Проза Л. Андреева: проблема художественного метода

Леонид Николаевич Андреев (1871—1919). Первые рассказы несут на себе следы ученичества у Чехова. Просматриваются и уроки, преподанные опытом Толстого и Достоевского. Философская база прозы Андреева сформировалась под влиянием идей А. Шопенгауэра и Ф. Ницше. Андреева пробовали относить к самым разным художественным течениям. Критики из реалистического лагеря объявляли его декадентом и представителем символизма. Называли его русским экспрессионистом. Определяли его и как романтика. Символистские авторы усматривали в нем реалиста. Первая книга – «Рассказы» (1901). Рассказы и повести «Бездна» (1902), «Жизнь Василия Фивейского» (1904), «Красный смех» (1904), «Иуда Искариот» (1907), «Рассказ о семи повешенных» (1908), роман «Сашка Жегулев» (1911) и др. Повесть «Красный смех» – собирательный образ войны как предельного безумия. В заглавии с символическим подтекстом соединены казалось бы несоединимые понятия. Автор сознательно запутывает вопрос о рассказчике. Умерший бат не исчезает из повествования (как должно бы быть в реалистическом повествовании), а по-прежнему в воспаленном сознании «хроникера» трудится в кабинете. Наличие мистики и мистификаций, текстовой стилизации сумасшествия. «Алогизм» повествования переносится на суть описываемых событий. «Отрывочность» повествования играет смыслообразующую роль: война сама по себе абсурдна и противоестественна. Также «фрагментарность» – своеобразный «портрет истории болезни» героя, героев и всего человечества, теряющего рассудок. Безумие рисуется как эпидемия. Стилистическая манера Андреева отмечена в повести иррациональной экспрессивностью. Повесть написана в форме бреда; сон и явь смешиваются в воспаленном сознании человека, оказавшегося в центре массовой бойни. Для расширения рамок субъективного восприятия рассказчика Андреев дает ему несколько двойников. Красный смех становится для главного героя символом военного безумия. Он видит его смертоносные проявления во всем: в поведении людей, в небе, в солнце. Сцена в театре. Даже попытка описать то, что произошло с ним на войне, оказывается убийственной для героя. (Символичность эпизода, где герой пишет сухим пером на пустых листах.) Все это создает в рассказе эмоционально выразительный, обобщенный образ войны. Символичность концовки.

«Иуда Искариот». Толпа, глумящаяся над Христом, и его ученики предстают трусливыми обывателями. Проблема предательства.

Рассказ «Полет». Герой – авиатор Юрий Михайлович – во время полета неожиданно решает, что никогда больше не вернется на землю. Андреев считал этого персонажа почти своим alter ego. Коллизия рассказа страдает надуманностью, но автор видел в нем преломление своего собственного творческого кредо. Андреев подразумевает сюжетом, что приземленность, обыкновенность чужды художнику, ему тягостно среди обычных людей, хотя его порыв в беспредельность всегда трагичен.

Андреев как драматург-новатор. «Жизнь человека» (символическая драма) – поворот к театру аллегории, гиперболы, символа и гротеска. Аллегорическая пьеса «Царь Голод». Теория «панпсихизма»: театр, с точки зрения Андреева, должен ставить во главу угла не действие, а показ интеллектуального переживания (пьесы «Мысль», «Реквием»).

Природа собственного творчества мыслится Андреевым таковой, что он «никак не мог вполне выразить свое отношение к миру в плане реалистического письма …я внутренне, по существу моему писательски-человеческому, – я не реалист». Он прибегает к аллегорической образности. Разрабатывает принципы выразительного письма. Стилеобразующими его доминантами становятся не черты и приметы реальных характеров и ситуаций, а экспрессивные детали, слова повышенной эмоционально-оценочной окраски, «гипнотизирующий» ритм. Роман «Сашка Жегулев» настолько переполнен стихией лиризма, что выламывается из рамок эпического жанра. Пьесы, в которых заметен синтез литературы и других видов искусства, насыщены предельной условностью. Но Андреев не принадлежал к символистам, философия которых была чужда ему.

Таким образом, Андреева ставят «между реализмом и модернизмом», относят к неореализму – наряду с И. Шмелевым, М. Пришвиным, Е. Замятиным, А. Ремизовым, Б. Зайцевым и др. Для них характерны отход от социологического осмысления действительности; углубление конкретно-чувственного восприятия мира, художественное изучение тонких движений души; мысль о несовместимости природной силы жизни с социальным злом; соединение исторического и метафизического (рядом с чертами бытовой или конкретно-исторической реальности присутствует «сверхреальный» фон, мифологический подтекст).

Дата добавления: 2014-01-06