Проблемы «коллизионного» подхода

Проблема признания и исполнения арбитражных решений

Поскольку принудительное исполнение арбитражного решения против компании-банкрота, как правило, осуществляется на территории государства местонахождения банкрота, важным кажется вопрос об исполнимости арбитражного решения, вынесенного против компании-банкрота в противоречии с законодательством о банкротстве государства исполнения. Например, подлежит ли исполнению на территории Российской Федерации зарубежное арбитражное решение, в соответствии с которым было удовлетворено требование о взыскании денежных средств к российской организации, в отношении которой было открыто конкурсное производство, т.е. зарубежное решение противоречащее статье 126 российского Закона о банкротстве, которая устанавливает необходимость заявления соответствующих требований только в процедуре конкурсного производства? В данном случае, необходимо помнить, что отказ в исполнении зарубежного решения в соответствии со статьей V Нью-Йоркской Конвенции возможен только по основаниям, исчерпывающий перечень которых приведен в самой Конвенции (особый стандарт (пределы) оценки арбитражного решения). Для отказа в исполнении такого арбитражного решения на территории России недостаточно нарушения норм российского права. Необходимо доказать, что арбитражным решением нарушена не просто норма права, а публичный порядок Российской Федерации (который вряд ли охватывает статью 126 Закона о банкротстве). Положение Нью-Йоркской Конвенции, предусматривающее возможность отказа в признании арбитражного решения в связи с тем, что объект спора не может быть предметом арбитражного разбирательства по законам страны исполнения (часть 2 статьи V Конвенции), также не подлежит применению, поскольку в нем идет речь об объективной арбитрабельности, а в статье 126 Закона о банкротстве – о субъективной. Следовательно, определение компетенции самим арбитражем на этапе принятия дела к своему рассмотрению имеет огромное значение. Именно поэтому, актуальны рассуждения об арбитрабельности в условиях несостоятельности одной из сторон спора.

При рассмотрении вопросов арбитрабельности в контексте российского права, становится очевидной проблема правовой неопределенности при разрешении вопроса о компетенции арбитража в спорах против компании-банкрота. Можно сделать вывод о том, что вопрос действительности арбитражного соглашения, а, следовательно, и вопрос арбитрабельности может в той или иной ситуации решаться на основе норм различных правовых систем (например, вопросы формы и содержания арбитражного соглашения могут регулироваться российским правом как lex causae, а вопросы правосубъектности его сторон в контексте действительности – финляндским правом как личным законом). Более того, сами стороны внешнеторгового контракта, зачастую, до возникновения спора в арбитраже, не могут с точностью предугадать нормы какого права выберет арбитраж для решения вопроса о действительности арбитражного соглашения в том или ином случае (при отсутствии явно выраженного соглашения сторон о выборе применимого права). При применении к действительности арбитражного соглашения российского права как материального права (без коллизионных норм) возможна ситуация, когда арбитражное решение может быть вынесено против неправосубъектного (по своему личному закону) лица. Кроме того, применение норм иностранного права о правосубъектности международным коммерческим арбитражем может привести к ситуации, когда на территории Российской Федерации будут применяться нормы публичного права зарубежного государства (нормы законодательства о банкротстве), что противоречит международно-правовому принципу суверенитета государств. Еще одна проблема «коллизионного» подхода при определении права, применимого к действительности арбитражного соглашения и его юридической обязательности для сторон, подписавших соответствующее соглашение – проблема правопреемства по обязательствам из арбитражного соглашения. Неясно, какое право должно применяться международным коммерческим арбитражем для установления надлежащего ответчика по делу в том случае, если права и обязанности по соответствующему внешнеторговому контракту были переуступлены другому лицу: материальное право, применимое к контракту и арбитражному соглашению либо личное право стороны спора? Выше уже говорилось о том, в ряде государств имущественные права и обязанности компании-банкрота переводятся в порядке правопреемства компании Estate (особая компания, управляющая конкурсной массой) при сохранении правосубъектности компании-банкрота. При решении вопроса о компетенции арбитража, часто возникает проблема установления объема передаваемых в порядке правопреемства прав для определения того, кто является стороной арбитражного соглашения (права и обязанности по которому были переданы в связи с введением процедуры несостоятельности в отношении первоначального участника соглашения), и, следовательно, надлежащим ответчиком по делу в арбитраже.

Существует необходимость установления и применения универсальных положений о действительности арбитражного соглашения (в том числе, об арбитрабельности соответствующего спора) без привязки этих правил к правовой системе того или иного государства. Такие универсальные положения позволили бы международному коммерческому арбитражу принимать решение о наличии объективной и субъективной арбитрабельности на основании единой системы критериев, которая: 1) не была бы привязана к какой-то национальной системе права, и 2) не основывалась бы на коллизионных нормах, в том числе в части определения правоспособности сторон, а представляла бы собой целостную систему норм «прямого действия».

Дата добавления: 2014-01-07