Активизм человеческого бытия

Философско-антропологическая тема «силы слабости» внутренне связана с социально-философской темой маргинализма. «Пустотность» человеческого бытия раскрывает истоки его деятельностной активности [34] в новоевропейской цивилизации.

Традиционное общество не характеризовалось такой высокой оценкой действия и не случайно. Ведь удержание действия дает простор для размышления, дает простор для рефлексии и свободы. (См. далее о дневниках в разделе коммуникации). Собственно, такая гипостазированная задержка действия и предстает как дух. [35]

Напротив, неуверенный в себе, напряженно переживающий пустоту своей сущности новоевропейский человек поневоле должен быть активным. Активность как ценность, по-видимому, связана с протестантской этикой, а традиция исследования человеческой активности особенно ярко выражена в немецкой классической философии. Ее можно проследить от Фихте[36] до Маркса[37], и от Маркса до Адорно.

Однако новейшее философствование особенно сдержано относится к безудержной, безотносительной «к заранее заданному масштабу» (К. Маркс) активности (новоевропейского) человека. По М. Хайдеггеру именно активизм, столь характерный именно для нашей цивилизации ведет к феномену забытости бытия. Современный мир увлечен бытованием (Seiende) и забыл бытие (Sein). Бытие не ухватишь деятельностной активностью, ибо это то, что остается в темноте за сознательным бытованием. Когда мы уверены, что занимаемся «серьезными делами», именно тогда мы и погружаемся в пустую суету.

В качестве забытого, оставшегося в тени, бытие вбирает в себя то, что Фрейд и Юнг понимают под бессознательным. [38]

/Метафизика останавливается на бытовании/

В философствовании фундаментальная забытость бытия выражается как метафизика.

По М. Хайдеггеру метафизика характерна для всей предшествующей философии. Она неспособна проникнуть к самому бытию, а останавливается только на бытовании. Метафизика представляет бытование в его бытии и таким образом мыслит бытие бытования. Иначе говоря, не подлинное, призрачное, фантомное предстает для метафизики как подлинное, действительное, настоящее.

Метафизика начинается там, где постулируется разрыв человеческого бытия и бытия вообще, где постулируется разрыв субъективного и объективного. Поскольку Хайдеггер задается вопросом о связи сущности человека с сущностью бытия вообще, его философия не есть философская антропология, а фундаментальная онтология.

Метафизика - это такое проживание, освоение, присвоение мира, где действительность выступает в качестве противо-стоящего, в качестве пред-мета (Gegen-stand). Все окружающее, даже сам человек пред-стает как пред-мет.

Из такого метафизического подхода следует, что все окружающее допустимо использовать как средство, в том числе и самого человека. Именно здесь корни известного в русской мысли тезиса: «Мир не храм, а мастерская, а человек в ней работник»[39].

Человек, выступая в качестве субъекта, противо-стоящего объекту. Воспринимает себя как творца предметной действительности. И это не иллюзия. В нашей техногенной цивилизации человек действительно становится творцом окружающего его мира объектов, творцом сущего, творцом бытования. - Но не творцом бытия! Этот метафизический человек вообще не подозревает о существовании бытия. Он видит только сущее, только бытование. И марксистский материализм относится к той же метафизике. Для него «все сущее выступает как предмет труда».[40] Сущность материализма, - говорит Хайдеггер, - скрыта в сущности техники. И - в сущности труда, - добавим мы.

Как же Хайдеггер преодолевает метафизику, взятую в столь широком понимании? Его путь - феноменология. На место кантовского конструирования Э. Гуссерль поставил интуитивное по своей природе созерцание. Хайдеггер, предпочитая метафорам зрения метафоры слуха, говорит о вслушивании в бытие.[41]

Напомним, что Канту основы мира, вещи в себе (Ding an sich) предстают иррациональными. Отсюда впечатляющая картина взаимоотношения рационального субъекта и окружающего его мира:

«...эта область (чистого рассудка, К.П.) есть остров, самой природой заключенный в неизменные границы, Она есть царство истины (прелестное название), окруженное обширным и бушующим океаном, этим средоточием иллюзий, где туманы и льды, готовые вот-вот растаять, кажутся новыми странами и, постоянно обманывая пустыми надеждами мореплавателя, жаждущего открытий, втягивают его в авантюры, от которых он никогда уже не может отказаться, но которые он тем не менее никак не может довести до конца».[42]

Гегель преодолевает Канта, доказывая, что само бытие (этот «обширный и бушующий океан») есть в сущности инобытие рационального субъекта, абсолютной идеи. И марксизм в этом отношении составляет оппозицию Канту вместе с Гегелем: темное начало антагонистических общественных отношений снимается в рационально построенном коммунистическом обществе, где стихия рынка будет преодолена прозрачно-разумными отношениями людей.

Впрочем, речь не только о марксизме, но о фундаментальном проекте всей техногенной цивилизации. Для соединения человека с миром нужно просветить мир (программа Просвещения), правильно и разумно его организовать.

Хайдеггер, следуя в русле новейшей традиции философствования (идущей от Шопенгауэра и Ницше) преодолевает Канта не за счет рационализации объекта, а за счет иррационализации субъекта. Единство субъекта и объекта осуществляется как единство родственных друг другу иррациональных начал. Сущность человека не в «cogito», а в «sum», то есть не в разуме человека, а в человеческом бытии.

Дата добавления: 2014-01-20