПб.: Питер, 2002. — 464 с.: ил.

2 Кознов Д.В. Визуальное моделирование: теория ипрактика. [Электронный ресурс] http://www.intuit.ru/department/se/vismodtp/

3 Иванов Д., Новиков Ф. Моделирование на UML: Учебно-методическое пособие. Санкт-Петербургский государственный университет информационных технологий, механики и оптики.

Хайнц Хартманн (1894-1970) получил блестящее частное образование. В 1920 закончил обучение медицине, получив в Вене медицинский диплом. До 1934 г. работал в ряде университетских клиник в Вене и Берлине. С 1934 г. Занимался частной психоаналитической практикой. В 1941 г. Приехал в Нью-Йорк, где работал в качестве обучающего аналитика в психоаналитическом институте. С 1951 по 1957 гг. бьV1президентом МПА, а с 1959 по 1970гг. - почетным президентом этой ассоциации. В 1945-1962 годах сотрудничал с американскими психоаналитиками Эрнстом Крисом и Рудольфом Лёвенштейном. В ряде совместных публикаций они пытались свести воедино в рамках структурной теории различные представления об Эго, его функциях, развитии и роли. Результатом их совместной работы стало доминирование эго-психологического направления в психоанализе в Северной Америке.

Один из основателей американской эго-психологии (его часто называют "отцом эго-психологии"). Родился в Вене, с 1934 г. по приглашению Фрейда проходил у него психоанализ. "Программное" произведение - "Эго-психология и проблема адаптации" - вышло в 1939 г. Работа Хартманна была направлена на создание общей психоаналитической психологии, объясняющей как патологическое, так и нормальное функционирование.

Основные концепции

Первичная автономия. Хартманн рассматривал врожденные регулирующие силы эго, не являющиеся результатом модификации влечений ид (инстинктов), называя их первичными автономными функциями эго. Врожденные способности к развитию - восприятие, память, двигательные функции - не возникают на основе конфликта. Таким образом, эго имеет частично независимое происхождение, а не является продуктом влияния окружающей среды на инстинктивные влечения. Изначально, согласно Хартманну, существует общая матрица ид-эго, из которой в процессе дифференциации возникают, отделяясь друг от друга по мере развития индивида, ид и эго. Постепенно развиваются вторичные процессы и доминирование принципа удовольствия (ид) сменяется доминированием принципа реальности (эго).

Вторичная автономия. Эго развивается путем созревания и обучения. Автономные факторы развития могут вовлекаться в процессы защиты от инстинктивных влечений ид, влияния суперэго и воздействия внешней среды. Развиваясь, эго сопротивляется регрессии. Возникающие на основе таких защит структурированные поведенческие паттерны, черты характера Хартманн называет вторично автономными. Они могут возникать и развиваться в течение жизни, хотя наиболее интенсивно этот процесс идет в детстве.

Конфликтно-свободная сфера. Часть эго-функций возникает и развивается на основе психических конфликтов (классический психоанализ Фрейда), а часть - независимо от них. Такие эго-функции - моторное развитие, восприятие, внимание, мышление, память, язык, процессы научения - составляют сферу эго, свободную от конфликтов.

Адаптация. Адаптация является главной функцией эго. Изначально новорожденный адаптирован к " среднему ожидаемому окружению " (average expectable environment), которое создает условия для раскрытия внутреннего потенциала и развития. Развиваясь, человек в дальнейшем адаптируется к социальной среде. Таким образом, в процессе адаптации взаимодействуют биологические и социальные факторы. Интеллект Хартманн рассматривает как организующую и направляющую функцию эго. Процесс мышления, рационализируя поведение человека и наделяя его целями, служит адаптации. Познание помогает человеку приспособиться к внешней реальности (даже изменяя ее) и, таким образом, подчинено процессу адаптации. В случае, когда эго не обеспечивает приспособление к реальности (н-р, при невротическом расстройстве), организующая функция эго может помочь повышению адаптивности, обращая человека к инсайту в его внутренний мир.

Развитие. Развитие, по Хартманну, происходит в сложном взаимодействии инстинктивных влечений, защитных функций эго и автономных эго-функций, - в процессах дифференциации и интеграции "раскрывается" психическая структура индивида.

Изменение функции. Гибкость психической структуры позволяет части эго (в первую очередь конфликтно-зависимой) изменять функцию в процессе развития. Например, ребенок может защищаться от анальных влечений, упорядочивая поведение, соблюдая чистоту. Со временем эти проявления защит становится чертами характера и "перемещаются" в конфликтно-свободную зону (ср. взгляды на характер В. Райха).

Нейтрализация. Вводя понятие нейтрализации, Хартманн решает проблему энергии, необходимой для осуществления независимых от ид эго-функций. Определенная степень вторичной автономии достигается путем нейтрализации либидной и агрессивной энергии. В процессе развития эго аккумулирует эту нейтрализованную энергию и может использовать ее для "собственных нужд" - в первую очередь для нужд мышления, волевых действий и тестирования реальности. От степени нейтрализации зависит оптимальное функционирование эго. Процесс нейтрализации начинается при достаточно четком выделении эго в самостоятельную структуру. Для первичных автономных функций Хартманн ввел понятие первичной эго-энергии.

Регрессия на службе эго. В процессе функционирования эго интегрирует различные архаические механизмы - как свои собственные, так и порожденные ид. Адаптивное функционирование не всегда логично и рационально. Творчество, фантазия, игра также служат адаптации и представляют собой род контролируемой регрессии. На способности использовать регрессивные механизмы, названной Хартманном "регрессией на службе эго", основываются и психоаналитические методы лечения.

В более поздних работах Хартманн развивал также социальные аспекты эго-психологии и теорию моральных ценностей.

(1939) Ego Psychology and the Problem of Adaptation.

(1960) Psychoanalysis and Moral Values.

(1964) Essays in Ego Psychology.

В своей первой крупной работе «Основы психоанализа» (1927) Хартманн обсуждает методику психоанализа как науки. В отличие от философов герменевтического направления Дильтея, Вебера и других, которые подчеркивали роль понимания в науках о духе и считали, что их методом является описательная психология, Хартманн утверждал, что психоанализ - естественнонаучная объясняющая теория. Свои доводы он основывал на том, что психоаналитический метод, благодаря технике свободных ассоциаций, способен раскрывать причинные связи, недоступные обычному сознанию или эмпирическому пониманию. При этом Хартманн справедливо подчеркивал, что психологические теории следует оценивать с точки зрения их эвристической пользы, а также возможности формулировки и проверки гипотез. Сам же он полагал, что в психоаналитической теории гипотезы доступны проверке эмпирическим материалом. Он также писал о постоянном взаимодействии между наблюдением и теоретическим мышлением, которое свойственно психоанализу как научному методу. Признавая, что не все теоретические конструкты психоанализа доступны опытной проверке, он тем не менее считал, что если они не противоречат опыту, то могут быть полезны как проясняющие идеи. В частности, он говорил о том, что хотя интроспекция и интуиция крайне важны в психоанализе, их очень сложно описать с помощью научных понятий.

Утверждения Хартманна и эго-психологов о при годности психоаналитического метода для раскрытия причинных связей, а также о способности психоанализа оперировать фактами, приводящими к формулировке гипотез, поддающихся проверке, то есть о научности психоанализа, опирались на процедуры и критерии логического позитивизма и бихевиоризма с их акцентом на изучение «непосредственно данного» в опыте субъекта. Исходя из экономических гипотез Фрейда, работавшие с Хартманном Крис и Лёвенштейн стали строить свои объяснения, исходя из «катексиса» объекта, то есть вложенности в него заряда психической энергии, из-за предполагаемой научной точности подобных построений. Одновременно они пытались свести воедино, в рамках структурной теории, различные представления об Эго, его функциях, развитии и роли. Однако ограничение эго-психологии интрапсихическими конфликтами и понимание их в смысле разрядки влечений оказались неадекватными для описания межчеловеческих конфликтов. В этой связи справедливы утверждения современных немецких психоаналитиков Х. Томэ и Х. Кэхеле о том, что «несмотря на десятилетия усилий, самым умным аналитикам не удалось определить правила соответствия между различными уровнями абстракции теории и что потерпели фиаско попытки как улучшить внутреннюю согласованность теории, чтобы она была релевантна практике, так и создать широкого диапазона систематизацию.

Коль скоро исследование проблемы научного статуса психоанализа исключительно важно для оценки его значимости, мы попытаемся рассмотреть ее более подробно, начиная с взглядов Фрейда и кончая современными дискуссиями на этот счет.

Как известно, в науке XIX века господствовал позитивистский научный идеал объективности, основанный наличной отстраненности исследователя, где данные об объекте собирались путем беспристрастного за ним наблюдения. При этом «опыт» понимался как интеллектуальное постижение

субъектом объекта, смоделированного по типу объекта естественных наук.

Как писал известный французский феноменолог М.Мерло-Понти, «Натурализм науки и спиритуализм всеобщего конституирующего субъекта, которым завершалось осмысление науки, сходились в том, что нивелировали опыт: конституирующему Я эмпирические Я представлялись объектами» Фрейд всегда подчеркивал, что теория психоанализа была основана на объективном наблюдении. Для этого им была разработана концепция развивающегося между пациентом и аналитиком невроза переноса как чего-то совершенно независимого от проводящего анализ терапевта. Так, например, Фрейд писал: «Не думайте, что явление перенесения... создается под влиянием психоанализа. Перенесение наступает при всех человеческих отношениях, так же как в отношениях больного к врачу, самопроизвольно; психоанализ, следовательно, не создает перенесения, а только открывaeт его сознанию и овладевает им, чтобы направить психические процессы к желательной цели». Сам же наблюдатель, Т.е. психоаналитик, должен был, согласно Фрейду, достичь полной беспристрастности и отстраненности, исключив любой свой возможный контрперенос (то есть перенесение аналитиком собственных чувств и мыслей на пациента) посредством личного анализа, самоанализа и глубокого постижения психоаналитических теорий развития, психопатологии и терапевтического процесса.

Таким образом, теоретические взгляды Фрейда приводили к переоценке значения сознания, доходящей до веры Фрейда в возможность реагирования аналитика тотально рациональным образом. В то же время, в силу крайнего рационализма, Фрейд игнорировал трудноуловимую основу внушаемости аналитического пациента, ошибочно считая, что, отказавшись от гипноза, он исключил себя как соучастника в аналитической ситуации. При этом он не замечал, что приведение пациента в утвердительное настроение делало его крайне внушаемым. Кроме того, длительное убеждение Фрейда в том, что поднятие вытесненного содержания психики на поверхность сознания и восстановление воспоминаний раннего детства, важный целительный фактор в терапевтическом процессе, благоприятствовало его враждебному отношению к сопротивлению и чрезмерному упованию на сознательное понимание как пути к выздоровлению. Например, американский исследователь биографии Фрейда Пол Розен писал о том, что Фрейд придерживался мысли (высказываемой им до 1932 года), что «понимание И излечение почти совпадают». Опираясь на обычную для того времени модель сенсорной перцепции, непосредственно и адекватно воспринимаюшей внешнюю реальность, Фрейд приписал бессознательному аналитика аналогичную способность «действовать как орган, принимающий передачи от бессознательного у пациента. Это утверждение легло в основу правила равномерно распределенного внимания, так же как и требования очищения аналитика от контрпереноса». Создатель психоанализа ошибочно полагал, что «совершенное» восприятие автоматически регистрировал ось сознательным образом и позднее вытеснялось, а потому могло быть возвращено назад из состояния вытеснения в своей первоначальной «совершенной» форме.

Так, например, Фрейд писал: ««Быть сознательным,) - это, прежде всего, чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие... Само собой разумеется, что сознательны все восприятия, приходящие извне (чувственные восприятия), а также изнугри, которые мы называем ощущениями и чувствами,). В то же время представление Фрейда о разрядке сопутствующих влечениям аффектов, включающее в себя идею удаления (выбрасывания) как подлинный смысл идеи аффективного выражения, было связано с продолжающимся использованием Фрейдом модели трансформации энергии вместо модели переработки информации. В ходе дальнейшего развития психоанализа произошел отказ от классических представлений Фрейда о «совершенном» восприятии или «совершенной,) памяти, которые могут быть вытеснены или вспомнены, в пользу представления о том, что каждое восприятие - это субъективное творение, компромиссное образование, в котором имеет место сложное переплетение текущего восприятия с прошлыми воспоминаниями и фантазиями, и приписывание идентичности и

смысла данному событию. До того, как восприятие становится сознательным, происходит его переработка в предсознательном. Причем общим паттерном в перцептивном отборе является его регулирование с целью избегания болезненных аффектов. В результате лишь некоторые отобранные восприятия достигают сознания. Например, рассеивание внимания может быть защитой от восприятия некоторого стимула, если он угрожает пробудить непереносимые аффекты. Поэтому каждое восприятие является интеграционным процессом, в котором внешний мир не копируется, а конституируется.

Таким образом, хотя психоанализ имел дело со «смыслами,) субъективного переживания живых объектов и переносил исследование невроза из мира науки в мир людей, потому что смысл является творением субъекта, а не продуктом причин, то есть может быть лишь субъективно понят, оценен, Фрейд пытался выразить все, что происходило с пациентом, на языке ментальной гидравлики вытеснения. В этой связи представляется справедливой оценка созданной

Фрейдом теории интерпретации, данная Полем Рикером, который, говоря о противоречивости фрейдовского дискурса, писал о том, что, «с одной стороны, Фрейд, начиная с «Толкования сновидений», создал свою теорию интерпретации в противовес физикализму и биологизму, господствовавшим в психологии. Интерпретировать - значит идти от явного смысла к смыслу скрытому. Интерпретация полностью принадлежит сфере смысла и содержит в себе отношения силы (вытеснение, возврат вытесненного) только как отношения смысла (цензура, маскировка, сгущение, перемещение); отныне ничто так не требуется от Фрейда, как преодолеть ослепленность фактом и признать универсум смысла. Но Фрейд продолжает трактовать все сделанные им открытия с позиций позитивизма, что сводит их на нет. е этой точки зрения «экономическая» модель играет весьма противоречивую роль: она эвристична, поскольку исследует глубины, которых в состоянии достичь, но вместе с тем она консервативна по самой своей задаче - выразить все смысловые отношения на языке ментальной гидравлики. Если иметь в виду первый аспект, свидетельствующий об открытии нового, то он раздвигает позитивистские рамки объяснения; что же касается второго аспекта, то есть фрейдовского теоретизирования, то оно закрепляет эти рамки и своим авторитетом подтверждает тот наивный «ментальный энергетизм», которым зачастую злоупотребляют его последователи».

Ряд современных психоаналитиков и философов пришли к выводу о том, что психоанализ в связи со спецификой его сферы деятельности не является естественнонаучной дисциплиной. В частности, известный представитель британской школы «объектных отношений» Гарри Гантрип считает, что психоанализ изучает «смыслы» субъективного переживания живых субъектов, с чем не способны иметь дело объективные методы естественной науки. Отсюда Гантрип делает вывод о том, что многочисленные попытки сделать анализ научным были в действительности неузнанными попытками загнать психоанализ в конечном счете назад в форму научной теории материального типа, тогда как психоанализ должен изучать человека как субъекта переживания, а материалом психоанализа должны быть не чувственные впечатления, почерпнутые из внешнего мира, а эмоции, то есть переживание индивидами самих себя как субъектов)). П.Рикёр также считает, что главное различие между психоанализом и бихевиоризмом состоит в том, что психоанализ имеет дело не с эмпирически наблюдаемым поведением, а с иной «реальностью». «(Реальность, о которой говорит психоанализ, - пишет Рикёр, - это, по существу своему, истина личной истории, протекающей в конкретных обстоятельствах; реальность Здесь не является, как это имеет место в психологии, стимулятором, с каким работает экспериментатор, она - истинный смысл, к которому пациент должен пробиться, идя по мрачному лабиринтy фантазма; преобразование смысла фантазма - вот в чем заключается реальность».

Вслед за Рикёром многие психоаналитики пришли к мысли о том, что психоаналитический метод является одной из форм герменевтики. Однако герменевтический метод в психоанализе имеет свои особенности, поскольку интерпретации в нем подвергается не текст, а психические проявления пациента, и интерпретации делаются с терапевтическими целями. Принимая во внимание, что проблемы техники интерпретации и обоснование специфики гуманитарного познания разрабатывались такими философами, как Шлейермахер, Дильтей, Макс Вебер и другими, уместно обратиться к краткому изложению их взглядов на этот счет для последующего их сравнения с методом психоанализа. Вильгельмом Дильтеем обсуждалась проблема выявления присущего только гуманитарным наукам характера познания. Согласно Дильтею, в отличие от естествознания, которое наблюдает, связывает и истолковывает разрозненные факты внешнего опыта, «явления душевной жизни не даны извне и не чужды нам, но знакомы непосредственно,так как в той или иной степени мы сами их переживали.

Такое непосредственное, интуитивное постижение явлений душевной жизни Дильтей называет «пониманием», полагая, что субъективная достоверность такого понимания не может быть обоснована никаким логическим заключением. Понимание нами самих себя и других людей возможно, по Дильтею, лишь благодаря тому, что мы вносим собственную пережитую жизнь в каждый вид выражения собственной и чужой жизни. Поэтому методом наук о духе является описательная психология, которая лишь описывает переживаемые человеком душевные состояния. Дильтей противопоставляет описательную психологию объяснительной, цель которой - давать при чинные объяснения психических явлений. Он называет свою описательную психологию, ее предмет и метод герменевтикой, а связь переживания, выражения и понимания становится у него единственной процедурой, посредством которой нам становится доступно понимание жизни.

Говоря о специфике гуманитарного познания, Дильтей пишет о том, что в нем «понятия, всеобщие суждения и общие теории являются не гипотезами о чем-то таком, к чему мы привязываем внешние впечатления, но результатом переживания и понимания~36. Иными словами, психологическо переживание и описание естественным образом переходит у Дильтея в психологическое изыскание: «8 гуманитарно-научном методе заключается постоянное взаимодействие переживания и понятия. 8 переживании индивидуальных и коллективных связей гуманитарно-научные понятия находят свое воплощение, подобно тому, как, с другой стороны, непосредственное повторное переживание само возвышается до степени научного познания при посредстве общих форм мышления». Таким образом, Дильтей показал зависимость гуманитарного познания от установок познающего, сочетание в нем внешне противоположных процедур - интуитивного постижения и понятийного анализа.

Дальнейшая разработка специфики гуманитарного знания связана с именем Макса Вебера, который различал научное знание и знание о ценностях, где суждения людей об одном и том же предмете могут не совпадать друг с другом, а также проводил тщательное различение двух понятий - «объяснение» и «понимание». Вместе с тем он показывает, что гуманитарное познание представляет собой не просто изучение некотороro явления, но одновременно его конституирование, внесение в него смысла, ценностей. М. Бахтин, прекрасно знавший труды своих предшественников - Дильтея, Риккерта, Вебера и ДРУГИХ – определил специфику гуманитарного познания как активный процесс диалогического общения. По его мнению, «субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект он не может, оставаясь субъектом, стать безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим».

Таким образом, согласно М.Бахтину,«объект познания в гуманитарных науках не просто принадлежит к той же действительности, что и познающий, но что он не менее активен, чем познающий субъект». Предмет науки о духе - «не один, а два «духа» (изучаемый и изучающий, которые не должны сливаться в один дух). Настоящим предметом является взаимоотношение и взаимодействие«духов»». М. Бахтин отказывается про водить непреодолимую границу между гуманитарными и естественными науками, полагая,что она была опровергнута самим развитием гуманитарных наук, и, вместе с тем, подчеркивает своеобразие каждой из них, говоря о том, что <<пределом точности в естественных науках является идентификация (а=а). В гуманитарных науках точность - преодоление чуждости чужого без превращения его в чисто свое (подмены всякого рода, модернизация, неузнавание чужого и т.п.»).

Переходя к рассмотрению темы научности психоанализа, следует сказать, что психоаналитический метод исследования представляет собой герменевтическую технологию, находящуюся в сложных отношениях с теорией. Однако из этого вовсе не следует, что в психоанализе не должны даваться объяснения и высказываться гипотезы. Для этого, во-первых, должна существовать возможность верификации происходящего за пределами субъективной ситуации взаимодействия аналитика с пациентом. Частично эта проблема была решена введением магнитофонных записей психоаналитических сессий.

Во-вторых, гипотезы должны высказываться таким образом, чтобы они были доступны проверке и опровержению. В психоанализе же гипотезы часто высказывались в таком обобщенном виде, что их нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть. Кроме ТОГО, если та или иная гипотеза не подтверждалась клиническими данными, то ее действие часто относили к столь раннему периоду жизни индивида, где ее невозможно было проверить. В связи с этим немецкие психоаналитики Х.Томэ и Х.Кэхеле предложили высказывать гипотезы «в форме утверждений «если - ТО», касающиеся различных событий, которые обычно повторяются в ходе терапии.

И компонент «если» И компонент «то» должны быть определены как можно более точно, так, чтобы обеспечить опровергаемость гипотезы». Однако и в этом случае, по мнению немецких исследователей, остаются трудно разрешимые проблемы верификации, ибо даже высокая эффективность терапии не может служить критерием правильности применяемых методов лечения, ибо «терапевтический эффект может в действительности произойти благодаря предположению аналитика, то есть может быть основан на неверных инсайтах и псевдообъяснениях; это может быть эффект плацебо благодаря вере аналитика и пациента в истину и эффективность инсайта, достигнутого интерпретацией; или он может быть результатом каких-то других аспектов психоаналитической ситуации, например опыта нового типа межличностных отношений, а не «истинного инсайта»». Подводя оценку приведенным взглядам на специфику психоанализа, можно согласиться с тем, что он является особой формой герменевтики, о чем свидетельствует разнообразие предпочитаемых изложений фактов, которые входят в метод, придавая специфическую форму клиническим явлениям, интерпретируемым далее, исходя из данного изложения фактов.

Говоря о специфике психологических исследований, французский феноменолог Мерло-Понти писал, что «психология осмысляет или постигает факты точно так же, как физическая индукция не ограничивается регистрацией эмпирических последовательностей и создает понятия, способные согласовать факты. Потому-то никакая индукция в психологии, как и в физике, не может похвастаться каким-либо ключевым опытом. Поскольку объяснение не обнаружено, но выработано, оно никогда не дается вместе с фактом, и в любом случае является вероятной интерпретацией». Однако данные дисциплины, по мнению Мерло-Понти, все же существенно отличаются друг от друга. «Среди теорий, ни одна из которых не может быть безусловно исключена и ни одна не следует строжайшим образом из фактов, физика все же может совершить выбор в соответствии со степенью правдоподобия, то есть с числом фактов, каковые каждой из них удается согласовать, не обращаясь к вспомогательным гипотезам, измышленным в соответствии с поставленными задачами. В психологии этот критерий дает сбой... ни одна вспомогательная гипотеза не является необходимой». Поэтому в психоанализе, как и в любых других гуманитарных науках, крайне важно не выделять какой-либо теории в качестве главенствующей.

Что касается «научности» психоанализа, то мы согласны с выводами Томэ и Кэхеле о том, что точное исследование процессов изменения в психоаналитической терапии только начинается. Таким образом, мы можем лишь присоединиться к словам вице-президента МПА Роберта Валлерштайна, сказанным им в конце хх века, о том, что «наши теоретические представления на данном этапе исторического развития (когда ослабевает их связь с наблюдаемыми и проверяемыми на опыте клиническими явлениями) находятся вне сферы научного познания, по-прежнему оставаясь не более чем научными метафорами, хотя, быть может, и полезными с эвристической точки зрения.

Возвращаясь к проводимым Хартманном исследованиям, следует сказать, что они были главным образом связаны с дальнейшей разработкой проблем эго-психологии в рамках структурной модели психики Фрейда. Выдающимся его вкладом в развитие данного направления стала публикация книги «Эго-психология и проблема адаптацию> (1939). В ней Хартманн заявил о претензии психоанализа на то, чтобы стать общей теорией психического развития. Для этого необходимо было включить в психоаналитическое рассмотрение все те области общей психологии, которые ранее не входили в его сферу. В этой связи Хартманн начинает исследование проблем адаптации Эго.

Изучая развитие Эго, он приходит к выводу о том, что хотя оно определенно связано с преодолением возникающих конфликтов, последние не являются единственными корнями развития Эго. Поэтому Хартманн вводит термин «свободная от конфликтов сфера Эго» за теми функциями, которые действуют вне сферы психических конфликтов. К ним он относит такие функции Эго, как память, ассоциации и Т.д. Представление Хартманна о том, что Эго как регулятивный орган имеет генетические корни, к которым он относил восприятие, подвижность, интеллект и Т.Д., вырастающие из общего корня, предшествующего дифференциации Эго и Ид, привело к понятию «первичной автономии Эго». А введенное им в этой книге понятие «феномена изменения функций», когда факторы (психические феномены), первоначально возникшие для защиты от инстинктивного влечения, могут с течением времени стать независимой структурой, привело в дальнейшем к понятию «вторичной автономии Эго».

Игнорирование «феномена изменения функций» склонно порождать, по мнению Хартманна, «генетическое заблуждение», когда та или иная функция сводится к ее генетическим предшественникам. В ходе эволюции, согласно Хартманну, возрастает значение взаимоприспособления, которое в психологической сфере предстает как синтетическая функция Эго, являющаяся специфическим «аппаратом адаптации» в распоряжении индивида. С другой стороны, развитие Эго характеризуется дифференциацией, «в ходе которой примитивные регулирующие факторы все в большей мере заменяются или дополняются эффективными функциями Эго». Поэтому он считает, что дифференциация должна быть признана наряду с синтезом важной функцией Эго. Включение Хартманном адаптивного и генетического подхода в изучение процесса развития Эго означало внесение в психоанализ психосоциальных элементов. Это привело его к рассмотрению психоанализа как одной из базисных дисциплин социологии. В ходе последующих исследований Хартманн провел важное разграничение между Эго как психической структурой, используемой личностью, и «Я» (Self) как целостной личностью. А введенные им представления о психических репрезентациях «Я» И объекта оказались полезными для понимания процессов раннего развития психики. Концептуальная разработка этих репрезентаций со временем легла в основу многих теорий, связанных с развитием объектных отношений, а также привела к пересмотру концепции нарциссизма как либидинозного вклада в «Я», а не в 3го, точнее, в репрезентацию «Я».

Весьма плодотворным оказалось многолетнее сотрудничество Хартманна с 3.Крисом и РЛёвенштейном. В частности, одной из совместно разработанных ими идей стало представление о «недифференцированной фазе» развития младенчества, из которой как результат дифференциации развиваются Эго и Ид. 3тот подход привел к акцентированию значительного влияния врожденных аппаратов Эго, которые развиваются в соответствии с закономерностями процесса созревания как часть биологического наследия индивида. Ими также подчеркивал ось значение генетического подхода при изучении формирования психических структур. Исследуя процесс развития, Хартманн пытался определить, как отношения с другими людьми ведут к формированию стабильных, независимо функционирующих психических структур. Одной из таких структур стало так называемое «автономное Эго», которое обладает рядом функций.

В частности, Эго, согласно Хартманну, организует и контролирует подвижность, а также осуществляет восприятие внешнего мира. Другой его функцией является защита от прорыва мечений в сознание, которое функционирует, используя первично нейтральную энергию Эго. Еще одна функция Эго - синтетическая - связана с его координирующей или интегрирующей тенденцией.

В целом представления Хартманна оказали значительное влияние на развитие современного психоанализа и привели к расширению сферы его охвата от психопатологии до общей психологии. Огромны его заслуги в деле изучения генезиса различных функций и структуры Эго. Существенно важны его взгляды, связанные с прояснением научной методологии психоанализа, а также с постановкой вопроса о его научности. В частности, в полной мере сохраняет свою значимость методологический постулат Хартманна о приоритете данных, получаемых в результате прямого наблюдения, перед реконструкцией из психоанализа взрослых. Наконец, проведенное им разделение между Эго и «Я» привело в дальнейшем к созданию многочисленных психоаналитических теорий объектных отношений. Признавая, что научное познание обречено на субъектобъектное отношение, где господствует интеллектуальное постижение субъектом объекта, смоделированного по типу объекта естественных наук, ряд философов хх века - r. Марсель, М.Бубер, М.Мерло-Понти, к.Ясперс - глубоко исследовали би-субъектную коммуникацию. В частности, Мерло- Понти критиковал психологические теории за то, что при объяснении человеческой субъективности они отворачиваются от мира культуры и исходят из мира объектов. Сам же он считал, что феноменологически мир можно понять только на пересечении опыта «я» И опыта «другого», то есть исходя из субъективности и интерсубъективности.

Со своей стороны, Бубер проводил различие между «функциональным» отношением рационалистически-сциентистского типа, характерным для естественных наук, и диалогическим, личностным отношением к человеку, предметам, Богу. Личностные отношения он называл отношениями Я-Ты, в отличие от функциональных отношений ЯОно. По Буберу, отношение Я-Ты взаимно, в отличие от отношения Я-Оно, где активен только субъект. Подобное субъект-субъектное отношение не подвластно физическому времени и причинности, потому что оно перемещается из материального пространства в духовное. У г.Марселя интерсубъективность имеет онтологический статус, ибо при внимательном изучении внутреннего опыта она обнаруживается не только в отношениях между людьми, но и в глубине каждого индивида.

В исследовании субъект-субъектных отношений психоанализ шел вслед за философией, переходя от субъект-объектных отношений, свойственных эго-психологам с их стремлением к «научности», К субъект-субъектным отношениям двух и трех лиц, характерным для исследователей объектных отношений. Подводя итог исследованиям эго-психологов, следует сказать, что психология индивида выстраивалась у них в соответствии с моделью естественных наук. Что касается техники лечения, то она проводилась в соответствии с моделью интрапсихического конфликта по пути, обозначенному А.Фрейд в труде «Эго И механизмы зашиты» (1936). Ограничение эго-психологии интрапсихическими конфликтами и понимание их в смысле разрядки влечений оказались неадекватными для описания межличностных конфликтов, поэтому психо-социальные отношения так и остались не проясненными в теории эго-психологии.

Однако уже у А.Фрейд мы видим моменты выхода за пределы границ эго- психологии, когда она пишет о том, что не все про исходящее между аналитиком и пациентом является пере носом. В целом работа с интрапсихическими конфликтами не способствовала описанию межличностных конфликтов, возникающих как в жизни пациента, так и в аналитической ситуации. Все они стандартным образом объяснялись как перенос, а не как нечто новое, возникающее между участниками психоаналитического лечения;

Дата добавления: 2014-01-05