Первобытно-общинный строй на территории Марий Эл

1) Каменный век

2) Эпоха бронзы

3) Эпоха раннего железа

Когда появились первые люди на территории нашего края? Отку­да они пришли и кем были? Ответы на эти вопросы могут дать толь­ко археологи, изучающие следы материальной культуры древнейших племён нашего края.

В глубокой древности, когда происходило заселение и освоение человеком Восточно-Европейской равнины, территория современной Марийской республики представляла собой приледниковую зону и даже была частично занята ледниками. При ихтаянии образовались обширные водоемы, занимавшие низменные равнины по северным отрогам Приволжской возвышенности и Вятскому увалу. В эти мес­та, покрытые обильной растительностью, представлявшей собой хо­роший корм для древних диких животных, характерных для ледни­кового периода (мамонты, шерстистые носороги, олени и т. д.), и проникали вслед за животными группы первобытных охотников с юга.

Именно так началось заселение территории нашего края. У де­ревни Юнга-Кушерга Горномарийского района, на берегу речки Юнга, обнаружены следы стоянки первобытных людей древнекаменного века, живших примерно 20 - 30 тысяч лет тому назад. Это самый древний известный археологический памятник Марийского края. Разумеется, древнейшие обитатели приледниковой зоны - бродя­чие охотники на мамонтов - не могут быть названы предками ма­рийцев. Мы не знаем, кем они были, на каком языке говорили, какие культурные обычаи имели и т.д.

В послеледниковое время природно-климатические условия края существенно изменились. Постепенно освобождаясь от воды, лево­бережная приволжская равнина стала пригодной для обитания чело­века. Именно к этому времени (12 - 5 тысячелетия до н. э.) относится значительное количество обнаружен­ных учёными археологических памятников. Находки на Русско-Луговской стоянке, обна­руженной недалеко от устья Илети, свидетельствуют о том, что она оставлена не бродячими охот­никами, а людьми уже оседлыми. Население в этих условиях становится более или менее по­стоянным, складывается определенная преем­ственность культурных традиций, передавае­мых от одного поколения к другому.

Археологи отмечают, что местные культур­ные традиции складывались из сложного пере­плетения черт, привносимых переселенцами с юга и с востока. Формировались признаки, об­щие для финно-угорских народов, прародина ко­торых располагалась на лесном Севере Евро­пы, от Зауралья до Скандинавии, включая и территорию современ­ной Марийской республики.

К концу каменного века (5 - 3 тысячелетия до н. э.) суще­ственно увеличилась численность населения края. Стали осваивать­ся берега не только Волги, но и ее притоков и мелких речек в глубине лесной территории. Усовершенствованные каменные орудия труда и предметы культуры свидетельствуют о высоком мастерстве их изго­товителей. Сверленые, шлифованные, полированные топоры, тесла, и т. п. того времени представляют собой эстетически совер­шенные образцы народного искусства, а не только орудия повсед­невного пользования. Формованная и обожженная глиняная посуда способствовала лучшему приготовлению и хранению пищи, разнооб­разные узоры на ней свидетельствуют о возросшем художественном вкусе. Огромным шагом вперёд можно считать появление прядения и ткачества. Вместо звериных шкур первобытный человек стал но­сить одежду из растительных волокон. Можно предполагать, что уже тогда одежда стала покрываться вышивкой.

Особенности захоронений той эпохи свидетельствуют и о духов­ных воззрениях древних людей. Покойников хоронили вместе с ка­менными орудиями труда и охоты, бытовыми вещами, что говорит о вере в загробный мир.

Предки марийского и других родственных народов испытывали в тот период сильное влияние ираноязычных племен степного юга, большими группами проникавших в зону обитания финноязычного населения. Именно с этим было связано появление и распростране­ние у них металлических пред­метов и развитие производящих видов хозяйства (земледе­лия, скотоводства). В язык вошли слова, означающие на­звания металлов, домашних животных, сельскохозяйствен­ных культур.

Пришлые ираноязычные степные племена смешивались с местным лесным населением. Археологические памятни­ки, обнаруженные около устья Суры и в Волго-Ветлужско-Вятском междуречье, содержат смешанные черты культур при­шлого и местного населения. Для духовных воззрений скла­дывавшегося населения стал характерен земледельческо-скотоводческий культ огня, привнеесенный из индо-иранского мира.

Жилище древних людей. Русско-Луговская стоянка.

На местах древних приволжских поселений обнаружены ямы жертвенных кострищ с большим содержанием костей домашних животных. Обряды, свя­занные с поклонением огню и принесением животных в жертву бо­гам, стали впоследствии неотъемлемой частью языческого культа марийцев и других угро-финнов. Поклонение солнцу отразилось и в прикладном искусстве: солярные (солнечные) знаки в виде круга и креста заняли видное место в орнаменте финно-угорских наро­дов.

Конец первого тысячелетия до нашей эры для Марийского По­волжья характерен началом использования железа, причем в основ­ном из местного сырья - болотной руды. Этот материал использо­вался не только для изготовления орудий труда, облегчавших расчи­стку леса для земельных участков, обработку пашни и т.д., но и для изготовления более совершенного оружия. Войны стали происходить всё чаще. Среди археологических памятников того времени наибо­лее характерны укрепленные городища, защищенные от неприятеля валами и рвами.

С охотничьим образом жизни связан широко распространенный культ зверей (лося, медведя) и водоплавающей дичи.

Эпоха раннего железа в Марийском крае (VII – VI вв. до н.э.)

VII—VI вв. до н. э. в истории марийского края явились исключительно важным периодом в развитии экономики и общественных отношений местного населения. В это время начинается эпоха господства изделий из железа, важнейшего «...из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории»1. Чрезвычайной сложностью отличаются этнические процессы этого времени (Архипов, 19732; Патрушев, 1971б; Смирнов, 1948, 1961, 1964; Третьяков, 1966; Халиков, 1962, 1967, 1969а, 1970, 1977)3.

Первые сведения о памятниках указанной территории относятся еще к дореволюционному времени. Это характеристики отдельных орудий из сборов (Лихачев, 1890; Штукенберг, 1901) или попытки их интерпретации в трудах русских (Городцов, 1910; Спицын, 1893) и финских (Aspelin, 1877; Tallgren, 1911, 1912, 1916) исследователей.

В советское время в стране повышается интерес к памятникам древней культуры. В двадцатые годы проводились первые раскопки памятников эпохи раннего железа на территории нынешнего Горномарийского района Марийской. АССР (Жуков, 1926). Их материалы в той или иной мере привлекались при теоретических обобщениях (Бадер, 1951; Готье, 1925; Смирнов А.П., 1948; Третьяков, 1948; Худяков, 1923; Шмидт, 1934). Территория Марийского Поволжья в это время в основном была включена в ареал ананьинской культуры.

С организацией Марийской археологической экспедиции в 1956 г. исследования памятников марийского края принимают систематический и плановый характер. Для нас особый интерес представляют раскопки Акозинского могильника, близкого по ряду черт к открытому позднее Старшему Ахмыловскому могильнику. А. X. Халиковым (1957; 1962) могильник был отнесен к ананьинской культуре, однако им отмечены весьма яркие своеобразные черты, не характерные для ананьинского Прикамья. Ряд исследователей в определении принадлежности памятника на первый план выдвигали как раз своеобразные черты и относили его к Городецкой культуре (Смирнов А.П., 1961, 1964; Смирнов А.П., Трубникова, 1965; Гуляев, 1962). Ценный материал для характеристики памятников марийского

1. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 21, с. 163.

2. Названия работ даны в списке литературы.

3 См. об этом подробнее в историографической работе автора (Патрушев, 1971 а).

края получен раскопками ряда поселений — Сиухинского, Токаревского и Васильсурского (Халиков, 1962, с. 92 и след.). Неко­торые из них дали смешанную керамику — ананьинскую с приме­сью в тесте толченых раковин и псевдосетчатую с примесью песка.

Последняя ошибочно была отождествлена с городецкой керамикой. Указанное своеобразие наряду с особенностями погребального обряда и инвентаря позволило выделить средневолжскую группу населения эпохи раннего железа «в один из локальных вариантов ананьинской культурной общности» (Халиков, 1962, с. 115). Средневолжские памятники автор относит в основном к ранней поре ананьинской эпохи (VII - VI вв. до н. э.). Своеобразие памятников марийского края проявляется в отсутствии выраженной монголоидной примеси на черепах из Акозинского могильника и их принадлежности к европеоидному типу (Акимова, 1962, с. 235).

В шестидесятые и семидесятые годы под руководством автора исследованы поселения эпохи раннего железа (Малахайское, Копаньское, Токаревское, Ардинское), также отличающиеся сочета­нием восточных и западных черт (Патрушев, 1971б; Архипов, Пат­рушев, 1982).

Своеобразный характер памятников марийского края в эпоху раннего железа особенно ярко выступает в материалах исследова­ний Старшего Ахмыловского могильника - крупнейшего не только для ананьинской культуры, но и для всей лесной полосы Восточной Европы того времени. Его богатейшие комплексы вещей с разно­образным погребальным обрядом занимают исключительное место среди памятников Марийского Поволжья. Результаты раскопок этого могильника частично нашли отражение в работах А.X. Xaликова, Г.А. Архипова, В.С. Патрушева (Халиков, Архипов, 1967, с. 180—187; Халиков, 1967, 1968, 1969а, 1969б, 1977; Патру­шев, 1971а, 1971б, 1971в, 1971г, 1975а, 1975б, 1976, 1977а, 1977б, 1980, 1981, 1982а, 1982б; Патрушев, Халиков, 1967, 1968, 1969, 1982 и др.). Ими отмечено, что по погребальному обряду и инвентарю Старший Ахмыловский могильник занимает промежуточное положение между восточной (ананьинской) и западной (городецкой) финноязычными общностями. О последней заметим, что она отражает не городецкие черты, а элементы культуры особой груп­пы населения с псевдосетчатой керамикой, значительно отличаю­щейся от городецкой посуды. Новые материалы раскопок все больше раскрывали своеобразие памятников Марийского Повол­жья. Поэтому данная территория с прилегающими районами была вы­делена в особый вариант ананьинской культуры - западноволжский (Патрушев, 1971а, 1971б), с чем впоследствии согласился А.X. Халиков (1977, с. 6, рис. 1). Для выделения западноволжского варианта прежде автором были привлечены ограниченные материалы (кельты, керамика, погребальный обряд). Анализ мас­совых орудий труда, оружия, украшений, культовых и бытовых предметов, их корреляция с элементами погребального обряда и работа с новыми материалами поселений позволили вновь обра­титься к вопросу о культурной принадлежности населения Марийского Поволжья.

Старший Ахмыловский могильник изучен полностью. По раз­мерам и богатству материалов он по праву занимает одно из ве­дущих мест среди памятников начальной стадии эпохи раннего железа. По сравнению со многими археологическими памятника­ми судьба этого памятника оказалась намного счастливее. В те­чение двух веков уважение и страх перед могущественными пред­ками полностью сохранили нетронутыми захоронения. Ни в од­ном случае в процессе раскопок не отмечены следы ограбления могилы. Впоследствии сама природа позаботилась о лучшем сохранении площадки могильника - это место оставалось незале­сенным.

Могильник ко времени его открытия археологами в 1960 году и до конца ис­следований занимал невысокую живописную террасу Ахмыловского озера на восточной окраине деревни Ахмылово Коротнинского сельсовета Горномарийского района Марийской АССР (рис. 1 – 2)⁴. Площадь распространения погребений составляет 11618 кв. м. Па­мятник исследовался двенадцать лет (табл. 1): в 1962—1963, 1965—1967 гг. Марийской археологической экспедицией под руко­водством А.X. Халикова при участии автора настоящей работы; в 1968 - 1969 гг. В.С. Патрушевым и А.X. Халиковым в составе Чебоксарской археологической экспедиции Института археологии АН СССР (начальник Ю.А. Краснов); в 1973 – 1977 гг. – экспедицией Марийского госуниверситета под руководством В.С. Патрушева. Раскопки могильника проводились вскрытием больших

⁴ С осени 1980 г. вся терраса входит в зону затопления Чебоксарской ГЭС.

площадей, что позволило фиксировать взаимосвязанные объекты (рис. 3). Погребения вскрывались ножами и кисточками. Всего за эти годы исследована площадь в 13836 кв. м, где вскрыто 944 погребения, 13 сложных сооружений - домов мертвых, 6 камер без остатков погребений (7 камер входит в число погре­бений; табл. I)⁵.

Из погребений Старшего Ахмыловского могильника происходит почти пять тысяч изделий, из них 2575 бронзовых, 699 железных, 11 биметаллических, 12 серебряных и золотых, 221 каменное, 82 глиняных, 115 костяных, примерно 1180 пастовых и стек­лянных, 21 фрагмент кожи и ткани и 30 прочих тленов от раз­личных предметов. Весь этот обширный материал не только харак­теризует материальную культуру, но и позволяет решить важные проблемы этнической истории древнего населения.

Украшения Старшего Ахмыловского могильника позволяют представить этнографический облик населения, обитавшего в Марийском Поволжье 2700 - 2500 лет назад. Поскольку о более древ­них костюмах в крае нет данных, мы имеем возможность познако­миться с древними корнями финно-угорского костюма. Элементы костюма, являясь наиболее ярким этническим показателем, долго сохраняют традиционные признаки и живо передают новые этни­ческие веяния.

В VII – VI вв. до н.э. женские и мужские украшения между собой различались довольно слабо. Наиболее массовые находки – височные подвески, шейные гривны, нагрудные бляхи - встречены в обеих группах захоронений. Вместе с тем есть и отличия. Муж­ские погребения обычно содержат одинарные налобные бляхи и остатки поясов, а женские - составные налобные венчики, оже­релья, реже браслеты и кольца на руках.

Реконструкция костюма по археологическим данным представ­ляет определенные трудности. Лишь обилие металлических укра­шений несколько облегчает эту задачу. В какой-то мере об особен­ностях одежды древних можно судить по антропоморфным фи­гуркам. Большую ценность для реконструкции древних костюмов имеют этнографические материалы. Но при этом необходимо весьма осторожно проводить между ними параллели, так как есть опасность модернизации древней одежды.

Большинство исследователей наиболее распространенной об­щей финно-угорской формой одежды считают туникообразную ру­баху, слабо отличающуюся у мужчин и женщин (Белицер, 1965, с. 73; Гаген-Торн, 1960; Крюкова, 1956, с. 126; Козлова, 1978, с. 250 и след.; Сепеев, 1975, с. 154 и др.). У финно-угорских народов близки и общие очертания верхней одежды типа марийских лет­них «шовыр» и зимних «мыжер».

Мужской костюм ахмыловца представлен на бронзовом идольчике из погребения 249 (Патрушев, 1981, рис. 1, 1). Резными линиями передана шапка-ушанка усеченно-конической формы. На шапке, возможно, имелись узоры в виде косых линий. Обтяги­вающая тело и ноги одежда, скорее всего, представляла собой соединенные вместе в виде комбинезона короткую куртку и шта­ны. Подобная одежда широко бытовала у воинственных племен причерноморских степей — киммерийцев, затем скифов.

Женский костюм гораздо богаче представлен украшениями. Но от самой одежды остались лишь жалкие остатки под бронзовыми вещами — тлен от ткани, кожи, иногда отпечатки ткани на глине или в земле. Найденные на прикамских ананьинских памятниках глиняные статуэтки женщин, хотя и передают некоторые особен­ности костюма, довольно далеко отстоят как территориально, так и в культурном отношении (в какой-то мере и по времени) от ахмыловских (Збруева, 1952, табл. XVIII; Иванов, 1976, с. 308 -312). А. В. Збруева по данным фигуркам выделяет три вида жен­ской одежды: длинная прямая с рукавами, длинная прямая в виде плаща, стянутая поясом или передником без нагрудника. В. А. Иванов на статуэтках с Аначевского и Серенькина городищ от­мечает наличие нагрудных, поясных и других украшений. Однако на них следует отметить еще некоторые детали, в частности, верхнюю подпоясанную распашную одежду. Такую одежду с воротом, хранящим очертания двух не до конца сшитых полот­нищ, расходящихся кверху и облегающих шею, Н. Гаген-Торн считает наиболее древним типом одежды (Гаген-Торн, 1960, с. 9—10).

Наборы украшений женской одежды весьма различны. Разме­щение их основных типов представлено на рисунке 28, 1. А основ­ные их сочетания по материалам Старшего Ахмыловского могиль­ника показаны на рисунке 29*. Кроме того, известны случаи дру­гих сочетаний: налобный венчик и гривна; ожерелье, гривна и

* Реконструкция элементов костюма с находками из погребений 150, 209 и 479 (рис. 29, 2, 4, 7) дана приблизительно.

нагрудная бляха; налобный венчик и височные спирали пли коль­ца и т. д. Довольно часто различные типы украшений являются единственными. Это и налобные венчики, височные спирали и кольца, шейные гривны или ожерелья.

Всего здесь обнаружено 53 сосуда (рис, 31—35). За исключением шести экземпляров, найденных в культурном слое в виде отдельных находок, они обнаружены целыми в погребе­ниях. Многие из них—с примесью толченых раковин в тесте, тон­костенные, круглодонные. Лишь восемь сосудов имеют более или менее уплощенные днища и один с примесью песка — плоское дно. Форма значительной части посуды близка к ананьинской, но поч­ти четвертая часть отличается своеобразными чертами, не свойст­венными сосудам Прикамья (рис. 65).

Диаметры сосудов небольшие — от 4 до 15 см, что объясняется их особым назначением сопровождать погребенных. Края венчи­ков плоские (42%), округлые (46%), реже слегка приостренные (10%) и в одном случае отогнутый. Цвет сосудов темно-серый, реже красновато-серый, нередко со следами нагара вследствие неравномерного обжига. Поверхность сосудов, как правило, хоро­шо заглажена, но некоторые сосуды, отличающиеся в целом более небрежным исполнением, имеют бугристую поверхность. Из обще­го числа сосудов 62% орнаментировано. Преобладающая форма посуды — чашевидная или близка к чашевидной. Но можно выделить еще группу горшковидных со­судов.

Особого внимания к себе требуют бронзовые кельты, являю­щиеся одним из наиболее выразительных предметов культуры на­селения, представленного на Старшем Ахмыловском могильнике. На памятнике совместно бытуют плоские кельты с линзевидным, овальным или шестигранным сечением втулки ананьинского об­лика, характерные для районов Прикамья, и орудия с трубчатой втулкой акозинско-меларского типа (Патрушев, Халиков, 1967), представленные на памятниках от Средней Волги к западу вплоть до территории скандинавских стран (Патрушев, 1975, рис. 1).

Кинжалы. У ахмыловцев их было немного (17 экз). Из них восемь—с железным клинком и бронзовыми или биметаллическими рукоятками (рис.40), десять—цельножелезных (рис. 41).

Наконечники копий составляют весьма значительную группу находок Старшего Ахмыловского могильника (102 экз.). Их фор­ма на обширной территории Прикамья и Среднего Поволжья вы­ступает как один из важнейших этнических показателей. При этом для районов Прикамья более характерны бронзовые экземпляры, а железные единичны; на поволжских же памятниках больше же­лезных наконечников и довольно много бронзовых.

Развитие бронзовых наконечников стрел происходило за пре­делами Марийского Поволжья. По датам погребений Старшего

³⁰ Места находок стрел см.: Халиков, 1977, рис. 76, с. 200 и след. В общее количество кремневых стрел здесь включены лишь находки из погребений, поскольку отдельные находки из квадратов могут относиться к слою приказанского поселения, расположенного на территории могильника.

Ахмыловского могильника можно проследить их относительную хронологию (рис. 42, IV, табл. XI—XII). При этом особый инте­рес представляют содержащие различные формы наконечников колчанные наборы закрытых комплексов этого памятника (рис. 47)³¹. В погребении 926 выявлены два колчанных набора (рис. 47, 41 — 56 и 57 — 61). В них представлены как формы, характерные только для скифских (рис. 47, 46) или савроматскпх (рис. 47, 4l, 47), или сакских и татарских (рис. 47, 55— 56) наборов стрел, так и одновременно характерные для широкого ареала.

Многочисленные находки частей конской узды можно сгруппи­ровать по их назначению. Это удила, псалии, бляшки-пронизи, кольца, накладки, бляшки от ремней и навершия (рис. 52).

по вещевым комплексам можно установить несколько направлений культурных связей населения Среднего Поволжья ахмыловского типа (рис. 53, 54).

I. Тесные контакты с западным от Марийского Поволжья на­селением с псевдосетчатой керамикой, установившиеся еще с ру­бежа II—I тыс. до н. э. и укрепившиеся в начале раннего желез­ного века благодаря смешению в марийском крае и прилегающих областях части этого населения с восточными приказанско-ананьинскими племенами. Одно из характерных орудий нового этни­ческого феномена - акозинско-меларские кельты, оформившиеся на Средней Волге, распространяются на запад по Оке, Верхней Волге вплоть до Прибалтики и Скандинавии.

II. Тесная связь с группой ананьинского населения Прикамья в ранний период (конец VIII — первая половина VII в. до н. э.) и более умеренные отношения в конце VII—VI вв. до н. э., когда более многочисленными становятся особые разновидности средневолжских кельтов ананьинского типа и складываются своеобраз­ные формы украшений.

III. Массовый импорт металлических изделий с Северного Кавказа. Они могли поступать в результате посреднического об­мена через позднесрубное (или раннекиммерийское по А. И. Тереножкину) население Поволжья и Подонья. Правда, участие этого населения в таком обмене должно было бы оставить след в вещевых комплексах на памятниках «посредников», чего нельзя сказать о находках металлических изделий на этой территории (Кривцова-Гракова, 1965; Тереножкин, 1977). Культурные связи с Северным Кавказом были прерваны на рубеже VII—VI вв. до н. э. савроматами или же стали невозможными в связи со сло­жившимися скифо-кавказскими взаимоотношениями (Виноградов, 1972).

IV. Появление киммерийско-срубных форм предметов на средневолжских памятниках, а также некоторые параллели в веще­вых комплексах белогрудовско-чернолесских, высоцких, лужицких племен на территории западных областей лесостепной зоны нашей страны.

V. Воздействие скифских форм предметов в ранний период через северокавказское население, а на рубеже VII—VI или в первой половине VI в. до н. э. попытка через родственные племена носи­телей псевдосетчатой керамики установить отношения по Оке с областями Верхнего и Среднего Подонья.

VI. Контакты с савроматами, наиболее хорошо документиро­ванные общими формами стрел и предметов конской сбруи с се­редины VI в. до н. э.

VII. Появление некоторых форм изделий из районов расселения восточных кочевников-саков Средней Азии и племен Горного Алтая. Ранние предметы попали, очевидно, через Нижнее Повол­жье еще до сложения савроматской общности, а в VI в. до н. э.— через савроматов. Через посредство восточных кочевников и савромат появились общие формы изделий из тагарских памятников.

Культурные связи ананьинцев нельзя рассматривать как одно­стороннее восприятие чужих влияний. Мы можем говорить об ак­тивном проникновении этого населения на северо-запад, докумен­тированное находками шнуровой керамики и кельтов акозинско-меларского типа. Характером экономики и общественных отношений можно объяснить обширные связи с южными областями: при­возные вещи удовлетворяли потребности богатой военной верхуш­ки общества. С развитием сельского хозяйства и под влиянием населения южных областей менялись идеологические представле­ния и воспринимались новые элементы орнамента и изображений. Наряду со ступенчатым обменом южных изделий на пушнину или другие продукты, возможно, имела место и непосредственная связь данного населения с другими областями. Об этом говорят находки в Причерноморье бронзового прорезного наконечника копья, кельта с линзевидной в сечении втулкой ананьинских форм, мотивов ананьинских изображений.

П РОИСХОЖДЕНИЕ МАРИЙСКОГО НАРОДА

1) Формирование древнемарийских племен

2) Материальная и духовная культура древних марийцев

3) Хозяйство древних мари.

Лит-ра: Архипов Г.А. Марийцы IX-XI вв. Йошкар-Ола. 1973; Патрушев В.С. Финно-угры России. Йошкар-Ола. 1992.

Дата добавления: 2014-01-07