Поэзия русского литературного зарубежья

Важная составляющая поэзии 70 – 90-х годов представлена в литературном зарубежье "третьей волны" рядом талант­ливых имен. Среди них – И.Бродский, Ю.Кублановский, Н.Коржавин, Д.Бобышев, А.Цветков, И.Ратушинская. Н. Горбаневская и др. Поэтическая судьба каждого из них складывалась по-своему. Их творчество разнопланово. Но все они достаточно ярко передали ощущение драматизма и трагедийности бытия, тревогу о судьбе родины. Поэзия зару­бежья развивалась в том же русле, что и поэзия "метропо­лии". В центре ее – "вечные" вопросы бытия, духовная жизнь человека XX ст.. попытка осмыслить историю и совре­менность. Для поэзии русского зарубежья характерен широкий проблемно-тематический, жанровый и стилевой диапазон. Один из важных аспектов поэтического зарубежья состоит в том, что впервые увидело свет многое из того, что написано или задумано было гораздо раньше на родине. Большинство поэтов-эмигрантов – среди них – И.Бродс­кий, Н.Коржавин, А.Галич – были уже сложившимися творческими индивидуальностями, имели за плечами опре­деленный литературный багаж и опыт творчества.

Наум Коржавин (лит. псевдоним Н. Манделя, р. 1925) – поэт, эссеист. В 1947 г. был арестован, сослан в Сибирь. Вернувшись в Москву в 1959г., закончил Литературный институт, стал публиковать стихи в отдельных журналах. В 1963 г. вышла первая книга Коржавина "Годы". Многочис­ленные стихи его печатались в самиздате. Поэт активно включился в диссидентское движение, поддерживал других "инакомыслящих" литераторов – А.Солженицына. А.Си­нявского. Ю.Даниэля. В 1974 г. Н. Коржавин вынужден был эмигрировать. В США вышли его книги "Времена" (1976), "Сплетения" (1981), "Избранные стихотворения" (1983). В 90-е годы в России были опубликованы книги: "Письмо в Москву" (1991), "Время дано" (1992). В 1992 г. поэт вернулся в Москву, сохранив американское гражданство.

Для поэзии Н. Коржавина характерно органичное соеди­нение лирико-философских мотивов и публицистики, лич­ностного и гражданского начал. В стихотворениях и поэмах, написанных вдали от родины, особенно остро звучит тема России, ее социальной неустроенности, ее истории и духов­ного бытия, свободы и несвободы. Несмотря на эмиграцию, поэт чувствует неразрывную связь с родиной, образ се стано­вится сквозным в его стихотворениях. Главные ощущения лирического героя – ностальгия, отрыв от родной стихии, драматизм положения чужестранца – выражены в стихотво­рениях "То свет, то тень...", "В американском доме творчест­ва", "Довольно!.. Хватит!.. ", "Письмо в Москву", "Песня отдельной лейб-казачьей сотни неизвестного эскадрона". Наиболее явно, четко и лаконично эти мысли сформулиро­ваны в строках из поэмы "Сплетения" (1980):

И здесь, в этой призрачной жизни, Я б, верно, не выжил ни дня Без дальней жестокой отчизны, наполнившей смыслом меня.

Будничное, каждодневное, социальное в поэзии Н. Кор­жавина неразрывно связано с философским взглядом на мир, попыткой осмыслить жизнь человека, ход истории, вечные проблемы жизни и смерти, кратковременности человечес­кого пребывания на земле ("Давно б я убрался с земли...", "На жизнь гневись не очень...", "Прощание с Яддо", "Ах ты, жизнь моя..."). Нескрываемый пессимизм сквозит в оценке своего времени, своего века, путей и перспектив дальнейшего развития человечества, что сближает позицию поэта со взглядами И.Бродского, Юрия Кублановского и др. представителей литературного зарубежья:

Правда века есть бездна – недаром все тонет во мгле,

И не будет мне места до смерти на этой земле.

Все уперлось в "сегодня ",

а даль беспощадно пуста,

И почти безысходна простая моя правота.

Напряженные размышления о духовном бытии современ­ников приводят Н. Коржавина к пониманию неизбежности возврата к вере, к высшим ценностям. Процесс этот происходит в сознании людей, и поэт откровенно рассказы­вает о своих собственных духовных поисках. Он обращается к Богу с молитвой ("Я плоть. Господь..."), просьбой дать покой и укрепить дух человека, измученного на чужбине мыслями о катящейся в пропасть родине. В стихотворении "Давно б я убрался с земли..." автор касается опасной философской темы – перехода за черту, за грань познавае­мого, и в связи с этим разворачивает традиционную тему загробного мира, отпущения земных грехов.

Н.Коржавин обращается к жанру короткой лирической поэмы ("Сплетения"). Здесь воедино соединяются раздумья о собственной судьбе и о судьбе поколения эмигрантов, о трагических коллизиях и поворотах истории. К концу поэмы тема перерастает в страстный лирический монолого России, в котором возникает аллюзия гоголевского вопроса "Рурь, куда ж несешься ты, дай ответ?":

Россия! Да минет нас это! Опомнись! Вернись в колею! — Кричу я... Но нет мне ответа. Да что там! Весь мир — на краю.

Ощущение глобальности катастрофы конкретизируется в "Поэме причастности" (1981 –1982), посвященной афган­ской теме. "Поэма причастности" – яркий образец сплава лирики и публицистики, проникновенного, страстного зву­чания антивоенной гражданской темы. Написана от лица юноши, воина-афганца, который не по своей воле и вине стал завоевателем, мишенью для ненависти, отчаянной злобы со стороны коренного населения. Он послан на смерть "кремлевскими старцами", но не только они в ответе за это. Постепенно монолог воина-афганца перерастает в мо­нолог автора, который говорит о причастности всех и каждого, о своей собственной причастности к трагедии в Афганистане, страшной судьбе детей, меньше всего винов­ных в случившемся: Как приходится сыну, /Если предки такие. / Как за все наши вины / Отвечает Россия. Не случайно первым эпиграфом к поэме предпосланы строки М. Ю.Лермонтова: "Насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом".

Поэзия Н. Коржавина отличается четкостью, ясностью стиля, преобладанием классических размеров, точных рифм, прозрачных метафор, лаконизмом и емкостью изобразитель­ных средств. Она развивает традиции русского реализма, ориентирована на опыт поэзии — Пушкина, Некрасова, Ахматовой, Твардовского. Коржавин намеренно выступает против формализма как самоцели в поэзии, отстаивает неисчерпаемые возможности реалистического метода.

Творчество Иосифа Бродского (1940–1996) – наиболее яркая страница современной русской поэзии. Несмотря на долгие годы официального замалчивания, гонений и эмиграции, стихи его всегда находили дорогу к читателю и пользовались огромной популярностью. И.Бродский начал активно писать и выступать перед преимущественно молодежной, студенчес­кой аудиторией с 1957 года. Известность его быстро росла, стихи расходились в списках, поражая нестандартностью мышления, внутренней свободой поэта. В 1964 г. он был арестован, судим за "тунеядство", за то, что официально не состоял ни на какой службе, не был прикреплен ни к какой организации, работал самостоятельно как поэт и переводчик. По приговору суда поэт был сослан в деревню Норинское Коношского района Архангельской области на 5 лет с предписанием обязательного физического труда. Об этом месте, окруженном болотистыми лесами, где к нему от­неслись по-человечески простые крестьяне, впоследствии с грустным лиризмом и теплотой вспоминал Бродский в стихотворениях "Осень в Норенской", "Ты забыла деревню, затерянную в болотах...", "В деревне Бог живет не по углам".

В Норинском Бродский прожил полтора года, затем под давлением общественности, интеллигенции, знавшей и поддержавшей поэта, приговор был смягчен, и поэт возвратился в Петербург в 1965 г. Здесь он попытался активно включиться в литературную жизнь, однако условия для творчества были совершенно невозможными, поэту не удавалось ничего опуб­ликовать, за исключением отдельных переводов. На Западе начали издаваться его сборники "Стихотворения и поэмы" (1965), "Остановка в пустыне" (1970).

В 70-е годы Бродский активно публиковался в самиздате. После серии очередных гонений, судов над писателями и диссидентами его практически вынудили покинуть СССР. В 1972 г. поэт эмигрировал в США, поселился в Нью-Йорке. Живя и работая в Соединенных Штатах, И. Бродский выпустил ряд поэтических сборников, куда вошли и ранее написанные стихотворения: "Конец прекрасной эпохи" (1977), "Часть речи" (1977), "Римские элегии" (1982), "Новые стансы к Августе" (1983), "Урания" (1987), выходят также целый ряд его статей и эссе "Меньше, чем единица" (1976,), "На стороне Кавафиса" (1977), "Поэт и проза" (1979), "Путешествие в Стамбул" (1985) и др., пьесы "Мрамор" (1984), "Демократия!"(1990). В 1987 г. поэт был удостоен Нобелевской премии.

С 1990 года выходят поэтические сборники, собрания сочинений Бродского в Таллинне, Москве, Санкт-Петербурге.

Поэзия Бродского представляет яркий образец интеллектуальной лирики XX века. Стихотворения его с трудом поддаются тематической и жанровой классификации. Он часто пишет обо всем сразу — об отдельных вещах и предметах и космической беспредельности, о живописи и истории, о душе и политике. Музыка, география, снови­дения, мимолетное ощущение, переживание, странная ассо­циация, философская медитация — все у него существует одновременно, параллельно, в одной плоскости. "Это очень сложное видение человека, который наблюдает действительность одновременно в самых разных ракурсах, учитывает или старается учитывать ассоциации словесные, культурные, фольклорно-блатные, исторические — всякие... Редко кто добивался такого эффекта в стихах. Это обычно считалось достоянием прозы", – отмечает М.Липовецкий.

Ранний период творчества – конец 50-х – начало 60-х годов заметно отличается влиянием романтизма. И.Брод­ский увлекается переводами польского поэта Константы Ильдефонса Галчинского ("Заговоренные дрожки", "Песня о знамени"). Романтические мотивы звучат и в собственных стихотворениях Бродского — мотивы одиночества, раздвоен­ности духа – "Ты поскачешь во мраке по бескрайним холод­ным холмам"(1962), "Рождественский романс" (1962), "Зофья" (1962). Ранний Бродский своеобразно использует и переосмысливает романтический жанр баллады ("Холмы", "Баллада лжеца", "Баллада Короля").

Однако уже в ранней лирике обнаруживается своеобразие мировидения и усиленное звучание философской проблематики в стихах поэта. Это ярко проявляется в цикле "Новые стансы к Августе", стихотворении "Большая элегия Джону Донну", ставшем началом его поэтической славы (творчеством английского поэта-метафизика Джона Донна особенно увлекался И. Бродский). В поэтических текстах Бродского оживает оригинальная философская модель мира. Это — бесконечное пространство космоса, которое простирается настолько далеко, что "Господь оттуда – только свет в окне туманной ночью в самом дальнем доме". Поэт творит свой собственный миф о земле, которая "не кругла. Она просто длинна", архаична и вместе с тем наделена узнаваемыми приметами времени, ее бесконечность связана скорее с ирреальным пространством человеческого сна, беспредель­ного полета мысли, фантазии – как в цикле "Колыбельная Трескового Мыса" (1975). У поэта часто сходятся воедино Бытие и Небытие, совмещаются различные традиции фило­софских представлений о мире: идеализм Платона и неопла­тонизм, кантианство, геометрия Флоренского, теория "Третьего мира" Карла Поппера, религиозно-философские идеи ("Развивая Платона", "Полдень н комнате", "Конец прекрасной эпохи", "К Урании", "Посвящается стулу", "Келомякки", "Бабочка" и др.). Для И. Бродского очень важными образами выступают категории: пространство, время, вещь. Они наполняются реальным и символическим смыслом и выступают в качестве сквозных образов, вступают в своеобразные "конфликтные" взаимоотношения ("Осенний вечер в скромном городке", "Колыбельная Трескового Мыса". "К Урании"). О своем восприятии этих философских кате­горий поэт пишет в своих эссе "Отлет из Византии". '''Путешествие в Стамбул".

Поэзия И. Бродского 70—80-х годов усложняется, становится еще более многомерной, афористичной, авторская позиция более определенной. Изменяется и ее форма. Для Бродского важна не столько ритмическая, сколько интона­ционная организация речи. Поэт в интервью Джону Глэду отмечал, что если в раннем творчестве он использовал более точные размеры — пятистопный ямб, к примеру, то в после­дующих его стихотворениях больше места дольнику, инто­национному стиху, благодаря которым речь становится более нейтральной, не сковывается границами метра.

Усиливаются философские мотивы быстротечности жиз­ни, преходящести земного существования. Бродский – поэт, который постоянно об этом помнит и пишет, относясь как к неизбежной данности ("Пчелы не улетели, всадник не ускакал. В кофейне...", "Примечания папо­ротника"). В отдельных стихотворениях появляется тема изгнанничества, заокеанского пристанища и тема утраченной родины, к которой поэт обращается и с сожалением, и с осуждением той официальной несвободы, которая царит в ней (Цикл "Часть речи", 1975-1976, "Пятая годовщина", 1977).

Поэт видит всю разноликость современного мира его сложность, мозаичность он пытается воспроизвести в слове. Иногда его называют наследником традиции акмеизма. •• благословленном Анной Ахматовой. Однако, в отличие от акмеистов, он, скорее, стремился словесно отразить в своей лирике хаос мира, его враждебность человеку. Как часть мирового хаоса поэтом воспринимается и несовершенство человеческих взаимоотношений, разрушительное действие истории, несущей социальные катаклизмы, войны, обратная сторона современной цивилизации. Лирический герой Бродского, как никто другой, чутко улавливает опустошающую пош­лость, цинизм, социальную несвободу, царящие в человече­ском обществе, независимо от положения во времени (тема Римской империи) и пространстве – будь то утраченная родина или заокеанское пристанище. Может быть, поэтому в большинстве случаев антиромантизируется, подастся в сниженном плане и сам облик лирического героя – "Я, певец дребедени, лишних мыслей, ломаных линий" ("Римские элегии"), "Я – один из глухих, облысевших угрюмых послов второсортной державы" ("Конец прекрасной эпохи").

Вместе с тем хаосу мира, разрушительному действию социальных катаклизмов поэт противопоставляет самоценность личности, ее внутреннюю устойчивость, уникальность единичного человеческого сознания. Это ярко демонстри­руют такие произведения, как "Колыбельная Трескового Мыса", "Назидание".

Хаосу мира противопоставляет Бродский и мир культуры, искусства, поэзии– нетленного, прекрасного, созданного высшим устремлением и взлетом человеческого духа. Поэт рассчитывает на интеллектуально подготовленного читателя, смело вводит его в мир ассоциаций с культурой, историей, мифологией Древней Греции, Рима ("Одиссей Телемаку", "Дидона и Эней").. Ему близка античная философия и сознание античного человека, в которых он находит ощуще­ние гармонии, напрочь утраченное человеком современным ("Письма римскому другу", "К Ликомеду, на Скирос", "Раз­вивая Платона", "Римские элегии").

В ряде стихотворений поэта переосмысливаются библейские темы, сюжеты, мотивы и образы (" Сретенье", "Рождественская звезда", "Исаак и Авраам", "24 декабря 1971 года").

И.Бродский знакомит читателя с западноевропейской живописью ("На выставке Карла Вейлинка"), постоянно апеллирует к мировому опыту поэтического творчества (к поэзии Джона Донна, Т.Элиота, Т.Венцлова, А.Пушкина, А.Ахма­товой, М. Цветаевой). Наивысшим авторитетом, почти сакральным смыслом обладает для Бродского слово. В своей критической статье "О Марине Цветаевой" он отметил, что "поэзия – это высшая форма существования языка..,,это устремление языка вверх – или в сторону – к тому началу, в котором было Слово". Язык видится поэту как первоэлемент мира, он дарован поэту свыше. В Нобелевской лекции И. Бродский подчеркнул: "Поэт есть средство существования языка. Поэт впадает в зависимость от языка. Зависимость эта — абсолютная, деспотическая, но она же и раскрепощает". Тема поэтического творчества, вдохновения, идея богоизбран­ности поэта – одна из центральных – оригинально переосмысливается в стихотворениях "На столетие Анны Ахматовой", "Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова", "На смерть Т. С. Элиота", в цикле "Часть речи".

Поэзия И. Бродского – образец многообразия форм, интонаций, усложненного синтаксиса. Здесь часто исполь­зуются труднопредставляемые ассоциативные метафори­ческие построения: "луна поправляет лучом прилив, как сползающее одеяло" ("Около океана, при свете свечи; вокруг..."), "горизонт себя выворачивает, как пальто с помо­щью рыхлых волн" ("Прилив"), "подковы волн, пока их куют, обрастают гривой" ("Прилив") и т. д. Он любит причудливую игру света и тени, меняющих знакомые очертания предметов, видит их необычные ракурсы: "Тело, застыв, продлевает стул. Выглядит, как кентавр" ("Полдень в комнате"), "коричневая длина улицы" ("Всегда остается возможность выйти из дому..."), "ветер гремит перевер­нутыми колоколами ведер" ("Осень в Норенской").

Как и было предсказано И. Бродским, он не дожил до конца века. Оставленное им поэтическое наследие в полной мере запечатлело содержа­ние, тревоги, боли, достижения и утраты, противоречия и духовные взлеты его времени. Творчество И. Бродского – одна из наиболее ярких страниц современной культуры.

Один из оригинальных, самобытных поэтов, представля­ющих русскую эмиграцию "третьей волны,"– Юрий Кублановский (р. 1947). По образованию – искусствовед. Работал экскурсоводом в Кирилло-Белозерском заповеднике, был сотрудником музея им. Тютчева в Муранове. В 1976 г. Кублановский написал открытое письмо протеста против изгнания Солженицына, с этого момента попал в опалу, пополнил ряды диссидентов, утратил возможность работать по специальности. Он был вынужден служить сторожем, истопником, дворником в подмосковных и московских храмах. В 1979 г. участвовал в альманахе "Метрополь". В России Кублановский практически не печатался. Его первая книга "Избранное" была составлена И.Бродским и опубликована в США в 1981 г. Вынужденный отъезд поэта произошел в 1982 г. сначала в Париж, где он работал корреспондентом "Радио Свобода", а позже– в Мюн­хен. На Западе вышло три книги его стихов: " С последним солнцем" (1983), "Оттиск" (1985), "Затмение" (1989).

В стихотворениях, написанных еще в доэмигрантский период, центральной становится тема России, неприкаянной, бесприютной, которая увидена с точки зрения лирического героя – отшельника, бродяги, странника. Показательны в этом смысле стихотворения " Встреча", "Лесник", "Потем­невшая пижма, осенними сроками...". Такая позиция лири­ческого героя неизбежно порождает философское зрение, восприятие жизни, настоянное на религиозном чувстве:

Тогда среди сияний выспренних

еще не открывалось нам,

что много званых, мало избранных'

и приуроченных к мирам,

И растекаясь вместе с реками,

и забираясь на холмы,

Да разве думали, кумекали,

что всех недолговечней мы?

В стихотворениях "Мы будем с тобой перед Богом чис­ты...", "То реквиемом, то Осанной", "Покров в Печорах " прослеживается христианское мироощущение поэта, немало деталей, связанных с культом православного вероиспове­дания, церковного обряда. Не случайно И. Бродский, характеризуя поэзию Ю. Кублановского в предисловии к одному из сборников, назвал его религиозным постом. Стилистика Ю. Кублановского – поэтический орнамента­лизм, словесная вязь приближается к традиции поэтического слова В. Хлебникова, Н. Клюева. Поэт "умеет вызвать к жизни слова редкие, ушедшие из нашего повседневного языка, а то и из памяти... Он умеет не только припомнить слово, а сделать его уместным, вновь привить современной речи, соотнести с нашей сиюминутностью""⁴.

В цикле стихотворений "г. Тугаев (бывш. Романов – Борисоглебск) на Волге" оживает русская старина, ее поэти­ческий облик связывается с заснеженными просторами, распахнутыми дверями храмов, в которых просматривается лик Богородицы. На этом фоне прослеживается кровавая история России, упоминаются события тридцать пятого года, губительного, разорительного для крестьян. Символический образ распятия, креста в цикле ассоциируется с крестным путем России, се распятой судьбой. Стих Ю. Кублановского демонстрирует густую метафорику, яркие образы, непри­вычные ассоциации: "солнце смотрит вмороженным глазом в голубиную мглу", "Бесшумное небо до дна освещая, индевеет луна", "в рубиновой чашечке, ранен и зыбок, у икон огонек". Пейзаж у Кублановского — это, как правило, русский север, Беломорье, Белозерье, с его снегами, моро­зами, инеем, которые проглядывают в лирике, написанной уже в эмиграции, наряду с парижскими каштанами, зелеными лужайками, средневековыми замками Европы. Здесь появляются мотивы ностальгии, тоски, обреченности. Они звучат в лирических стихотворениях "Сын, мужавший за семью замками...", "Моя стезя, не столь жестокая...", "Две открытки", "Письма с родины – страшное дело!". Осмысливая свою личную судьбу, поэт не отделяет ее от судьбы родины, от ее проблем духовных, социальных, нравственных ("Судьба стиха – миродержавная...").

В поэзии Ю. Кублановского находит отражение антитота­литарная тема ("Купина палимая", "Памяти алапаевских узников"), боль и плач по "обнищавшей" России ("Старый форт ежевикой..."). Не случайно в одном из ранних стихотворений, предчувствуя свою разлуку с родиной, поэт сравни­вает ее с заходящим солнцем.

Ирина Ратушинская (р.1954) представляет младшее поколение писателей "третьей волны" эмиграции. В 1982 г. она была арестована, отправлена в лагерь политзаключенных в Мордовию за правозащитную деятельность, письма, обраще­ния к советскому правительству с протестом против преследований Д. А. Сахарова и других инакомыслящих, а также за стихи, которые были объявлены антисоветскими клеветни­ческими документами. Затем последовало лишение советс­кого гражданства и эмиграция в 1986 г. Здесь были изданы ее книги "Вне лимита" (1986), "Я доживу. Стихи" (1986), "Серый – цвет надежды" (1989).

Поэзия Ратушинской отразила в полной мере ее жизнен­ные испытания, опыт тюремно-лагерного заключения. В стихотворениях, имеющих точную датировку, с дневниковой достоверностью рассказано о пребывании в неволе с первых дней ареста до освобождения ("Бутырские воробьи", "Из незнакомого окна", "13. 83, на суде", "Дай мне кличку, тюрь­ма..."). Наряду с личностным, проникновенным рассказом о чудовищной несправедливости, цинизме, антигуманности тоталитарной системы в поэзии Ратушинской прослежива­ется общефилософский смысл, попытка выразить трагичес­кое содержание своего времени. Ее мироощущению родствен эсхатологизм мировосприятия, какой испытывали поэты начала века — А.Блок, М.Цветаева, О.Мандельштам, с традицией творчества которых явно и скрыто связана.поэзия Ратушинской:

Время складками ложится / И стекает по плечам./Слышно: площадь веселится — Ожидают палача. /Пьяны люди, сыты кони — То ли хохот, /по ли пляс... В каждом доме на иконе Беспощадно смотрит Спас./ Кто там а сумерках кружится.. / Погоди, еще светло! Время петлями ложится. / Глядь – под горло подошло.

В традиционном ключе, свойственном лучшим образцам русской гражданской лирики, понимает Ратушинская и назначение поэта, его высокую миссию:

Я напишу о всех печальных. Оставшихся на берегу, Об осужденных на молчанье — Я напишу.

Особый смысл в ее поэзии обретает тема родины, решен­ная как тема "странной любви", любви- ненависти к отчизне. Одно из таких ранних стихотворений "Ненавистная моя родина!" послужило материалом для дополнительных обви­нений поэта в очернительстве социалистической родины и антипатриотизме. Впервые в лирике Ратушинской остро бы­ла поставлена проблема ответственности родины за судьбу своих детей, ее вины перед своими сыновьями:

Плачешь, родина отсутствующая моя?

Раскидала детей,

И куда уж теперь собрать?

Да и где сама, на каких небесах края...

Убиенная, что же ты плачешь опять?

Жесткость, нелицеприятность позиции автора обуслов­лена и новым временем, и теми испытаниями, которые выпали на долю поэта. Как отметил критик Е. Добренко. "может быть, это и есть тот новый уровень, на который поднимается поэзия Ратушинской в 80-е годы?... Что и говорить, мотив нетрадиционный. Родина-жертва – с этим охотно мирится "патриотическое" сознание, но родина-палач – никогда... Здесь все зависит от внутренней установ­ки: что выше – патриотическое сознание или гражданское? К такой альтернативе нас неизбежно ведет логика творчества И. Ратушинской, а творчество и судьба здесь — едины».

Очень важны для поэтессы в раскрытии духовной жизни современников мотивы и образы, связанные с христианст­вом. Религиозное прозрение и раскрепощение – единствен­ный выход в нечеловеческих условиях лагеря, карцера, тоталитарной действительности. Уже в ретроспективных, написанных в эмиграции, но обращенных к годам заключе­ния стихах прослеживается суть новозаветного учения – проповедь любви, сострадания, прошение врагам своим. По словам Ю. Кублановского, "Ратушинская приняла поэзию не как "игру", не как наинежнейшую область изящной словесности, но – как служение, как исповедь, проповедь, самое бытие".

Вместе с тем поэтессой в высшей степени осознано значе­ние культуры, творчества:

Манделыитамовской ласточкой

Падает к сердцу разлука,

Пастернак посылает дожди,

А Цветаева — ветер.

Чтоб вершилось вращенье вселенной

Без ложного звука,

Нужно слово — и только поэты

За это в ответе.

Среди поэтов "третьей волны" русской эмиграции особое место занимает творчество Алексея Цветкова (р. 1947). Он эмигрировал в 1975 г., за рубежом издал поэтические сборники " Сборник пьес для жизни соло" (1978), "Состояние сна" (1981), "Эдем" (1985). Творчество А. Цветкова отличается поиском форм, открытой установкой на эксперимент, в его поэзии прослеживается игровое начало. Многие поэтические тексты отмечены влиянием постмодернизма. Характеризуя последние стихи А.Цветкова. Джон Глэд отмечал их затрудненный смысл, тенденцию к сложным ассоциациям, гротеску"" в соединении с традиционными классическими размерами. В сборнике "Эдем" поэт обращается к форме верлибра. Тематический, проблемный диапазон поэзии А. Цветкова – искусство, творчество и его соотношение с обыденнос­тью, тревога о судьбе культуры, исследование собственной души и размышление о месте человека в мире, истории. Серьезная, нравственно-философская проблематика соседст­вует с иронией, нередко пародийным переосмыслением известных литературных текстов.

Таким образом, при всем разнообразии тем, стилистических манер, творческих индивидуальностей и голосов поэтов русского зарубежья "третьей волны" объединяет укорененность в родном языке, русской культуре, традициях национальной литерату­ры, продолжателями которой они выступают. Вдали от родины они тем не менее несут важную миссию сохранения русского поэтического слова, родной речи, культуры.

Дата добавления: 2014-01-05