Лекция 3. Понятие о языке и речи

«Речь – конкретное говорение, протекающее во времени и облеченное в звуковую (включая внутреннее проговаривание) или письменную форму. Под речью понимают как сам процесс говорения (речевую деятельность), так и его результат (речевые произведения, фиксируемые памятью или письмом).» (Речь // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцевой М. 1990)

«Под языком следует понимать систему объективно существующих, социально закрепленных знаков, соотносящих понятийное содержание и типовое звучание, а также систему правил их употребления и сочетаемости.» (там же.)

1.Язык и речь: общее и различное.

Л.В. Щерба считал, что речь – одна из сторон, или составных частей, языка (в широком смысле слова). В языке он видел:

● структуру (грамматику, словарь, систему звуков и пр.);

● механизмы речи, или прагматику языка;

● материал языка, т.е. совокупность всего того, что на языке написано, произнесено — в его лучших литературных образцах.

В речи реализуются все богатства языка, все его выразительные возможности. И это единственный канал их реализации. В то же время язык обогащается через речь, в него входят новые слова, новые оттенки уже известных слов, их значения, новые варианты сочетаемости, новая фразеология. В речевой стихии возникает все новое в языке, переосмысливается и переоценивается старое, формируется «языковой вкус эпохи» (В. Г. Костомаров).

Как известно, язык – знаковая система. Знаки – это морфемы, слова, фразеологические единицы, словосочетания, предложения. Под системой подразумеваются уровни языка, его внутренние связи, взаимодействия, правила языка, парадигмы, модели.

Язык как знаковая система используется людьми для формирования и выражения мысли, эмоций, для внутреннего диалога, общения с другими людьми этого же языкового коллектива.

Речь – это само общение, выражение мысли, самовыражение личности. Речь – это вербальное, языковое общение, самовыражение.

Язык – потенциальная система знаков, сам по себе он не приходит в действие, он хранится в памяти каждого человека – языковой личности, он нейтрален по отношению к кипящей вокруг жизни. Его знаки и правила записаны в многочисленных фолиантах, таким образом он сохраняется для всех носителей данного языка (например русского), и для потомков, и для истории.

Речь – это действие и его продукт, это деятельность людей, она всегда мотивирована – вызвана обстоятельствами, ситуацией, всегда имеет определенную цель, направлена на решение каких-либо задач – социальных и личных.

Язык стремится к стабильности, он консервативен, принимает новшества не сразу, а лишь под давлением требований его целей и потребителей.

Например, русский язык времен А.С. Пушкина нам – спустя почти 200 лет – не только вполне понятен, но и в основном служит образцом, эталоном.

Речь допускает вольности, именно в речи (в узусе) появляются новые слова, фонетические и даже грамматические отклонения, которые либо так и остаются случайными, окказиональными и вскоре исчезают, забываются или, утверждаясь постепенно, становятся фактами языковой системы.

Язык подчиняется жесткой норме, которая в государстве приобретает силу юридического закона. Норма устанавливается, точнее – формулируется, специалистами-языковедами, которые руководствуются традицией, закономерностями языка, литературным употреблением языковых средств, языковой интуицией. Норма сохраняется в виде словарей (толковых, орфоэпических, орфографических), в сводах грамматических и орфографических правил. Хранителями литературной нормы являются лучшие театры.

Речь тоже, в идеале, подчиняется норме литературного языка – и в словоупотреблении, и в произношении, и в правописании, но нарушения нормы в речевой стихии все же имеют место так как речь в отличие от языка индивидуальна. При всех усилиях школы и других образовательных систем вряд ли удастся когда-либо достичь стопроцентного овладения литературной нормой, потому что речь и утверждает, и постоянно корректирует ее, сама обновляет норму.

Не следует забывать и того, что нарушения нормы подчас необходимы как средство высшей выразительности. И.С. Тургенев, один из самых строгих стилистов (его произведения широко пользуются в обучении русскому литературному языку), порой сознательно идет на нарушения нормы: слово принципы нигилист Базаров у него произносит как «прынцыпы», а Кирсанов – «пренсипы», на французский лад. Цель авторского нарушения нормы – языковая характеристика этих персонажей.

Язык стабилизирует, сплачивает народность, нацию, государство, выполняет охранительные функции. Известны такие понятия, как «государственный язык», «язык межнационального общения». Для языка характерны центростремительные тенденции

Речь, являясь реализацией языка, разумеется, тоже объединяет людей одной народности и даже представителей разных народностей, но она в то же время порождает жаргоны, арго, профессионализмы, сохраняет диалектные и индивидуальные особенности людей. Иными словами, речь подвержена центробежным тенденциям.

Язык обслуживает весь народ как языковой коллектив, он в этом смысле безразличен к отдельным личностям. Речь же всегда индивидуальна, она продуцируется индивидом, обслуживает его, отражает и выражает его как личность, она ситуативна.

Язык имеет уровневую структуру (его уровни: произносительный, морфемный, лексический, морфологический, синтаксический, уровень текста). Речь же линейна, она развертывается во времени и в пространстве подобно ленте или цепочке.

Язык конечен: в нем строгое число звуков (фонем), морфем, падежей, даже количество слов в каждый данный момент конечно и может быть сосчитано.

Речь теоретически бесконечна: количество предложений настолько велико, что вряд ли возможно сосчитать, а количество текстов не может быть сочтено даже теоретически.

Речь как процесс обладает определенным темпом, продолжительностью, громкостью, в письменном варианте – шрифтом, расположением на листе. Языку такие характеристики не свойственны.

С философской точки зрения, язык – это категория сущности и общего. Речь же выполняет роль явления и частного.

Знаки языка, в первую очередь слова, отражают реалии жизни, но вне речи, вне текста они как бы безмолвны, отвлеченны. Они не включены в событийное содержание.

В речи, в ее порождении и процессе, первичным фактором всегда является содержание, передаваемая мысль как бы ведет речевую ленту. Языковое оформление выражаемой в речи мысли, с точки зрения говорящего и пишущего, вторично, оно может быть вариантно. Одно и то же содержание может быть выражено разными средствами, и эта возможность нередко становится целью говорящего (например если его не поняли). На эту вариантность нацелено редактирование текста; гибкость выражения мысли становится целью обучения в школе.

Речь всегда подвержена качественной оценке, в том числе и с позиций нравственности. Можно сказать правдивая речь – лживая речь, искренняя речь – лицемерная речь, красивая, художественная, выразительная речь – неряшливая, нецензурная, безграмотная речь. К языку такие оценки неприменимы.

Но не исключено и объединение смыслов: говоря о языке А.С. Пушкина, мы имеем в виду не только его речевую деятельность, но и обогащение языка, реформаторскую роль поэта в развитии русского литературного языка.

Такое же объединение мы видим в понятии «языковая личность», вошедшем в круг лингвистических исследований. Это понятие объединяют такие признаки индивида, как степень владения родным языком, развитости механизмов речи (автоматизма), знание неродных языков, владение ими, индивидуальный стиль речи человека, его творческие данные (литературное творчество, артистизм), грамотность и культура речи, речевая активность личности, филологические познания, наличие или отсутствие дефектов в речи, склонности и увлечения в области языков и пр.

В речи отражается личность говорящего, носителя языка: языковые влияния в детстве и на протяжении жизни, образовательный, культурный уровень человека, его опыт, его увлечения. Вильгельм Гумбольдт писал: «Только в речи индивида язык достигает своей окончательной определенности». Изучение языка без речи, без текстов невозможно. Это подтверждается самыми разнообразными ситуациями: давно умершие языки становятся достояние современной науки. Так, санскрит, древнегреческий, готский, латынь, древнерусский становятся достоянием нашего времени только через дошедшие до нас тексты, т.е. через записанную речь.

По мере углубления в изучение речи последняя все более «обрастает» так называемыми невербальными компонентами речи, общения: жестами, мимикой, пантомимикой, оттенками голоса интонациями, элементами обстановки или фона общения, умолчаний, прежнего опыта и пр. На последнем основывается аллюзия – намек, доступный пониманию лишь немногих людей, иногда всего двоих: они друг друга понимают с полуслова, а окружающие не понимают ничего.

Одно лишь вербальное общение, лишенное эмоционально фактора, зрительных и иных восприятий, теряет очень многое, возможно – самое ценное. В результате такого общения человек не понимает шутки, намека, он лишен чувства юмора, не воспринимает коннотаций – тех добавочных стилистических или семантических опенков, которые углубляют скрытый смысл сказанного, придают высказыванию тон непринужденности, интимности или отчужденности и т.п.

Поэтому в современной лингвистике активно развивается теория дискурса («речь как акт, действие, как событие» - франц.). Дискурс – это речь, погруженная в жизнь, один из компонентов деятельности, взаимодействия людей. Дискурс предполагает изучение, создание, моделирование фреймов (типовых ситуаций) и сценариев, что может помочь в исследованиях речи и применении их в жизни. Дискурс обращен также к ментальным факторам, а также к особенностям восприятия речи: ее темпа, стилевого ключа общения; к формам этикета, включая речевой этикет, характера (уровня) юмора, аллюзий. Ведь нередко слушающему приходится разгадывать, можно ли всерьез воспринимать услышанное, и какое из двух-трех возможных пониманий услышанного является главным.

Не случайно современная лингвистическая наука обратилась к герменевтике – науке о толковании древних текстов, перенося ее функцию и методы на современное взаимопонимание людей.

Нетрудно заметить, что традиционная лингвистика отсекает все перечисленные выше факторы как неязыковые, обедняя этим многокрасочную палитру реального речевого общения людей.

Небезынтересен также вопрос о том, что возникло раньше – язык или речь. Современные гипотезы допускают, что первично общение (на заре человечества): потребность передачи информации, например о возникшей опасности, вынуждала наших предков закрепить постоянное значение за устойчивыми сигналами (знаками): так, определенный крик служил сигналом опасности, другой — приглашением к еде. Постепенно накапливалось некоторое количество сигналов – знаков с постоянным значением, а это уже начало языка, знаковой системы. Затем стали необходимы правила соединения слов, знаков для выражения более сложного содержания, а это зародыш грамматики. Кстати, не исключено, что первые знаки могли быть не акустическими, а скорее графическими: сломанная веточка, черта на песке, сложенные камешки и т.п.

3.Основные концепции теории языка и речи.

Теоретическая разработка проблемы языка и речи главным образом связана с именем Соссюра, относившего различение языка и речи к самому предмету исследования – феномену языка (в его терминологии langage «речевая деятельность»), в котором, как считал он, соединены объекты принципиально разной природы: язык (langue) и речь (pаrоlе). Он считал, что, хотя в своем существовании язык и речь взаимообусловлены, они несводимы друг к другу и не могут рассматриваться с одной точки зрения, а «речевая деятельность, взятая в целом, непознаваема, так как она неоднородна». Соссюр поэтому настаивал на разграничении лингвистики языка и лингвистики речи. Концепция Соссюра подвергалась критике за слишком резкое разграничение языка (системы языка) и речи, поведшее к чрезмерной абстрактности метаязыка лингвистики, предмет которой ограничивался системой языка. Идея неоднородности, диалектической противоречивости феномена языка высказывалась учеными и раньше. Так, Гумбольдт различал язык, определяемый им как деятельность духа (еnergeia), форму языка – постоянные элементы и связи, реализуемые в речевой деятельности, и продукт этой деятельности (ergon)

В советском языкознании 30-х гг. XX в. язык рассматривался как полифункциональный феномен, изучение которого не может быть отделено от конкретных форм речи. Система языка определялась как совокупность правил речевой деятельности (работы Л.В. Шербы, Е.Д. Поливанова и др.). Сходные мысли уже раньше высказывались И. А. Бодуэном де Куртене, разграничивавшим два вида единиц языка – единицы языковые и функционально-речевые. В отечественном языкознании А. И. Смирницкий относил к языку все то, что воспроизводится в речи (слова, фразеологизмы, морфологические формы), а к речи – все то, что производится в процессе коммуникации (словосочетания, конкретные предложения). Подобная точка зрения вызвала возражения тех, кто видел в языке и речи два аспекта одного феномена. Т. П. Ломтев полагал, что «все лингвистические единицы являются единицами языка и речи: одной стороной они обращены к языку, другой – к речи». Единицы речи суть реализации единиц языка. Эта точка зрения может быть применена к таким конструктивным единицам, как фонемы, морфемы, слова, синтаксические структуры, ср. такие пары единиц, как фон и фонема, морф и морфема, в которых «эмический» член принадлежит системе языка и характеризуется инвариантными признаками, реализуемыми в речевых вариантах (морфах, фонах). Между тем отрезки, получаемые в результате членения речевого потока по фонетическим и конкретно-смысловым признакам, т. е. слоги, такты (синтагма, в понимании Щербы), сверхфразовые единства (для письменной речи – абзацы), рассматриваются обычно только как единицы речи (текста), хотя и они обладают некоторыми типовыми характеристиками. Различение единиц языка и речи, согласно этому взгляду, оказывается обусловленным величиной расхождений между фиксируемым в системе языка типом и его речевыми реализациями. Для фонемы, морфемы и слова это соотношение является иным, чем для предложения. Некоторые ученые предложили выделять в языке иные, хотя и соотносительные с противопоставлением языка и речи аспекты. В информатике и теории коммуникации, оперирующих не только естественными, но и искусственными языками, используется противопоставление кода и сообщения. Те, кто рассматривает речь в статическом, структурном аспекте, пользуются противопоставлением системы и текста (Л. Ельмслев).

В ряде концепций выделяется не два, а три аспекта языка. Мысль о возможности троякого подхода к языку, перекликающаяся с идеями Гумбольдта, была высказана в 1931 г. Л.В. Щербой, который различал:

● речевую деятельность (процессы говорения и понимания речи), производимую психофизиологическими механизмами индивида;

● языковую систему (словарь и грамматику языка);

● языковой материал, т. е. совокупность всего говоримого и понимаемого в той или другой обстановке.

Косерю присоединил к оппозиции языка и речи третий компонент – норму, понимаемую как социально закрепленный узус – обязательные формы в стереотипы, принятые в данном обществе. Сюда он относил не только явления речи (например, ситуативно обусловленные стереотипы), но и явления языка, такие, как отклоняющиеся от продуктивного образца парадигмы склонения и спряжения. Тем самым в системе языка и в речи был выделен некоторый «окаменевший» компонент, охраняемый от изменений нормирующей деятельностью общества. Некоторые исследователи (Г. В. Колшанский) сводили оппозицию языка и речи к противопоставлению реального объекта его научному описанию (теоретической модели). Эта точка зрения, заменяющая онтологическое различие эпистемическим, уязвима, т. к. ставит существование языка (системы языка) в зависимость от существования лингвистики, разрабатывающей модели его описания, сама же система языка утрачивает стабильность, поскольку одна и та же речевая реальность допускает различия в моделировании. Соссюровское противопоставление языка и речи обернулось, таким образом, проблемой реальности и объективности системы языка. Последняя либо определялась как часть или аспект речи (текста), либо отождествлялась с научной моделью, базирующейся на речевом материале, либо понималась как некоторая психологическая или социопсихологическая категория – языковое знание, языковая способность человека, «совокупность отпечатков, имеющихся у каждого в голосе» (Соссюр). Современной версией психологической традиции является введенное Н. Хомским противопоставление языковой компетенции и языкового исполнения (competence and performance), представляющее собой аналог оппозиции языка и речи. Компетенция понимается как некоторое порождающее устройство, создающее речевые произведения. Термин «исполнение», применявшийся уже Соссюром (франц. execution), умаляет творческий характер речеобразования

Таким образом, язык (код) и речь образуют единый феномен человеческого языка и каждого конкретного языка, взятого в определенном его состоянии. Речь есть воплощение, реализация языка (кода), который обнаруживает себя в речи и только через нее выполняет свое коммуникативное назначение. Если язык – это орудие (средство) общения, то речь есть производимый этим орудием вид общения; она создается приложением старого языка к новой действительности. Речь вводит язык в контекст употребления.

ЛЕКЦИЯ 4. ПОНЯТИЕ О СИСТЕМЕ И СТРУКТУРЕ ЯЗЫКА. ЯЗЫКОВЫЕ ЕДИНИЦЫ И СТРУКТУРНЫЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НИМИ. УРОВНИ ЯЗЫКОВОЙ СИСТЕМЫ.

Проблему языка как системы впервые поднял Фердинанд де Соссюр (1857–1913). Он никогда не употреблял слова «структура» в каком бы то ни было смысле. Для него самым существенным было понятие системы. Приведем некоторые из формулировок Ф. Де Соссюра: «Язык есть система, которая подчиняется только своему собственному порядку»… «Язык – это система произвольных знаков»… «Язык – это система, все части которой можно рассматривать в их синхроническом единстве»… Ф. Де Соссюр утверждает, что система имеет приоритет перед ее составляющими элементами.

Другим новатором в решении проблемы «система и структура языка» является Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ (1845–1929). Его представления предвосхитили современное понимание языка как системы. Он выдвигает свое понимание системы языка как совокупности, части которой связаны между собой отношениями значения, формы и т. д.

Термин «структура» был введен основоположниками Пражской школы. Структура ими понимается как целое, состоящее, в противоположность простому сочетанию элементов, из взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов.

В современной лингвистике структура рассматривается как совокупность связей и отношений, организующих элементы в составе целого, а система – как совокупность элементов, организованных связями и отношениями в единое целое.

При наличии множества знаков, всегда существует возможность определенных отношений между знаками. Совокупность отношений между ними образует структуру, а вместе они, следовательно, являются системой. Язык представляет собой систему систем, гетерогенную систему.

Любая система представляет собой некоторое множество взаимосвязанных элементов, элемент системы несет в себе некоторые существенные признаки этой системы, а основная единица обладает всеми основными свойствами, присущими целому. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что единица языка обладает всеми основными свойствами языка, его существенными общими признаками. Для выделения языковых единиц необходимо произвести сегментацию предложения. Предложение может быть расчленено на фразы. Далее выделяются слова (словоформы). В составе словоформы выделяются морфемы, которые в свою очередь могут быть разделены на фонемы.

Инвариантные единицы языка можно представить в виде следующей схемы:

предложение/ фраза – словоформа – морфема – фонема

Соответственно говорится об уровнях (или ярусах) синтаксическом, лексическом, морфологическом и фонологическом. Под уровнем понимается совокупность структурно организованных эмпирических единиц, представляющая собой одну из подсистем, иерархически формирующих целостную языковую систему. На разных уровнях располагаются языковые единицы разной степени сложности. Иерархические отношения организуют совокупность языковых единиц в систему уровней (ярусов). Между понятием языковой единицы и понятием уровня усматривается прямая связь: уровнем является та часть системы языка, которая имеет соответствующую единицу; наличие собственного уровня в языковой иерархии считается определяющим признаком языковой единицы. Уровень включает в себя совокупность всех относительно однородных единиц (единиц одной степени сложности), которые могут вступать между собой в синтагматические и парадигматические отношения, но не могут находиться в иерархических отношениях (фонемы не могут состоять из фонем, морфемы не могут состоять из морфем, слова не могут состоять из слов).

Структурные ярусы языковой системы:

Сегментация Интеграция

Синтаксический уровень

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Лексический уровень

ЛЕКСЕМА

Морфологический уровень

МОРФЕМА

Фонологический уровень

ФОНЕМА

Некоторые исследователи выделяют между уровнем предложений и уровнем слов уровень словосочетаний. Но чаще считается, что словосочетания наряду со слогами составляют промежуточные уровни между основными: фонологическим и морфологическим (слоги), либо уровнем слов и уровнем предложений (словосочетания).

Высшим уровнем признается синтаксический, а низшим фонологический. Функцией языковых единиц является их способность формировать единицы более высокого уровня. Единица данного уровня потенциально может выступать как минимальная единица следующего в иерархии уровня. Так, фонемы функционируют в роли интегрантов морфем и слов. Морфемы выступают как интегранты слов. Интегрантами предложения выступают словоформы. Цепочку вхождения нижних единиц в верхние можно представить следующим образом:

фонема – морфема – словоформа – предложение.

Таким образом, оказывается, что единицы низших уровней, например, морфемы и образуемые ими уровни, принадлежат языку как средству, а единицы высших уровней, например, предложения и образуемый ими уровень, принадлежат речи, т. е. применению языка. Слова же, если считать их единицами некоторого среднего уровня (более высокого, чем уровень морфем, и более низкого, чем уровень предложений), могут принадлежать как собственно языку (воспроизводимые слова), так и речи (производимые слова). В силу этого этот уровень, в отличив от низших и высших уровней, включает как единицы языка, так и единицы речи. Если язык есть орудие или средство, а речь – применение этого средства, то речь можно считать «языком в работе», в функционировании. Для языка как средства общения словесный уровень является высшим уровнем. Образованные с помощью единиц этого уровня единицы, как правило, уже принадлежат речи (за исключением фразеологизмов и идиом).

Языковые единицы от морфемы и выше – это единицы двусторонние, обладающие формой и значением, семантикой.

Отношения вхождения и отношения неравенства, зависимости, подчинения могут связывать не только единицы разных уровней, но и единицы в пределах одного уровня. Так, словоформа может состоять из основы и форманта, член предложения – из ведущего и зависимого членов словосочетания. Противоречивость таких образований применительно к концепции иерархических отношений в системе языка преодалевается введением понятия промежуточных уровней (ярусов) языковой системы. Основные ярусы в такой концепции – это ярусы минимальных, далее неделимых единиц. Единицы же промежуточных уровней выступают по отношению к единицам ближайшего вышестоящего уровня как их части: так, основа, являющаяся нередко линейно большей единицей, чем морфема, составляет лишь часть словоформы. Ю.С. Маслов назвал такие промежуточные единицы тмемами. Для тмем типично парное существование в рамках единиц высшего яруса: главный и зависимый члены словосочетаний, основа и формант, подлежащее и сказуемое. Типично и то, что тмемы взаимно предполагают друг друга.

С каждым переходом на более высокий уровень происходит изменение в двух направлениях: в степени сложности отдельной единицы и в числе единиц, составляющих в совокупности очередной уровень. Морфема сложнее фонемы, число морфем значительно больше, чем фонем. Слово сложнее морфемы, число слов многократно превосходит число морфем. Но если утверждение, что предложение – единица более сложная, чем слово, несомненно справедливо, то утверждение, что предложений в языке больше, чем слов, просто не имеет смысла, поскольку предложения принципиально неисчислимы. Если корпус слов, при всей своей многочисленности, все мыслится как нечто конечное, подлежащее отражению в словарях, то корпус предложений вообще не может существовать как таковой, поскольку предложение есть продукт индивидуального акта предикации.

Языковые единицы вступают между собой в отношения. Свойства всех единиц языка проявляются в их отношениях с другими единицами языка. Можно выделить четыре глобальных отношений: парадигматические, синтагматические, иерархические и деривационные. За исключением парадигматических, существующих только в языке, остальные глобальные отношения связывают единицы не только в языке, но и в речи (речевой деятельности).

Парадигматические – это ассоциативные отношения (группировки единиц в классы на основании общности или сходства, их некоторых существенных свойств). Так, фонемы группируются в различные классы или парадигмы, например, классы гласных и согласных. Эти классы, в свою очередь, объединяются в общий класс «фонем». Такой класс является предельно широким объединением данных единиц в языке. Его уже нельзя объединить в более широкий класс ни с какими другими единицами языка.

Синтагматические – это отношения единиц в линейной последовательности. В синтагматические отношения могут вступать отнюдь не любые единицы языка, но лишь единицы относительно одинаковой степени сложности (относительно однородные единицы). Так, например, в линейной последовательности фонемы не сочетаются ни с морфемами, ни со словами, но только с другими фонемами; морфемы не сочетаются ни с фонемами, ни со словами, но только с другими морфемами, слова сочетаются только с другими словами, но не с предложениями и не со словосочетаниями.

Иерархические – это отношения по степени сложности, или отношения «вхождения» менее сложных единиц в более сложные. Иерархические отношения характеризуют только отношения между единицами разных уровней, т. е. отношения качественно различных величин. При этом переход от единицы более низкого уровня к единице более высокого уровня осуществляется, как правило, в результате комбинирования, т. е. реализации синтагматических свойств элементов более низкого уровня (речь идет, еще раз подчеркиваю, об устройстве языка в его синхронном состоянии). Так, комбинации фонем составляют звуковые оболочки морфем, комбинации морфем образуют слова, а комбинации слов – предложения. Но это значит, что в синтагматике языка (в его речевых цепях) представлены иерархические отношения. Иными словами, синтагматические отношения выступают формой существования иерархических отношений. Поэтому в предложении оказываются представленными своими отношениями все уровни языка. Это в свою очередь означает, что все уровни могут быть обнаружены в речевой цепи, или в синтагматике. В силу этого вряд ли можно считать справедливым замечание С. Д. Кацнельсона том, что «добывая языковые единицы непосредственно из фразы, располагая их по уровням в зависимости от последовательности их вычленения из фразы, теория уровней явно упрощает дето. Из двух типов отношений, характеризующих речевую деятельность, – парадигматических и комбинационных – она, в сущности говоря, учитывает только комбинаторные». Но ведь все дело именно в том, что синтагматика есть фирма существования иерархичности Поэтому «добывать» единицы разных уровней можно только из фразы. Другое дело, что объединение единиц одной степени сложности (т. е. относительно однородных единиц) в сверхпарадигму (уровень) требует выхода за пределы синтагматики и учета способности единиц объединяться в классы, т. е. учета их парадигматических свойств. Но это, в конечном счете, опять предполагает обращение к речевой цепи (синтагматике), поскольку членами одной парадигмы обычно считаются такие элементы, которые либо занимают в речевой цепи «одно и то же место» (без каких-либо ограничений), либо же при употреблении в речевой цепи находятся в отношениях «дополнительной дистрибуции», как, например, разные формы одного и того же слова.

Различные лингвисты по-разному оценивают важность рассмотрения языка на различных уровнях. В русской языковедческой традиции уровень слова обычно рассматривается как центральный при описании языковой системы. У англоязычных лингвистов можно напротив даже встретить отрицание этого уровня. Такая разноречивость объясняется не только тем, что разные исследователи проявляют различие собственного интереса к разным сторонам языковой деятельности. Дело в том, что в разных естественных языках объективно разные языковые ярусы выделяются с неодинаковой определённостью. Так существуют языки, называемые изолирующими, корнеизолирующими, в которых (в идеале) каждый слог – самостоятельное осмысленное слово, а каждое слово – отдельный слог. Здесь совпадают единицы трёх ярусов: слог – морфема – слово. К таким языкам относятся китайский, вьетнамский и некоторые другие в Юго-Восточной Азии. К этому типу в своём историческом развитии приблизился и английский язык. В нём типичным словом является односложный элемент, в котором нельзя выделить значащих составных частей (морфем). Так что материал английского языка объективно провоцирует неразличение словесного и морфемного ярусов.

В других языках могут сливаться другие ярусы. Так в языках, называемых полисинтетическими, инкорпорирующими каждое слово оформляется как цельное высказывание, а каждое высказывание (предложение) организуется в виде одного слова, в котором все члены сообщения, и новое и старое, представлены несамостоятельными морфемами, которые вне слова выделены быть не могут. Таким образом сливаются единицы словесного уровня с единицами уровня предложения. К этому типу приближаются некоторые языки северных народов, Кавказа, американских индейцев. Хотя чистых типов – нет.

Дата добавления: 2014-01-07