КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Мифологические и фольклорные мотивы в современной городской культуре
Тексты для чтения 1. Русский фольклор.- М., 1986. 2. Русский фольклор. – М, 2007. 3. Фольклор народов России. В 2 т.: Т. 1. – М., 2003. 4. Фольклор народов России. В 2 т.: Т. 2. – М., 2003. Литература
1. Власов Ю.Н. Культура реформаторства и реформирование культуры. – М., 1998. 2. Жидков В.С., Соколов К.Б. Культурная политика России. – М., 2001. 3. Егоров Б.Ф. Российские утопии. Исторический путеводитель. – СПб., 2007. 4. Живов В.М. Культурные реформы в системе преобразований Петра I // Из истории русской культуры. - Т III (XVII – начало XVIII века).- М., 1996. 5. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. – М., 1997. 6. Лихачев Д.С. Русское искусство от древности до авангарда. – М., 1992. 7. Некрылова А. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. – СПб., 2004. 8. Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры. - Т III (XVII – начало XVIII века).- М., 1996. 9. Сапронов П.А. Русская культура IX – XX вв. – СПб., 2005. 10. Юдин А.В. Русская народная духовная культура. – М., 1999
История отдельных фольклорных жанров определяется, прежде всего, той действительностью, с которой связаны их возникновение и дальнейшая жизнь. Она стимулируется самой природой фольклора, находящегося в движении, изменяющегося в устах его хранителей, исполнителей и творцов. Особенностью фольклора является то, что при постоянном движении, постоянной изменяемости, в результате чего у нас нет двух всецело совпадающих текстов, в нем сохраняется инвариантная основа, несущая в себе такие черты, которые дают возможность говорить об особенностях отдельных сюжетов и образов фольклора, рассматривать их в совокупности множества трансформаций. Современные исследователи В. В. Иванов и В. П. Топоров не только указали на продуктивность представлений об инвариации фольклора, представлений, которые, может быть, не были до сих пор достаточно четко сформулированы, но практически давно были освоены в исследовательской практике, но и высказали крайне важное положение относительно того, что сам инвариант определяется совокупностью его трансформаций[365]. При отсутствии канонического, неизменного текста одни жанры проявляют большую склонность к варьированию, другие меньшую, но в той или другой степени все произведения фольклора, не связанные незыблемым, писаным текстом, меняются не только при передаче из уст в уста, но даже в исполнении одного и того же сказочника или сказителя. Традиционные былины, сказки и песни, рассказанные или спетые исполнителями и получившие в массе своей новое качество, прошли длительный, многовековой путь развития, каждый этап которого не мог не отразиться на них. Современные судьбы разных жанров фольклора многообразны, ибо по-разному складываются в наше время пути сказки, былины или песни, различны их удельный вес в современном народном репертуаре, отношение к ним аудитории, функции в современном народном быту. Вместе с тем намечаются и общие тенденции затухания традиционных жанров в целом. Тенденции эти, явные в судьбе заговоров, обрядовой поэзии и былин, менее выражены в сказке и лишь слабо намечены в традиционной лирической песне. Трансформация фольклорных произведений во многом зависит от индивидуального творчества носителей фольклора[366]. Народная культура нашего времени отличается от общепринятых классических фольклорных форм. Эти изменения связаны с развитием общества. Сегодня фольклор теряет свое универсальное положение и начинает приобретать новые формы. С одной стороны – он образует современные вторичные формы народной культуры, а с другой стороны – обретает роль культурного наследия. В настоящее время в культуре разных народов и стран прослеживаются две глобальные тенденции, которые находятся в оппозиции друг к другу. Одна тенденция, которую сегодня принято рассматривать как процессы глобализации, проявляется в том, что в мире происходит стихийное и никем не контролируемое заимствование культурных ценностей. Происходит образование неких «единых эталонов универсальной и наднациональной культуры, обращенной ко всему миру и представляющей ценности, нормы, идеи, образы, символы близкие всему человечеству (или значительной его части). Это широкий слой культуры и в его основе лежат мощные общие процессы интеграции»[367]. При этом существуют как позитивные, так и негативные аспекты этих процессов. С одной стороны, в связи с развитием современных транспортных средств и экономических связей, благодаря воздействию на людей средств массовой информации такие процессы способствуют сближению народов, расширению культурных контактов, взаимному обогащению, обмену, миграции людей. Но с другой стороны негативные аспекты глобализационных процессов кроются в возможности утраты народами своей культурной самобытности (идентичности). Также в настоящее время на первый план выходит еще одна тенденция, она связана с процессами регионализации, национально-этнического возрождения культур и народов. В ней просматривается «потребность в осознании своего, самобытного культурно-исторического пути, в чувстве укорененности на некотором своем социальном и культурном пространстве, на своей земле, потребность в идентификации своей судьбы с этой землей, страной, религией с ее прошлым, настоящим, будущим»[368]. В научной литературе можно найти утверждения о том, что фольклор, обычаи и обряды в современном городе постепенно отмирают. Подобные выводы обычно мотивируются тем, что наш современник, «человек культуры», стал носителем новых представлений о мире, качественно отличных от представлений «человека архетипического». С одной стороны, современный человек мыслит рационально, и мерилом истинности его представлений становится эксперимент. С другой стороны, появились специализированные семиотические системы описания мира, сменившие ритуал как основной способ культурной мнемотехники. Таким образом, мир перестал «заучиваться» имманентно, и ритуал утратил свои позиции. На примере современного устного городского рассказа и современного городского родильного обряда докажем обратное. В современной культуре мифологические представления не исчезают, а трансформируются, адаптируясь к новой культурно-исторической ситуации. При этом их структура идентична структуре традиционных мифов (в этом смысле, современная мифология является именно мифологией). В то же время, сегодня миф, в отличие от мифа архаического, как правило, не регулирует жизнь человека целиком и полностью. Кроме того, он много заимствует из сферы рационально-логического знания (в этом смысле, современная мифология является именно современной). При этом религиозная культура оказывается одной из сферы, в которую мифологические компоненты вписываются наиболее органично[369]. Любой фольклорный текст частично отражает универсальные мифологические мотивы, частично – мотивы, восходящие к более поздним историческим периодам. Устный рассказ во всем разнообразии своих проявлений - случаи, страшные и смешные истории, семейные предания, байки о знакомых и знаменитостях, рассказы о необъяснимых происшествиях, пересказы и толкования снов, чудеса, слухи, толки и даже сплетни - составляет существенную часть речевой повседневности современного горожанина. Говорение - одна из наиболее распространенных форм коллективного общения горожан. Устный рассказ, как считает Веселова И.С., является концентратом общего знания традиции в разнообразных сферах - стереотипных ситуаций, тем, матриц коммуникации и повествования, решения социальных, психологических и коммуникативных задач[370]. Устный рассказ является совокупностью трех компонентов. Во-первых, как материальный объект - вербальный текст, имеющий начало и конец, внутреннюю структуру. Во-вторых, как акт межличностного общения (рассказчик и слушатель со своими целями и задачами). В-третьих, как информация (знание), транслируемая собеседнику. Отличительной особенностью устного рассказа как части городского фольклора является его фольклорность, то есть стереотипность формы и содержания. Наиболее очевидна в устных рассказах стереотипность содержания. Семантика устного рассказа характеризуется превалированием общего над частным, стереотипа над информацией. В современном городе в модифицированном виде практикуются известные способы трансляции общего знания: ритуальные (индивидуальные и общественные), обрядовые, вербальные. Устный рассказ представляет собой вербальную форму трансляции общего знания, т.е. фольклорное по своей природе высказывание. Будучи фольклорным текстом, он отвечает таким качествам как повторяемость, вариативность и безавторство. Как доказывает И.С. Веселова, повторяемость устных рассказов несомненна. Преамбулой текстов служит отсылки к его регулярному воспроизведению: «Мне мама рассказывал…», «Дедушка говорил…», «Мы любим вспоминать..» и пр.[371] Таким образом, судя по этим ссылкам, даже при отсутствии материальных фиксаций одного и того же текста в разных ситуациях, можно говорить о его повторяемости. Вариативность текста есть следствие спонтанного его воспроизведения. Безавторство текста последовательно реализуется в устных рассказах. Авторство достоверных историй как бы принадлежит самой жизни. Авторство есть маркер вымысла, но раз история достоверная, то и автора нет, она - достояние участников и свидетелей события, слушателей, включивших ее в собственный репертуар. В устном рассказе возможно проявление не фактора авторства, но «притяжательности» - при помощи ссылок на «первичного» рассказчика - бабушку, тетю, преподавателя и пр. Ситуация родов и рождения ребенка занимает особое положение в мировоззрении каждого человека и в культуре в целом. Во-первых, роды, как всякий переломный момент жизни, ведущий к перемене статуса человека в обществе (например, вступление в брак или смерть), неизбежно становятся предметом интенсивной рефлексии как отдельного человека, так и общества. Во-вторых, процесс беременности и родов связан с особым пограничным состоянием, представление о котором в мифологической картине мира всегда подразумевает усиление опасности для человека и особенной его уязвимости в это время. Соответственно, в топике, связанной с рождением ребенка, особенно явно эксплицированы мифологические представления, характерные для современной городской культуры. В-третьих, являясь в своих истоках одним из важнейших переходных обрядов (отличительная его особенность состоит в том, что это «двойной» переходный обряд: новый статус приобретает как ребенок, так и его мать), процесс рождения ребенка связан с хорошо разработанным, сложным ритуалом, включающим в себя ряд обязательных или факультативных обрядовых действий, направленных на обеспечение благополучия ребенка и всей семьи[372]. Эти действия, часто уже не воспринимающиеся как ритуальные, тем не менее, связаны с определёнными мифологическими представлениями и поэтому могут служить ценнейшим материалом для реконструкции картины мира современного городского жителя. Так, идея медицинского контроля над беременностью и родами и помощи в них подразумевает выполнение акушером-гинекологом в женской консультации и позже в родильном доме ряда функций. В их рамках медики часто обращаются к опыту народной медицины, что можно проследить на материале диагнозов, советов и предписаний, организации родов. Обращает на себя внимание и тот парадоксальный факт, что медики берут на себя ряд функций, не зафиксированных во врачебных инструкциях как необходимые и обязательные. В настоящее время существует множество народных примет, связанным с определением пола будущего ребенка (по форме и размеру живота беременной, по поведению младенца в утробе матери, по сердцебиению плода, по способу показа беременной рук, «по глазам» и др.), которые активно используются врачами и равноправно сосуществуют с научными методами, позволяющими определить пол (УЗИ). Содержание этих примет апеллирует к традиционному месту полов в парадигме бинарной классификации: мужское - большой, активный, сильный, громкий, правый, острый, верх; женское - маленький, пассивный, слабый, тихий, левый, тупой, низ[373]. В плане содержания часть советов и табу для беременных, распространяемых врачами, имеют очень древнее происхождение и связаны с магическими представлениями, однако в наши дни они ищут еще и нового, рационального объяснения.
ü Можно выделить старую и новую мотивировку запрета смотреть на страшные и предписания смотреть на красивые вещи во время беременности. Как вы думаете, какие факты в мотивировке относятся к магическими представлениями, а какие к рациональным объяснениям? Другая часть советов и табу основана уже на новых реалиях и апеллирует к научному знанию (табу на обильное употребление беременной молочных продуктов, способное привести к «закостенению» ребенка в утробе от избытка кальция). Будучи используемым в составе поверий, внешне ассоциирующиеся с наукой понятия обнаруживают свою мифологическую сущность (химический элемент наделяется сверхъестественными свойствами), вписываются в мифологическую картину мира и начинают жить по ее законам. Анализ ситуаций, в которых используются речевые жанры, соотносимые с агрессией, позволяет Е.А. Белоусовой прояснить задачи медиков в процессе родовспоможения: транслировать женщине определенные техники обращения со своим телом и соответствующие стереотипы поведения; помочь ей заучить свое место и роль в ритуале, способы коммуникации с одной стороны, с «иным миром», с другой стороны - с социумом; гарантировать свою монополию на «авторитетное знание» и тем самым обеспечить сохранность традиции[374]. В контексте современного родильного обряда посвятителями женщины в таинство материнства, единственными носителями «авторитетного знания» являются медики. И именно они конструируют картину происходящих событий и внушают ее как каждой отдельной пациентке, так и обществу в целом. В современной городской культуре родильный ритуал остается важнейшим механизмом коллективной памяти и средством поддержания социального порядка. Картина мира современного человека остается мифологической, и рациональные, «научные» представления лишь искусственно привязываются, вписываются в нее, заменяя старые, магические, либо же часто остаются «подвешенными», ни с чем не связанными, невостребованными. В пределах ритуала не существует спонтанной речи - всякое высказывание становится формулой, и, таким образом, все рассматриваемые нами речевые жанры (угроза, инвектива, «обман») в данном случае представляют собой фольклорные жанры, занимающие важное место в синтагматической структуре родильного обряда. Их задача - описать всамделишную реальность ритуала. Проводятся параллели между функциями повивальных бабок в русской деревне и акушеров-гинекологов в современных городских родильных домах Е.А. Белоусова доказывает, что поскольку роды представляют собой явление не только биологическое, но и социокультурное, современные медики, наследники повивальных бабок, принимают на себя функции регуляции отношений между матерью и ребенком, с одной стороны, и социумом и космосом - с другой. Подобно повивальным бабкам, акушеры участвуют в конструировании половой и «нормативной» идентификации новорожденного, выполняют в родильном ритуале роль посвятителя, медиатора между миром природы и культуры: их задача – «доделать» новорожденного, превратить его в полноправного члена социума[375]. Подобно повитухам в традиционной культуре, современные медики пытаются воздействовать на пол будущего ребенка, привлекая для этой цели данные теоретической науки (сексологии, эмбриологии, демографии и др.); пытаются определить пол будущего ребенка, используя не только научные методы (УЗИ), но и народные приметы; после рождения ребенка «закрепляют» за ним его пол, «запуская программу» стереотипов мужского или женского поведения при помощи «проговаривания» пола. Биологическая половая принадлежность ребенка на уровне культурном «достраивается» вербальными средствами. «Обретая» пол, ребенок вписывается в социальную структуру, и далее от него ожидается соответствие физиологическим и психологическим проявлениям, которые наша культура приписывает детям того или иного пола (девочки выживают лучше, чем мальчики; дети разного пола в большей или меньшей степени подвержены определенным заболеваниям; мальчики рождаются крупнее, но затем хуже прибавляют в весе и др.) Аналогичным образом, считает Е.А. Белоусова, строится «нормативная» идентификация: степень соответствия ребенка физиологическим и поведенческим нормам нашей культуры оценивается медиками[376]. В традиционной культуре повитуха при помощи магических средств пыталась воздействовать на облик ребенка до его рождения, в ходе беременности и после родов. В современной городской культуре существуют свои представления о внешности, здоровье, умственном и физическом развитии, соответствующие разным возрастам человека. Контроль над этим соответствием осуществляет медицина: она конструирует некую «норму», описывает ее, распространяет знание о ней, оценивает степень соответствия ей и выявляет девиации. До зачатия и в период беременности врачи пытаются запрограммировать «нормальное» физическое, психическое и умственное развитие будущего ребенка. Они дают будущей матери советы, регламентирующие ее отношения с космосом и социумом - питанием, движением, работой, общением, половой жизнью, определяют желательность контактов с воздухом, водой и солнцем и т. п. Часть этих советов апеллирует к народному опыту, часть - к научным данным, нередко вписанным в псевдонаучные контексты. При несоответствии состояния матери и плода «норме» врачи пытаются добиться желаемого соответствия, прибегая к медицинскому вмешательству. Оценка степени соответствия ребенка «норме» с одной стороны, официально фиксируется в медицинской карте, с другой стороны эксплицируется в устных комментариях врачей. Во время беременности комментируются размеры плода, его активность, его положение в матке. При ультразвуковом исследовании выявляются конкретные патологии и особенности ребенка. При родах и позже в родильном доме комментируются и соотносятся с «нормой» отличительные телесные качества ребенка, его поведение, а также физическое и психическое состояние. На основе этих замечаний начинает конструироваться судьба ребенка, его характер: при помощи вербального описания, через обретение «легенды» он «вводится» в социум, в чем-то соответствуя его ожиданиям, но и обладая некими личностными особенностями. К этому «началу пути» часто в дальнейшем обращаются за объяснением различного рода девиаций в организме и поведении человека[377]. Подобно повивальным бабкам, ответственным за символическое отделение ребенка от матери и введение его в социум как самостоятельного, отдельного человека (обрезание пуповины, отлучение от груди, «развязывание» шагов и речи, первая стрижка), современные медики выполняют те же отделительные функции, конструируя представления о том, до какого возраста следует кормить ребенка грудью, когда начинать докармливать его «взрослой» пищей, в каком возрасте он должен начать ходить, говорить, пользоваться горшком и т. п. Сохранившийся в наши дни обычай «выкупать» ребенка из роддома рассматривается с точки зрения его функций в процессе социализации ребенка. Родители ребенка благодарят медиков за помощь в родах, но под помощью здесь следует понимать не столько использование собственно медицинских техник при родовспоможении, сколько социально и культурно значимые действия, направленные на введение в социум двух новых членов - ребенка и женщины в новом для нее статусе матери. Называние ребенка рассматривается как важное символическим действие, средство самоидентификации семьи, помогающее ей вписать себя в желаемый культурный контекст. Современном обществе существуют представления об образе имени, магических свойствах имени, о связи между человеком и именем. Тесно связан с родильным обрядом и обряд имянаречения. В современно обществе можно найти множество ритуалов и примет, относящихся к последнему. Имя в руках родителей оказывается мощным инструментом, при умелом обращении с которым становится возможным управление социальной и культурной идентификацией, как собственной, так и будущей идентификацией ребенка.. Если в обыденной жизни символическое значение и связь имен в пределах семьи и рода не так маркированы, не «включены», то в лиминальной стадии, в ситуации перехода, вся идентификационная система семьи актуализируется. Не только ребенок обретает идентификацию, но и все члены семьи меняют свою. Таким образом, ребенок оказывается неким центром, относительно которого определяется роль всех родственников. Семья создала нового человека, и она должна «доделать» его окончательно, довершить свою работу. Называние ребенка как бы продолжает роды и является важной частью родильного обряда. Давая ребенку имя, семья вписывает не только его, но и всю себя в культурный контекст, ищет в нем желаемое место. По тому, какое имя получит ребенок и какова будет мотивировка этого выбора, будут судить о семье на самых разных уровнях - о национальной, социальной и культурной самоидентификации. А самоидентификация во многом определяет идентификацию, определяемую социумом. В настоящее время имя всегда сохраняется мифологическое представление о некоей первичности имени по отношении к человеку («как наречешь, таким и будет»). Широко известна традиция называть ребенка в честь кого-либо. Кроме этого наблюдается сохранение некоторых старых традиций, связанных с имянаречением: называние детей «семейными именами»; наряду с этим, ребенка часто называют именем какого-либо человека, значимого для семьи, но не являющегося её членом; традиция называть детей по святцам в целом сохраняется, но часто предстает в своём «профаном» варианте, когда святцы используются просто как список имён, наряду с ономастическими справочниками[378]. Имя ребенка воспринимается как неотъемлемая часть человека, а сам человек - как репрезентатор имени. В качестве критериев выбора имени выделяется фонетическое и просодическое благозвучие, положительные культурные коннотации, фонетическая и семантическая «гармония» имени с отчеством и фамилией, различные фольклорные, социальные и этнокультурные коннотации имени, различные коммуникативные ситуации, воображаемые родителями при выборе имени ребенка. Образ имени предстает в народном сознании как амбивалентный: имя должно быть одновременно индивидуальным и в то же время входить в систему принятых в данной культуре имен. Существенно, что для носителей традиции от-антропонимическое значение имени важнее до-антропонимического (этимологического), поскольку, в отличие от этимологии, оно известно всем и учитывается всеми. Хронологические рамки имянаречения (придумывание имени до наступления беременности; во время беременности; сразу после родов или спустя некоторое время и т.д.) могут быть разными, но к моменту рождения человек уже как бы является обладателем имени, а первое называние ребенка по имени, является важной частью родильного обряда. Различные традиции именования узнаются носителями культуры еще в детстве, когда они знакомятся с магическими свойствами имени и основными приемами операций с именем. По сей день сохраняются рудименты представлений о том, что имя является неотъемлемой частью человека, и о том, что человек без имени не является полноценным человеком и подвергается опасности. Е.А. Белоусова делает вывод о том, что современные роды можно охарактеризовать как модифицированный переходный обряд, являющийся важнейшим механизмом коллективной памяти и средством поддержания социального порядка. Ритуал укладывается в традиционную трехчастную схему инициации: открепление иницианта от его статуса и места в социуме, лиминальный период и реинкорпорация иницианта в социум в новом статусе. Поведение медика и роженицы в роддоме подчинено их роли в ритуале и во многом диктуется принятыми в данной ситуации стереотипами поведения. Многие действия и представления врачей далеко выходят за рамки концепции официальной медицины и черпаются из народной традиции. На примере родов видно, что картина мира современного горожанина остается в целом мифологической, и рациональные, «научные» представления искусственно вписываются в нее, иногда вытесняя старые, магические, а иногда просто остаются невостребованными[379].
Вопросы для самоконтроля 1. Докажите или опровергнете, что современные роды можно охарактеризовать как модифицированный переходный обряд. 2. Какие мифологические и фольклорные параллели Вы можете выделить в процессе современного имянаречения? 3. Докажите или опровергните, что современный устный рассказ представляет собой вербальную форму трансляции общего знания, т.е. фольклорное по своей природе высказывание
Дата добавления: 2014-01-07; Просмотров: 1660; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |