Понятие праксиса и его неречевые виды

Тактильный гнозис

Слуховой гнозис

Слуховой гнозис характеризуется необходимостью восприя­тия последовательности стимулов, реализующихся во времени. Такое восприятие обозначается как сукцессивное. Следователь­но, слуховые сигналы требуют сукцессивного анализа и синтеза последовательно поступающих акустических раздражителей. Это отличает его от тактильного и зрительного гнозиса, организованных не во времени, а в пространстве Пространственные стимулы воспринимаются не последовательно (сукцессивно), а одномоментно. Одномоментное восприятие обозначается как симультанное.

В силу сукцессивности овладение слуховым гнозисом требует умения раздельного (дискретного) «отслеживания» элементов ряда. Восприятие какого-либо из фрагментов слуховой инфор­мации не обеспечивает ее понимания в целом. В связи с этим важно, чтобы в ранний период онтогенеза ребенок приобрел способность прослеживать различные следующие друг за другом цепочки слуховых стимулов, например, мелодий, слов.

Единый слуховой анализатор включает две функциональные системы: а) восприятие речевых звуков и б) восприятие нерече­вых звуков.

Важно учитывать, что слуховое восприятие, как и другие выс­шие формы гнозиса, является активным процессом, включаю­щим в свой состав и моторные компоненты (имитация и пропевание — для освоения неречевых шумов и развития музыкально­го слуха; проговаривание — для развития речевого слуха).

Наиболее важное для человека речевое слуховое восприятие организовано в фонематическую систему, формируемую в систе­ме данного языка. Фонема (единица речевого акустического восприятия) является основной смыслоразличительной едини­цей речи.

Тактильный гнозис — это способность распознавать на ощупь поверхность, текстуру материала; узнавать форму предмета; а также принимать тепловые и болевые сигналы.

Глава 5. Праксис

Гностические функции, в свою очередь, служат базисными для овладения связанными с ними действиями, т.е. различными видами праксиса. Термин праксис обозначает практическое (пред­метное) действие. Таких действий человек осваивает великое множество: от самых простых (еда, одевание и пр.) до сложней­ших, представленных, например, профессиональными навыками _и прочим.

Учение о праксисе и его нарушениях — апраксии — было со­здано немецким неврологом К. Липманном, который развил и уточнил положения, выдвинутые еще неврологом К Вернике, впервые описавшим моторную афазию и введшим ее в науку.

К. Липманн подчеркивал, что праксис — это система не толь­ко предметных, но и произвольных действий. Нарушение способ­ности воспроизводить эти действия носит название апраксии Принципиально важно, что больные с апраксией теряют способ­ность выполнять движения и действия именно произвольно. Не­произвольно эти же действия могут быть ими легко выполнены Подробнее об этом будет сказано в разделе «Апраксии».

К. Липманн обратил внимание и на то, что для выполнения какого-либо двигательного акта необходимо совершить серию отдельных движений, соответствующих его общему замыслу. Та­кой замысел К. Липманн назвал «идеаторным эскизом (набро­ском)». По существу, он представляет собой план действия, ко­торый разворачивается в отдельные двигательные акты («кине­тические мелодии»). Чтобы действие совершилось, необходима также передача представлений о нем в исполнительный (мотор­ный) центр.

Таким образом, в структуру праксиса как высшей психиче­ской функции входит три звена: идеаторное, передаточное и ис­полнительное.

А.Р. Лурия, основываясь на учении К Липманна о праксисе и апраксии, существенным образом развил его. Он разделил все праксические действия на кинестетические (чувствительные) и кинетические (двигательные), постулируя таким образом нали­чие двух видов праксиса — кинестетического и кинетического. Кинестетический праксис А.Р. Лурия обозначил как афферент­ный, а кинетический — как эфферентный Это уточнило понима­ние праксиса — как одной из высших психических функций, и апраксии — как его патологии.

Добавим к этому, что термин афферентный означает «центро­стремительный», подразумевающий направление нервных им­пульсов от периферии к центру», а термин эфферентный означа­ет «центробежный», подразумевающий направление нервных им­пульсов от центра к периферии».

Таким образом, один вид праксиса — кинетический по спо­собу приобретения и использования — кинестетический и аффе­рентный по направленности нервных импульсов. Второй вид праксиса по способу приобретения и использования и эффе­рентный по направленности нервных импульсов.

Для того чтобы пояснить сказанное, обратимся к тому, что посредником между человеком и его произвольными действия­ми является предмет, понимаемый как объект действительности в самом широком смысле слова. Вначале это был предмет, пред­оставляемый природой (камень, ветка дерева, плоды, шкуры убитых животных и т.д.), а затем появился предмет, являющийся продуктом деятельности самого человека, т.е. рукотворный. И те и другие предметы сыграли решающую роль в формировании праксических действий людей. Для тог, чтобы сорвать плод с дерева, нужно принять соответствующую позу, поднять руку вверх и сделать движение отрыва плода от ветки; для того чтобы пой­мать мяч, нужно протянуть обе руки вперед и сделать захватывающее движение; для того, чтобы взять иголку, нужно соеди­нить два пальца — большой и указательный — на одной руке. Все эти действия отличны друг от друга и могут выполняться только в соответствии с конфигурацией предмета и, что особенно важ­но, впоследствии и в отсутствии предмета, т.е. на основе имита­ции действия с реальным предметом. Так, мы можем не срывать плод с дерева, а показать, как это делается, не ловить реальный мяч, а показать, как ловят воображаемый мяч.

Совокупность рукотворных предметов составила значитель­ную часть созданной человеком цивилизации. В современном мире роль предмета не столь доминантна, как ранее, однако ос­тается еще очень важной, особенно в детском возрасте. Совре­менный ребенок с его ранней готовностью к сложным видам отвлеченной деятельности не обходится тем не менее без предмета, без оперирования им. Взрослый человек также пользуется предметом повсеместно и ежеминутно, однако многие секреты предметной деятельности им утеряны. Достаточно вспомнить колоссов острова Майя, пирамиды Хеопса, которые сделаны ру­ками человека, но как именно, теперь нам не понятно. Секрет сотворения этих «чудес» утерян. Но даже если бы человек и ос­тавался таким же искусным в ручной деятельности, вряд ли он стал делать подобные предметы. Они перестали быть столь необ­ходимыми, как ранее (и в эстетическом, и в практическом смыс­ле). В результате нас уже не окружают люди в костюмах, ручная отделка которых изумляет и умиляет, дома и их убранство упрос­тились до геометрических форм. Стили помпадур, барокко, рококо — историческая данность, переставшая быть реально­стью сегодняшнего дня. Правда, сохранились еще православные храмы, готические соборы, «кружевные» мечети Востока, кото­рыми мы можем любоваться, но создавать в том первозданном виде уже не будем, да и не можем.

В «предметный» период онтогенеза ребенку, как и нашим предкам, необходимо разнообразие предметов, которыми он мо­жет оперировать. В первую очередь, это игрушки, затем — быто­вые предметы, а затем и все остальные. «Королевой» игрушек, по праву, можно считать погремушку. Она стимулирует и зритель­ный, и слуховой гнозис, и кистевой праксис, вырабатывает на­правленность внимания и деятельности в целом. Не менее «ве­ликими» являются куклы, кубики и пирамидки. Это незамени­мые стимулы для развивающегося гнозиса и праксиса.

Способность совершать смысловые предметные действия без предметов (по имитации) носит название символического праксиса. К нему относятся все смысловые жесты (как едят, как пьют, рубят дрова, водят машину и пр.). Известно, что именно символические жесты составляют особый язык глухих — амслен. Вербальная способность слышащих людей оттеснила язык жес­тов на второй план, однако всем известны ситуации, когда вме­сто слов приходится использовать жесты (нельзя кого-то разбу­дить, нужно что-либо неслышно подсказать, наконец, что-либо сообщить, когда слов не слышно, например, в момент отправ­ления поезда).

Особое место занимает пальцевый праксис. Он свидетельству­ет о значительной степени дифференцированности кистевых действий. Маленький ребенок очень рано (начиная с 5—6 месяцев) проявляет любовь к игре с пальчиками. В это же время у не­го появляется осмысленный указательный жест, делающий ре­бенка принципиально отличающимся от всех животных, даже от примата, который, если и может что-то обозначить, то рукой, а не пальцем. Своего апогея любовь ребенка к действиям с паль­цами достигает в широко известной игре «Сорока-ворона».

Еще более сложным, чем пальцевый, является оральный прак­сис. Он формируется на основе менее предметных, а следова­тельно, более абстрактных действий. К движениям орального праксиса относится умение по заданию подуть, поцокать, по­щелкать языком, надуть щеки и прочее.

Непроизвольность праксических действий обеспечивается высокой степенью их упроченности (автоматизации). Особенно ярко это прослеживается на примере орального праксиса. Не­произвольно, т.е. в виде рефлекса, названные выше оральные движения, как правило, выполняются. Так, больной, который не может по заданию подуть, тут же задувает горящую спичку, под­несенную к его губам. Овладение оральным праксисом составля­ет весьма важную подготовительную фазу речевого развития. От качества и объема оральных навыков во многом зависит усвое­ние нормативного звукопроизношения.

Дата добавления: 2014-01-06