Филология

Внешним возмущающим фактором для СУОП на уровне предприятия являются изменения технологического процесса, оборудования, условий труда, несчастные случаи, травмы, заболевание и тому подобное.

К основным функциям управления охраной труда принадлежат:

- прогнозирование и планирование работ;

- организация и координация работ;

- учет показателей, анализ и оценка состояния условий и безопасности труда;

- контроль за состоянием охраны труда и функционированием СУОП;

- стимулирование работы по совершенствованию охраны труда.

Основное задание управления охраной труда можно сформулировать коротко - обеспечение соблюдения требований НПАОП.

Расшифровка этого задания включает:

- обучение работников безопасным методам труда и пропаганда вопросов охраны труда;

- обеспечение безопасности технологических процессов, произ-водственного оборудования, зданий и сооружений;

- санитарно-гигиенические условия труда;

- обеспечение работников средствами индивидуальной защиты;

- обеспечение оптимальных режимов труда и отдыха;

- организация лечебно-профилактического обслуживания;

- профессиональный отбор работников отдельных профессий;

- усовершенствование нормативной базы по вопросам охраны труда.

Действующая на сегодня в Украине система управления охраной труда построена на принципе 100%-ного соблюдения требований НПАОП. Более прогрессивная международная система управления охраной труда, основой которой является международный стандарт OHSAS 18001 "Система менедж-мента здравоохранения и безопасности персонала", строится на принципе добровольного соблюдения требований охраны тру-да, исходя из законодательно установленного допустимого уровня риска для жизни и здоровья работающих.

Такой подход, который заключается в том, что принятие конкретного решения базируется на оценке риска, называется риск ориентированным подходом (РОП). Концептуально РОП состоит из двух элементов - оценка риска и управления риском.

Оценка риска - это анализ возникновения и масштабов риска в конкретной ситуации.

Управление риском - анализ ситуации и разработка реше-ний, направленных на возведение риска к приемлемому мини-муму.

Концепция РОП в некоторой степени противоположна тому подходу, при котором необходимость и возможность достижения лучшего результата диктуется жесткой системой нормативов, пра-вил, стандартов, но она дает возможность рационально исполь-зовать средства, направленные на охрану труда. РОП начал появ-ляться в развитых странах 20.. 25 лет тому. Он в большей мере отвечает экономическим интересам предприятия и потому больше может заинтересовать предпринимателей. В нашей стране сейчас ведутся исследования относительно возможностей и особенностей его приложения в отечественных условиях.

Необходимо обязательно законспектировать статью "Филология" в Краткой Литературой Энциклопедии.

Филология - Содружество гуманитарных дисциплин, изучающих историю и выясняющих сущность духовной культуры человечества через языковой и систематический анализ письменных текстов. КЛЭ, VII 973-974.

См. также Болотов, Лекции, т.1.

Можно привести пример из его ст. К вопросу об Акта мартирум Сцилитанорум, ХЧ, 1903, июнь-июль,,60-76

ЭПИГРАФИКА

Эпиграфика - наука о письменности на твердом материале. Эпиграфика имеет исключительное значение для изучения античного мира. "...Есть целые эпохи цивилизации, которые или не знали иного письма, кроме монументального, или не сохраняли памятников этого иного письма. Для таких эпох изучение надписей -эпиграфика - получает настолько важное, преобладающее значение, что, естественно - в связи с изучением совершенно особых, отразившихся в ее памятниках культурных миров, - она выделилась в особую дисциплину..." /Добиаш-Рождественская, История письма, 1923, с. 10/

Надпись - это сама жизнь во всей своей подлинности, сложности и нерасчлененности Федорова, Введение/. Надписи -это весь римский мир, начиная от документов государственной важности, начертанных лаконичными буквами на камне и металле, и кончая каракулями не всегда приличного содержания, которыми были испещрены стены домов.

Особый интерес из надписей представляют эпитафии. Начало эпиграфики как науки можно отнести к ХVIII в. Гаэтано Марини, Шипионе Маффеи, Антонио Муратори.

С 1863 г. выходил "Корпус инскрипционум латинарум" - 15 томов. Выходят особые эпиграфические словари.

Латинские древнехристианские надписи.

Федорова, Введение, с. 195 - в раздел об источниках Е.В. в латинскую эпирафику, МГУ, 1982.

ТЕКСТОЛОГИЯ

Иногда в качестве вспомогательной исторической дисциплина называют отрасль Филологии - текстологию. Эта отрасль Филологии изучает произведения письменности, литературы и фольклора в целях критической проверки, установления и организации их текстов ддя дальнейшего в исследования, интерпретации и публикации.

Различают текстологию античной литературы, текстологию медиевистическую, текстологию новой литературы. Своеобразные текстологические проблемы возникают относительно исторических источников. Установление античных текстов почти всегда сводится к реконструкции с применением тонко разработанного критического метода, гипотез, дивинаций /дописываний, "досочинение"/ и конъектур; установленный текст остается лишь гипотетичным.

Дивинация - предсказание, догадка.

Конъектура - предположение, догадка. Исправление или восстановление испорченного или не поддающегося прочтению текста на основании догадок.

В применении к историческим источникам текстология делится между источниковедением и археографией, и стабилизация текста как исторического источника принципиально неприемлема.

Важнейшую задачу Текстологии составляет установление, то есть диахроническое, исторически осмысленное и критическое прочтение текста на основе углубления в его историю, изучения источников текста /рукописей, печатных изданий, различных исторических свидетельств/, установления их генеалогии и филиации, классификации и интерпретации авторских переработок текста /редакций и вариантов/, также его искажений /редакторами, цензурой и т.п./.

/диахрония - фаза эволюции языка, смена во времени/.

Атрибуция, датировка, локализация.

НУМИЗМАТИКА

Нумизматика получила свое название от лат. нумизма, греч. номизма - монета. Эта вспомогательная историческая дисциплина изучает историю монетной чеканки и денежные обращения по монетам, денежным слиткам и другим памятникам. В понятие Нумизматики традиционно включается и изучение бумажных денег /бонистика/, медалей, жетонов, плакеток /медальерное искусство/, орденов, значков /фалеристика/. Изучение монеты как средства денежного обращения, государственного документа, произведения ремесла и искусства и эпиграфического источника ведется в тесной связи с исследованиями других источников - письменных и археологических. До возникновения металлической монеты функции денег внполняли различные товары: скот, украшения, металлические орудия, слитки металла /серебр. гривны, напр./.

Характер монет, надписи на них позволяют судить о форме правления, о смене царствований, династической хронологии, взаимоотношениях вассала и сюзерена, гос. переворотах и т.д. В изображениях и надписях часто отображены события политической и общественной жизни: войны, завоевания, внутренняя борьба в государстве, государственные или религиозные реформы и т.д. Иногда какому-либо событию посвящались специальные выпуски монет /коммеморативные монеты/. В археологии монеты являются важшм датирующим материалом.

Научная нумизматика возникла во II половине XVIII века. Родоначальником ее считается венский нумизмат Эккель. В советской историографии нумизматику подразделяют на античную, восточную, византийскую, западную и русскую.

Выходят периодические издания: "Нумизматика и эпиграфика" с 1960, "Нумизматика и сфрагистика" с 1963. См. также кн.: Толстой И.И., Византийские монеты /I - IX вв./, СПб, 1912 - 1914. Ряд зап. моногр. См. ст. Нумизматика в КИЭ и в БСЭ.

СФРАГИСТИКА

Сфрагистика (от греч. Сфрагис, или сигиллография от лат. сигиллум) - вспомогательная историческая дисциплина, изучающая печати.

Печатью принято называть как штампы, вырезанные на твердом материале (камне, металле, кости и т.д.),- матрицы, так и оттиски их на золоте, серебре, олове, воске, сургуче, бумаге и т.д.

Печать как признак удостоверения подлинности документа возникла впервые на Древнем Востоке (в Шумере, Египте и др.) и имела форму цилиндра (с изображениями и надписями), который прокатывали по сырой глиняной таблетке с текстом документа для нанесения на нее отпечатка. Перстневая печать-щиток, оттискивавшая на воске и различных мастиках, характерна для античного времени. В средние века в государствах Западной Европы, Византии и на Руси были распространены так называемые вислые печати, которые оотискивались специальными матрицами на воске, сургуче, золоте (хрисовулы), серебре (аргировулы), свинце (моливдовулы) и т.д. и прикреплялись к документу с помощью шнурка. Приблизительно с XIV-XV вв. вислая печать стала вытесняться односторонней прикладной, оттискивающейся на воске и мастиках, а затем и с помощью красящих веществ. Вислые печати сохранились до XX века в Ватикане.

Сфрагистика стала формироваться в XVIII в. как отдел дипломатики. ЕЕ цели ограничивались датированием документа и установлением его подлинности (с помощью печати на нем). С конца XIX века, когда в обиход вошли многочисленные находки, утратившие связь с документом, начался новый этап.

Среди трудов по сфрагистике следует выделить работы Лихачева Н.П. Излекций по сфрагистике, СПб., 1899, «Древнейшая сфрагистика». Из лекций по дипломатике, СПб., 1906; Материалы для истории византийской и русской сфрагистики, в.I, Л., 1928. Устюгов Н.В., Русская сфрагистика и геральдика, М., 1974.

ЭМБЛЕМАТОЛОГИЯ

Эмблема (от греч. Эмблема - вставка, выпуклое украшение), условное пояснение отвлеченного понятия, идеи с помощью какого-либо изображения; ее нередко рассматривают как разновидность аллегории. В узком смысле - символическое изображение, обычно снабженное кратким девизом и более подробным дидактическим текстом. Существуют специальные сборники эмблем, метафорически поясняющих самые различные богословские, политические и этико-бытовые понятия; они пользовались широкой популярностью во второй половине XVI-XVIII веков и оказали значительное воздействие на литературу, а также на изобразительное и литературное искусство этой эпохи.

См., например, эмблемы у П.Ф. Фаустум прэлиум, Бой счастливый Омнис игне салиетур, Всякий огнем осолится.

Не имеет прямого отношения, скорее вычленяется из церковной археологии, нумизматики и сфрагистики, дипломатики и палеографии.

ГЕРАЛЬДИКА

Название происходит от позднелат. «херальдика», от «херальдус» - глашатай. Г. или гербоведение - вспомогательная историческая дисциплина, изучающая гербы как специфический источник. Играет важную роль при определении происхождения исторических памятников, снабженных гербом. (польск. «херб» от нем. «ербе» - наследство).

Помогает установлению подлинности, принадлежности, авторства, места производства и датировки предметов быта, книг, рукописей, а также содействует определению объема и ценности имущества, установлению путей наследования, выяснению экономических и культурных связей.

Геральдика связана с генеалогией, нумизматикой, палеографией, сфрагистикой. Данные геральдики используются в различных отраслях исторической науки. Геральдика возникла из обычаяя оглашать перед началом турнира изображение герба рыцаря в доказательство его права на участие в состязаниях. Создатели гербов были герольды. Теория геральдики - свод правил составления и описания гербов.

Из литературы по геральдике см. Арсеньев Ю.В, Геральдика, М., 1908. Лукомский В.К. Герб как исторический источник, в кн.: Краткие сообщения института истории материальной культуры, в. 17, М.-Л., 1947.

ГЕНЕАЛОГИЯ

Г. (от греч. Генеалогия) всп. Ист. Дисц., занимающаяся изучением истории родов, происхождения отдельных лиц, установлением родственных связей, составлением родословий. Она тесно связана с геральдикой и др. всп. ист. д.

Выяснение родословной и установление родственных связей оказывается важным не только в светской истории, но и в церковной. В некоторых церквах епископские кафедры наследовались с учетом родственных связей.

ТОПОНИМИКА

Топонимика - чать науки об именах «ономастики». Название получила от греч. «топос» - место и «онома» - имя. Топонимика изучает географические названия - «топонимы», их значение, структуру, происхождение и ареал распространения. Совокупность топонимов на какой-либо территории составляет ее топонимию. Топонимика не только важный источник для изучения истории языка, но и помогает восстановить черты исторического прошлого народов, определить границы их расселения, очертить области былого распространения языков, географию культурных и исторических центров, торговых путей и т.п.

Топонимика, таким образом, может рассматриваться и как часть географии. Поскольку нас интересует в конце концов местоположение упоминаемого географического места, постольку эта проблема географическая.

Но возможны и другие аспекты при изучении географических имен, упоминаемых в памятниках.

Интересный пример можно заимствовать из работы Болотова. Потребность выяснить происхождение мучеников на основании сведений актов обязывает провести топонимическое исследование для установления географического факта с применением лингвистического (филологического) анализа. С этим вопросом, в частности, тесно связан вопрос об употреблении греческого языка в богослужении карфагенских христиан. XЧ, 1903, ч. II, с. 890.

ГЕОГРАФИЯ

Знание географии позволяет определить место происхождения исторических памятников, а также уточнить время их происхождения. Этому способствуют знания того, как менялись названия городов, когда они возникали и когда исчезали. Так, например, в асийском диоцезе г. Афродисиада был переименован в Ставрополис. На V Вселенском Соборе митрополит подписался афродисиадским, а на трулльском - ставропольским. Существуют различные пособия. О Церк. Каф. См. Вилтш, Хандбух Wiltsch, Handbuch der Kirchl. Geographie B. 1846.

СТАТИСТИКА

Статистика изучает количественные изменения в развитии человеческого общества и занимается обработкой числовых наблюдений. Сюда же относятся и выводы, построенные на этих наблюдениях. Естественно, что для древней истории количественные оценки могут быть лишь приблизительными, хотя некоторые данные можно оценить довольно строго, в частности, количество епархий. Какие-то статистико-экономические данные также могут пригодиться, например, данные о снабжении зерном Константинополя или Рима Александрией.

Иногда можно встретить и оценку численности христиан в древний период.

ОНОМАТОЛОГИЯ

Ономатология - выяснение личных имен церковных и светских деятелей. Естественным образом она смыкается с географией (выяснение кафедр). Пример: списки епископов на соборах - источник для церковной географии. Важными пособиями по церковной ономатологии могут служить издания просопографий. (Примеры) Сергий, Полный прав. Месяцеслов Востока I-II, Влад. 1901

Смис ад Вэйс

Просопографии.

Пример из Болотова, I, с. 63.

ФИЛОЛОГИЯ (греч. (piao/.ovkx, букв.— любовь к слову) — содружество гуманитарных дисциплин, изучающих историю и выясняющих сущность духовной культуры человечества через языковый и стилистический анализ письменных текстов. Текст во всей совокупности своих внутренних аспектов и внешних связей — та исходная реальность, которая дана Ф. и существенна для нее. Огра­ничив себя текстом, сосредоточившись на нем, создавая к нему служебный “комментарий” (который есть наиболее древняя и классическая форма филологического труда, прототип всех иных его форм) и в этих “примечаниях” силясь “при­метить” все больше и больше не примечаемого поверх­ностным взглядом. Ф. лишь ценой такого самоограни­чения обретает право и обязанность последовательно вбирать в свой кругозор “всю ширину и глубину чело­веческого бытия, прежде всего бытия духовного” (Usenег Н., Philologie und Geschichtswissenschaft, в кн.: “Vortrage und Aufsatze”, Lpz,— В., 1907, S. 26). Ей принадлежит весь человеческий мир, но мир, организованный вокруг текста и увиденный через текст. Итак, внутренняя структура Ф. с самого начала оказывается двуполярной. На одном полюсе — скромнейшая служба “при” тексте, беседа с ним наедине, пристальная “согбенность” над текстом, рассматривание текста с самой близкой ди­станции, не допускающее отхода от его конкретности; на другом полюсе — универсальность, пределы которой невозможно установить заранее. Эта черта Ф. наиболее-наивно и наглядно реализовалась между эпохой Воз­рождения и сер. 19 в. в традиц. фигуре филолога (чаще всего филолога-классика, т. е. специалиста по античным текстам), совмещавшего в себе лингвиста, литературного критика, историка гражданских учреждений, быта, нравов и культуры и знатока древних гуманитарных, а при случае даже естественных наук. Такой филолог обязывался знать в самом букваль­ном смысле слова всё — коль скоро всё в принципе мо­жет потребоваться для прояснения того или иного тек­ста. Рост специализации научных знаний сделал этот тип филолога невозможным, однако не мог изменить корен­ную сущность Ф. Универсализм Ф. сохраняет свою силу и поныне, хотя уже не на поверхности, а в осложненном и неявном виде. Т. о., не следует смешивать два вопро­са: прагматический вопрос о неизбежной дифференциации лингвистических, литературоведческих, исторических и др. дисци­плин, вышедших из лона некогда единой историко-филологической науки, и принципиальный вопрос о сущест­венном единстве Ф. как особого способа подходить к написанному слову. Если Ф. уже не представляет собой партикулярную “науку” со своим специфическим предметом, достаточно четко отграниченным от предметов истории, истории культуры, языкознания или литературоведе­ния. то еще менее она может быть описана как простой конгломерат рабочих приемов и навыков, применяемых историком, лингвистом и литературоведом и лишь по традиции объединяемых термином “Ф.”. Правильнее ви­деть в Ф. широкую, но внутренне единую и самоза­конную форму знания, которая определяется не­ столько границами своего предмета, сколько специфическим подходом к нему.

Нет оснований считать конститутивные принципы Ф. “преодоленными” или обреченными подчиниться к.-л. чуждой им мере. Однако нельзя не видеть, что эти прин­ципы вступили с определенными жизненными и умствен­ными тенденциями новейшего времени в весьма слож­ные отношения, исход которых не может быть предска­зан заранее. Здесь следует особо отметить три момента.

Во-первых, моральной основой филологпч. труда от самого рождения Ф. всегда была вера в безусловною значимость традиции, запечатлевшейся в определенной группе текстов: в этих текстах искали источник всего святого и благородного, всякой духовной ориентации, а потому ради служения при них не жаль было отдать целую жизнь. Для религ. веры христ. ученых эту роль играли тексты Библии обоих Заветов, для мирской веры гуманистов Возрождения и их наследников (вплоть до “неогумаппстов” винкельмановско-гётевской эпохи) — тексты классич. античности. Шла ли речь о божеств. откровении или человеч. культурном преданин — самая общая структура отношения к написанному слову оста­валась той же. Старый филолог носил в себе нечто от благочестивого “книжника”, не просто рассматриваю­щего текст, но как бы переселившегося душой “во­внутрь” текста; эта духовная позиция “пребывания вну­три”, которая не только не тождественна, но прямо проти­воположна романтич. энтузиазму любования, сущест­венно определила “темперамент” Ф., упомянутую выше противопоказанность для Ф. схематизирующего и ок­ругляющего “взгляда издали”. Между тем совр. человек уже не может (даже когда хочет) с прежней безуслов­ностью и наивностью применить к своему бытию-меру, заданную какими бы то ни было чтимыми древними тек­стами. Да и сама Ф., расширив в ходе науч. прогресса свой (экстенсивный) кругозор и став более демократич­ной, должна была отказаться от выделения особо приви­легированных текстов и распространить свой интерес в принципе на-все доступные изучению тексты: теперь. классич. Ф. делит свое право на существование не с

библейской philolo^ia sacra (“священной” Ф.), как преж­де, но с таким количеством разновидностей Ф.. которое соответствует количеству языково-письменных регионов мира. Таково положительное и необратимое следствие науч. (и не только науч.) развития. Очевидно, однако, что когда сфера “интересного”, “важного” и “ценного” неимоверно расширяется, это должно быть окуплено утратой интимности отношения к предмету: интересное уже не так интересно и главное, важное, уже не так важно. Напр., наследие античности перестает быть до­мом предков, в котором живут потомки, но включается в длинный ряд др. таких же “наследии”, а ряд в целом, очевидно, удобнее обозревать издали. Филолог наших дней может явить не меньше интеллектуальной любозна­тельности, чем его старинный собрат, а его способность к обостренному “любованию” может быть гораздо боль­шей. но ему уже не дано так просто и непринужденно “войти вовнутрь”. Конечно, такие тексты, как творения Данто — для итальянцев, И. В. Гёте — для немцев, А. С. Пушкина — для русских, отчасти сохраняют ранг “Писания” с большой буквы, универсального жизнен­ного символа, так что в определ. случаях отношение к тексту изменилось меньше, чем может показаться; и все же несомненно, что Ф., как с и д в р ж я т е.;; ь и а я целостность, претерпевает реальный к; ••sue.

Во-вторых, для нашего времени характечиы устрем­ления к т. н. “формализации” гуманитарного знания ио образу н подобию математического, и надежды на то, что подобное преобразование не оставит места для произ­вола и субъективности в самом анализе, а результаты анализа сделаются логически принудительными ц адек­ватно сообщимымп. Но в традиц. структуре Ф., при всей строгости ее приемов, при всей несентнменталыюстн. деловитости п здоровой сухости окружающей ее эмоц. атмосферы, присутствует нечто, упорно сопротивляю­щееся подобным устремлениям. Речь идет даже не об интуиции, а о том, что прежде называлось житейской мудростью, здравым смыслом, знанием людей н без чего невозможно то искусство понимать сказанное п на­писанное, каковым является Ф. Житейское умение раз­бираться в людях представляет собой форму знания, достаточно инородную по отношению к тому, что обычно называется научностью; неустранпмость этого элемента из состава Ф. придает последней (как и всем собственно гуманитарным типам анализа) весьма своеобычную ii по видимости архаич. физиономию. Точные методы (в “ма-тематпч”. смысле этого слова) возможны, строго говоря. лишь в сугубо периферийных областях Ф. и не затраги­вают ее сущности. Ф. едва ли станет когда-нибудь “точ­ной наукой” — в этом ее слабость, которая не может быть раз и навсегда устранена с пути хитроумным методоло-гпч. изобретением, но которую приходится вновь и вновь перебарывать напряжением интеллектуальной воли;

в этом же ее сила и гордость. Не должно быть и речи о том, что филолог будто бы имеет “право на субъектив­ность”, т. е. право на любование своей субъективностью, на культивирование субъективности. Но он не может заранее оградить себя от опасности произвола надежной стеной точных методов, ему приходится встречать эту опасность лицом к лицу и преодолевать ее вновь ц вновь.

В-третьих, едва ли не самые заманчивые (ибо наименее использованные) возможности познания в наше время связаны с проникновением в сферы “макроструктур” и “микроструктур”. Эти возможности существуют и для гуманитарных наук: на одном полюсе — широкие гло­бальные схемы, на другом — выделение элементарней­ших единиц значении и смысла. Но традиц. архитекто­ника Ф., ориентированная на реальность целостного текста и тем самым как бы на “человеческие пропорции” (как антич. архитектура была ориентирована на про­порции человеч. тела), сопротивляется таким тенденци­ям, сколь бы плодотворны они ни были.

Ясно одно: до тех пор, пока Ф. будет нужна, она будет нужна постольку, поскольку останется верна своей сущности. Ее строгость состоит не в искусств, точности математизированного мыслит, аппарата, но в постоян­ном нравственно-интеллектуальном усилии, преодоле­вающем произвол и высвобождающем возможности че­ловеч. понимания. Одна из гл. задач человека — понять другого человека, не превращая его ни в поддающуюся “исчислению” вещь, ни в отражение собств. эмоции. Эта задача стоит перед каждым отдельным человеком, по также перед каждой эпохой, перед всем человечеством. Ф. есть служба понимания и помогает выполнению этой задачи.

Исторический очерк. Ф. сопровождала культурного человека не везде и не всегда. В отличие от медицины, юриспруденции или астрономии, она обслуживает не житейские нужды и не потребности культа, но интел­лектуальную “роскошь” самопознания культуры (для чего необходимо, чтобы культура достаточно четко обо­собила свою идею от всего бытового и культового). По­этому без Ф. можно долго обходиться, и ее рождение надолго запаздывает сравнительно с рождением пись­менной цивилизации; когда же она, наконец, возникает, это событие само по себе есть показатель не только уровня культуры, но также ее типа н склада. Возможна высокоразвитая культура, либо вовсе не знающая Ф. в собств. смысле слова (Древний Египет, Месопотамии, вообще “библейский” круг), либо отводящая Ф. чрезвы­чайно скромное и служебное место (эпоха великих схоластов западноевроп. средневековья). Напротив, у<кг в древности как Индия, так п Греция независимо друг от друга создают и разрабатывают Ф.; п если как p;i3 в этих двух странах философия была впервые приведен;.” к своим строгим “категориальным” формам;i гносголо-гнч. проблема была открыта как таковая, это совпадение далеко не случайно. В самом деле, Ф. как науч. рефлек­сия над языком и лит-рой представляет собой опреде­ленное соответствие философ, теории познания: люди начинают мыслить о речи примерно тогда же, когда они начинают мыслить о мышлении, ц притом по том же внутр. побуждениям. Делает лн мысль своим предметом себя самое или свою собственную словесную плоть, в обоих случаях за таким событием стоит выход мысляще­го из наивно-непосредств. отношения к своей духовной жпзнп, переход к “подглядыванию” за собой, к разде­лению себя на субъект и объект интеллектуального со­зерцания. Данность речевого “универсума”, отовсюду обступающая человека с тех пор, как он стал человеком, внезапно перестает быть само собой разумеющейся, расчленяется на части (“части речи”), получает названия (знаменитая ситуация мольеровского Журдена, узнав­шего, что он говорит прозой!). Понятно поэтому, что у софистов Древней Греции занятия логикой и гносеоло­гией, с одной стороны, и теорией языка и стиля — с дру­гой, шли рука об руку и составляли две стороны одного и того же умств. движения. Позднее двуедпнство фило­софии и Ф. распалось, и возникла почва для конфликтов между философ, волей к абстракции и конкретностью Ф. (напр., вражда Эразма Роттердамского к схоластике — это не только неприязнь вольнодумца к клернк. доктри­нерству, но еще п отвращение убежденного филолога к отвлеченной логистич. проблематике, которая кажется ему недостаточно человечной и “гуманитарной”; ср. также уничижит, отзыв Г. В. Ф. Гегеля о Ф.). И все же едва ли случайно, что высшие подъемы Ф. обычно следовали за великими эпохами гносеологпч. мысли (расцвет Ф. в эллинистпч. мире после Аристотеля, в Европе 17 в.—по­сле Р. Декарта, в Германии 19 в.— после И. Канта).

Индийская Ф., давшая великих грамматистов Панинп (прибл. 4—3 вв. до н. э.) и Патапджали (2 в. до н.э.), а позднее — таких теоретиков стиля, как Бхамаха и Дандин (7 в.), в некоторых отношениях превзошла антич

oiusif 1радцц1ш oopuu. ч/, всецело иисл.идит к Греч. истокам; у ее начала стоит школьное комментирование поэм Гомера. Софистич. эпоха впервые выработала необ­ходимый для филологич. штудий социальный тип “ин­теллектуала”, который уже вполне определенно не есть ни “мудрец”, ни “книжник”, ни “пророк” (греч. слово оофктт^е примерно соответствует нашему “интеллек­туал” не только по своему этимология, смыслу, но и по своим амбивалентным эмоциональным обертонам). Как раз к этому времени и лит-ра достаточно четко осознает себя самое и обособляется от внелит. реальности, чтобы стать объектом критики, теоретич. поэтики и Ф. Среди софистов наибольшие заслуги в подготовке филологич. методов принадлежат Протагору (ок. 480 — ок. 410 до и. э.), Горгию (ум. ок. 375 до н. э.) и Продику (род. ок. 460 до н. э.). Демокрит писал соч. “О поэзии”, “О Гоме­ре, плп о правильном выговоре и редких речениях”, “О красоте слов”, “О благозвучных и неблагозвучных звуках речи”; своей полной зрелости греч. теория лит-ры достигает в творчестве другого великого универсального философа — в “Поэтике” Аристотеля. С наступлением эпохи эллинизма Ф. отделяется от философии и перехо­дит из рук мыслителей в руки специалистов — библио­текарей Александрии и Пергама. Эти специалисты (Аристофан Византийский, ок. 257—180 до н. э., Аристарх Самофракийский, ок. 217—145 до н. э., Дпднм Халкентерий, ок. 65 до н. э.— ок. 10 н. э.) работали над установлением корректного текста клас-сич. авторов (преим. поэтов и риторов), снабжали их соч. словарным и реальным комментарием, занимались теорией метрики. Дионисий Фракийский (ок. 170 — ок. 90 до н. а.) окончательно оформил то самое учение о частях речи, которое поныне продолжает жить в любом школьном учебнике грамматики. Аттикистское движе­ние 1—2 вв. н. э. стимулирует расцвет лексикографич. работы (ономастиконы Трифона, Валерия Гарпократпо-па, Юлия Полидевка). В Рим греч. Ф. была перенесена еще Варроном.

Первый великий ученый христианства Ориген (ум. в 253) в своей работе по критике текста Библии высту­пает как наследник александрийской филологпч. тради­ции и одновременно как основатель библейской Ф. Христ. б-ка г. Кесареи в Палестине долго хранила его “Гексаплу”, в шести параллельных колонках сопостав­лявшую выправленный евр. подлинник Библии, греч. транслитерацию этого же подлинника и четыре различ­ных греч. перевода; значки, заимствованные из обихода антич. филологов, отмечали пробелы, несоответствия и порчу текста. Эта грандиозная текстологич. работа была использована Иеронимом при его работе над лат. пере­водом Библии. В средние века традиции греч. Ф. про­должаются в Византии, сохраняя в целом свой антич. облик и то замирая, то празднуя возрождение, как во времена патриарха Фотия (ум. ок. 891—897) и его по­следователя Арефы Кесарийского (после 850 — ок. 944), возглавившего интенсивную текстологич. работу в области наследия антич. прозы. Евстафий Солунский (ок. 1115 — после 1193), автор содержат, комментариев к текстам Гомера, Пиндара и Аристофана, оказавший заметное влияние на гомеровскую эксегесу в Зап. Евро­пе, “...был единственным византийским филологом пред-ренессансной поры, не ограничивавшимся воспроизве­дением оригинала, по пытавшимся делать конъектуры” (“История Византии”, т. 2, М., 1967, с. 383). Дальней­шее расширение текстологич. и комментаторской дея­тельности было осуществлено Димитрием Триклинием (1-я пол. 14 в.) и др. учеными палеологовской эпохи. Визант. Ф. достигает своего расцвета как раз к моменту падения визапт. гос-ва (1453); ее наследие приняла из рук многоученых беженцев ренессансная Италия.

*32 клэ, т. 7

как аооат серватус Лупус (ум. 862), который “в сзоем стремлении разыскать возможно более доброкачествен­ные тексты даже превосходит большую часть гумани­стов” (Norden Е., Die romische Literatur, Lpz., 1954. S. 136). Однако духовная структура позднего средневековья приводит к торжеству “artes” (абстрактно-формализованных систем знания) над “auctores” (яепо-средств. изучением классич. авторов). Схоластика з эпо­ху своего расцвета требовала такой всеохватывающей интеллектуальной страсти, рядом с которой простг) не оставалось места для Ф. Лишь в момент кризиса ср.-зек. мировоззрения в 14 в. на смену этой страсти прцшел энтузиазм Ф. Петрарки перед текстами Цицерона и Вергилня. Важно понять, что именно изменилось. Сред­невековье по-своему знало и по-своему любило ангнч-ность. но эти знание и любовь были неблагоприятного для Ф. свойства. Для Фомы Аквипского и для любого схоласта было важно содержание мысли Платона п Аристотеля, взятое как бы безотносительно к помыс­лившему эту мысль, вне условий места и времени, даже вне языковой оболочки (недаром художники того зре-мени изображают ацтпч. мыслителей в ср.-век. плп вост. костюме). Напротив, гуманисты Возрождения рвалась увидеть древний мир как целостный образ, с возможно;! наглядностью, чтобы пережить иллюзию переселения в этот мпр; п прежде всего они хотели заговорить на язы­ке древних, реконструировав его в яростной борьбе с инерцией ср.-век. латыни. Вспыхнувший интерес делал зримым то, что ранее просто не хотели увидеть. Когда Л. Балла в 1440 разоблачает т. п. Дарственную грамоту Константина, новой в этом была отнюдь не дерзость. с которой ученый бросал вызов папству.— ср.-зек. идеоло­ги гпббелпнского направления кляли “Копстантшгов дар” еще не такими словами; но если для них было важ­но, что грамота (юридически и богословски) неправиль­на, для Баллы важно, что она (филологически) непо-длппна. “Кто слышал когда-либо, чтобы в латинском языке употреблялось слово phrygium?” (“Итальянские гуманисты XV века о церквц п религии”, М., 1963, с. 180). Ф. укоряла устамп Баллы в пеподлпнности всю совокупность живого религиозно-культурного преда­ния, в частности предания языкового, п потому так грозно звучала укоризна папам, что “они произносят Simonem с кратким средним слогом, тогда как это слово следует читать с долгим средним слогом...” (там же, с. 202). Предание в целом филологически недоброкачест­венно, значит, “истинное” предание надо искусственно реконструировать фплологич. средствами; отсюда роль Ф. (Эразм Роттердамский) в подготовке Реформации. Со 2-й пол. 16 в. на смену гуманистам приходят ученые менее разностороннего н более проф. склада, способные превратить Ф. из пдеи в хорошо налаженное дело. Среди них следует отметить французов Ю. Ц. Скалпгера (1484—1558), его сына И. Ю. Скалпгера (1540—1609), Д. Ламбпна (1516—1572), А. Турнеба (ум. 1565), изда­теля и лексикографа А.Этьенна (1528 или 1531—98) п ан­гличанина Р. Бептли (1662—1742). Мы до сих пор поль­зуемся словарями ср.-век. латыни и ср.-век. греч. яз., созданными в 1678—88 Ш. Дюканжем (14-й Междунар. съезд византинистов в 1971 определил как задачу для будущего создание “нового Дюканжа”). В споре между мавринистами и иезуитами были выяснены критерии палеографич. анализа.

Новая эпоха Ф. начинается в Германии после импуль­са, данного “неогуманизмом” Э. Винкельмана. Снова, как во времена Возрождения, но с несравненно большей науч. строгостью, ставится вопрос о целостном образе антич. мира. Тот самый Ф. А. Вольф (1759—1824), который ввел в употребление термин “Ф.” как имя опреде­ленной науки (а не учености вообще), определил предмет политическим, научным и домашним положением греков и римлян, с их культурой, языками, искусством и нау­ками, с нравами, религиями, национальным характером и образом мыслей — все это так, чтобы мы имели воз­можность дошедшие до нас их произведения основа­тельно понимать и наслаждаться ими, проникая в пх содержание и дух, представляя себе древнюю жизнь и сравнивая ее с позднейшей и сегодняшней” (Р а д-ц"и г С. И., Введение в классическую филологию, 1965, с. 82). Эта универсалистская программа, предусматри­вающая насыщение Ф. историко-реальным содержанием, была осуществлена блистательной плеядой нем. филоло­гов 19 в. (Г. Узенер, 1834—1905, Э. Роде, 1845—98, У. фон Впламовип-Мёллендорф, 1848—1931, п др.), но как раз пх деятельность позволила древней истории окончательно достичь самостоятельности и отделиться от Ф. Одновременно с этим единовластие “класспч. Ф.” было отменено развитием герм. Ф. (бр. Я. и В. Гримм, К. Лахман, 1793—1851), славяноведения (А. X. Восто- iwa, В. Ганка) п др. отраслей “новой Ф.”(КеирЬ11о1оз1е), стимулированной в своем развитии романтизмом п др. идейными веяниями 19 в. Так, единство Ф. как на­уки оказалось взорвано во всех измерениях; она оста­лась жить уже не как наука, но как научный принцип.

Лит.: М а н з е с М. И., О задачах филологпп, “Филологнч. обозрение”, 1897, т. 12; П о т е 0 п л А. А., Из записок по теории словесности, X., 1905; его же. Мысль и язык. 5 изд., X., 191:6; Корольков Д. Н., Реальное направление класспч. филологии в Германии, 2 изд., М., 1910; 3 е л и и с к и и Ф. Ф., Древний мир п мы, 3 изд., СПБ, 1911; его же. Филология, в кн.: Новый эвдиклопедич. словарь, изд. Брокгауза и Эфрона, полутом 70, М., 1902: Ш п е т Г. Г., Внутренняя форма слова, М., 1927; Ж и р л у и с к п и В. М., Вопросы теории лит-ры, Л., 1928; Т р о и с к il it И. М., Филология классическая, в кн.:

Большая Советская энциклопедия, т. 57, М., 1936; Р а з ц и г С. II., Введение в класспч. филологию, М., 1965: Тынянов 10., Проблема стихотв. языка. Статьи, М.. 1965; В о е с k h A., Encyklopadie und Methodologie der pfaitologischen Wissenschaften. 2Autl., Lpz., 1886: Birt T h., Kritik und Hermeneutik nebst Abriss des antiken Buchwesens. 3 Aut!.. Munch., 1913; К г о 11 W., Gescllicllte der klassischen Philologie, 2 Aufl., В.—Lpz., 1919;

К е п t R. G., Language and philology. L., 1924; К а у s е r W., Das sprachliche Kunstwerk. Bine Eintuhrung in die Literaturwis-senschaft, 7Aufl., Bern — u. a., 19B1; W i 1 a m о w i t z - М о е 1-lendorft U. von, Geschichte der Philologie, 3 Aull., Lpz., 1959. С. С. Аверинцев.

Дата добавления: 2014-01-07