Понятие и сущность империализма

Империализм Термин «империализм» (от лат. «imperium» — власть. В Европе термин «империалисты» начали использовать в 30-х годах XIX в. для обозначения сторонников наполеоновской империи) изначально использовался для характеристики на рубеже столетий политики государств, а иногда даже транснациональных монополий, направленной на подчинение других на­родов ради собственного экономического и политического возвышения. Первым теоретически осмыслил специфические особенности империа­лизма английский экономист либеральных воззрений Джон Гобсон. Он же впервые и использовал термин «империализм». В опубликованном в 1902 г. специальном труде «Империализм» он под­черкивал, что современный ему империализм отличается стремлением ряда конкурирующих держав к политической и экономической экспан­сии, борьбой за колониальные владения. Таким образом, в этом отноше­нии «империализм» можно считать как синоним «колониализ­ма». Эли Галеви (фр. историк), например, применительно к Англии отмечал: «Беспредельно расширять границы империи с тем, чтобы поставить конкурирую­щие нации перед невозможностью когда-либо достичь подобного величия, — такова была цель, которую сознательно преследовали сто­ронники доктрины империализма. Но говоря о расширении империи, они стремились увеличить не только территорию и количество жителей... они стремились более всего к тому, чтобы возрастало богатство нации, улуч­шалось ее экономическое положение»

Теорию империализма разрабатывали многие социал-демократы. В их трактовке важным ее аспектом является понимание империализма как особой политики. Рудольф Гильфердинг (лидер австрийской и германской социал-демократии) в работе «Финансовый капитал» (1910) определял империализм как политику финансового капитала, которому необходимо государство, достаточно сильное, чтобы осуществлять экспансию и присоединять новые колонии. Он обратил внимание на особенности экономической структуры новейшего капитализма, на стремление ряда стран к новым рынкам сбыта, районам экспорта, которое он и связывал с перерождением капитализма. Карл Каутский термин «империализм» раскрывал как политику высоко­развитого промышленного капитализма, направленную на подчинение больших аграрных областей. В.И. Ленин в работе «Империализм как высшая стадия капитализма» (1915) сформулировал свою теорию империализма, включавшую пять основных признаков: 1. концентрация производства и капитала привела к созданию монополий, которые стали играть решающую роль в экономической жизни. 2. слияние банковского и промышленного капитала и создание финансового капитала и финансовой олигархии. 3. вывоз капитала преобладает над вывозом товаров. 4. образование международных монополистических союзов капиталистов, делящих мир. 5. закончен территориальный передел мира. Ленин рассматривал империализм сквозь призму борьбы буржуазии за раздел мира и порабощение «мел­ких» наций. В отличие от Р. Гильфердинга, считавшего, что капитализм имеет большие перспективы, Ленин считал, что империализм является высшей и последней стадией капитализма, кануном социалистической революции. Если Гобсон был уверен, что негативные последствия империализма можно преодолеть путем демократизации, то Ленин не видел другого пути, кроме революционного. Первая мировая война дала ее противникам дополнительные основания для критики экспансионистской сущности и направленности империализма.

Наряду с такой трактовкой возникло и распространилось понимание империализма не как разновидности политики, а в смысле «ступени», «фазы» в поступательном движении капитализма. В таком аспекте кон­цепция Гильфердинга сводилась к оценке империализма как новейшей фазы в развитии финансового капитала, связанной с концентрацией про­изводства, централизацией капитала, превращением банков в непосредст­венных руководителей производства. Немецкий социал-демократ Генрих Кунов писал, что империализм — это исторически обусловленная фаза разви­тия капитализма, новая хозяйственная эра финансового капитала. Ле­нин, не отказываясь от понимания империализма как политики, также использовал понятие эпохи новейшей, империалистической стадии раз­вития капитализма. Ее экономическое содержание составляла замена свободной конкуренции монополией. Отсюда возникло определение им­периализма как монополистической стадии капитализма. С начала XX в. в полном объеме проявляются отличительные черты этой стадии: моно­полизация промышленного производства и концентрация банковского дела; сращивание банковского и промышленного капитала и формирова­ние промышленной олигархии; экономическая и политическая экспансия развитых капиталистических стран, транснациональных и межнацио­нальных монополий; завершение территориального раздела мира. В целом эпоха империализма как особый этап в развитии индустри­альной цивилизации вызвала глубочайшие изменения во всех областях экономической, политической и социальной жизни.

В XIX в., особенно во второй его половине стали возрастать потребности в промышленной продукции. Потребительский рынок расширился в связи с необходимостью удовлетворять запро­сы населения, которое количественно увеличивалось и к тому же предъ­являло новые требования к качеству жизни. Правительства также нуж­дались в дополнительных материальных ресурсах, средствах транспорта и связи, оружии, чтобы защищать интересы своих стран от внешней агрессии или самим утверждаться на мировой арене, потеснив конкурентов. Это побуждало к динамичному развитию экономики. За 1870—1913 гг. объем промышленной продук­ции в Англии увеличился в 2,2 раза, во Франции — в 3, в Германии почти в 6 раз. Этот прогресс был обеспечен радикальными пе­ременами в формах организации промышленности. Рост производства достигался путем строительства новых предпри­ятий, широкого применения современных машин и механизмов, стали и цветных металлов, химических технологий, двигателей внутреннего сго­рания и электричества, стандартизации и серийного выпуска изделий. По такой схеме и развивалась индустрия, создавая крупные предприятия с полностью завершенным производственным циклом. Во Франции крупнейшим предприятием стала фирма Шнейдера в г. Крезо. Численность рабочих и обслуживающего персонала доходила 16 тыс. человек. Сверхкрупные предприятия определяли промышленный облик и дру­гих стран Европы. Немецкая фирма с официальным названием «Фридрих Крупп из Эссена», созданная в 1811 г., в 1910 г. в одном Эссене владела промышленным комплексом из 18 заводов. В Западной и Север­ной Германии компания контролировала 8 гигантских сталелитейных предприятий, угольные шахты, рудники, судостроительную верфь в Киле. Но такие фирмы с семейным капиталов таких масштабов были исключением.

Более мелкие предприятия сталкивались с трудностями. Так промыш­ленники в большинстве случаев не могли поодиночке одолеть огромные затраты на ор­ганизацию производства. Поэтому производство во многих случаях при­нимало юридическую форму акционерных обществ, которые использовали частные капиталы для достижения большей прибыли. На основе объединения капиталов многих владельцев налаживался крупносерий­ный выпуск изделий. Акции обществ открытого типа свободно продавались и покупались на бирже. В Англии для привлечения средств малоимущих слоев населения приняли закон, разрешавший выпускать акции номиналом до 1 ф. ст. Подобным образом поступали и в других странах.

Вторым слабым звеном мелкого производства являлась сама традиция свободного рынка с его постоянной конкурентной борьбой производителей това­ров одинакового назначения. Естественно, в ней кто-то проигрывал, а победитель мог добиться успеха лишь за счет дополнительных расходов на рекламу, повышения качества и снижения цены продукции.

Наконец, рыночной экономике сопутствовали спады деловой активности в торговле и промышленности, а затем и экономические кризи­сы. Последние явились следствием развития свободной конкуренции. В периоды благоприятной экономической конъюнктуры расширялись ста­рые и основывались новые предприятия, повышались цены и рос сбыт продукции, стимулируя производство. Но перепроизводство товаров вело к резкому спаду спроса и цен, массовым банкротствам, закрытию фабрик, разоре­нию их владельцев и увольнению рабочих. Впервые кризисы поразили экономику Великобритании в 1825 и 1836 гг., а в 1847 г. — и континен­тальную Европу. В 1857, 1866, 1873, 1883, 1890, 1900 гг. кризисы не только практически синхронно охватывали европейские страны, но и ста­новились мировыми.

К 70-80 гг. XIX в. этот период капитализма свободной конкуренции достиг вершины своего развития и подготовил переход к новой стадии. На смену капитализму свободной конкуренции пришел монополистический капитализм или империализм. Так как государство не вмешивалось в экономическое регулирование производства товаров и их сбыта, этим стали заниматься крупные предприниматели. Негативная роль таких факторов, как недостаток собственных средств, издержки конкуренции, кризисы перепроизводства, побуждали промышленников к поиску средств их нейтрализации. Они были найдены в монополистических объединениях. Их простейшими видами являлись всякого рода краткосрочные соглашения, регулировавшие распределе­ние заказов, производственные квоты, раздел рынков сбыта, ценовую политику. Монополия – это господство корпорации (промышленной или финансовой) в какой-либо отрасли хозяйства. Чтобы избежать острой конкурентной борьбы промышленники стали договариваться между собой о ценах, о количестве выпускаемой продукции и рынках сбыта. Так возникали различные формы слияния предприятий – картели, в ко­торых каждый участник сохранял самостоятельность в области производ­ства, но достигалась договоренность о разделе рынков сбыта и едином уровне цен; синдикаты – занимавшие совместным сбытом продукции; тресты – объединения собственности для совместного производства и сбыта продукции; войдя в трест, предприятия теряли всякую производственную и коммерческую само­стоятельность; концерны – объединения трестов или предприятий, зависящих от какой-либо монополистической группы. Наиболее раз­витой тип монополий представляли тресты и концерны.

Первые монополии появились в 70-х годах XIX в. Процесс их образо­вания шел чрезвычайно быстро: в Германии, в 1879 г. их было 14, а в 1911 г. 550—600. В высокой степени монополизированными оказались все главные отрасли германской промышленности, прежде всего каменноугольная, металлургическая, электротехническая. Подоб­ная ситуация была типична и для других стран.

С расширением масштабов производства и заполнением внутреннего рынка монополии вышли на международную арену: возникают трансна­циональные (когда активы принадлежат владельцам из одной страны, а действуют они во многих) и межнациональные (многонациональные по капиталу и сфере его приложения) монополистические объединения. К 1914 г. сложились 114 международных картелей, деливших между собой рынки сбыта в разных странах.

Концентрация промышленного производства вызвала к жизни аналогичные процессы в банковской сфере. Крупные промышлен­ные, торговые, железнодорожные и другие предприятия не могли дове­рять свои средства мелким банкам, так как их уставные капиталы были недостаточны, чтобы гарантировать безопасность больших вкладов. Такие банки не имели также достаточно средств для значи­тельного по объему кредитования промышленности. Поэтому был неиз­бежен процесс повышения роли крупных банков, а затем и объединения их финансовых ресурсов.

В результате концентрации банковского дела к началу Первой мировой войны на финансовом рынке господствовал ограниченный круг бан­ковских центров. Лондонский Сити — район банков и финансовых учре­ждений — продолжал, как и прежде, оказывать влияние на экономику не только своей, но и заморских стран. Около пяти банков контролировали весь финансовый рынок, а фирма «Ллойд» являлась крупнейшей в мире компанией по страхованию морского судоходства. В национальном масштабе координировал финансовую политику Французский банк. Восемь ведущих банковских концернов Германии располагали капиталом почти в 3 млрд марок, что составляло около1/10 части стоимости национального продукта, созданного в 1910—1913 гг. про­мышленностью и сельским хозяйством империи.

Банки активно способствовали образованию картелей и синдикатов в промышленности, так как полагали, что излишне острая конкурентная борьба наносит ущерб и самим банкам. Процветание про­мышленных объединений во многих случаях зависело от политики банков, которые путем кредитования или отказа в кредитах активно влияли на их финансовое положение, а, следовательно, и на судьбу. Постепенно банки выходят за сферу чисто денежного обращения, и к концу XIX в. наметилась отчетливая тенденция к сращиванию банковского и промышленного капитала. Банки стали размещать свои средства в промышленность, скупая акции предприятий. В свою очередь про­мышленные монополии получили возможность приобретать акции свя­занных с ними банков. Интересы промышленного и банковского капита­ла переплетались все теснее.

К концу XIX в. финансово-промышленный потенциал наиболее раз­витых западноевропейских стран выходит за рамки внутренних нацио­нальных рынков. Свободные капиталы и излишки произведенной про­дукции устремляются в соседние, заморские и заокеанские страны. Скла­дывается мировой рынок и мировая система хозяйства. Но широкая ев­ропейская экономическая экспансия могла осуществиться лишь после революционных преобразований в сфере коммуникаций.

Железные дороги соединили между собой евро­пейские государства, а затем страны Европы и Азии. Преследуя свои цели, активность в установлении контроля над зару­бежными железными дорогами проявляла Германия. В 1890 г. она реа­лизовала проект прямого железнодорожного сообщения Берлин — Бу­харест — Констанца, обеспечив прямой выход к Черному морю. Значи­тельная часть этой магистрали проходила через Австро-Венгрию. Герма­ния установила транспортную связь со странами Балканского полуострова и Ближнего Востока. В 1888 г. Австро-Венгрия, Болгария, Сербия и Турция, соединив свои железнодорожные линии и достроив не достававшие участки пути, обеспечили прямое железнодорожное сооб­щение между Константинополем и Парижем через Белград, Варну, Буха­рест, Будапешт, Вену и Мюнхен. Именно этот маршрут проходил знаме­нитый Восточный экспресс за 67 часов 35 минут, что для того времени было безусловным рекордом (экспресс предназначался для богатых людей, состоял всего из 4 вагонов, из которых только один был спальным пассажирским, остальные — бары, рестораны, багажный).

Германия вынашивала далеко идущие планы проникновения на Ближний Восток. И в этом случае одним из инструментов их реализации являлось железнодорожное строительство. Накануне Первой мировой войны германские монополии владели около 65% капиталов, инвестиро­ванных в турецкие железнодорожные линии, тогда как Франция — 19,3 и Англия — 11,7%. Багдадская железная дорога, известная как «Дорога трех Б» (Берлин — Босфор — Багдад), должна была стать кратчайшей из Европы к Персидскому заливу. Однако в 1911 г. Германия была выну­ждена передать право на постройку участка Багдад — Басра — Персид­ский залив международной компании с преобладанием английского ка­питала.

Европейские страны с помощью железных дорог осваивали Африку. Особенно в этом преуспели англичане. Еще в 1876 г. обсужда­лась идея строительства железной дороги Кейптаун — Каир и телеграф­ной линии вдоль нее. План отвечал замыслам установления британского господства на Африканском континенте в полосе от Египта на севере до Капской колонии на юге. Железнодорожные линии построили в Египте и Судане, а южный участок магистрали к 1918 г. проложили на 4 тыс. км на север от Кейптауна. Протяженные и разветвленные ж/д линии надежно связали между собой большинство стран мира, включили их в систему мирового хозяйства, интенсивному склады­ванию которой не могли помешать даже океаны. Такие же задачи решали и паровые суда. Паровой флот проявил свои преимущества не только в грузоподъемно­сти, но и в быстроте перемещения пассажиров и товаров. Это достига­лось за счет более высокой собственной скорости и вследствие способно­сти преодолевать морские каналы, что парусникам было недоступно. От­крытый в ноябре 1869 г. Суэцкий канал сократил срок плавания по срав­нению с кружным путем вокруг Африки для судов, следовавших из атлантических портов европейских стран в Индию в среднем на 42%, в Японию и Китай — на 24%, в Австралию — на 8%. Для средиземно­морских стран сокращение пути достигало 70%. Эксплуатируются и дру­гие морские каналы. Среди них важную роль играл Кильский, проложен­ный по территории Германии и соединивший Балтийское и Северное моря. В 1914 г. США завершили строительство Панамского кана­ла — одного из крупнейших гидротехнических сооружений XX в. Вслед­ствие сокращения морского пути между портами Атлантического, Тихого и Индийского океанов морское паровое судоходство, надежное и эконо­мичное, создало максимально благоприятные условия для межконтинен­тальной торговли, обеспечило возросшие пассажирские и грузовые пе­ревозки.

По нарастающей развивалась внешняя торговля. В 80-е годы XIX в. на долю Европы
приходилось 1/₄ ее мирового объема. Торго­вый товарооборот в стоимостном выражении
с 1870 г. по 1913 г. вырос более чем в 4,2 раза. С запретом в 1808 г. Кон­грессом США, а затем и Венским конгрессом торговли рабами из Африки европейские купцы и судовладельцы вынуждены были переориентиро­ваться с поставок в США «живого товара» на торговлю и транспорти­ровку изделий промышленного производства, доставляя в Европу сахар, кофе, табак, ром, хлопок, зерно, замороженное мясо. С развитием в
США сельскохозяйственного машиностроения начался экспорт его про­дукции. В Европе с отменой континентальной блокады британские про­мышленные изделия крупной индустрии, прежде всего машинное оборудование, вновь наводнили страны континента. Заключение в 1860 г. англо-французского торгового договора, а затем и аналогичных договоров с другими странами либерализовали торговые отношения, но не примири­ли интересы производителей различных стран. Внутриевропейская меж­государственная торговля отличалась острой конкурентной борьбой за рынки сбыта, в ходе которой монополии не останавливались перед прода­жей товаров по демпинговым¹ ценам (заниженные цены). В 1900 г. Рейнско-Вестфальский угольный синдикат поставлял тонну угля в Германии по 10,7 марки, а за границей — по 9,82 марки. В 1901 —1902 гг. произведенные в Герма­нии рельсы продавались собственным железным дорогам по 115 марок за тонну, а в Португалии за те же рельсы платили по 85 марок. Такая практика побуждала многие страны (исключая Великобританию) все больше отходить от политики свободной торговли и высокими таможен­ными пошлинами защищать свою экономику от конкурентов.

Насыщение внутреннего рынка стало дополнительным мотивом к пе­ремещению торговых интересов за пределы Европейского континента. В структуре внешней торговли Европы с колониальными и зависимыми странами заметно преобладал ввоз в последние фабричных товаров и вы­воз из них сырых материалов. В конце XIX — начале XX в. половину ин­дийского импорта составляли английские хлопчатобумажные ткани, экспорта — сырье и продовольствие. Египет ввозил в больших раз­мерах хлопчатобумажные ткани, вывозил главным образом хлопок. В африканском Золотом Береге сельскохозяйственное сырье занимало 50% экспорта, на хлопок приходилось 65% вывоза из Уганды, в общей массе экспорта Сьерра-Леоне 96% составляли продукты масличной пальмы и орехи. Основной экспортной продукцией Цейлона и Явы был чай, Вьетнама — рис. Операции по закупке и продаже сырья в значи­тельной степени концентрировались в руках иностранных компаний.

Одновременно с расширением внешней торговли увеличился вывоз капитала. В зависимости от назначения он выступал либо как ссудный (кредиты, займы, дотации), либо как производительный (прямые вложе­ния в строительство железных дорог, фабрик, поставки промышленного оборудования и т. п.). В 1875 г. зарубежные инвестиции Англии, Фран­ции и Германии составили 35 млрд марок, а в 1913 г. — 146 млрд. Ре­зультатом экспорта капитала было развитие в странах его размещения капиталистического предпринимательства и соответствующей инфра­структуры, появление, а там, где он уже был, развитие пролетариата, формирование кадров специалистов, укрепление местной буржуазии при сохранении вместе с тем доминирующего положения инвесторов. В 1915 г. в Индии все рабочие джутовой промышленности и портов, железнодорожных и трамвайных мастерских, около 80% работников бумаж­ной и порядка 60% строительной и металлургической отраслей промыш­ленности, половина занятых на предприятиях по производству сахара и переработке шерсти обслуживали предприятия английских владельцев.

Инвестиции в зарубежные страны и собственные зависимые терри­тории отличались высокой прибыльностью. Держатели английских цен­ных бумаг в начале XX в. получали ежегодный доход 100 млн ф. ст., а в 1913 г. — вдвое больше. Интеграция в мировое хозяйство принесла вы­сокие дивиденды Германии: в 1903 г. ее золотой запас исчислялся 3,9 млрд марок, а спустя четыре года — 4,3 млрд. Общая сумма дохода Франции, полученная по ее иностранным инвестициям в 1913 г., достиг­ла 2,3 млрд франков. Эти данные дают ключ к пониманию причин ожес­точенной борьбы за колонии, рынки сырья, сбыта готовой продукции и размещения капиталов.

Европейские государства уже с XV в. осуществляли колониальные захваты в странах

Азии, Африки и других регионах мира. К на­чалу Первой мировой войны они, вместе со вставшими на этот же путь США, завершили территориальный раздел мира. Под властью только ве­дущих колониальных держав — Англии, Франции, Голландии, Бельгии, Португалии, США — оказались 50 млн кв. км колониальных владений, которые населяли 515 млн человек. Ряд государств, прежде всего Китай, Турция, Персия, попали в полуколониальную зависимость. Великие дер­жавы установили финансовый контроль над Латинской Америкой. В этой схватке за власть над странами и народами конкурентов опередили Анг­лия (29,7 млн кв. км колониальных территорий с 376,7 млн населения) и Франция (соответственно 10,5 млн кв. км и 53,4 млн человек). Многие, в первую очередь Германия (3 млн кв. км колоний, населенных 12,3 млн людей) и США (0,3 млн кв. км колониальных территорий и 9,7 млн их обитателей), считали себя обделенными и требовали своей доли добычи.

Политику колониализма пытались обосновать необходимостью нести «бремя белого человека». Это выражение стало общеупот­ребительным после того, как английский поэт Р. Киплинг написал стихо­творение «Бремя белых», в котором есть такие строфы: «Несите бремя* белых, — //И лучших сыновей // На тяжкий труд пошлите // За триде­вять морей; // На службу покоренным // Угрюмым племенам, // На службу к полудетям, // А может быть — чертям». В чем состояло это^; «бремя белого человека» на службе покоренным племенам? Киплинг пояснял: «Восставьте мир войной, // Насытьте самый голод, // Покон­чите с чумой...» При этом, предостерегал автор, надо быть готовым к тому, что цивилизаторская миссия не найдет понимания и не принесет благодарности: «Пожнете все плоды?// Брань тех, кому взрастили // Вы пышные сады, // И злобу тех, которых // (Так медленно, увы!) // С таким терпеньем к свету // Из тьмы тащили вы...» Киплинг, а за ним и осталь­ные колонизаторы утверждали, что «бремя белого человека» — это благородная, но не оцененная «туземцами» миссия просвещения, приоб­щения покоренных народов к благам европейской цивилизации. Но европейцы противопоставили себя коренным народам ко­лонизуемых территорий, в отношениях с ними заняли положение господ. Использование силы не сдерживалось никакими нравственными прин­ципами, поскольку доминировало убеждение в превосходстве белой расы. Это объясняет поразительную жестокость европейцев. Процве­тавшие земли аборигенов опустошались, народы истреблялись. Такой ценой колониальные державы устанавливали в заморских владениях вы­годную для себя систему экономических взаимоотношений между метро­полиями и колониями.

На фоне создания обширного колониального пространства возникла ситуация, когда экономика Европы попала в зависимость от колоний как поставщиков сырья и рынков сбыта. В свою очередь странам Азии, Аф­рики и других континентов были не лишними европейские промышлен­ные товары, а главное — создававшиеся на привозном оборудовании и с использованием европейских технологий предприятия, пути сообщения и средства связи. Не следует недооценивать и возможность формирова­ния национальной буржуазии и технических кадров. Сложившаяся систе­ма мирового хозяйства, увеличивая богатства Европы, закладывала и экономический фундамент будущего освобождения самих колоний.

Дата добавления: 2014-01-06