Проблема виктимного («способствующего») поведения

Данные о жертве могут быть полезными как для изучения причин и условий преступности и виктимизации, так и для решения конкретных проблем следствия — поиска лица, совершившего преступление, квалификации его деяния, определения степени вины, дифференциации наказания, принятия адекватных профилактических мер.

Например, обобщение сведений о жертвах серийных сексуальных убийств (возраст, образ жизни, социально-психологический статус и пр.), способах совершения преступления (неожиданные нападения, заманивание жертвы с помощью обмана, отсутствие или наличие на теле потерпевшего следов садистских действий, истязаний и пр.) помогает созданию психологического портрета посягателя, облегчает его поиск.
Установление состояния жертвы (в частности, состояния беспомощности или зависимости от преступника) может помочь правильной квалифицикации преступного деяния, определению наличия и степени вины посягателя, дифференциации наказания.

Типизация ситуаций взаимодействия преступника и жертвы с учетом роли лиц, которым наносится вред, позволяет не только разобраться в особенностях детерминации преступных действий, но и помочь в выработке способов оптимального поведения потенциальной жертвы. Разработка и обучение навыкам противостояния виктимизации — одно из направлений виктимологической профилактики.

В то же время речь о виктимологии как об отдельной научной дисциплине может идти в случаях, когда данные о жертве самостоятельно, без учета сведений о преступнике и ситуации могут помочь решению практических вопросов. В настоящее время виктимология все чаще самостоятельно исследует проблемы социально-психологической реабилитации пострадавших от преступления, компенсации причиненного жертве ущерба.

За самостоятельность виктимологической науки ратовал румынский исследователь Б. Мендельсон и некоторые другие ученые. Объектом виктимологического анализа эти исследователи предлагают считать не только пострадавшего от преступления, но и жертву несчастного случая, катастрофы, стихийного бедствия, войны. Способы решения проблем возмещения ущерба и социально-психологической реабилитации жертв криминальных и некриминальных событий схожи. Лишь в минимальной степени они требуют учета особенностей ситуации и действий причинителя вреда. Данные о жертве в этих случаях имеют собственную практическую значимость, что делает более резонными высказывания о виктимологии как особой дисциплине.

В практике уголовного судопроизводства многих стран проблема оценки поведения в криминальной ситуации жертв половых посягательств является «наиболее трудной и вызывающей наибольшее число споров» в специальной литературе. Основные сложности концентрируются вокруг вопроса о том, какова была воля потерпевшего в случаях, когда он при объективно имеющихся возможностях избежать вступления в половую связь (нет грубого насилия, имеется возможность убежать, обратиться за помощью) не делает никаких шагов для этого. Более того, совершает действия, позволяющие предполагать его согласие на половую близость.

Эта проблема породила концепцию так называемой способствующей жертвы (victim precipitation), которая и была развита в русле виктимологических исследований. На модели изнасилований в основном был разработан подход к понятию «способствующая» жертва. Впервые к жертвам изнасилования термин «способствование» применил М. Амир. Под «способствующим» им понималось поведение потерпевшего, «которое могло быть интерпретировано преступником или как явное приглашение к сексуальному взаимодействию, или как знак того, что жертва будет доступна, если он проявит достаточную настойчивость»¹².

«Способствующее поведение», с точки зрения М. Амира, может выступать в двух видах: либо как «необоснованное доверие» (commission), когда потерпевшая соглашается пить вино, гулять с малознакомым и пр., либо в виде «оплошности» (omission) — глупой и неосторожной поспешности, недостаточно сильного сопротивления сексуальным домогательствам.

М. Амиром было обнаружено, что для изнасилований, в которых жертвы «способствовали», характерны: принадлежность преступника и жертвы к одной расе (чаще белой); знакомство жертвы и преступника; молодой возраст жертвы (15—19 лет); употребление жертвой алкоголя до встречи с преступником или вместе с ним; «плохая» репутация жертвы; проживание жертвы и преступника в одном районе; встреча жертвы с преступником в день посягательства в компании (у друзей, в баре, на вечеринке); совершение преступления в значительном отдалении от места жительства преступника и жертвы; использование преступником различных форм принуждения, в том числе достаточно грубых; унижение жертвы и глумление над нею. Эти данные получены путем статистического сравнения 122 случаев изнасилования «способствующих» жертв и 524 случаев «неспособствующих». Различия оказались статистически значимыми.

На основании полученных таким образом данных М. Амир выделяет некий усредненный тип «способствующей» жертвы. Преступник, действующий в условиях «способствования» жертвы, по мнению М. Амира, должен наказываться менее строго, чем тот, который совершает изнасилование «неспособствующей» жертвы.

Отечественные авторы¹³ предлагают подобное или более дробное деление «способствующего» (в отечественных исследованиях оно называется виктимным) поведения жертвы. Виктимное поведение делится ими на провоцирующее (толчковое) — порождающее у преступника на первых этапах взаимодействия уверенность в доступности партнерши; благоприятствующее — постепенно, благодаря аморальному поведению потерпевшей, формирующее у преступника предположение о возможности совершения полового акта с согласия партнерши; морально небезупречное, облегчающее изнасилование.

В виктимологических исследованиях «способствующих жертв», проводимых в нашей стране (Ю.М. Антонян, В.В. Волженкин, А.П. Дьяченко, В.П. Коновалов и Л.В. Франк и др.), были получены результаты, сходные с результатами Амира: жертва и преступник знакомы до возникновения криминальной ситуации; знакомство носило случайный характер; жертва зачастую была в нетрезвом состоянии и употребляла спиртное вместе с преступником; имела плохую репутацию; невысокий социальный статус (незаконченное или законченное среднее образование, работала в сфере бытового обслуживания); в качестве жертвы нередко выступали несовершеннолетние или молодые девушки с ранним половым созреванием, обладающие психическими или половыми аномалиями, воспитывающиеся в неблагоприятных условиях; не имеющие опыта половых отношений, незамужние и пр.

Многие отечественные правоведы делают на основании полученных данных выводы, сходные с теми, которые сделаны Амиром. В частности, о том, что в случае, когда негативно расцениваемое с точки зрения морали поведение потерпевшей играло значительную роль в порождении преступления, т.е. способствовало возникновению у субъекта умысла совершить изнасилование или облегчало реализацию этого умысла, вина преступника будет меньше. Однако рассуждения эти носят слишком абстрактный характер. На основании выделения типичного «способствующего» поведения усредненной жертвы невозможно решать вопрос о вине посягателя. Вряд ли можно согласиться с утверждением о том, что в виктимологии для «выявления всех причинно-следственных связей между отрицательным поведением потерпевшего... и противоправным деянием причинителя вреда... не имеет значения, сознавал и предвидел ли потерпевший результаты своего упречного поведения или нет, ожидал ли ответной реакции причинителя вреда или нет»¹⁴.
Решение вопроса о влиянии поведения жертвы изнасилования на участь посягателя требует углубленного психологического исследования особенностей деятельности и сознания преступника и его жертвы в ситуациях их взаимодействия. Недооценка роли психологических аспектов поведения преступника и жертвы затрудняет внедрение результатов криминолого-виктимологических исследований в практику.

К чему ведет оторванное от конкретной уголовно-правовой материи теоретизирование по поводу роли поведения и личности жертвы в генезисе такого преступления, как изнасилование, можно проследить на примере развития в Америке концепции М. Амира.

Как известно, не существует единого для всех представления о том, какое поведение можно назвать «способствующим». Амир делил ситуации на те, где жертва способствовала, и те, где она не способствовала, более или менее произвольно, на основании собственных представлений о том, какое поведение может быть истолковано мужчиной как приглашение к половому сближению. Другие исследователи выделили другие критерии. В результате создалось положение, при котором все случаи провокационного, соблазнительного или просто неосторожного поведения жертвы стали называться «способствованием». Например, не закрытая женщиной вовремя входная дверь в дом, слишком броская манера в одежде, поведении, плохая репутация, пьянство могли расцениваться как способствование изнасилованию. «Способствованием» стали называть случаи, когда жертва перед тем, как быть изнасилованной, флиртовала с преступником, или случаи, когда она доверчиво села в попутную машину с незнакомым мужчиной.

Дальнейший анализ теории, согласно которой вина преступника может быть снижена за счет «вины» жертвы, показывает, что в последнее время в США, где этот подход зародился, она претерпела определенные изменения. Так, если на первых этапах (1965—1968 гг.) внимание специалистов было привлечено к проблеме восприятия криминальной ситуации преступником и сложилось мнение, что юридическая система слишком жестко и несправедливо подходит к оценке его поведения¹⁵, то позднее развиваемые М. Амиром идеи и особенно их последующая интерпретация вызвали протест со стороны многих исследователей. В адрес приверженцев этой концепции было брошено обвинение в том, что таким образом узаконивается мужская агрессивность и сужается сфера сексуального самоопределения женщины, ее половая свобода. Была проведена серия исследований, в том числе и психологических, показавших, что многие жертвы изнасилований, особенно несовершеннолетние, не понимали того, что своим поведением провоцировали мужчину на половое домогательство или каким-либо иным образом облегчали совершение преступления.

В отдельных случаях дезориентация жертвы в происходящем совершенно сознательно использовалась более опытным в половых отношениях преступником.
Использовалось беспомощное состояние жертвы, не понимающей характера и социальную значимость предкриминальной ситуации. Вряд ли можно утверждать, что к таким лицам общество должно проявлять снисходительность и смягчать заслуженное ими наказание.

Другое дело, когда в роли посягателя выступал тот, кто не смог правильно разобраться в причинах «способствующего» поведения жертвы в силу личностной незрелости, малоопытности, неискушенности в межличностном взаимодействии. Зачастую такими лицами являлись несовершеннолетние. В отношении этих субъектов действительно требуется снисхождение.

ВЫВОДЫ: Личность преступника, причины и механизм преступного поведения, профилактика преступления находятся в единой связи в рамках изучения криминальной психологии и стыкующейся с ней научной дисциплиной - криминологией. При этом личность преступника является центральной, т.к. ее психологические особенности первичны и выступают источником, субъективной стороной преступных действий. Именно внутренние, субъективные свойства могут привести человека к совершению преступления.

Нельзя игнорировать внешние социальные обстоятельства, т.к. криминогенные черты личности формируются под воздействием этих факторов. Причем эти черты приобретают затем силу самостоятельности, автономности. Кроме того, совершению преступления способствует ситуационный фактор. Но, как известно, одна и та же ситуация воспринимается и оценивается разными людьми по-разному. Поэтому в механизме индивидуального преступного поведения личность преступника играет ведущую роль по отношению к внешним факторам.

Рассмотренные выше психологические черты преступника не означают, что их можно полностью устранить в результате профилактического или воспитательного воздействия. Как было отмечено ранее, свойства и качества личности находятся в тесной взаимосвязи. Поэтому коррекция одних может привести к изменению других черт. Воспитательная и коррекционная работа должна проводится при помощи наполнения социально-позитивным, нравственным содержанием определенных черт (а не поведения!). Например, агрессивность подростков можно переориентировать на спортивную деятельность (футбол, бокс и т.д.). Склонность к риску и игре – неотъемлемое условие успешности некоторых видов предпринимательской деятельности.

Типологизация личности преступника позволяет сделать вывод, как отмечает Ю.М.Антонян, что «личность преступников отличается от личности законопослушного негативным содержанием ценностно-нормативной системы и устойчивыми психологическими особенностями, сочетание которых имеет криминогенное значение и специфично именно для преступников»[16]. Разумеется, типология преступников, как и другие типологии, носят условный характер. Не каждый преступник может быть без колебаний отнесен к какому-нибудь определенному типу. Можно также встретить и смешанные, промежуточные типы, которым присущи черты иных типов. Среди умышленных преступников имеется значительное число лиц, которые обладают однородными психологическими чертами, такими, как: импульсивность, агрессивность, асоциальность, гиперчувствительность к межличностным взаимодействиям, отчужденность, плохая социальная приспособляемость. Эти психологические особенности можно рассматривать как предрасположенность к совершению преступления, т.е. как свойства личности, повышающие криминогенный порог.

[1] Энциклопедия юридической психологии /Под общ. Ред. Проф. А.М.Столяренко. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, Закон и право, 2003. С. 102.

[2] Ковалев О.Г., Ушатиков А.И., Деев В.Г. Криминальная психология: Курс лекций. – Рязань: Ин-т права и экономики МВД России, 1997. С. 5.

[3] См.: Аванесов Г.А. Криминология и социальная профилактика. – М., 1980. С. 226-230.

[4] Лазурский А.Ф. Классификация личностей. – Л., 1924. С. 27.

[5] Кудрявцев В.Н. Причины правонарушений. – М., 1976. С. 90.

[6] Основы социально-психологической теории: Учеб. Пособие /Под ред. А.А.Бодалева, А.Н.Сухова. – Рязань: Ин-т права и экономики МВД Рф, 1995. с.53-54.

[7] Антонян Ю.М., Еникеев М.И., Эминов В.Е. Психология преступления и наказания. – М.: «ПЕНАТЕС-ПЕНАТЫ», 2000. С. 24.

[8] Шиханцов Г.Г. Юридическая психология. Учебник для вузов. Ответственный редактор доктор юридических наук, профессор В.А.Томсинов. – М.: Издательство «Зерцало», 2000. С. 64-65.

[9] Там же, с.19.

[10] Там же, с.20.

[11] Там же, с.21-22

[12] См.: Печерникова Т.П., Шостакович Б.В., Гульдан В.В. К вопросу о мотивации противоправных поступков у психопатических личностей //Судебно-психологическая экспертиза. 1983. Вып. 31. С. 9-17.

[13] Антонян Ю.М., Голубев В.П., Кудряков Ю.Н. Личность корыстного преступника. Томск: Изд-во Том.ун-та, 1989. С. 129-130.

[14] Лазурский А.Ф. Классификация личностей. – Спб.: Гос. Изд-во, 1922. С. 48-52.

[15] Ковалев О.Г., Ушатиков А.И., Деев В.Г. Криминальная психология: Курс лекций. – Рязань: Ин-т права и экономики МВД России, 1997. С23-26.

[16] Антонян Ю.М., Еникеев М.И., Эминов В.Е. Психология преступника и расследования преступлений. – М., 1996. С. 43.

Дата добавления: 2014-01-05