Ярославские слободы

В 2004 году в Ярославле крошечным тиражом вышла небольшая, но очень содержательная книжка Н.В. Дутова "Ярославские слободы". Написано о слободах и в историко-топонимическом справочнике "Ярославль". Вот некоторые наиболее интересные сведения, почерпнутые из этих изданий.

Но сначала - о самом слове "слобода". Оно означало "свобода" и употреблялось относительно поселений, которые по тем или иным причинам были поначалу освобождены от городских налогов. В диалектных говорах встречается глагол "ослобонить" "освободить". Слободы могли быть торгово-ремесленными тогда их жители принадлежали к какой-нибудь одной профессии и монастырскими, то есть относящиеся к владениям монастырей и соответственно их обслуживавшие. До середины XVII века слободы, собственно, еще не считались городом. Позже они вошли в городскую черту, а жители стали облагаться теми же налогами, что и все остальные. Так что название "слободы" еще оставалось, но это были уже фактически районы города. Однако по старинке возникавшие новые поселки продолжали называться слободами.

Богоявленская слобода. Находилась между церквями Богоявленской и Дмитрия Солунского. Первоначально принадлежала Спасо-Пребраженскому монастырю. В 1609 году, практически полностью деревянная, слобода была сожжена осаждавшими монастырь поляками. Каменные церкви и постройки появились только к концу XVII века. Селились тут, главным образом, мещане. Вся территория представляла собой деревянные домишки на узких и кривых улицах, перемежающиеся огородами, пустырями и сараями. Расположенные тут же "солодовни и вары" отравляли воздух. Скученность и полная антисанитария приводили к частым пожарам.

К концу XVIII века, с приходом наместника, генерал-аншефа А.П. Мельгунова, слобода претерпела многочисленные изменения в лучшую сторону.

Есть сведения, что в XVII веке тут жили и сосланные после Смутного времени поляки, в том числе Марина Мнишек и ее отец Ежи Юрий. Население слободы занималось, в основном, обслуживанием соседнего монастыря. Н.В. Дутов приводит интересный список из переписи начала XVII века: здесь жили "поп, дьяк, служки, дети монастырские, масленники, дети пушкарей монастырских, монастырские сторожа, монастырские общинники, три монастырских портных мастера, перевозчик через Которосль, монастырский сапожник, точильщик, монастырский водовоз, два скорняка, шапошник, плотник, кательщик, прядильщик, а также торговые люди". Слобода освобождалась от уплаты ямских податей и четвертных доходов.

Слобода Киселюха. Находилась между нынешними Мукомольным переулком и ул. Чайковского. Надо думать, место это было весьма грязным, болотистым, "кисельным" из-за разлива небольшой речки, которая начиналась от нынешней улицы Пушкина и впадала в Которосль. Правда, Н.В. Дутов не исключает и того, что жители слободы варили на продажу кисели, откуда и немного иное название слободы - Киселиха. Овсяные кисели были тогда очень популярны, ярославцы варили до тридцати их сортов. Слобожане занимались и рыбной ловлей и были обязаны поставлять определенное количество рыбы к царскому столу.

Николо - Мокринский приход, входивший в слободу, был в свое время известен многочисленными дешевыми кабаками.

Небольшая Крохина слобода, как и Богоявленская, была тесно связана со Спасо-Преображенским монастырем. Находилась она у Никольских казарм и обладала заливными лугами, то есть сенокосами и пастбищами, а значит, занималась скотоводством В XVII веке здесь жили также служки, служебники, а позже - кузнецы, рукавишники, сапожники, холщевники, орешники.. Из-за разливов Которосли, скорее всего, жители строили дома на сваях. Название "Крохина", предполагают краеведы, произошло по причине малости слободки.

Параллельно Которосли граничила с Киселюхой Спасская слобода. Она поначалу принадлежала Спасо-Преображенскому монастырю, а позже царем Алексеем Михайловичем была пожалована городу. Жили здесь монастырские служки и служебники, а также кирпичники, каменщики, сапожники, плотники, серебряники, иконники, портные, овчинники, чулошники, перевозчик, пастухи и огородники.

По указу Петра Первого здесь строится оружейный двор и полотняные станы. Все это было уничтожено пожаром 1711 года, но упрямый Петр продолжал строительство и, в частности, положил здесь начало Ярославской Малой Мануфактуры.

Со Спасской слободой связана история одного из самых интересных зданий Ярославля - так называемым домом Иванова См.. Иногда его считают домом Затрапезновых и, стало быть, связывают с именами Петра Первого и Екатерины Второй. Н.В. Дутов полагает, что тот дом был много больше, его даже именовали дворцом, а этот лишь стоял рядом. Сохранился до наших дней лишь дом Иванова, но он - современник того, знаменитого, и вдобавок очень красив, гордость ярославской гражданской архитектуры XVII века.

В XVII веке там, где теперь проходит улица Ушинского прежде Стрелецкая, существовала Стрелецкая слобода. Поначалу жили там стрельцы-пушкари. В те времена стрельцы повсюду жили своими домами, в отдельной слободе, занимались ратным делом и одновременно торговлей и ремеслами. После подавления стрелецкого бунта в Москве к нам попали и несколько семей московских стрельцов. После того, как Петр ликвидировал стрелецкое войско и стал набирать рекрутов, ярославские стрельцы превратились в ремесленников и позже смешались с местным населением. В конце XVII века слобода называлась также и Солдатской.

Название Срубной слободы наводит на мысль, что ее население изготавливало и продавало деревянные срубы - кровно необходимый продукт в часто горевшем городе. Однако, по мнению краеведа Н.С. Землянской, которую цитирует Н.В. Дутов, вполне вероятно, что слобода получила название от протекавшего там когда-то ручья Струбец. Так что слобода поначалу могла называться Струбной. Тогда становится неясно, чем там зарабатывали на жизнь ее обитатели. Известно лишь, что в XVIII веке тут находилась шелковая фабрика, производившая кружева и платки.

Находилась эта слобода в районе нынешней улицы Собинова в ее более длинной части, начинающейся от ул. Свободы. Более короткая часть до советских времен называлась Нетеча. Нетечами в Ярославских краях называли болотистые места со стоячей нетекущей водой. У Даля - "нетека" с тем же значением. А скапливающаяся тут вода приходила с более высоких мест - со Срубной улицы и нынешней площади Волкова.

В створе нынешнего автомобильного моста через Волгу до тридцатых годов прошлого века стояла прекрасная церковь Петра и Павла XVII века см.. Это была приходская церковь Петропавловской слободы. В XVII веке она заменила собой Петровский монастырь, место погребения ярославских князей. Слобожане промышляли рыбной ловлей. В XVIII веке здесь находились несколько фабрик и заводов: суриковая, белильная, кожевенная, юфотная, подошвенная, сыромятная, пивоварная.

Рядом с Петропавловской слободой находилась слобода Железная. Сейчас там Железная улица, переименованная в Кооперативную. Жители слободы были железных дел мастерами. Их изделия прекрасно расходились, особенно если учесть, что Волга, главный торговый путь, была рядом.

Калачная Калашная слобода - это нынешние улицы Фурманова, Матросская, Победы, а также Октябрьская площадь. Приходская церковь так и называлась: "Параскевы Пятницы Калашной". Она практически разрушена, но, по-видимому, скоро встанет из пепла.

Судя по названию, жители слободы пекли на продажу калачи.

Часть ополчения Минина и Пожарского стояла лагерем, "табором", там, где нынешний проспект Ленина выходит к Волге. Это место до сих пор называется Таборы.

На современной площади Труда близ церкви Вознесения Господня, здания казарм и дороги на Углич находилась Кондаковская слобода. Площадь ранее называлась Сенной. На ней торговали сеном, дровами, скотом. Происхождение названия слободы неясно. Возможно - от фамилии "Кондаков", какого-нибудь жителя или жителей слободы. Авторы историко-топонимического справочника "Ярославль" ссылаются на легенду, согласно которой здесь когда-то проживал грек Василий Кондаки, которого русские и звали Кондаков. Он якобы построил здесь деревянную Вознесенскую церковь.

Сенная площадь еще в начале ХХ века представляла собой грязное поле, застроенное всевозможными лавками и балаганами. Здесь же располагался первый ярославский кинотеатр - если его можно было так назвать. Первые кинофильмы были любимым развлечением простонародья, приезжих крестьян и солдат: это были простые зарисовки обыденной жизни, слащавые мелодрамы и т.п. Разумеется, фильмы были немыми и сопровождались игрой таперов или устными пояснениями. Какое-то время такие фильмы снимались и в Ярославле.

Вполне возможно, что Козлова Козья слободка тоже ведет название от некоего Козлова. Хотя вполне вероятно, что назвали ее оттого, что слобожане выращивали коз и овец. Дело в том, что располагалась слобода там, где сейчас на улице Толбухина находится большой мебельный магазин. А это место, указывает Н.В. Дутов, представляло собой поросшие кустарником буераки - пастбище, для мелких животных вполне подходящее.

Про слободу Семик прочтите главку, посвященную церкви Владимирской Божией Матери на Божедомке.

За Которослью находится самая большая в Ярославле Толчковская слобода. Это часть современного Красноперекопского района. Ее границы - Московский проспект, Московский вокзал, Петропавловский парк, Зеленцовский Ковардаковский, Купальный ручей. Здесь жители разводили скот и из шкур животных выделывали кожи. Кожевенные заводики были едва ли не в каждом дворе. О других производствах дает представление список заводов: юфотные, подошвенные, баранные, сыромятные, клеевые, свечные, сальные, оловянные, толстяные, войлочные, крахмальные, солодовенные. Именно толчковцы в XVII веке выстроили две каменные церкви - Федоровской Божией Матери и знаменитый храм Иоанна Предтечи См.. Здесь же возникает Ярославская Большая мануфактура. Слобода превращается в один из центров мануфактурного производства. Позже тут появляются и различные другие производства. Слобода становится рабочим пригородом Ярославля.

О Коровницкой слободе говорится в разделе, посвященном знаменитому ансамблю в Коровниках См.. Здесь пасли и доили скот, поставляли шкуры для кожевенного производства, ловили рыбу, из местных глин лепили горшки, изготавливали кирпичи и изразцы. В XVIII веке появляются заводы: клеевой, солодовенный, гончарный, крупяной, а также мельницы.

В Коровниках находится печально известная тюрьма. В советское время в ней побывали не по своей воле видные диссиденты и великий писатель А.И. Солженицын.

Между Тропинской слободой и Туговой горой находится очень интересная своей историей Ямская слобода. Здесь находится и приходской храм живших здесь ямщиков - церковь Параскевы Пятницы на Туговой горе. Н.В. Дутов нашел очень интересные материалы, касающиеся этой части Ярославля. С XVI века "ямом" называлось место, куда население обязано было пригонять определенное количество подвод для государственных нужд. Одной из таких "нужд" была почтовая связь между Москвой и Архангельском, для чего в Ярославле была создана почтовая контора. Обслуживающие почту ямщики и жили в отдельной созданной для них слободе. Вот процитированные Н.В. Дутовым указы Петра: "...гонять их, Великих государей грамотами со всякими иноземскими и торговых людей грамотами, а от Архангельского города к Москве с воеводскими и гостиными отписками и торговых людей грамотами..." Особо было приказано подбирать для почтовой службы людей честных и трезвых, что они могли "день и ночь письма везти бережно, в мешках за пазухой, чтобы от дождя не замочить и дорогою пьянством не утратить". В Ярославском почтовом стане было до 40 пар лошадей. Зимой и летом почта один раз в неделю ходила из Москвы в Архангельск через Переславль, Ростов, Ярославль и Вологду. Уходило на это 8 - 10 суток езды - вполне сопоставимо с современными сроками доставки почты.

Со временем, когда вновь созданный город Санкт-Петербург отобрал у Архангельска большинство его торговых функций, почта стала ходить к Балтийскому морю минуя Ярославль, и Ярославские "ямы" утратили прежнее значение, а затем и вовсе прекратили существование. Бывшие ямщики стали заниматься извозом, содержали постоялые дворы или вовсе покидали насиженные места.

Последняя слобода, о которой хотелось бы рассказать в этой книге - Тверицкая в Заволжском районе современного Ярославля, на низменном, болотистом берегу Волги. Где она находилась? Н.В. Дутов предлагает следующие ориентиры относительно противоположного берега: юго-восточный конец слободы находится напротив церкви Николы Надеина, а северо-западный - напротив церкви Благовещения.

Краеведы предлагают целый список гипотез относительно происхождения названия слободы. Одни говорят, что великий князь Иоанн III переселил сюда плененных им тверичан, другие, что рыбаков из Твери переселил Иван Грозный, третьи приписывают соответствующий поступок князю Дмитрию, позже прозванному Донским; дескать, ярославский князь получил тверичан в награду за участие в победе над Тверским княжеством.

Есть и еще одно мнение. Дело в том, что во времена смут и войн мирное население время от времени перебегало в более спокойные места. Жители Тверского княжества вполне могли совершенно добровольно переселиться сюда, чтобы спокойно заняться рыбной ловлей.

Но Н.В. Дутов предлагает и свою, очень любопытную теорию. Он предполагает, что название слободы не имеет никакого отношения к городу Тверь. Вот что он пишет:

"Образ воды в виде реки, моря и т.д. как чуждой стихии с одной стороны, и "мыса твердокаменного", твердой земли с другой стороны - постоянная тема христианской литературы, привлекавшая православных богословов первых веков существования христианства и прочно вошедшая в сознание верующих сквозь все времена. Символическое осмысление диалектического единства судьбы, рока, предопределение человеческой жизни и личной воли, усилий человека, преодолевающего свою судьбу, безысходность хаоса водной стихии и надежда на спасение, заключенная в порядке, устроенности, крепости земной тверди - все это непосредственно связывалось в сознании верующих с преодолением водной преграды, борьбой с водной стихией ради достижения покоя, порядка. неизменной устроенности жизни. Последнее связывалось с царством Божьим и требовало в земных условиях его обозначения, символа-церкви, храма, которые становились на концах переправы. Таким храмом в Тверицах и была церковь Святой Троицы.

Может возникнуть подозрение, что выражения "Твердь земная" противоречит факту заболоченности Твериц. Поясним, что здесь проводится более широкое противопоставление. чем болото - сухая почва. Речь идет об образах реки и берега. Именно берег, каким бы заболоченным он не был, а не просто участок сухой почвы, противопоставляется хаосу водной стихии".

Первое каменное здание - Успенский собор - было построено на Стрелке, и сразу на многие столетия собор стал архитектурной и духовной доминантой города. Ни одно сколько-нибудь значимое событие не проходило без его участия. Собор разрушался, перестраивался, снова разрушался, пока не появилось здание XVI, а за ним и XVII века. Оно тоже многократно перестраивалось и к ХХ веку уже было сильно изменено, оставаясь, тем не менее, этаким крестиком на чётках - цепочке храмов, расположенных по Волге и Которосли: именно к нему все они как бы стекались. Вероятно, потому большевики его и взорвали в 1937 году: уж очень заметным, исторически и архитектурно значительным казался этот собор, бывший своего рода визитной карточкой Ярославля для проплывающих по Волге судов. Надо ли говорить, что в атеистическом государстве церковь как символ города - это было нестерпимо для власть предержащих.

С его исчезновением порвалась связка ярославских храмов, "крестик" навсегда пропал. Говорят, что когда его взрывали, храм якобы изо всех сил сопротивлялся: первый взрыв заставил здание только приподняться, но оно снова село на место, и только новый взрыв завершил черное дело.

Неудивительно, что все громче и громче раздаются голоса тех, кто хотел бы увидеть этот храм восстановленным на прежнем месте. Нынешний губернатор А.И. Лисицын - один из энтузиастов этой идеи. Уже нашелся спонсор, известный московский меценат Виктор Тыртышкин, готовый вложить в эту постройку свои средства. Теперь уже ясно, что через не такое уж долгое время храм возникнет на Стрелке снова. Конечно, это будет, выражаясь языком специалистов, "новодел", но зато черное дело все-таки хоть как-то будет поправлено: построили же в Москве заново главный храм России, вот и мы. В конце концов, сколько раз русские храмы горели, падали, рассыпались в прах, а потом на их месте появлялись новые, совсем не обязательно такие же, как прежние, и через пару сотен лет на них уже можно было смотреть как на исторический памятник.

Проф. Е.А. Ермолин убедительно обосновывает необходимость восстановления собора:

"Едва ли нормально то, что запустел в ХХ веке ярославский сакрум, обратившийся к исходу столетия в в цивилизованный парковый лес. Есть же дорогие исторические воспоминания. начнем с того, что Стрелка - это ярославский кремлевский холм. Сейчас ярославский кремль практически ничем не отмечен. А между тем, было бы нелишне его обозначить не только в сознании ярославцев, но и в городском пространстве. Ведь это та самая ярославская гора, о которой поется в знаменитой народной песне: "Ярославль да город на горе стоит, на горе стоит да во всей красоте, да а прикрасоте, лучше Питера, да краше Киева, лучше матушки да каменной Москвы..."

Песня фокусирует сакрально-космический архетип избранного града на горе, с акцентом на эстетическое первенство в России".

Патриарх Московский и всея Руси Алексий Второй благословил строительство нового Успенского собора, и, надо думать, к тысячелетию Ярославля, т.е. 2010 году, мы увидим на Стрелке новый храм как символ восстановленной справедливости.

К.Д. Головщиков указывает, что к 1890 г. на пятачке Стрелки находились, кроме собора, еще три приходские церкви, Лицей и "довольно широкий проезд". А в период становления Ярославля на площади в несколько гектаров стояло не менее 17 церквей. По крайней мере, летописи 1221 года отметили именно столько сгоревших в очередной пожар храмов.

Церкви-то уж точно никто восстанавливать не станет. Тем более, что нынче поблизости от Стрелки жилья почти что и нет, а стало быть, прихода даже для одного Успенского собора здесь не набрать. Но когда Успенский собор станет кафедральным, сюда люди, конечно, потянутся.

Несколько слов о территории Стрелки и, стало быть, Соборной площади. На предреволюционных фотографиях вся эта местность выглядит вполне опрятно. Однако К.Д. Головщиков - а это, напоминаю, конец XIX века - пишет, что вблизи собора и лицея, в районе бывшего Фроловского болота, бродит домашний скот. Что же до XVIII века, то тут, по нашим представлениям, творилось и вовсе нечто невообразимое. Во Фроловском болоте даже люди тонули, а бродячие свиньи могли запросто сожрать ребенка. По крайней мере, магистрат писал тогда: " От свиней народу, а паче малым детям опасность великая есть".

В начале прошлого века Стрелка пользовалась дурной славой и еще по одной причине: здесь в районе дровяных пристаней облюбовали себе место городские голодранцы, те, кого сейчас назвали бы бомжами. Они представляли реальную опасность для жизни и кошельков "добропорядочных граждан".

В настоящее время на этой территории - площадь Челюскинцев и мемориал в честь героев Великой отечественной войны.

А пока на месте уничтоженной святыни стоит скульптурная композиция - ветхозаветная Троица, произведение местных скульпторов Н. Мухина, И. Трейвуса и Е. Пасхиной.

Однако вернемся к истории нашего города. В 1218 году Ярославль становится центром самостоятельного Ярославского княжества. Константин Всеволодович, князь ростовский, перед смертью раздал свои земли трем малолетним сыновьям. Старшему, десятилетнему Васильку достался Ростов, трехлетнему Владимиру Углич, а восьмилетнему Всеволоду - Ярославль. Насколько мудрым было такое решение, сказать сегодня трудно. Наверно, оно было оправданным, раз этого русского короля Лира, как раньше Ярослава, прозвали Мудрым. Но, конечно же, Ярославским княжеством долгое время управляли бояре и дядя малолетних детей - Владимирский князь Юрий Всеволодович.

Какая часть наследия отца досталась нашему юному Всеволоду? Довольно значительная, потому что кроме Ярославля ему отводилась еще и Молога, город с трагической судьбой, ведущий свою историю с XII века.

По-видимому, поначалу город развивался быстро и благополучно. Но уже в 1237-1238 годах город выжжен и разграблен монголо-татарскими захватчиками. Как и другие русские земли, Ярославль сначала отчаянно сопротивлялся порабощению. В 1238 г. в битве на реке Сить, не столь далеко от Ярославля, русские были разгромлены Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович был убит, и немудрено: ни один русский князь не пришел ему на помощь, каждый думал только о себе. Ни один, кроме сыновей Константина Мудрого, которые к тому времени уже были молодыми воинами. Увы, и Василия, и Всеволода постигла та же печальная участь. Позже, в 1257 году ярославцы снова попытались освободиться от ига, не допустили в Ярославль ханских переписчиков и дали захватчикам еще один бой на холме под Ярославлем. И снова были разбиты и понесли огромные потери. Погиб и ярославский князь Константин. Считается, что это событие произошло на так называемой Туговой горе, которая на сегодняшний день уже вошла в границы самого Ярославля.

А дальше события развивались так. Племянница Константина, наследовавшая ему, Мария Васильевна вышла замуж за можайского князя Федора Ростиславича Черного. Это имя очень много значит в истории ярославской земли В 1299 году князь Федор скончался и был похоронен в ярославском Спасо-Преображенском монастыре. Православной церковью Федор причислен к лику святых, как и наследовавший ему его старший сын Давид с братом Константином Мощи этих трех святых при советской власти хранились в музее и недавно снова возвращены церкви. Сейчас они находятся в кафедральном соборе иконы Федоровской Божией матери.

Но еще раньше, до битвы на реке Сить в ярославской истории появилась одна любопытная страница. Умер, не оставив наследников по мужской линии, князь Василий Всеволодович, и княжение, вопреки традиции, перешло к двум женщинам, его вдове Ксении и его дочери Марии. К этому тандему добавилась еще и жившая тогда вдова Всеволода Константиновича Марина. Три женщины во главе русского княжества в XIII веке - согласитесь, это было нечто.

Но со временем первенство перешло к одной из трех дам, Марии Васильевне, которая, как уже было сказано, и вышла замуж за можайского князя Федора Ростиславича Черного.

Но вот наступают времена, когда Русь начинает освобождаться от вассальной зависимости. В 1380 году ярославцы вливаются в войско, разгромившее на Куликовом поле полчища Мамая. Ярославскую дружину возглавлял князь Василий Васильевич, правнук Федора Ростиславича Черного. В историко-архитектурном музее Ярославля хранится икона, на которой уже в XVII веке было изображено это славное событие: и как собирались русские войска, и как они шли в поход, и как, наконец, дали сражение.

Дадим попутно маленькую любопытную справку. Битва на Куликовом поле еще не означала освобождение от вассальной зависимости Руси. С обеих сторон в битве участвовали русские и татары, причем "наши" защищали пока еще интересы хана Тохтамыша против Мамая, претендовавшего на золотоордынский трон. Тем не менее, разгром Мамая явно приблизил свободу Руси.

В 1314 году происходит знаменательное культурное событие, которое еще больше повышает престиж Ярославля: город обретает чудотворную икону Толгской Божией Матери. На этот счет существует известная легенда, связанная с именем исторического персонажа - епископа Прохора. До 1311 года Прохор был архимандритом ярославского Спасо-Преображенского монастыря, а затем стал епископом Ростова и Ярославля. Это был один из ближайших сподвижников тогдашнего митрополита Петра, он пользовался уважением московских князей Юрия Даниловича и его брата Ивана Калиты, выполнял важные политические поручения. Он освящал первый каменный собор Успения в Московском кремле. Перед смертью Прохор сложил с себя сан епископа, вернулся в Спасо-Преображенский монастырь и принял в схиме имя Трифона.

Так вот, рассказывает поэтичная легенда, в ночь 8 августа 1314 года епископ Прохор во время путешествия из Белозерска со своими спутниками заночевал на правом берегу Волги. И вот ночью вся местность вдруг осветилась дивным светом. Все спали, но епископ проснулся и увидел чудо: через Волгу был перекинут небывалый мост. Епископ взял свой архиерейский жезл, помолился и прошел по этому мосту на другой берег. И там он увидел источник дивного света: в воздухе стояла и светилась икона Божией Матери. Изумленный Трифон помолился перед образом, вернулся по мосту на правый берег Волги и лег спать. Надо думать, он решил, что все это - только сон.

А наутро хватились, что исчез архиерейский жезл. Искали его, искали, но так и не нашли. И тут епископ понял, что ночное видение не было сном, и что жезл он, скорее всего, оставил у того места, где видел чудесную икону. Он рассказал о своем видении спутникам, и те пошли проверить, все ли было так. Подошли к берегу, но чудесного моста уже не было. Переправились на левый берег на лодках и в лесу между деревьями в самом деле увидели ту самую икону и жезл, стоящий рядом. Все подтвердилось!

Когда весть о чуде - "явленной иконе" разнеслась по окрестностям, народ бросился к священному месту. Тут же построена была так называемая "обыденная церковь", то есть построенная в один день, затем на ее месте возник монастырь. А поскольку здесь же в Волгу впадала маленькая речка Толга, монастырь назвали Толгским. Толгской Божией Матерью назвали и икону, которая с тех пор стала одной из главных святынь этих краев, да и всей Православной Руси. Икона стала чудотворной, многие молящиеся перед ней обрели исцеление. Среди таковых легенда называет царя Ивана Грозного, которому икона помогла от болезни ног.

Эта икона сохранилась до наших дней. До последних лет она хранилась в Ярославском художественном музее, а сравнительно недавно возвращена Православной церкви, и ее можно увидеть только в Толгском монастыре, где ее оберегают, как величайшую святыню. Церковные власти обязались не допустить никакого ущерба этой иконе, одной из лучших произведений древней иконописи.

Об этой иконе стоит рассказать отдельно. Написанная в тяжелые годы монголо-татарского ига, икона передает весь трагизм этой эпохи. Мрачный колорит и в то же время светлая грусть изображения трогают душу. Иконографический тип иконы называется "Умиление". Божия Матерь нежно обнимает Сына, судьбу которого она уже знает. Знает и, тем не менее, приносит Его в жертву во имя спасения рода людского. Сын прижимается к Матери, обнимает ее за шею, символизируя вечную любовь матери и дитя. Особенно удались художнику глаза обоих персонажей, они глядят вам прямо в душу, в них скорбь и готовность к страданию.

Конечно, можно спорить о том, правомерно ли помещать такой шедевр в полумрак церкви, где ее нелегко увидеть так, как ее могли видеть все посетители музея. Тем более, что правила поведения в церкви осуждают "праздное" разглядывание интерьера. Но ведь Православная церковь только в последнюю очередь видит художественную ценность иконы, для нее она прежде всего - предмет религиозного поклонения. И что еще важнее - эта икона - собственность церкви, отобранная у нее большевиками. И место иконы - именно в церкви, а не в бесстрастном пространстве музея, как бы хорошо о ней музейные работники ни заботились.

Кстати, нам следует низко поклониться ярославским музейщикам: это настоящие подвижники, спасшие не одну сотню бесценных икон. Это ведь невероятно трудно, смыть с иконы наслоения веков, в которых не только грязь и копоть. Иногда древнюю живопись несколько раз переписывали куда менее талантливые живописцы, и все их "художества" надо очень аккуратно снять, не повредив нижний слой. Помните у Пушкина:

Художник-варвар кистью сонной

Картину гения чернит

И свой рисунок беззаконный

Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуей;

Созданье гения пред нами

Выходит в прежней красотой.

Спадают-то они спадают, но, как правило, не сами, нужно много постараться, чтобы они спали именно так, чтобы создание гения "вышло с прежней красотой".

Именно эта икона послужила основанием для закладки одного из самых знаменитых русских монастырей – Толгского.

Но еще в начале XIII века прямо у самого Рубленого города появился могущественный и богатый Спасо-Преображенский монастырь - грозный и не всегда мирный сосед Ярославля. В наши дни это - самый центр города, а тогда была окраина. Город и монастырь, бывало, крупно ссорились, а все-таки в дни лихолетья горожане не раз спасались за монастырскими стенами. Конечно, эти стены выглядели тогда совершенно иначе, ведь они поначалу были деревянными.

Ярославская земля быстро набирает мощь. Федор Черный владел уже, помимо Ярославского, еще и княжествами Смоленским, Брянским и Переяславским, а это много больше, чем имел тот же князь Московский. И кто знает, продолжайся так еще пару столетий, и историки говорили бы не о Московской, а о Ярославской Руси, собравшей вокруг себя русские земли.

Но, как мы знаем, все проходит, постепенно умаляется и значение Ярославля. История пошла другим путем. В 1321 году князь Давид Федорович отдал Ярославские земли одному сыну, а Мологские - другому, и это было началом дробления великого княжества и, естественно, падения его роли. У сыновей Давида рождались свои сыновья, и каждый получал свой надел, и так оно шло и шло, пока от огромной единой территории остались какие-то клочки.

В 1463 году сократившееся в размерах и потерявшее прежнее влияние княжество входит в состав Московского государства. Последний ярославский князь Александр Федорович, непочтительно прозванный Брюхатым, меняет княжество на земли в княжестве Московском и тем прекращает самостоятельную политическую жизнь своей вотчины. Правда, до своей смерти в 1471году он все-таки княжеством еще управляет, но после уже московский князь Иван Третий поручает управление посылаемым из Москвы наместникам.

Надо признать, что присоединение к Москве явно пошло Ярославлю на пользу. Постепенно значение нашего города на Руси заметно вырастает. По населению это один из крупнейших русских городов, больше только Москва, Новгород Великий и Псков. За тысячелетнюю историю Ярославля население его росло неравномерно: после благополучных лет наступали годы "тощие", вспыхивали пожары, по краю прокатывались мятежи и войны. А потом опять накапливались силы, возвращались беженцы, рождались дети...Так и жили.

Вот справка: в начале XVIII века в Ярославле около 16 тысяч человек, в 1859 году - 42 тысячи человек, через три десятка лет в 1890-м - 65 тысяч, а в 1912-м, через два с лишним десятка лет - уже 109 тысяч. Потом, как вы знаете, был мятеж, и населения осталось от силы половина. Индустриализация страны привела к стремительному росту городов. Одно время в Ярославле проживало около 660 тысяч. Сейчас нас около шестисот тысяч. Рождаемость падает, и дальнейший рост нам явно не грозит...Разве что за счет переселенцев.

В XVI веке, во времена Ивана Грозного, это уже торговый центр, средоточие кожевенного, ткацкого дела и рыболовного промысла.

Так что недаром Иван Грозный благоволил к Ярославлю, несколько раз бывал здесь, вносил богатые вклады в монастыри. Правда, бывало, что Иван попадал в Ярославль не совсем так, как бы ему хотелось: например, сюда он однажды бежал от осаждавших Москву полчищ крымских татар.

Впрочем, ярославские земли знали и другие имена. До сих пор существует поселок Курба, имение воеводы Андрея Михайловича Курбского, сначала любимца Ивана Грозного, а затем его злейшего врага. Помните известные строчки из поэмы А.К. Толстого:

Князь Курбский от царского гнева бежал,

С ним Васька Шибанов, стремянный.

Дороден был князь, конь измученный пал.

Как быть среди ночи туманной?

Ярославцем был и Фома Колычев будущий митрополит Филипп, бесстрашный обличитель злодеяний Ивана, за что и был в конце концов задушен опричниками.

В XVI веке вокруг города создаются земляные валы - появляется "Земляной город" - ярославский посад. Кстати, именно тогда и Спасо-Преображенский монастырь обзаводится каменными стенами, что делает его фактически ярославским кремлем и центром политической жизни всего края. У самого Ярославля каменных стен никогда не было, каменными были только боевые башни, и тем не менее, это - один из крупнейших городов всей Руси. Сегодня от укреплений древнего Ярославля в центре города остались в сильно измененном виде три башни, и одна из них - Знаменская.

Во многом расцвет Ярославля обязан благоприятному расположению города. Спасибо Ярославу Мудрому: он очень удачно выбрал место - на большой Московской дороге. Здесь сходятся все пути на Запад, на Север и на Восток. С XVI века начинается северная торговля с Англией. Англичане получают от Ивана Грозного право свободно торговать с Россией и провозить товары через Россию. Для перевалки своих товаров англичане выбирают Ярославль. За англичанами последовали голландцы и немцы, французы и испанцы. Через Белое море и Северную Двину товары плывут в Поволжье, в Москву, а там и в Азию. К западу открывается дорога в район Ладожского и Онежского озер, к востоку - в Поволжье, в завоеванные Астраханское и Казанское ханства, в Сибирь, Среднюю Азию и далее в Персию и Индию. Торговля шла хлебом, рыбой, кожами, льняными тканями, полотнами, солью и много чем еще. По сбору торговых пошлин в XVII веке Ярославль - на третьем месте, после Москвы и Казани. Иностранцы строят в Ярославле палаты, погреба и амбары и живут тут "без съезда", то есть постоянно. Здесь более тридцати подворий "разных немец".

С Запада к нам шли, главным образом, так называемые колониальные товары: пряности, сахар, вина, мануфактура - сукно, тафта, атлас, но также металл и изделия из него, оружие, посуда, бумага и т.п. Непосредственно из Азии привозили драгоценные камни, жемчуг, бирюзу, шелк. Особенно стоит обратить внимание на хлопчатобумажные ткани - белые, крашеные и набивные, которые у китайцев назывались "читы" или "шиты", а русские произносили "цыцы", позже - "ситцы".

Конечно же, ярославцы и сами умели многое. С давних времен по всей Руси славились ярославские ремесленники, архитекторы и иконописцы. Трудно даже перечислить характерные для Ярославля ремесла: тут и каменщики, и плотники, и гончары, и серебренники, и кузнецы, и медники, мастера резьбы по дереву и по росписи на тканях, шубники и рукавичники и т.д. и т.п. В общем, около ста ремесел. В ярославских слободах делали зеркала и мыло, белили холсты и изготовляли знаменитые ярославские цветные изразцы. Великий Гоголь обессмертил лихую "птицу-тройку", которую создал "ярославский расторопный мужик". Ясно, что такой ярославской сметливости немало помогало движение через Ярославль купцов, товаров и, естественно, информации.

А купцы были знатные, именитые. В Ярославле во времена второго Романова - Алексея Михайловича жила шестая часть купцов Государевой сотни, а это самые значительные купцы всей Руси.

Но материальных следов даже от XVI века, не говоря о более ранних, осталось мало. Неудивительно: каменного строительства тогда почти не было, а деревянные здания дожить до нашего времени не могли бы, даже уцелей они во время страшных Ярославских пожаров.

И все-таки один "житель" XVI века у нас есть - это Спасо-Преображенский собор в монастыре, которому он и дал название. Другие здания того времени сохранились в фрагментах или в сильно перестроенном виде. Пострадал от времени и собор, но реставраторы постарались приблизить его внешний вид к шестнадцатому веку.

К середине XVI века относится основание Казанского монастыря. От той поры в монастыре не осталось ничего, но сам монастырь, после долгих лет запустения, возрождается прямо на наших глазах.

В XIV - XVI веках особенно разрастаются ярославские слободы - это поселения вне городских стен, но с городом связанные экономически и административно. Слово "слобода" происходит от "свобода", в диалектах и сейчас можно услышать слово "ослободить". Имелась в виду свобода от городских налогов. Читатель еще встретится с названиями большинства ярославских слобод. Все они к настоящему времени давно вошли в состав собственно Ярославля.

Особенно преуспевал Ярославль в XVII веке. Правда, сначала он со всеми остальными русскими землями прошел через разорение, пожары и смерти Смутного времени. Трудно даже представить себе, как выглядел Ярославль, когда на его улочках кипели рукопашные бои, когда город неоднократно горел, и некому было погребать трупы своих и врагов. Голод, предательство, стойкость и героизм прочно вплелись в историю Ярославля - см. вторую часть данной книги. Упомянем здесь лишь два немаловажных факта: Москву от польско-литовских захватчиков активно помогало освобождать ополчение Минина и Пожарского, собранное, вооруженное и организованное в Ярославле. И второе: первый царь династии Романовых фактически начал правление здесь, в Ярославле.

Но после разорительных войн Смутного времени начался период бурного каменного строительства. Дошедшая до наших дней церковь Николы Надеина построена в 1620 году и стала символом духовного возрождения России. В своем нынешнем виде, после многочисленных переделок, она не самая красивая из церквей своего времени, но зато одна из самых известных и тесно связанных с драматическими событиями ярославской истории. Рассказывая о ней, мы используем ее еще для одной цели: рассмотрим на ее примере особенности православного храма вообще и ярославского храма XVII века - в частности. На ней легче показать кое-какие особенности ярославской архитектуры. Все это нам пригодится, когда мы будем рассматривать другие храмы.

Сначала - история этого самого храма и его названия. В XVII веке в России было всего около тридцати купцов так называемых государевых гостей. Это были самые богатые и влиятельные купцы, приближенные ко двору и обладавшие большими привилегиями. Одним из таких купцов и был Епифаний Андреевич Светешников по прозвищу Надея, или Надей, что означало, естественно, "надежда".

Кстати, есть основания считать, что "Надея" это вовсе и не прозвище, а как бы второе имя. Иначе почему бы сын Светешникова Семен звался Семеном Надеевичем! По-видимому, Епифаний - это имя христианское, а Надея - более привычное народное.

Интереснейшей фигурой был этот самый Надей. Он владел огромными богатствами, причем совсем не только в Ярославле. Его имя было известно от Белого моря до Якутска, его приказчики торговали и в Персии. Он закупал товары для царского двора. Много строил, в том числе крепости и церкви. Неудивительно, что с ним считались все. Во времена "великой смуты" и народного ополчения 1611- 1612 года, когда в Ярославле заседало временное правительство "Совет всея земли", подпись Надея стояла под грамотами, этим Советом издаваемыми. Надей ездил в Москву на церемонию избрания на царство первого Романова, обедывал у самого патриарха, получал богатые подарки из монарших рук.

Вот как описывает подвиги Надеи Светешникова Е.А. Федорычева, автор книги "Церковь Николы Надеина в Ярославле". Наладил закупку икры в Астрахани и доставку ее в Архангельск для продажи иностранцам. Организовал добычу и выплавку меди. Закупал товары для царского двора - например, дорогие ткани для царского гардероба. В результате платил в казну огромные налоги, что давало ему право гордо писать царю: "А идет в твою государеву казну с меня, холопа твоего, пошлина немалая".

Увы, кончил Надея печально, как кончили многие и многие выдающиеся русские люди. Он задолжал крупную сумму, расплатиться во время не смог и попал в тюрьму - "долговую яму". Там он был поставлен "на правеж" - жестокое наказание, когда несостоятельный должник сам должен был являться в московский Кремль, и там его перед зданием Приказов в течение нескольких часов били батогами по пяткам. Чем больше был долг, тем чаще и дольше длилось это наказание. Жертва могла прекратить истязание, если находила деньги или, говоря по-современному, спонсора. Надей таковых не нашел...

А ведь и сумма была, в государственном масштабе, не такая уж большая, многие избегли такой кары за куда большие долги. Историки считают, что тут скрывается какая-то тайна: кому-то нужно было, чтобы Надей утратил доброе имя и самое жизнь.

Добавляет таинственности и крупный клад, найденный триста лет спустя недалеко от усадьбы Светешниковых. Уж не спрятал ли деньги сам Надей, чувствовавший, что над ним сгущаются тучи и попытавшийся утаить какую-то часть своего богатства. Но засекли купца батогами в Москве, и вернуться за своими деньгами он уже не смог...

Но все это - в будущем, а пока Надей богат и знатен, и хочет увековечить свое имя, прославить свое богатство. Лучший для этого способ по тем временам - построить в Ярославле свою церковь, первый посадский храм после разорения Руси в Смутное время.

Так что неудивительно, что Надей пожелал построить в Ярославле свою церковь, первый посадский храм после разорения Руси в Смутное время. Чтобы понять, что такое было это строительство, надо представить себе вид тогдашнего Ярославля. Кроме Успенского собора на Стрелке, он был весь деревянный. Вокруг Надеинской церкви толпились крошечные домики, было грязно и неуютно. Как писал о совсем другом храме - московском храме Покрова, больше известном как храме Василия Блаженного, Дмитрий Кедрин:

...А в ногах у постройки

Торговая площадь жужжала,

Таровато кричала купцам:

Покажи, чем живешь! -

Ночью подлый народ

До креста пропивался в кружалах,

А утрами истошно вопил,

Становясь на правеж.

И над всем этим срамом

Та церковь была -

Как невеста!

И с рогожкой своей,

С бирюзовым колечком во рту, -

Непотребная девка

Стояла у Лобного места

И, дивясь,

Как на сказку,

Глядела на ту красоту...

Храм был пятиглавый, колокольня была ниже, чем нынешняя. Главы были крыты поливной зеленой черепицей. Нынешняя черепица изготовлена в наше время по тогдашним рецептам в мастерской известного ярославского керамиста-реставратора Алексея Алексеевича Егорова.

Однако возвращаемся к нашей церкви. Четыре малые главы были убраны уже давно. Вероятнее всего, они оказались слишком тяжелы для сводов здания. Но не менее важно для представления о том, как изначально выглядел храм, было то, что крыша его шла волнами по хорошо видимым полукружиям под современной некрасивой четырехскатной крышей. Это была очень выразительная деталь древних храмов, так называемое позакомарное покрытие от "комора" - "камера", неиспользуемое небольшое помещение, которое образовывалось под сводами здания. К сожалению, такие крыши было очень трудно содержать, отчего их, как правило, довольно быстро заменяли на более практичные четырехскатные.

Ниже идет еще один ряд таких же полукружий, только на этот раз они оформляли проемы галереи.

Галереи - это что-то вроде коридора, огибающего основной объем храма. В нем все пришедшие на богослужение ожидали, пока откроется храм и начнется служба. Паломники могли и провести ночь на каменных скамьях галереи.

Проемы галереи были поначалу открыты, что увеличивало красоту здания, но одновременно впускало в здание все ветра, весь холод не слишком ласкового ярославского климата. Так что их довольно скоро закрыли и заменили окнами.

И еще один ряд полукружий шел по нижней части здания, по подклету, который служил усыпальницей семьи Светешниковых.

Здесь похоронили и самого Надея, привезенного с его последнего правежа. Московские власти настойчиво требовали, чтобы все именитые купцы переезжали в Москву, большинство было вынуждено покориться, а вот Надей как был ярославским гражданином, так им и остался - как видим, и после смерти.

Так вот, охватите теперь все здание одним взглядом и представьте, как все это выглядело, когда крыша была позакомарная, галерея открытая, как и подклет, а вдобавок ко всей этой игре полукружий добавлялись полукружия церковных глав. Лепота, как сказали бы наши предки.

К сожалению, эта лепота сейчас трудно обозрима: здание с двух сторон застроено жилыми домами, и с самой красивой стороны - с Волги его даже сфотографировать невозможно. У Волжской набережной украден прекрасный архитектурный памятник.

Впрочем, может быть, нам сегодня стоит не огорчаться, а радоваться. По рассказам современников, Надеинскую церковь собирались в тридцатых годах прошлого века и вовсе сносить, и только после споров с любителями старины было решено ограничиться застройкой этого "культового сооружения": дескать. пускай уж стоит, но и глаза чтобы не мозолила.

В советские времена храм использовался как фондохранилище музея, музей Ф. Волкова, а то и просто склад. В подклете хранились овощи. Надо ли говорить, что к тому времени сталось с останками семьи знаменитого купца, гордости Ярославля и всей Руси?...

Внутри храм расписан фресками, над которыми трудились около двадцати человек, мастеров из Ярославля, Костромы, Москвы и Нижнего Новгорода. Основное содержание фресок, естественно, посвящено патрону церкви - Николе, Николаю Мирликийскому. Часть фресок расчищена и отреставрирована. Но подробно о фресках мы поговорим, когда войдем в церковь Ильи Пророка. А сейчас скажем, что гордость Надеинской церкви - пышный резной иконостас в стиле русского барокко.

Существует мнение, что этот иконостас как-то связан с именем Федора Волкова: то ли он его нарисовал, то ли даже сам вырезал. Во всяком случае, известно, что Волков не был чужд искусству скульптора и резчика, а семья Полушкина была в числе прихожан Надеинской церкви. В то же время представить, что Волков мог предпринять такой титанический труд...Когда же он тогда театром занимался?

А с другой стороны, иконостас очень напоминает роскошный театральный занавес, так что уж во всяком случае эскиз-то к нему вполне мог нарисовать человек, театру не чуждый. Загадка...

Так что, как видите, история церкви Николы Надеина - совсем не простая, но интересная. Будем надеяться, что застройка ее современными домами, большой архитектурной ценности не представляющая, когда-нибудь исчезнет - хотя бы со стороны Волги, и храм Николы Надеина вернется на набережную.

С возникновением Николонадеинской церкви связана интересная легенда. В 1620 году, когда еще только приступили к строительству храма, волны прибили к волжскому берегу большую икону Николая Чудотворца. Собственно говоря, ничего удивительного в этом не было: уничтожать старые иконы считалось страшным грехом, так что нередко от них избавлялись, пуская их по течению ближайшей реки. Но на этот раз все заметили, что икона остановилась как раз перед тем местом, где строился новый храм. А надо сказать, что на этом месте еще стояла старая деревянная церковь Благовещения, которую предполагали после построения нового храма снести. Новоявленную икону внесли в Благовещенскую церковь, и около той иконы стали происходить чудесные исцеления. Сам Надей и все прихожане усмотрели в этом Божественное знамение и попросили ростовского митрополита Иоанна Третьего, чтобы он благословил освятить новый храм в честь и славу Чудотворца Николая. Что и было сделано, хотя по традиции на месте разрушенной церкви полагалось строить храм во имя того же, кому посвящен прежний. В данном случае в качестве компромисса в Никольской церкви устроили Благовещенский придел.

Недаром XVII век называют золотым веком Ярославля. Второй по величине город после Москвы. Третий по сбору торговых пошлин после той же Москвы и Казани. Много иностранных купцов. До ста различных ремесел.

Удивительно ли, что до сих пор на территории Ярославля находят немалые зарытые клады. Мы никогда не узнаем, почему их владельцы не сумели ими воспользоваться: ведь периоды относительного благополучия так часто сменялись совсем другими временами...

Вторая половина XVII века - это время деятельности знаменитого митрополита Ионы Сысоевич. Более полусотни церквей появляется только в самом Ярославле, и каких церквей! Те, что сохранились до наших дней, являют собой гордость русской архитектуры. Упомянем только некоторые из них.

По обе стороны от монастырских стен стоят две такие церкви. На въезде в древний центр Ярославля со стороны Москвы - нарядная краснокирпичная церковь Богоявления, построенная в самом конце XVII века, за свою яркую красоту прозванная "Ярославской невестой". По другую сторону от монастыря, ближе к Волге - церковь Михаила Архангела. Еще дальше к Волге - церковь Спаса на Городу, за ней, на берегу Медвежьего оврага - церковь Николы Рубленый Город, дальше до 1937 года стоял Успенский собор.. Если двигаться дальше по Волжской набережной, то мы увидим Митрополичьи палаты -.дворец Ионы Сысоевича, подалее - церковь Рождества Христова, на Ильинской площади в сотне метров от набережной - церковь Ильи Пророка, а на самой набережной, заслоненная современным зданием - церковь Николы Надеина. Ближе к мостам через Волгу - церковь Благовещения. На Которосльной набережной нельзя обойти вниманием церковь Николы Мокрого.

И это еще далеко не все. Стоя на Стрелке через Которосль, на другом берегу можно различить невероятной красоты ансамбль в Коровниках, а много правее, тоже в Закоторосльной части города - всемирно известный храм Иоанна Предтечи. Еще правее - высокий шпиль церкви Петра и Павла при Большой Мануфактуре. Правда, это уже XVIII век. В другом конце города - церковь Владимирской Божией Матери на Божедомке.

Но ведь и это - только сохранившиеся церкви. Есть еще несколько храмов, которые сейчас - в плачевном состоянии. И еще много тех, которые уничтожены совсем недавно, в тридцатые годы ушедшего столетия. Обо всех храмах и зданиях, что перечислены выше, сказано в ссылках во второй части этой книги [перейти]. А об уничтоженных постройках можно прочесть в безупречно изданной в 1999 году книге Е. Анкудиновой и Т. Рутман "Утраченные святыни Ярославля", подлинном мартирологе наших безвозвратных потерь.

От XVII века в Ярославле сохранились не только церкви. Одно из самых известных любителям архитектуры зданий - дом Иванова на углу улиц Б. Октябрьской и Чайковского. Уже упоминались Митрополичьи палаты. Есть еще палаты митрополита в Спасо-Преображенском монастыре.

В середине XVII века Русь пережила величайшее потрясение - раскол Православной церкви, не преодоленный до сих пор. Раскол был связан с именем честолюбивого, властного и жесткого патриарха Никона, железной рукой проводившего церковные реформы, которые не приняла значительная часть населения. Разумеется, раскол затронул и Ярославские земли. До сих пор в Ярославле и области сохраняются общины старообрядцев, исповедующих православие по до-никонианским обрядам. В Ярославле им передан церковный ансамбль в Коровниках.

Но Ярославль имеет и более непосредственное отношение к драме раскола. Патриарх Никон, в конце концов отправленный в ссылку на север страны, был позже возвращен, но до Москвы из ссылки не доехал и умер на струге, который остановился на Которосли напротив церкви Михаила Архангела.

Как ни странно на наш нынешний взгляд, весьма благополучный Ярославль многие столетия служил и местом ссылки неугодных Москве лиц. Надо думать, наш город тогда считался достаточно удаленным от Москвы, чтобы ссылка не казалась медом, но не столь уж и далеким, чтобы изгнанные не могли надеяться на изменение судьбы в лучшую сторону. Ссылку в Ярославль иной раз можно было в известном смысле считать почетной. Иван Грозный переселял сюда богатых новгородских купцов, В XVII веке сюда сослали митрополита Иону, в XVIII веке - опального временщика герцога Бирона. После разгрома Петром Первым стрелецкого бунта в Ярославль к уже жившим тут стрельцам добавились новые, высланные из Москвы с семьями. Впоследствии стрельцы смешались с местным населением. Но улица, на которой они жили, долгое время называлась Стрелецкой теперь она - ул. Ушинского.

Жили здесь и поляки времен Смуты, а с ними и сама Марина Мнишек, один из интереснейших персонажей Смутного времени. Она жила здесь с отцом Юрием, воеводой Сандомирским, всего с 375 поляками. В Спасо_Преображенском монастыре жил сосланный сюда дед Петра Первого Кирилл Нарышкин, постриженный в монахи во время стрелецкого бунта.

Но вот пришел XVIII век, эпоха Петра Первого. На карте России появился Санкт-Петербург, купеческие караваны и корабли пошли другими путями, и хотя Ярославль оставался крупным экономическим центром, роль его все же стала заметно меньше. Купцы сменили адреса, каменное строительство резко сократилось.

И тем не менее, жизнь продолжалась. В Ярославле в начале века - свыше 16 тысяч жителей. Под началом Максима Затрапезнова с сыновьями при прямом содействии Петра Первого в Ярославле появилось крупное по тем временам предприятие - Ярославская Большая Мануфактура, ныне - комбинат технических тканей "Красный Перекоп". Возникают и другие "мануфактуры", т.е. фабрики и "заводы" - шелковые, свинцовобелильные, шляпные, а также оружейный двор. Благодарные Затрапезновы строят рядом со своей мануфактурой церковь Петра и Павла, напоминающую Петропавловскую церковь в любимом детище Петра - Санкт-Петербурге. Иван Максимович Затрапезнов, так много сделавший для процветания Большой Мануфактуры, одного из самых значительных предприятий петровского времени, умер всего сорока шести лет, но перед смертью еще успел сделать последнее большое дело: построил при Мануфактуре великолепную церковь Петра и Павла 1742.

Церковь эта резко отличается от всего, до сих пор построенного в Ярославле. И неудивительно: Затрапезнов взял за образец совсем не какую-либо из лучших ярославских церквей, как это делали до него. Он помнил, что не кто иной, как сам Петр Великий содействовал превращению его, "купца гостинной сотни", в "Манифактур-Директора" и "Коллежского Советника". И он взял за пример для подражания любимое детище Петра - Петропавловскую церковь в Петербурге. Это легко увидеть и в названии новой церкви и, конечно, в ее внешнем виде. Разумеется, ярославской церкви далеко до великого произведения Доменико Трезини, но ее достоинств это все же не умаляет.

Как и петербургский оригинал, наша церковь больше похожа на светское учреждение, какую-нибудь немецкую или голландскую ратушу. Она прекрасно поставлена, отражаясь в глади пруда. Далеко окрест, в самом центре Ярославля можно видеть ее стройный 57-метровый шпиль. Пруды, конечно, были вырыты по производственным соображениям, но их соседство с церковью добавляет живописности всему пейзажу.

В отличие от петербургской церкви, наша - двухэтажная. Нижняя часть - зимняя, отапливаемая, верхняя, двухсветная - более торжественная, но холодная летняя. Сегодня она сильно испорчена - исчезла каменная лестница, еще одна маленькая главка. Разумеется, все пышное ее внутреннее убранство теперь можно увидеть только на старых фотографиях.

Особенно жаль исчезнувшее высокохудожественное надгробие Ивана Затрапезного. Вот как оно описывается в книге А.Ф. Грязнова, посвященной Большой Мануфактуре там же можно увидеть и соответствующую фотографию. Большая выдержка приводится здесь, чтобы дать представление о типичном для петровского времени барочном стиле, полным символизма, торжественном и несколько выспренним. А надгробная надпись таким же пышным стилем излагает биографию этого замечательного человека, еще одного нашего славного земляка:

Наиболее видное место - центр памятника - отведено щиту с изображениями, которые, повидимому, должны были характеризовать свойства покойного; тут и клубок ниток, окруженный, в виде кольца, змеем, символы изобретательности и мудрости почившего, и два щита с изображениями - с одной стороны - герба Ярославской губернии, напоминающий о месте деятельности покойного, с другой с инициалами Петра Великого ми императрицы Анны Иоанновны, долженствующий, повидимому, напоминать о высоких покровителях усопшего, и еще два каких-то изображения, о значении которых догадаться трудно, и лента - очевидно - с девизом покойного "Слава трудом рождена", кратко и в то же время удивительно точно выражающим смысл трудовой жизни покойного.

Над щитом этим изображен, опирающийся на него, второй щит с двуглавым орлом под императорской короной, очевидно, олицетворяющий Россию под управлением императорской власти; щит по сторонам поддерживается двумя гениями: "Миром" и "Славою", опирающимся, в свою очередь, на памятник Затрапезнову и, таким образом, символически выражающими мысль, что и сама Россия, и ее мир. и слава - поддерживаются трудами таких ее сынов, каков был усопший.

Под гербом - в изящной. украшенной замысловатыми орнаментами, раме, помещена намогильная надпись, содержащая, по обычаю петровского времени, краткую биографию покойного. Вот эта надпись:

"Зде лежит тело сея Ярославския Манифактуры Фундатора, советника и манифактур Директора Иоанна Максимовича Затрапезного. который родился лета Христова 1695 года маия 22 дня. Место, идеже видиши великую сию Манифактуру с преславным зданием. прежде было непроходимое болото; ныне же его премудрыми и неусыпными трудами выкопаны пруды и каналы довольные и построена сия святая церковь и все сие здание. первый в России распространил полотняную и другие знатные к пользе и славе государственной манифактуры и изобрел вновь делать новые и куриозные вещи, которых в России никто никогда не делывал, за которые его неусыпные и к пользе государственной весьма полезные труды от Императорских Величеств всемилостивейше награжден и пожалован рангом Коллежского Советника нынешнего века. Все знающие его совестно о нем свидетельствуют тако: что истинно есть первый манифактур премудрый и искусный изобретатель, муж благочестивый, правоверный и добронравный; преставился от сея временной жизни лета 1741 сентября 8 дня. Боже, со Святыми душу его упокой"....

По обеим сторонам памятника, вверху, в виде украшений, изображены различные принадлежности льно-ткацкого производства того времени: катушки, шпули, челноки, кудели льна, чесалки, берда, ножницы, и проч., напоминающие и разъясняющие характер деятельности покойного".

Особый интерес представляет толкование А.Ф. Грязновым одной детали памятника. Если он прав, перед нами поразительный опыт социального протеста, выраженный таким вот оригинальным способом:

" Всматриваясь в эти принадлежности в тех местах,, в которых они соприкасаются с орнаментами рамы, окружающей намогильную надпись, - можно заметить две, искусно укрытые окружающими их завитками и украшениями, человеческие головы, кк бы взнузданные толстыми железными цепями, приковывающими их к памятнику Затрапезнова.

Долго я не мог догадаться - что означают эти головы, и только позднее, ознакомившись с указом 7 января 1736 года о прикреплении рабочих к фабрике, изданным, как видели выше, по инициативе и ходатайству И.М. Затрапезнова, я убедился, что это - попытка видимым образом изобразить те невидимые путы, которые, благодаря стараниям Затрапезнова, на веки прикрепили к мануфактуре дотоле свободных людей"...

Надо думать, разрушители Петропавловской церкви книгу Грязнова не читали, иначе, наверно, не выбросили бы эту плиту, так убедительно и наглядно свидетельствующую о том. какими средствами Петр и его сподвижники развивали российскую промышленность. У Сталина были достойные учителя!

Хочется, впрочем, надеяться, что эта чугунная плита не попала в плавильные печи первых пятилеток, а покоится где-нибудь на дне пруда и когда-нибудь будет водворена на прежнее место. Тем более, что церковь уже передана епархии и понемногу возвращается к жизни.

Для нас с вами этот факт особенно важен не только тем, что здание - прекрасный памятник архитектуры петровского времени, но и как памятник нашей истории. Например, разве не интересно, что Большую Мануфактуру всегда жаловали цари. Есть легенда, что на открытии церкви Петра и Павла присутствовал Петр Первый, а Екатерина Вторая якобы каталась на лодке по прудам, совсем рядом с храмом. Верить этому или нет, решать читателям. В принципе оба события вполне могли иметь место. Но вот знаменитый святой Иоанн Кронштадский тут и в самом деле побывал в 1904 году.

Легендами о визитах царственных особ история храма не ограничивается. Журналист Е. Мухтаров в 2006 году приоткрыл еще одну таинственную страницу, имеющую современное пугающее продолжение. Вот что он сообщил.

Храм Петра и Павла был закрыт большевиками в 1929 году. В это время настоятелем храма был священник Михаил Невский, которого зверски убили, а потом, на основании того, что в церкви, мол, некому служить, закрыли и храм. Убранство храма было, естественно, выброшено, а здание передано пионерскому клубу, школе кройки и шитья, на втором этаже устроили театр и кино. В Отечественную войну здесь содержались немецкие военнопленные, в годы перестройки тут находилась товарно-сырьевая биржа. Несколько лет назад здание, наконец, было возвращено епархии.

И с первыми службами, пишет Е. Мухтаров, начались чудеса. Замироточила икона, замазанные фрески стали проступать сквозь побелку.

Но самое главное, на площадке между первым и вторым этажом появилось непонятное бурое пятно, которое оказалось невозможным смыть. Пятно разрасталось, и через несколько лет стало напоминать контуры человеческого тела. По некоторым сведениям, именно на этом месте и был убит о. Михаил...

В первой половине XVIII века строится пышное здание, позже восстановленное И.А. Вахрамеевым.

Не последнее место в России занимал Ярославль и в области культуры и искусства. В 1750 году в амбаре своего отчима купца Полушкина актер Федор Волков поставил с помощью первых русских актеров пьесы, которые теперь считаются первыми постановками русского национального театра. Основатель русского национального театра родился в Костроме, но его мать, овдовев, вышла замуж за ярославского купца Полушкина и переехала в Ярославль. Федор рос и учился здесь в духовной семинарии, здесь он участвовал в постановках на религиозные темы - "мистериях". Здесь же он вместе со своим другом и соратником Иваном Дмитревским это его сценический псевдоним, настоящее же имя - Нарыков создал театральную труппу.

Первый в истории России национальный театр родился в 1750 году в сарае или кожевенном амбаре отчима Волкова. Амбар, понятное дело, не сохранился, и где он стоял, доподлинно неизвестно.

Трудно даже просто перечислить интересы и таланты этого удивительного человека, Федора Волкова. Он был не только актером, но и режиссером и драматургом, резал по дереву, сочинял пьесы, собирал редкие книги, в том числе по истории театра. Не был чужд и политике, играл немаловажную роль при дворе. Вот как писали о нем в газете "Театр и жизнь" за 1889 г.:

"Первый русский актер, основатель первого провинциального вольного театра в России, первый актер столичных театров, драматург и переводчик пиес, стихотворец, живописец, скульптор, композитор, антрепренер, режиссер, машинист своего театра и декоратор".

Первые волковские спектакли состоялись в Ярославле. Летом 1750 года Волков и его товарищи поставили драму Расина "Эсфирь" и пастораль "Эвмон и Берфа". Последнюю с немецкого перевел сам Ф. Волков. Спектакль произвел на зрителей сильное впечатление, нашлись, говоря современным языком, спонсоры, с помощью которых было выстроено специальное деревянное помещение. Зимой 1751 года здесь была показана трагедия А.П. Сумарокова "Хорев". Подобно шекспировскому театру, все роли у Волкова исполняли мужчины.

В конце концов императрице Елизавете Петровне доложили о том, что в Ярославле "играют комедии". 12 ярославских актеров были вытребованы в Петербург. Волков был назначен директором "русского для представления трагедий и комедий театра". Начался столичный этап становления русского национального театра.

Волков быстро освоился в столице, получил звание "первого придворного актера", но и этим не ограничился. Он стал значительной политической фигурой, активно содействовав восхождению на престол Екатерины Второй, за что был вознагражден дворянством и семьюстами душ крепостных.

Вот как описывается один смелый политический шаг Волкова в книге О. Гуреевой "Ярославль: легенды, предания, были":

Дата добавления: 2014-01-06