Специфические особенности российских революций

История свидетельствует, что политические смуты, революции, глобальные конфликты потрясали не только Россию, но другие стра­ны. Они возникали в переломные эпохи, когда рушились прежние социально-экономические, политические, национальные, духовные ценности, когда объективный ход истории выбрасывал на обществен­ную арену огромные массы людей с разнонаправленными политичес­кими и социальными интересами, а политические лидеры вели их к отстаиванию этих интересов с оружием в руках.

Но в странах Европы революции никогда не были столь ожесто­ченными и обвальными, ставившими под угрозу само существование нации. Более того, по мере прохождения европейскими государства­ми основных этапов цивилизационного развития, постепенного становления гражданского общества и формирования новых конституционно-демократических механизмов регулирования общественной жизни, извлечения уроков из истории, идет процесс снижения радикальности в целях, методах, темпах преобразований. Так как ошибки становятся все более дорогостоящими, а нередко — недопустимыми. И не случайно революции в Европе сошли на нет.

Россия также двигалась в общем цивилизационном развитии в том же направлении, что и другие страны Европы. Но она исстари осуществляла его иными путями. В результате каждая крупная политическая смута, революция, глобальный конфликт приобретали для страны поистине катастрофический характер. В чем заключаются причины этого явления?

Катастрофичный характер российского исторического процесса, как правило, объясняют теорией «догоняющего развития», идеалы и ориентиры которого задавались ушедшими вперед в технико-технологическом отношении странами Запада, или идеально сконструированными моделями желаемого устройства общества. А Россия — страна «второго эшелона» развития со слабой социальной стратификацией общества, высоким удельным весом маргинальных слоев и соответственно их особой отзывчивостью на популистские призывы.

Но при поиске истоков революционности важно выяснить особенности России как социально-исторической системы и культурной общности, породившие специфику ее революционного процесса.

Российская империя — это уникальной сложности организованная этносоциальная и территориально-хозяйственная система патерналистского типа, имперская иерархия которой закреплялась на вере «низов» в «свою власть». Характерной чертой российского государства была известная слабость сцепления и цементирования частей, составляющих этот сложный социальный организм. С политической точки зрения эта особенность отличала организацию и взаимодействия верховной власти с подданными.

В течение столетий государственная власть в России существовала как бы отдельно от народа, который оказывал ей послушание в меру получаемой от него пользы. При существовании примитивной и неразвитой системы управления, характеризующейся разбросанностью исполнительных органов власти, центральное правительство было просто не в состоянии добраться до каждого отдельного подданного. В течение долгого времени власть осуществлялась через общину, поскольку для создания системы управления по западным образцам требовались большие затраты, а население было слишком бедным.

Политическое развитие и процесс расширения русского государства постоянно опережали экономическое развитие страны, поэтому государство вынуждено было вымогать от своих малосостоятельных подданных больше, чем они могли дать. Возникала необходимость, прибегать к силе. Опасаясь применения силы со стороны государства, население обнаруживало склонность к пассивному, ставшему традиционным повиновению власти. Этим во многом объясняются анархизм сельского населения, необходимость проводить преобразования «сверху» и уверенность каждого нового правительства в пассив­ном повиновении народа при условии, что оно не слишком его грабит. При такой системе управления практически отсутствовала обратная связь «народ — власть».

Недостаток сцепления обнаруживался и среди социальных элементов русского общества. В социальной истории России не было достаточно действенных, сконцентрированных сил, способных ограничить правительственную власть.

В истории России прослеживается слабость интеллектуального сцепления между социальными верхами и низами русского общества. Бесспорно, существует единство национального способа мыслить и чувствовать, характерного для всех социальных слоев, российский менталитет. Но история развела верхи и низы и помешала их непрерывному взаимодействию. Причем расхождение между интеллигенцией и народными массами увеличивалось к концу XIX в. Дворянская интеллигенция из-за своего социального происхождения, воспитания, правительственной политики была отрезана от общения с народом. Хрестоматийным стало утверждение Г. Федотова из статьи «Россия и свобода» о «двух культурных этажах» в дореволюционной Российской Империи, о ее социокультурном расколе: «Резкая грань отделяла тонкий верхний слой, живущий западной культурой, от народных масс, оставшихся духовно и социально в Московии». Следствием такого отчуждения стал интеллектуальный максимализм российской интел­лигенции, оторванной от политической практики.

Народные массы, «низы» жили в тяжелых условиях, озабочен­ные извечными жизненными проблемами, адской повседневной ра­ботой, борьбой за выживание, не имея ни средств, ни времени для получения образования. Именно во время кризисов, когда резко ухуд­шалось положение «низов», возникала угроза голода, эпидемий и т. д., накопившееся недовольство приводило к революционному взрыву.

Еще один недостаток сцепления Российской империи проявлял­ся в центробежных стремлениях населявших ее национальностей.

С одной стороны, в России разные национальности были связа­ны общими интересами, складывавшимися веками, вытекавшими из географического единства территорий, их взаимной экономической зависимости, что порождало центростремительную тенденцию. С другой стороны, система крайней централизации и подавления со сто­роны самодержавия возмущала национальное чувство, особенно уси­лившееся в конце XIX—начале XX вв. из-за политики насильствен­ной русификации инородцев. Уже к концу XIX в. стало очевидным, что при первом толчке, которое переживет государство, национальная элита, пробудившаяся к национальному самосознанию, будет бороться против бюрократической централизации и русского национализма.

Таким образом, специфические особенности российских револю­ций, определивших ее катастрофичность, имели следующие причи­ны:

- самобытный анархизм масс, удерживаемых режимом насилия в состоянии пассивного подчинения;

- упадок правящего класса, осужденного историей на гибель, но надеявшегося на спасение с помощью пошатнувшегося самодержа­вия;

- теоретический максимализм революционной интеллигенции, склонной к утопическим решениям и лишенной политического опы­та;

- психологические особенности национального генотипа, склон­ного к замедленной реакции на внешние раздражители, а потому кон­денсирующего в себе взрывоопасный заряд психической энергии, про­рывающийся в виде революционных взрывов;

- сепаратистские устремления национальных элит.

Кроме того, слияние этих особенностей породило специфичес­кий русский продукт исторического развития — большевизм, прямым продолжением которого стал тоталитаризм, разрушенный в России на рубеже 1980-1990-х гг.

Литература

Булдаков В.П. Имперство и российская революционность. Кри­тические заметки // Отечественная история. 1997. № 1.

Волобуев П.В., Булдаков В.П. Октябрьская революция: новые подходы к изучению // Вопросы истории. 1996. № 5.

Кулешов С.В. Размышления о революции // Отечественная исто­рия. 1996. № 5.

Мунчаев Ш.М., Устинов В.М. Политическая история России. От становления самодержавия до падения Советской власти. М., 1999.

Отечественная история. М., 1994.

Пуляев В.Т. Россия в историческом пространстве: Теоретический очерк. Серия: Россия и мир социально-гуманитарных знаний. СПб., 2004.

Политология. Энциклопедический словарь. М., 1993.

Российская историческая политология. Курс лекций: Учебное пособие / Отв. ред. С.А.Кислицын. Ростов н/Д, 1998.

Сахаров А. Смуты и авторитаризм в России // Свободная мысль. 1998. №9.

Согрин В.В. Политическая история современной России. 1985-2001: от Горбачева до Путина. М., 2001.

Дата добавления: 2014-01-07