Механизмы модернизации

Что движет слаборазвитые общества к современности? Каков причинный механизм этого движения? На сей счет существует несколько гипотез.

Некоторые авторы рассуждают с позиций традиционного эво­люционизма (спенсеровского или дюркгеймовского толка), пред­лагая собственную картину роста. Структурная и функциональ­ная дифференциация (а конкретнее, разделение труда) — неиз­бежный «естественный» процесс. Он может быть замедлен или даже временно приостановлен, но в конце концов продолжится вновь. Если принять данную точку зрения, то главной задачей становится выявление факторов, тормозящих дифференциацию слаборазвитых обществ. Собственно, задача политиков и заклю­чается в устранении подобных препятствий. В основе таких умо­заключений лежит предположение о том, что общества спо­собны трансформироваться только в том случае, если этот про­цесс не тормозится. Причем, считается, что толчок к модерниза­ции исходит «снизу», возникая спонтанно. Политической элите остается лишь устранить барьеры, которые охраняют традицион­ные, отсталые структуры, институты и организационные модели.

В других гипотезах используются эволюционные рассуждения в духе дарвинизма, т. е. идеи вариативности и выживания наиболее приспособленных. В борьбе обществ (культур, экономик, ор­ганизационных форм, военных систем) модернизация позволяет лучше адаптироваться, действовать эффективнее, удовлетворять более разнообразные потребности большего числа людей и на более высоком уровне. Предпосылкой модернизации является сосуществование различных обществ. Те, кто отстает в своем раз­витии, вынуждены модернизироваться, в противном случае они терпят поражение. Процесс адаптации может подталкиваться «сни­зу» и осуществляться постепенно, но тогда он идет очень медлен­но. Ускорить его способна образованная политическая элита, которая осознает необходимость реформирования общества. Она начинает преобразования «сверху», подкрепляя их пропагандист­скими кампаниями, объясняя широким массам выгоды, которые сулит модернизация.

Осознание преимуществ современной модели бытия по срав­нению с традиционными происходит спонтанно, благодаря «де­монстрационному эффекту» «продвинутых» обществ с их более высокими стандартами жизни, изобилием и личной свободой. Жители отсталых стран постигают плюсы модернизации двояким способом: непосредственно, лично или опосредованно, через пере­дачу опыта миссионерами. Первый способ распространяется в ре­зультате улучшения связей, расширения деловых поездок, туризма и т.д. Что касается второго способа — опосредованного миссио­нерской деятельностью, то здесь огромную роль (особенно в пока­зе преимуществ) играют средства массовой информации и теле­коммуникаций, начиная фильмами Голливуда и кончая спутни­ковым ТВ. Тяга широких масс к модернизации зачастую идет вразрез с интересами облеченной властью политической элиты. В такой ситуации создаются предпосылки для появления новой элиты, которая побеждает консерваторов и приступает к реали­зации накопленного реформаторского потенциала общества.

Весьма специфический механизм модернизации предлагает теория конвергенции. Ее классическая версия (К. Керр, С. Хан­тингтон, У. Ростоу и другие) приближается к технологическому детерминизму. Так, провозглашается, что доминирующая техно­логия обусловливает специфические формы социальной органи­зации, политической жизни, культурных образцов, норм и пра­вил повседневной жизни и даже верований и отношений. Пред­полагается, что технология имеет собственную, имманентную логику развития, которая приводится в действие последователь­ностью открытий и инновации. Новейшие технологии рано или поздно влекут за собой появление синдрома современности, что выражается во все большем сходстве и даже единообразии раз-

личных обществ и сглаживании местной специфики. Как отмеча­ет Джон Голдторп, «по мере того, как индустриализм продвигает­ся вперед и постепенно становится мировым явлением, диапазон жизнеспособных институциональных структур и столь же жизне­способных систем ценностей и верований неизбежно сокращает­ся. Все общества, независимо от того, каким путем они вошли в индустриальный мир, будут приближаться к чисто индустриаль­ной форме». А вот мнение Хантингтона: «Модерниза­ция — это процесс, ведущий к однородности. Если традицион­ные общества невероятно разнообразны и объединяет их только отсутствие современных черт, то современные общества облада­ют одинаковым набором основных качеств. Модернизация по­рождает тенденцию к сходству обществ».

Литература.

1. Арнольд В.И. Теория катастроф. М., 1990

2. Бенвенисте Г. Овладение политикой планирования. М.: Прогресс, 1994

3. Кузьмин С.А. Социальные системы: опыт структурного анализа. М., Наука, 1996

4. Липсет С.М. Сравнительный анализ социальных условий, необходимых для становления демократии // Международный журнал социальных наук, 1993. № 3

5. Переходы и катастрофы. М.: МГУ, 1994

6. Плотинский Ю.М. Анализ риска социальных реформ. Материалы II Международной Кондратьевской конференции. М., 1996

7. Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985

8. Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М., 1993

9. Кончанин Т. Л., Подопригора С.Я., Яременко С.И. Социология. Ростов н/Д: Феникс, 2001. гл. 21

10. Социология. Учебное пособие. Под ред. Тадевосяна Э.В. – М.: Знание, 1995, гл 6.

Лекция 13. Модели революций

План.

1. Модели революций

2. Революция как пик социальных изменений.

3. Основные концепции революций

1.Модели революций

Термины "кризис" и "революция" в настоящее время широко используются при описании процессов развития науки и техники,

культуры и образования, экономики и менеджмента. В одних об­ластях кризис считается необходимым этапом развития, в других его стремятся избегать. Отсутствует единство также в оценках хода и результатов революций в социально-политической сфере.

П. Сорокин проанализировал 1622 социальных кризиса и ре­волюции с 600 г. до н.э. по 1925 г. и вывел закон поляризации. Во времена революционных изменений почти в каждой области со-циокультурной жизни имеет место как конструктивный, так и де­структивный эффект. Причем если революция приходится на пе­риод подъема, то доминирует конструктив, а если на период упадка, то доминируют деструктивные эффекты.

Сторонники революционных преобразований считают, что ис­точником всех негативных явлений, связанных с революцией, яв­ляются происки реакции. Сорокин же утверждает, что каждый ре­волюционный период неизменно распадается на две стадии: 1) собственно революционные события; 2) стадия реакции или обуздания, неразрывно связанная с первой.

Когда реакция сходит на нет, можно говорить о завершении революции. На первой стадии революционные события приво­дят общество в состояние хаоса, но угроза голода, нужды, эпиде­мий заставляет даже самых отчаянных прекращать революци­онный дебош. Лозунги свободы сменяются требованиями порядка, нередко диктаторского. Начинается вторая стадия революции, во время которой не только происходит реставрация многих до­революционных институтов, но и закрепляются эволюционно по­лезные завоевания революции.

В 60-е годы был опубликован ряд работ, исследовавших рево­люционные ситуации с помощью концепции депривации — не­равенства доступа к социальным благам. Оценка депривации обычно делается людьми на основе сравнения своих социальных условий с социальными условиями других индивидов или групп.

Теория растущих ожиданий (относительной депривации) ут­верждает, что стихийный взрыв возможен тогда, когда длитель­ный экономический рост или рост уровня демократии резко сме­няется спадом. Состояние обманутых ожиданий вызывает фрустрацию (стресс), которая обуславливает рост агрессивности. Можно сказать, что когнитивный дисбаланс — осознаваемый раз­рыв между ожиданиями и возможностями их удовлетворения, создает психологическую напряженность, приводящую при оп­ределенных условиях к социальному взрыву [6].

Одной из первый моделей, объясняющей революционный взрыв ростом ожиданий, была модель Дж.Дэвиса. По мнению

Дэвиса, сами по себе плохие ус­ловия и даже ухудшение усло­вий, как правило, не приводят к восстанию. Он предложил так называемую модель "кривой J" (рис. 10.4) для прогнозирования вероятности восстания.

Сплошная линия на рис. 10.4 показывает реальное изменение экономических усло­вий S, а штриховая — динами­ку ожиданий P. Если в период экономического роста начина­ется неожиданный спад и раз­личие между ожиданиями и ре­альными условиями достигает критической величины, происходит социальный взрыв. Причем революция может произойти в течение короткого промежутка времени — не более двух лет. По истечении этого срока люди склонны смириться с ситуацией.

Из модели Дэвиса ясно, почему радикальные реформаторы стараются на первых, шоковых этапах реформ сделать жизнен­ный уровень большинства населения как можно более низким. Чем ниже стартовый уровень жизни, тем меньше вероятность его резкого падения на последующих этапах. Даже при наступ­лении небольшого спада воспоминания об ужасных условиях не­давнего прошлого парализуют массовые акции протеста.

Понятно, что однофакторная модель не может адекватно объ­яснить решения, принимаемые индивидом. В более развернутых психологических моделях восстания учитываются влияния стра­ха, разочарования, желания перемен, негативного прошлого и на­дежды на успех.

Недостатком психологических моделей является чрезмерное акцентирование индивидуального уровня. Такие модели не объ­ясняют, почему объединяются разрозненные индивиды, как про­исходит политическая мобилизация.

В 70-80-е годы значительное внимание уделялось теориям, изучающим революционные процессы на уровне социальных сис­тем. При макроуровневом анализе рассматривались такие фак­торы, как кризис легитимности власти, наличие революционной идеологии, роль иностранных государств и др.

В последние годы предпринимались попытки синтезировать микро- и макроуровневый подходы. Так, Коульман построил мо­дель революции, содержащую 18 факторов. Значительно бо­лее изящную модель предложила Теда Скокпол.

Представленная на рисунке модель показывает, что вероят­ность революции в странах третьего мира определяется взаимодей­ствием трех ключевых факторов:

С — степени вовлеченности в систему управления социально мобилизованных групп;

P — степени проницаемости страны (наличие труднодоступ­ных территорий, отсутствие развитой транспортной сети);

В — степени бюрократизации госадминистрации и армии.

Интересно, что показанное на рисунке направление роста бю­рократизации ведет к снижению вероятности революции для стран с диктаторским режимом и колоний. Для стран с авторитарным режимом и неявно управляемых колоний направление этой оси меняется — рост бюрократизации повышает вероятность рево­люционных событий [21].

Большое число моделей революции построено на базе маркси­стского подхода. Так, Дж.Тернер смог в сжатой табличной форме представить взаимодействие основных факторов, вызывающих ре-

волюционный взрыв. Значительно удобнее таблицу Тернера визуализировать в форме причинно-следственной диаграммы. Анализ диаграммы позволяет быстро заметить ее главный недос­таток — отсутствие петли положительной обратной связи, без которой невозможно раскручивание "маховика" революции.

В марксистской модели кризиса эта петля может выглядеть следующим образом: подрыв доверия к власти стимулирует рост требований и ожиданий, растет готовность к насильственным дей­ствиям, что ведет к усилению кризиса легитимности власти. Уси-

ление кризиса легитимности заставляет власть предпринимать по­пытки сбить растущую волну требований и применять репрессии. Последнее еще больше подрывает доверие к власти и т.д.

Приведенные примеры показывают, что анализ кризисных ситуаций вызывает значительный интерес у политологов и со­циологов, однако в имеющемся концептуальном аппарате нет средств для анализа нелинейных, быстротекущих, катастрофичес­ких процессов. Новые подходы, базирующиеся на идеях совре­менного естествознания, будут рассмотрены в следующей главе.

Наиболее общая классификация теорий революции базирует­ся на определенных образах, или моделях. Одни теории ставят в центр своих моделей деятельность, мобилизацию людей, другие — структурный контекст, условия, в которых происходят революции. Среди первых традиционной можно считать «вулканическую мо­дель», согласно которой революции прорываются снизу, стихийно, в результате накопления общего напряжения, недовольства, враж­дебности, превышающих известный предел. Движущими силами являются массы отчаявшихся людей, которые не могут жить по-старому. Это — образ «периодически повторяющихся взрывов со­циально-психологических напряжений, которые кипят как лава под земной корой или бушуют как пар в гейзере».

В рамках другой, «заговорщической модели» акцент ставится на деятельности «заговорщиков», которые сначала не представ­ляют никакие массы, а выступают как сторонние агитаторы, под­талкивающие массы к революционным действиям. Люди стано­вятся жертвами манипулирования, пропаганды и идеологии, с помощью которых профессиональные революционеры (или груп­пировки из числа их вождей) подстрекают их к действию. Рево­люции, таким образом, — это «работа подрывных элементов, ко­торые просто гениально, обманными посулами и принуждением провоцируют массы на насилие». Иными словами, рево­люции являются результатом заговора. «Революция взращивается насильственно и искусственно. Ее семена, брошенные в плодо­родную почву, удобряются садовниками — революционерами и загадочным образом прорастают благодаря тем же садовникам, вопреки силам природы».

Модели второго типа сосредоточивают внимание на струк­турном контексте. Они предполагают, что в каждом обществе всегда имеется большой запас недовольства, которое выливается в революцию лишь при определенных благоприятных структур­ных условиях. Революции не «создаются», а «высвобождаются».

Согласно модели «предохранительного клапана для выпускания пара», они «прорываются» только тогда, когда происходит срыв правительственного контроля, ослабляются репрессивные меры, наступает крах государства. «Революционные ситуации развива­лись по причине военно-политического кризиса государства и господства одних классов над другими. И лишь благодаря воз­никшим таким образом возможностям революционные лидеры и бунтующие массы смогли завершить революционные преобразо­вания».

Другую разновидность этого подхода можно назвать моделью «найденного сокровища». Революции возникают в условиях по­явления новых ресурсов и возможностей. Среди них решающая роль признается за «возможностями политических структур», да­ющими шансы для коллективных действий. Важную роль играет также экологический фактор, объединяющий массы людей в ур­банистических и индустриальных поселениях. Наконец, по мне­нию некоторых авторов, социальная дезорганизация и неуравно­вешенность (системный дисбаланс), вызванные быстрыми соци­альными изменениями, создают благоприятные структурные пред­посылки для революционной мобилизации.

Каждый из двух рассмотренных типов моделей, концентри­рующих внимание на деятельности и на структуре, похоже, со­держит долю истины. Наверное, в будущем теоретизирование примет более эклектичный, многомерный характер. Вероятна попытка интегрировать все части сложного феномена революции в одну, внутренне согласованную модель. Рассмотрим подробнее некоторые теории революции, которые могут дать материал для такого будущего синтеза.

Дата добавления: 2014-01-07