Предлог

Вариативность морфологической системы и механизмы выбора вариантов

Морфологическая система потенциальна, довольно часто она предлагает носителю языка или языковому коллективу выбор из нескольких возможностей. Так, существительное в принципе может изменяться по любому из типов склонения, включая адъективное склонение, или быть неизменяемым. Например, существительное кофе было заимствовано в русский язык и освоено им как изменяющееся по 2 типу склонения с консонантной финалью -j: кофей. Однако более строгое и, видимо, более просвещенное следование фонетическому виду в языке-источнике, французском, привело к утрате -j и переводу слова кофе в аморфный класс. Давнее существование во 2 типе склонения отразилось в отнесении существительного к мужскому роду, составляющем ныне нормативную проблему.

Особенность морфологической вариантности заключается в том, что она может быть связана не только с видом одной словоформы (например, профессоры / профессора), но и с выбором системы словоформ, формального класса, например, шампунь (2 субстантивный тип склонения или 3-й).

В динамике система языка имеет вектор развития, тенденцию к архаизации, снижению регулярности и продуктивности некоторых словоизменительных моделей и вариантов, вплоть до их утраты, доминированию других моделей, которые могли быть до того на периферии морфологической системы. Так, категория вида в праславянском языке была локальной и сосуществовала с развитой системой времен, а в современном русском языке пронизывает всю глагольную лексику, за исключением двувидовых глаголов.

В связи с необходимостью ситуативного или регулярного, индивидуального и коллективного выбора варианта в языке и обществе сформированы языковые и социальные механизмы выбора.

Языковые причины выбора очень разнообразны. Это может быть лексическое значение слов, связанное с семантикой категорий и отдельных форм. Например, тип склонения может быть обусловлен родом существительного, который связан с полом обозначаемого человека (дочь / *доча (дочка) может изменяться только по 1 или 3 типу субстантивного склонения). Это может быть и словообразовательная структура слова. Так, некоторые суффиксы существительного жестко связаны с определенными типами склонения (- тел’ - – со 2 типом субстантивного склонения, - ш- – с 1 типом) а через них и с родом, некоторые суффиксы глаголов – с типом спряжения (-ыва- – с 1 типом спряжения). Для выбора типа склонения важен фонетический облик слова, прежде всего его конечная фонема – финаль. Так, слово шампунь и дочь могут относиться только ко 2 или 3 типу субстантивного склонения. А слова мадам и мисс по характеру финали могут изменяться только по 2 типу склонения, но в силу лексического значения не могут принимать этот тип склонения и остаются поэтому аморфными. Важно, что языковые причины действуют тотально, влияя на выбор всего языкового коллектива.

Неязыковые факторы выбора вида словоформы (и соответственно аффикса) или модели словоизменения разнятся в зависимости от объема единицы социума, которая осуществляет выбор.

Более понятны причины регулярного выбора морфологической формы. Совокупность выборов индивида составляет его языковую привычку и в сочетании с используемой лексикой, синтаксическими моделями, индивидуальным произношением и другими индивидуальными особенностями языкового поведения образует идиолект.

Общественные механизмы выбора связаны с действием по крайней мере трех сил:

1) узус, общественное бытование языка. Узус есть речевая реальность, объективные предпочтения языкового коллектива. В силу разнообразия и разномасштабности языковых коллективов, у каждого из которых может быть свой узус, индивид, одновременно принадлежащий к разным коллективам, осуществляет выбор с учетом условий прагматической ситуации;

2) норма как целенаправленное воздействие кодификаторов (лингвистов-нормативистов, светских и религиозных цензоров) на употребление языковых средств (такую норму обычно называют кодифицированной; по нашему мнению, норма как таковая не может быть не кодифицированной);

3) мода как следование авторитетным образцам употребления языковых средств: писателям, политикам, журналистам и средствам массовой информации, артистам кино, телевидения, театра и эстрады.

В языковом коллективе с неразвитыми социальными институтами (например, у носителей территориального диалекта русского языка) внутренние (этнокультурные) тенденции развития языковой системы выступают основным источником узуса и его смены. Только на "пограничных территориях" – в контакте с носителями другого диалекта – происходит фиксация дифференцирующих употреблений как своего рода аналога нормы с возможной рефлексией диалектной самобытности.

В языковых коллективах, организованных в структуры государственного типа, во времена идеологического монизма главенствующую роль играет кодифицированная норма, которая часто подминает под себя естественные тенденции развития системы. В это время лингвистика нормативистского типа и государство сращиваются, ученый-нормализатор и цензор (по отношению к последнему имеется в виду только языковой аспект его деятельности) дополняют друг друга, задавая языку теоретически (это функция лингвиста) и идеологически (с позиций цензора) определенное существование. Такая ситуация была с русским языком в Советском Союзе, в котором существовал, например, единый орфографический режим, а также в фашистской Германии.

В условиях демократии и идеологического плюрализма решающим фактором языкового узуса является мода, которая тиражирует черты идиолектов наиболее авторитетных персон или языковой стиль наиболее популярных СМИ. Мода, как и норма, идеологична, но идеологичность ее проявляется не бюрократически, как у нормы, а через более гибкие механизмы, например, финансирование авторитетных речедеятелей соответствующими идеологическими структурами и т.п.

Ситуативный выбор осуществляется, как правило, с учетом многих факторов, при этом он может быть неосознанным, а может составлять повод для языковой рефлексии.

Так, у каменщиков основной рабочий прием обозначается глаголом, который в кодифицированном языке обозначается глаголом класть, образующим супплетивную видовую пару с глаголом положить, однако как носители просторечия они используют глагол ложить, Носитель кодифицированного языка в таких условиях оказывается в ситуации выбора: следовать своей привычке, обусловленной речевой нормой, или узусу языкового коллектива: Это в сортире кладут, а каменщики ложут.

Таким образом, морфология частей речи, представляющая совокупность частей речи русского языка как морфологическую систему, сталкивается уже в теоретической базе описания с противоречивостью, динамикой, вариативностью как атрибутами живого языкового организма.

Это предполагает использование по отношению к части речи не формально-образцового принципа описания, как это предполагается в грамматиках нормативного типа, а полевого принципа, который основан на представлении о том, что часть речи – это структура полевого типа, в центре которой помещаются слова, в семантическом, и в словоизменительном, и в синтагматическом аспектах соответствующие прототипу, а периферию составляют слова, которые в той или иной мере отклоняются от прототипа, причем располагаются они в зависимости от степени отклонения. Границы центра и периферии (или более дробного деления) образуются применимостью грамматических категорий, которые совокупностью своей семантики формируют семантический прототип, а особенностями выражения – словоизменение и синтагматику части речи.

Динамичность и полевой характер части речи как класса слов предполагает наличие пограничных явлений, которые могут образовывать даже область пересечения классов. Так, слово один, в плане словоизменения совпадающее с прилагательным, семантически и синтагматически соотносится с тремя частями речи: числительным, входя в систему обозначения элементов натурального ряда: Я купил одну ручку и два карандаша, прилагательным со значением состояния: Сегодня я совсем один, слабоопределенным местоимением, аналогом артикля: Сегодня я разговаривал с одним знакомым.

Пограничные явления образуют зоны межчастеречных переходов, для которых используется система терминов, в которых корень образует латинизированное название части речи, словообразовательный суффикс - циj- обозначает переход в данную часть речи, а конфикс де- -циj- – выход из пределов части речи:

– субстантивация – десубстантивация: столовая; * Маяковская рифма; номинализация: бежал – бег – существительное;

– адъективация: стриженая голова – прилагательное;

– адвербиализация: наконец – наречие;

– прономинализация – депрономинализация: человек ‘кто-нибудь’; Ждем самого – местоимение;

– нумерализация – денумерализация: штука ‘тысяча рублей’; Подошла первая тысяча – числительное.

Кроме того, для некоторых морфологических классов используется русифицированный термин:

– опредложивание: в течение;

– «окачествление» относительных прилагательных: железный характер.

Существуют даже целые линии процессов:

– адъективация причастий – субстантивация прилагательных. Так, система словоформ ранен(н)ый (падеж × (род + мн. число)) может быть полным страдательным причастием прошедшего времени (подсистемой словоформ глагола), прилагательным и, с утратой части граммем, существительным;

– субстантивация прилагательных – адвербиализация существительных: русский – русский – по-русски.

Литература

Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л.: Наука. Ленинград. отделение, 1983. 208 с.

Бондарко А.В. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984. 133 с.

Вежбицкая А. Лексические прототипы как универсальное основание метаязыковой идентификации «частей речи» // Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / Пер. с англ. М.: Языки русской культуры, 1999.

Зализняк А.А. Русское именное словоизменение. М., Наука, 1967.

Земская Е.А. Словообразование // Современный русский язык: Учеб. для филол. спец. высших учебных заведений. 3-е изд. М.: Азбуковник, 1997. С. 286-441.

Маслов Ю.С. Перфектность // Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.: Наука. Ленинград. отд-ние, 1987. С. 195-209.

Панов М.В. Позиционная морфология русского языка. М.: Наука, Школа «Языки русской культуры», 1999. 275 с.

Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.: Наука. Ленинград. отд-ние, 1987. 348 с.

Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Л.: Наука. Ленинград. отд-ние, 1990. 263 с.

Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость.
СПб.: Наука. С.-Петербург. отд-ние, 1991. 370 с.

Теория функциональной грамматики: Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность / неопределенность. СПб.: Наука, 1992. 304 с.

Щерба Л.В. Очередные проблемы языковедения // Языковая система и речевая деятельность. М.: Наука, 1974. С. 39-59.

ГЛАВА 2. СМЫСЛОВЫЕ ЗАДАЧИ СЛОВА

Для того, чтобы хорошо осмыслить типологию слова в рамках морфологии, необходимо иметь понятия не только о языковых техниках (морфологических способах), которые используются русской грамматикой, но и в тех смысловых задачах, которые решаются с помощью этой техники. При этом оказывается необходимым выйти за пределы собственно грамматики и обратиться к таким лингвистическим теориям, как теория номинации, теория референции и элементам синтаксиса, в том числе семантического.

Теория номинация сложилась в рамках Пражского лингвистического в конце 1920-х годов, в 1970-е получила распространение в отечественной лингвистике (Н.Д. Арутюнова, В.Г. Гак, Е.С. Кубрякова). Эта теория предполагает выявление и исследование способов языкового обозначения элементов действительности – номинации (наименования, называния). Она объединяет усилия специалистов по лексикологии, словообразованию и морфологии в стремлении объяснить языковые механизмы номинации и при этом отводит им разные типы этих механизмов, специфичных для каждого из фрагментов языковой структуры.

Теория референции пришла в русистику из англоязычной традиции, из аналитической философии. Под референцией понимается отношение актуализированного в речи слов или другого языкового выражения к явлениям действитель­ности. Это отноше­ние связывает два объекта принципиально разной природы – знаковую единицу (языковое выражение) и объект действительности, мыслимый или реальный (референт). Кроме того, это отношение однонаправленное: оно исходит от слова и направлено на объект действительности. Иными словами, референция характеризует слово через явление действи­тельности.

Для языка важна не референция как конкретный, единичный факт соотнесения слова и референта, а тип референции, то есть способ соотнесения языкового выражения с объектом действительности. Понятие типа референции исчерпывается понятием денотатив­ного (или референциального) статуса, введенным Е.В.Паду­чевой [1985].

Е.В. Падучева различает субстантивные употребления языковых выражений, при которых языковое выражение соотносится с объектами действительности, и еще два вида употреблений, при которых нормальные условия ре­ференции нарушены. В свою очередь, внутри субстантивных упо­треблений противопоставляются друг другу употребления референтные, при которых имя соотносится с конкретным референ­том, и нереферентные, при которых у имени нет устойчивого, закрепленного референта.

Референтные существительные и субстантивные словосочетания (именные группы) представлены тремя типами:

1) определенные, объект которых известен говорящему и слу­шающему, например: Ту книгу, которую ты мне дал, я уже прочел (здесь и ниже примеры Е.В.Падучевой);

2) слабоопределенные, референт которых известен говоряще­му, но не известен слушающему, например, Он хочет жениться на одной иностранке; Он хочет тебе кое-что сказать; На съезде присутствовал некий Дюбуа;

3) неопределенные для говорящего, референт которых неиз­вестен говорящему, например: Джон хочет жениться на какой-то иностранке; Сказали мне, что заходил за мною кто-то.

Следует отметить, что представление именной группы как определенной, слабоопределенной или неопределенной для говорящего зависит от его интенций. С одной стороны, он должен считаться с тем, что может обмануться в презумпции знаний слушающего (например, предложив определенную референцию в том случае, когда слушаю­щему референт неизвестен, или, наоборот, представив референцию как слабоопределенную, в то время как слушающему референт извес­тен (Падучева, 1985), ср., например: - Кто был? - Да, Коля заходил. - Какой такой Коля?

С другой стороны, говорящий имеет право не обращать вни­мания на знания слушающего или сознательно не вызывать допол­нительных пресуппозиций, утаивая часть информации, ср., напри­мер: - Откуда деньги? [Говорящий не хочет, чтобы слушающий идентифицировал референт:] - Да так, одолжил один человек.

Нереферентный денотативный статус также разбивается на несколько более конкретных статусов, из которых наиболее важен всеобщий, или обобщенный денотативный статус. Для них нет необходимости вводить в описание элементы прагматической ситуации.

Таким образом, при бесконечном в принципе количестве ак­тов референции количество типов «референциальной предназначен­ности» [Падучева, 1985] ограниченно, и лингвистику интересуют прежде всего типы референции, которые обслуживаются определен­ным набором средств.

Теория отношений сложилась в синтаксисе и применяется главным образом по отношению к словосочетанию и предложению, однако тот факт, что слово оказывается вовлечённым в эти отношения и своей формой участвует в их выражении, позволяет и даже требует учитывать отношения при рассмотрении проблем морфологии (Н.Д.Арутюнова, Г.А.Золотова). В грамматике получают выражение такие отношения, как тождество, сходство, различие, соединение (конъюнкция), разделительность (дизъюнкция), пространственные, ролевые (актантные), межсобытийные (временные; отношения обусловленности: условные, причинные, целевые, следствия; противительно-уступительные), отношения вхождения в класс, характеризация, принадлежность, событийная предикация.

Все смысловые задачи реализуется в конкретных высказываниях, слова же как единицы лексики, словообразования и морфологии обладают номинативными возможностями, потенциалом, характеризовать который мы и должны научиться.

В целом следует сказать, что из названных теорий для морфологии наиболее важно учитывать противопоставленность трёх смысловых задач:

– именовать факты действительности (номинативная задача);

– указывать на тип отношения слова к именуемой реалии, или референту (референтная задача);

– обозначать характер отношений именуемой реалии к другим (релятивная задача).

Проиллюстрируем выполнение этих задач на примере двух форм, образующих сочетание холодный ветер. Оба этих слова называют понятные русским людям факты действительности, однако если второе именует некое метеорологическое явление, то первое – качество. Качественные слова по определению референтных задач не выполняют, референтность же формы ветер потенциальна: в реальном высказывании она может оказаться конкретной (Вдруг налетел холодный ветер, полил дождь) или всеобщей (Такой холодный ветер < 'вообще, обычно' > не утихает так быстро, придётся, видимо, ждать до утра). Что касается релятивных задач, то они очевидны для первой формы: её окончания указывают на принадлежность именуемого качества реалии ветер, что обеспечивается флексией, сигнализирующей о совпадении форм единственного числа, мужского рода, именительного или винительного падежа. Вторая форма и в этом отношении потенциальна: в реальном высказывании она может выражать субъектные отношения, как в двух приведённых примерах, или объектные, как в предложении Хорошо сидеть в тёплой комнате и смотреть через окно на холодный ветер и мелкий дождь.

Итак, для анализа взятого сочетания двух форм нам потребовались такие понятия:

– номинативные – явление и качество;

– референтные – конкретный (определенный) и всеобщий тип референции;

– релятивные – субъектные и объектные отношения.

Возвращаясь к общим рассуждениям о трёх типах смысловых задач, надо отметить, что с позиций практического общения важнейшей оказывается номинативная задача, а референтная и релятивная – служебными, вспомогательными. Важно и то, что номинативные задачи оказываются для слова постоянными, а референтные и релятивные изменяющимися в зависимости от условий общения и коммуникативных намерений автора, что требует и изменяющихся средств выражения. При этом нельзя не заметить разницы лексической и грамматической (=морфологической) номинации: первая именует конкретные (хотя и не единичные, это специфика ономастической номинации) реалии, иногда в этом видят вещественность, материальность лексической семантики; а вторая указывает на категории – явление и признак в разобранном примере; этого рода значения называют абстрактными; при этом их категориальность должна иметь выраженные грамматические приметы (- ый и нулевое окончание в нашем примере).

Возможны разные отношения лексической и грамматической номинации в одном слове:

согласованность и в некотором смысле дублирование, как в слове бегать, где и корень - бег-, и грамматический показатель – ть указывают на действие;

несогласованность (рассогласованность), как в слове бегун, где корень бег- указывает на действие, а аффикс – ун на лицо; в таких случаях «побеждает» грамматика, и слово бегун квалифицируется как существительное, а не глагол, к чему располагает лексическая номинация.

Если вспомнить о разграничении пассивной и активной грамматики, то это различие легко формулируется в терминах смысловых задач: пассивная грамматика состоит в прочитывании смысловых задач, дешифровке, движении от воспринимаемой формы к заключённому в ней смыслу; активная грамматика состоит в умении находить для решения нужных смысловых задач подходящие для этого языковые средства, потенциал которых позволяет осуществить поставленные задачи.

Недостаточное владение языком сказывается в том, что говорящий / пишущий может решать только одну основную задачу или, во всяком случае, не справляется со всеми тремя. И это касается не только людей, которым приходится вступать в общение на неродном и малознакомом языке, но и малограмотных носителей родного языка. Так, некоторые русские школьники не умеют ставить прилагательное в форму среднего рода, когда оно относится к существительному среднего рода – не справляются с релятивной задачей для прилагательного.

Для лингвистической науки и, в частности, морфологии противопоставление трёх типов задач важно потому, что разные слова обладают разными возможностями в их выполнении. Принципиальным оказывается тот факт, что одни слова выполняют несколько задач, а другие специализируются на выполнении какой-то определённой задачи. Выполнение нескольких задач мы отметили в проанализированном примере для обоих слов, хотя и в разных сочетаниях. Отталкиваясь даже от этих наблюдений, можно сформулировать основное различие: слова, способные выполнять несколько задач, относят к универсальным, иначе знаменательным частям речи; специализированные же на одной – это референтные и релятивные задачи – к служебным. Таким образом, понятие смысловой задачи и различение трёх типов таких задач помогает осмыслить фундаментальное различие частей речи – знаменательных и служебных (по В.В. Виноградову) или полнозначные и неполнозначные (по А.М. Пешковскому). При рассмотрении каждой из частей речи – а курс морфологии традиционно строится именно так – мы будем определять круг смысловых задач, доступных словам этой части речи, и специфику её словоизменения, обусловленных этим.

Следует отметить, что слово может терять и приобретать способность выполнять те или иные задачи, и это означает изменение его грамматической природы, которое чаще всего представляют как переход в другой грамматический класс. Так, утрата способности выполнять номинативные задачи – именовать определенные реалии – заставляет воспринимать слово как служебное (в таких случаях говорят о десемантизации – утрате значения, под которым имеют в виду именно номинативное значение, и грамматикализации – приобретении способностей быть служебным словом).

Подводяитог всему сказанному, нужно перечислить номинативные категории, служащие основой для знаменательных частей речи:

категория субстанциональности (или, как говорят в школе, предметности) организует класс существительных (субстантивов);

категория процессности (действия) — класс глаголов;

категория квалитативности (качества) — класс прилагательных.

категория квантитативности (количества) – класс числительных.

Номинативный потенциал наречий не ограничен одной категорией.

Категориальная семантика каждого из этих классов определяет набор присущих ему грамматических категорий и технические средства их обслуживания, что обусловливает систему их словоизменения. Дальнейшая часть курса построена как рассмотрение каждой знаменательной части речи «покатегориально».

При рассмотрении частей речи важно изучить и такое явление, как номинативная транспозиция – возможность оформить одно и то же лексическое номинативное содержание в разные грамматические «упаковки»: процесс – в субстанциальную (поддержка, побег, расплата, топот), качество – в субстанцию (красота, нелепость, зелень), качество – в процесс (зеленеть, разозлиться, подобреть). Эти факты рассматриваются в дериватологии как синтаксическая деривация (Е. Курилович) – словообразование в интересах синтаксиса, требующего переоформлять одно и тоже содержание по условиям текстостроения и актуальной организации предложения (гуляли → прогулка → прогулочный). Здесь же нам важно обратить внимание на то, что номинативная транспозиция представляет собой не просто морфологическое переоформление смысла: за формальным, казалось бы, преобразованием скрывается и «концептуальное смешение»: смена набора морфологических категорий части речи позволяет сменить представление о реалии, представить ее в образе реалии другого класса.

Однако изучению сложной грамматической организации и семантических возможностей знаменательных слов должно предшествовать знакомство со служебными словами, которые помогают частям речи в соответствии с их номинативными возможностями выполнять необходимые референтные и релятивные задачи.

Литература

Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью: (Референциальные аспекты семантики местоимений). М.: Наука, 1985. 271 с.

ГЛАВА 3. СЛУЖЕБНЫЕ СЛОВА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Если открыть «Частотный словарь русского языка», то можно обнаружить самое частотное, то есть самое необходимое слово в русском языке. Конечно же, хотелось бы, чтобы это слово было «любовь». И, наверное, мы бы не очень обрадовались, если бы на первом месте в этом списке стояло слово «война».

Но в том и в другом случае мы ошибемся. Потому что на первом месте мы обнаружим слово «в», на втором «и», на третьем – «не», а на шестом – «быть». Все эти слова – служебные, выражающие отношение:

в – предлог;

и – союз;

не – частица;

быть – связка (конечно же, вместе с полнозначным быть).

Только на пятом месте обнаруживается слово с преимущественно референтной функцией – «я». А первое полноценное (полнозначное), знаменательное слово – «сказать» – находится в этом списке только на 39 месте.

Можно ли объяснить эту странность?

Оказывается, самые частотные слова одновременно и самые неинформативные. Согласно теории информации, максимум информации получают из редко употребляемых элементов сообщения. Такими являются полнозначные, знаменательные слова, выполняющие номинативную функцию.

Служебные слова предназначены для выражения отношений. Количество устойчиво повторяющихся отношений велико, однако меньше, чем количество классов реалий, которые обозначаются знаменательными словами, частями речи. Отношения в большинстве своем регулярны, воспроизводимы. Они образуют своеобразный каркас моделируемого языком мира, представляя его элементы, реалии как связанные между собой в единую и целостную систему. Выражая отношения, служебные слова выполняют еще одну функцию – функцию связи словоформ знаменательных слов и более крупных языковых единиц в единые синтаксические структуры. Количество таких структур не может быть большим, поскольку они представляют собой факты грамматики. Этим объясняется высокая частотность служебных слов и их относительно небольшое количество.

Все служебные слова представляют аналитизм во втором проявлении – они выражают грамматические значения слова (предлог и связка, некоторые частицы) или единиц синтаксического уровня (союзы и некоторые частицы). При этом три класса служебных слов – предлоги, союзы и частицы – связаны с аналитизмом в первом проявлении – они не имеют словоизменения. Связки глагольного типа имеют словоизменение, остальные тоже аналитичны.

Для служебных слов важна такая характеристика, как первообразность / производность. Первообразные предлоги, союзы, частицы как правило полисемантичны, могут выражать отношения разных типов, в то время как производные служебные слова чаще всего сохраняют свою внутреннюю форму и поэтому выражают определенное отношение.

Вторая сложность, связанная со служебными словами, заключается в том, что, будучи выразителями отношения, некоторые из них могут, в зависимости от синтагматики, относиться к разным классам. Так, отличие союза и от частицы и связано с положением в синтагме: союз и находится между соединяемыми языковыми единицами, а частица и внутри одной из связываемых языковых единиц: Все ждали Петрова, и он пришел; Все ждали Петрова, он и пришел.

Синтагматика служебных слов определяется как набор валентностей, или сфер действия [Богуславский, 1985]. Как правило, предлоги и союзы двухвалентны; частицы одновалентны, связки бывают двухвалентными и одновалентными. Встречаются предлоги с бỏльшим количеством актуальных валентностей. Так, предлог между может иметь две валентности: Шкаф стоял (1) между окнами (2); однако его потенциал взаимодействия может реализоваться в трех «с половиной» валентностях: Шкаф стоял (1) между дверью (2) и (?) окном (3). Цифрами обозначены номера валентностей по порядку следования. При этом существенно и то, единицами какой природы замещаются валентности служебных слов, и то, в пределах какой единицы служебные слова «работают». Предлоги действуют в пределах предикативной единицы, то есть языкового выражения, по структуре совпадающего с простым предложением, например: Поезд ушел на рассвете. Такая предикативная единица может полностью совпадать с простым предложением, может быть частью сложного предложения (Поезд ушел на рассвете, а я остался), а может вследствие причин коммуникативного порядка дробиться на самостоятельные высказывания (Поезд ушел. На рассвете). Поэтому с лингвистических позиций в морфологическом описании корректнее говорить о предикативной единице, чем о простом предложении.

Взгляд на синтаксическое поведение служебных слов как доминирование довольно нов и не общепринят. В прошлом служебные слова оценивались как формальные компоненты в составе словосочетания или сложного предложения, выполняющие вспомогательную роль. Однако современный подход к служебным словам, который приписывает им семантику отношения, ставит их по сути дела в разряд предикатов даже более высокого порядка, чем сказуемое (предикат) простого предложения: служебное слово, как правило, оперирует двумя аргументами, в отличие от сказуемого, часто связанного только с одним аргументом.

Важной характеристикой синтагматики является линейное положение служебного слова по отношению к языковым выражениям, составляющим его валентности.

Предлог выражает отношение референта существительного с другими реалиями. Эту функцию он выполняет, соединяя форму определенного падежа существительного (валентность 2) со словоформой другого слова в составе синтагмы (валентность 1). При этом возможно абсолютивное употребление сочетания предлога и падежной формы существительного, например, в заголовке (Скуки ради; Заре навстречу). Связь, выражаемая предлогом, является иерархической, устанавливает зависимость падежной формы существительного от словоформы, составляющей другую валентность предлога. Эта зависимость, в частности, выражается в том, что существительное более тесно связано с предлогом, помещается справа от него (за исключением предлога ради и, гораздо реже для, в сочетании с которыми предлог может занимать постпозицию).

Морфологическую суть зависимости определяет ограничение на употребляемую с предлогом граммему падежа существительного. Чаще предлоги употребляются только с одной граммемой падежа, например: благодаря + Дат.; до + Род. (ср., однако, до дому). Некоторые первообразные предлоги могут употребляться с двумя или даже тремя граммемами падежа. Так, предлоги в и на употребляются с граммемами Вин. и Мест. падежей, предлог за – Вин. и Тв. падежей, с – Род., Вин. и Тв. падежей, а по – Дат., Вин. и Мест. падежей. Как правило, но не всегда значение сочетания данного предлога и разных падежных граммем имеет разное значение. На словоизменение второй валентности предлога ограничений не накладывается.

Существуют два взаимодополняющих подхода к рассмотрению семантики предлогов.

Первый подход связан с определением типа выражаемого предлогом отношения.

Для предлогов наиболее важную роль играют пространственные, временные, ролевые (актантные) отношения, отношения обусловленности и отношения включения в класс. Моносемантичные предлоги выражают какое-то одно из отношений, иногда с возможными вариациями, в то время как многозначные предлоги выражают все разнообразие типов отношений. Определение конкретного типа отношений у таких предлогов задается синтагматикой (как правило, лексическим значением слов, составляющих валентности предлога, прежде всего существительного).

Второй подход, используемый в когнитивной лингвистике, предполагает, что даже с полисемантичным предлогом в разных употреблениях связывается единый концепт, который можно представить как абстрагированный пространственный образ.

Пространственные отношения и, соответственно, пространственные значения предлогов связаны с трехмерностью пространства и учитывают много довольно неожиданных для тех, кто думает, что картина мира, моделируемая языкам, примитивна, параметров.

Так, они учитывают:

1) различие движения и местоположения (направленность / ненаправленность), например, стоять у дверей и идти к двери;

2) сопоставительные размеры пространственного объекта и пространства разворачивания события или объекта движения / местоположения: *Все это случилось недалеко от спичечного коробка;

3) индивидуальную или общую значимость пространственного объекта: Полк выстроился у знамени / * у палки.

4) асимметрию пространства, связанную с силой тяжести (понятием верха и низа), наличием лицевой части и билатеральностью объектов: над и под, слева от и справа от, перед и за;

5) наличие границы пространственного объекта, что предполагает различение внутреннего и наружного пространства объектов, при этом последнее включает в себя еще и окрестность объекта, прилегающую территорию: вне и в; вблизи + Род. падеж и вдали от + Род. падеж:

6) наличие наблюдателя, что вводит даже на уровне значения предлога представление о субъективности языка и языковых значений.

Рассмотрим значение первообразных предлогов на примере предлога к. МАС выделяет 13 значений (ЛСВ) этого предлога. При этом не всегда значения, определяемые МАС, соответствуют одному типу отношений. При описании значений будем пользоваться нумерацией МАС.

Первые два значения пространственные:

1. «Употребляется при обозначении места, предмета, лица, к которым направлено движение»: Гости подошли (валентность 1) к дому (валентность 2).

Значение предлога включает в себя направленность, что выражается в ограничении сочетаемости глаголами и другими словами со значением движения. Эта направленность в сторону пространственного объекта, что выражается в ограничении сочетаемости с граммемой дательного падежа. Предлог к, кроме того, обозначает, что граница объекта не была пересечена.

На схеме это может быть представлено следующим образом:

– движение обозначается вектором:

– вектор направлен в сторону объекта, обозначаемого существительным, заполняющим валентность 2;

– конечная точка движения оказывается в окрестности объекта, вектор не пересекает границу объекта и не касается его.

2. «Употребляется при обозначении лица, предмета, с которым соприкасается кто-, что-л(ибо)»: приложить руку к сердцу.

Значение предлога аналогично, за исключением наличия контакта с границей объекта. Пространственное значение здесь сочетается с актантным.

Временные отношения моделируются с использованием так называемой временной оси, отражающей одномерность и направленность времени. Она представляет собой вектор, традиционно направленный по ходу письма, то есть горизонтально слева направо (слева прошлое, справа будущее).

Носители русского языка пользуются полунаучным представлением о времени, которое представляется им (нам) как одномерное, равномерное и движущееся из прошлого в будущее, в то время как события располагаются на этой оси. Ось может быть размечена календарными величинами, например, секундами, минутами, часами, днями и т.д. Событие может представлять собой отрезок или точку на этой оси.

Рассмотрим временное значение того же предлога к, отмеченное в МАС как ЛСВ 5. «Употребляется при указании на срок, к наступлению которого совершается или завершается что-л. <…> И при указании на действие, ко времени наступления которого что-л. происходит, совершается (преимущественно с глаголами: приехать, прибыть, явиться и т. п.)», например, Гости пришли к двум часам / к обеду.

В этом случае два часа обозначает точку на оси времени (обед обозначает отрезок на оси времени), а событие – приход гостей – укладывается во время, которое составляет окрестность этой точки на оси, не включая ее, но только левую окрестность. Событие не может охватывать правую окрестность точки «два часа», поскольку движется не событие, а время. Если событие находится в какой-либо точке будущего, то движение времени будет его удалять от временного ориентира. Однако, поскольку время движется самостоятельно, результат события, а именно местоположение гостей, в обычной ситуации приходится на точку или отрезок, обозначенный существительным, составляющим валентность 2 предлога: Гости пришли к обеду при прочих равных условиях неявно отражает и смысл ‘Гости были на обеде’. Сравните также временное значение предлога до, в отличие от предлога от: временное до направлено вперед, а от не имеет определенного направления. Так, непонятно, до или после смерти Сталина происходят события, о которых идет речь в этом высказывании: От смерти Сталина нас отделяло всего несколько лет (Вяч.Вс. Иванов. Буря над Ньюфаундлендом: Из воспоминаний о Романе Якобсоне // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. С. 223).

Актантное значение предлога также моделируется на основании описанных свойств. Актантное значение представляют ЛСВ 3 и 8:

ЛСВ 8. «Употребляется при обозначении предмета, лица и т. п., с которым связано какое-л. действие, состояние, качество, признак. || при обозначении предмета, лица и т. п., к которому проявляется какое-л. чувство, отношение. | В составе сложных предлогов: по отношению к..., применительно к...»;

ЛСВ 3. «Употребляется при обозначении предмета, лица, явления и т. п., к которому что-л. добавляется, присоединяется».

В первом случае отношение представляется как движение от субъекта в сторону объекта, поэтому вторая валентность предлога обозначает именно второго, неактивного участника события: Я к тебе хорошо отношусь; Во втором случае существительное в дательном падеже обозначает второй объект, который статичен и не подвержен актуальному изменению, что также соответствует реконструируемой модели: к трем прибавить пять.

Из отношений обусловленности для предлога к существенны отношения цели и следствия: назначение, побуждение, предзнаменование и т.п. (ЛСВ 6, 7, 9-13):

6. «Употребляется при обозначении побуждения, мотива, цели какого-л. действия».

7. «Употребляется при указании на назначение какого-л. действия или предмета. | В устойчивых сочетаниях; принять к сведению, к вашему сведению, принять к исполнению».

9. «Употребляется при указании на приспособленность, уместность чего-л., соответствие чему-л.»

10. «Употребляется при указании на действие, явление и т. п., предзнаменованием которого служит предшествующее действие или явление».

12. «Употребляется при обозначении того, к чему побуждают, призывают».

13. «С рядом существительных образует словосочетания, являющиеся вводными словами, например: к счастью, к несчастью, к сожалению и т.п.».

11. «Употребляется в заглавиях для указания на тему произведения или на событие, явление, с которыми связано содержание произведения. К критике Готской программы. К вопросу о монистическом взгляде на историю».

В этих значениях также используется компонент направленности, только эта направленность носит временной характер: событие, обозначенное существительным в дательном падеже, следует за событием, которое обозначается доминирующим словом. И уже на временное отношение накладываются отношение обусловленности.

Отношение включения в класс реализуется в ЛСВ 4. «Употребляется при указании на категорию, группу лиц, к которой относится кто-л. (преимущественно с глаголами: принадлежать, относиться и т. п.). || при указании на какую-л. группу лиц или образ деятельности, образ мыслей, к которым кто-л. присоединяется (преимущественно с глаголами: присоединиться, примкнуть)».

Предлог к, таким образом, как и другие первообразные предлоги, может выражать отношения разных типов, но при этом используя одну концептуальную модель, которая может быть описана в терминах направления, окрестности, границы, то есть абстрагирована от сущностной природы объекта, обозначаемого сопутствующим существительным. Тип отношения, тем не менее, накладывает свои особенности на реализацию этой модели.

Производные (непервообразные) предлоги выражают, как правило, одно отношение, чаще всего определяемое внутренней формой предлога (мотивационным компонентом его значения). Так, предлог в след ствие обозначает причинное отношение, а предлог в продолж ение – временное отношение. У части предлогов происходит метафоризация значения, например, в течение.

Подробно особенности и механизмы перехода полнозначных слов в предлоги рассмотрены в монографии [Черкасова, 1967].

Укажем некоторые моносемаантичные предлоги, сгруппированные по типу отношения:

Время: в течение, в продолжение, во время и др.;

Причина: вследствие, по причине, благодаря, ввиду и др.;

Цель: для, ради, в целях и др.;

Уступка: несмотря на, вопреки и др.;

Сходство: подобно, сродни и др.;

Различие: в отличие от и др.

Предлоги препозитивны по отношению к зависимому существительному. Исключение составляют некоторые предлоги, например, целевые ради и для. Они, как правило, препозитивны, однако способны занимать постпозицию с высокой стилистической окраской.

Дата добавления: 2014-01-05