Целерациональность и теория социальной эволюции

Веберовская целерациональность стала базовым понятием всей либераль-ной теории, самый важный и исходный термин которой, следуя субъективному идеализму, непосредственно относится к личности и выражает определённый уровень индивидуального сознания. Это несёт в себе фундаментально-философ-ское различие либеральных взглядов от марксизма, чей диалектический материализм указывает на социальную первичность коллективно-материального фактора.

Целерациональность как мотивационный двигатель социальной активнос-ти содержит в себе три элемента общего характера: 1) субъективно-эгоистичес-кую цель, неопосредованную традиционной моралью; 2) ориентировку на действия других людей; 3) выбор адекватных инструментов для своего целедости- жения.

Уточним капиталистический формат частнособственнической инициативы, тем более, что сам Макс Вебер, по существу, представил его содержние в «Протестантской этике и духе капитализма»:

· субъективно-эгоистическая цель, естественно, выражается максималь-но концентрированным стремлением к личному капиталу и прибыли. «Там, где существует рациональное стремление к капиталистической прибыли, там соот-ветствующая деятельность ориентирована на учёт капитала. Это значит, что она направлена на планомерное использование материальных средств или личных усилий для получения прибыли таким образом, чтобы исчисленный в балансе полученный доход предприятия… превышал «капитал», то есть стоимость использованных в предприятии материальных средств» [2. С. 48].

Далее уже нетрудно предположить, что:

· ориентация капиталистической целерациональности в экономике сравнивает собственную социальную активность и другую в процессе конкуренции личных капиталов по плану их расширения и концентрации; а политический мо-мент здесь определен, главным образом, умением предотвратить возможную на-ционально-пролетарскую революцию и её коренную антикапиталистическую трансформацию. Таким образом, одна ориентационная часть контролирует индивидуального экономического конкурента, другая – наиболее политически грозного коллективного. Социальная история сохранила для нас иллюстрирующее высказывание, может быть, главного капиталистического «целерационалиста» и «отца»-практика «рыночной» экономики Натана Ротшильда: «Я не дове-ряю тому, кто мне должен, так как он не заинтересован в возврате долга, однако я в не меньшей степени не доверяю и тому, кому должен я, ибо он всегда стре-мится этот долг у меня отобрать» [3];

· выбор адекватных орудий для достижения главной капиталистической цели полностью согласован с тезисом «цель оправдывает средства» и заключен в необходимости полной нейтрализации принципиальных экономико-политиче-ских противников.

Эти элементы прогрессивной целерациональности формируют её принципиальную способность к предельно эффективной социальной активности в самых жёстоких условиях экономической конкуренции. Они, естественно, служат критерием типологизации модальных социальных типов личности, а также соответствующих им общественных формаций.

Рассмотрим подробно либеральную историю, тем более, что там находится этическая система капиталистической предприимчивости, позволяющая получать и расширять собственный капитал.

Аграрно-традиционная община и её законы с властной целью правления во имя сохранения доминанты этико-религиозной традиции как фактора соборного объединения; глава такого сообщества – в различных формах традиционный Вождь. Модальная личность конформна к власти, выступает за национальное и трудовое регулирование экономики, безразлична к получению частной собственности на средства производства, немобильна в социальной иерархии и исправно выполняет строго фиксированные традиционные роли. Базовый экономический принцип – «минимальный, но гарантированный обществом и государством доход» при отсутствии социальной инициативы, связанной с получением собственного капитала и распоряжением прибылью. Человек аграрного общества покорён традицией и абсолютно соответствует её нормам, консервативен, не приемлет социальных новшеств, настороженно относится ко всему инородному.

Переход к индустриальному обществу – важнейший, переломный период в истории человечества. Цель управления таким обществом – капитал-деньги, когда политическая сфера полностью подчинена экономике и её новой основе – стремлению к получению личных средств производства и прибыли. Традиционный Герой уходит в прошлое, отдавая свои позиции коммерческой предприимчивости, деловитости и их приоритету торгово-финансовых социальных связей. Эти качественные изменения проходят на фоне колоссального промышленного и научно-технического подъёма, что по идее либерального субъективизма определено зарождением экономического творчества, возможного исключительно на фундаменте гипертрофированной индивидуальной тяги к материальному. Прогрессивный Человек уже не удовлетворён покорностью коллективной традиции, национальным и трудовым государственным регулированием экономики, этнической замкнутостью и пассивом лозунга гарантированного, но минима- льного дохода в области малоподвижного социального неравенства, составленного, к тому же, на высших позициях неэкономическими факторами. Он стремится к капиталистической выгоде, постепенно и навсегда уходя в своём сознании от традиционных этико-религиозных компонентов и патриархальной сенти- ментальности. Этот принципиальный момент социальной эволюции, по сущест-ву, связан с перемещением мотива социального действия из коллективно-этиче- ской сферы традиции во внутреннее содержание модальной личности с домини-рованием субъективно-эгоистического начала в материальном формате эконо-мического целеполагания.

Но индустриальное общество ещё определяется несовершенством модаль-ной личности, которое не позволяет ей поступательно двигаться к вершинам экономической капиталистической иерархии, прочно и стабильно занимать там самые высокие статусы. Человек уже способен получать капитал на основании собственной инициативы, но ещё не может эффективно распоряжаться прибы-лью в аспекте важнейшего свойства капитала – его расширения. «Рецидивы» традиционности и отсутствие самоограничения в личном потреблении не дают модальной предприимчивости индустриализма достичь полноценного качества, предельной устремлённости в будущее и максимальной концентрации капита-листической энергии в русле расширенного воспроизводства. Здесь, всё-таки, в экономической связке капитал-деньги центр тяжести сознания смещён в сто-рону последних. Это определяет нестабильное социальное положение – частые финансовые подъёмы и такие же частые кризисы, что неминуемо ведёт к страте-гическому проигрышу в капиталистической конкуренции и разорению. Высшая целерациональность полностью охватывает принципиальную экономическую пару; тот же, кто в капиталистической формации думает исключительно о день-гах, – никогда их не имеет. Кроме того, у такого человека, как правило, жизнен-ный лозунг – «менее труда – более дохода» и примитивное понимание рынка как поля только собственного благоденствия. Он не обладает системным знани-ем, удовлетворен минимальным, его эрудиция поверхностна в узких рамках компетенции маркетинга и низкого менеджмента. Такая личность, конечно, не способна к всестороннему научному анализу и творчеству в масштабном плане властной олигархической социализации.

Индустриальное общество характерно тем, что истинная целерациональ-ность пока ещё не формирует общественное содержание, её роль неочевидна и выполняет стартовую «грязную экономическую работу» в самых глубинах ка-питалистического рынка, в тени пёстрого балагана первоначального накопле-ния. Она, поступательно двигаясь на социальные вершины сквозь разнородную толпу пустых крикунов, «лишних» людей и случайных попутчиков, ещё еле от-личима в их суете интересом к фундаментальному социально-гуманитарному знанию, холодным расчётом и самоанализом, непоколебимым стремлением к постоянной максимизации капитала и прибыли на основе жизненнного лозунга «более труда – более дохода». Волевой и способный к предельной энергетичес-кой концентрации, этот человек принимает ответственность за судьбу общества, которое стабильно настолько, насколько стабилен его капитал. Он своего рода альтруист, жертвующий всем – Родиной, Другом, Женщиной, сочувствием ок-ружающих и любовью близких. Лишь потенциал потребительского самоограничения и понимание своего исторического значения выдаёт в нём абсолютного победителя в жёсткой экономической конкуренции, «высокий полет» властели-на и главного строителя будущего постиндустриального мира – стабильного ка-питалистического общества высокоорганизованной олигархической централиза-ции, которому уже не грозит возвращение к национально-социалистическому регулированию.

Подобную социологическую теорию, в основании которой лежит вектор прогрессивного развития от традиции к её экономической инверсии на стержне субъективно-идеалистического изменения, сотворил ещё один немецкий клас-сик и современник М. Вебера – Фердинанд Теннис. Только в неизбежности кол-лективного движения от традиционной этико-религиозной «общности» к ново-му порядку «общества» капиталистического экономизма он расставляет акцент не на самом рационально-мотивационном расчёте индивидуального разума, а на его психолого-волевой «предтече».

Кроме того, в русле утверждения либерального личностно-общественного развития работает ещё одно фундаментальное направление социально-гумани-тарной мысли – западноевропейский социологический позитивизм. Эта «презренная партия средины в философии» (теории О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма) в идеологическом аспекте линейного социального прогресса абсолютно равнозначна «классическому» субъективно-идеалистическому либерализму. От-личие между ними заключается «лишь» в философской основе, где объектив-ный идеализм позитивизма устанавливает вектор социальной истории не изме-нением сознания отдельного человека, а освобождением от этико-религиозной традиции совокупно-общинной идеи. Конечно, соответствующую объективист-скую методологию и её следствие в виде социальной вторичности личности «настоящая» либеральная идеология воспринимать не способна. К тому же, она, представляя личностный максимум атомизации социального, является убежден-ным сторонником философии номинализма. Позитивизм же холистически ут-верждает приоритет целостно-коллективного над индивидуально-особенным и тем самым в корне подрывает исключительно устойчивое основание либерализ- ма. Именно по этим философским причинам, несмотря на идеологическую вер-ность «идеалам свободы и демократии», западно-европейский позитивизм оста-ется «блудным сыном» либерального знания, теряет свою значимость в непри-миримой борьбе идей и постепенно уходит на теоретическую периферию.

Вся либеральная социология 19-ого века, провозглашая антитрадиционность социальной эволюции, имела в виду двухэтапное личностно-обществен-ное развитие и в качестве обозначения его высшей стадии использовала исключительно термин «индустриализм». Научное обоснование постиндустриализма как выражения практического разделения капитализма на эпоху первоначального накопления капитала и конечно-стабилизационный этап олигархической кон-центрации было разработано в середине прошлого века технократизмом, что явилось, в этом смысле, завершением логики развития либеральной мысли.

В своей социологии, правда, технократы отталкивались от философской основы диалектического материализма. Причём они разорвали классическую марксистскую связку «производительные силы – производственные отношения» и рассматривали только объективное развитие производительных сил. Воз-можно, этот переход к абсолютно чуждой либерализму методологии был вызван желанием покрыть своим знанием все социально-философское поле, но, скорее всего, его можно объяснить просто идеологической необходимостью, учитывая, что марксизм набирал второй исторический ход в послевоенные годы. В любом случае, это был последний реверанс буржуазии в сторону своего главного оппонента и если соблюдать формальности, то следует помнить такие теоретические тонкости. Однако никакого влияния на либеральную идеологию этот момент, конечно, не оказал – она не могла не сохранить свой естественный фундамент – номинализм субъективного идеализма. Сама же концепция постиндустриализма была необходима и явилась либеральной идее лишь как логичное дополнение к теории социальной эволюции, соответствующее практике развитого капитализма и историческим реалиям в его прогрессе. Технократизм разнообразил либеральную типологизацию, сделал её полной, более красочной и совершенной. И именно социальная трёхстадийность стала «визитной карточкой» всего либера- льного направления социогуманитарного знания. В этом случае идеологическая тождественность сумела нейтрализовать философскую разнородность.

В абсолютном отличии от марксизма, определяющего социальную эволюцию по спирали, а также от кругового прогресса национализма, здесь рассматривается поступательно-прямолинейное движение социальной истории, когда каждая новая стадия трёхэтапного личностно-общественного развития несёт в себе принципиально новое качественное содержание.

А вот либеральные и марксистские социальные типы личности в некоторых отношениях перекликаются. Так, высшая целерациональность, на первый взгляд, аналогична социальному типу крупного капиталиста в теории Карла Маркса. Но это поверхностное сходство обманчиво – слишком различны критерии их типологизации.

Вебер представляет обладателя крупной собственности на средства произ- водства человеком бережливым и практичным, свобода его социальной деяте- льности в собственных эгоистических интересах всегда содействует общественному процветанию. Он никогда не станет лишним и сохранит свою первичность в плане вечности постиндустриализма и олигархического «конца истории». В характере буржуа выделяются расчёт, аскетическая скромность, а ощущение бо-гатства всегда связано с пониманием хорошо выполненного долга в границах своего объективного исторического призвания. Прогрессивный социальный сдвиг осуществлён людьми образованными, сдержанными, трудолюбивыми, со строгими взглядами и принципами. Таким образом, «концепция Макса Вебера явилась важнейшей формой классового самосознания крупного капитала» [4. С. 173], – справедливо замечает А.Г. Здравомыслов. «С его лёгкой руки эта идея «облагорожения» капитализма стала общим местом всей буржуазной социологии» [4. С. 161].

Маркс же подходит к нравственной характеристике обладателя олигархи-ческого капитала совершенно с других позиций, руководствуясь иными крите-риями и вспоминая совсем другие исторические факты. «Разграбление церков-ных имуществ, феодальной собственности, мошенническое отчуждение госу-дарственных земель, расхищение общины, осуществляемое путём узурпации и с беспощадным терроризмом – таков метод первоначального накопления капи-тала. Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, пора-бощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное по-ле охоты на чернокожих – такова утренняя заря капиталистической эры воспро-изводства. За ней следует торговая война европейских наций, ареной для кото-рой служит весь земной шар. Все эти методы покоятся на грубейшем насилии и сопровождаются разгулом самых жестоких, самых грубых и низменных страс-тей» [5. С. 65].

А сегодня уже гипертрофированное чувство собственности и соответст-вующая «материализация» сознания есть эхо далёких пещерных эпох, «цивилизованный» рецидив первобытного рефлекса, который уже не сдерживается стра-хом перед Богом и оттого особенно необуздан, жесток и ужасен. Окончательно победить его агрессию может только прогресс научного социально-гуманитар-ного знания и всеобщее просвещение. В марксизме этот момент является реша-ющим фактором в закономерном эволюционном переходе к высшим общественным формациям, построенным на общенародной форме капитала.

Также очевидно и идеологическое различие в понимании социальной пассивности: у Маркса она определяется как функция исключения полноценного общесоциального (гражданского) творчества в процессе классового противо-стояния. А в либерализме социальная пассивность – это, прежде всего, отсутст- вие капиталистической целерациональности и неспособность к индивидуаль- ной борьбе за личный капитал и его прибыль.

Дата добавления: 2014-01-06