Лекция 59-60. Языковая толерантность и языковая агрессия

ПЛАН:

1. Толерантность и интолерантность в языке, речи и речевом поведении: к постановке проблемы

2. Языковая толерантность: виды, формы и особенности выражения. Язык «политкорректности»

3. Языковая агрессия и языковое манипулирование сознанием

4. Борьба с речевой агрессией и механизмы языковой защиты как проявление языковой толерантности

Сегодня проблема толерантности осознается в мировом масштабе как закон выживания в нашем поликультурном, в полиэтническом и в полигосударственном мире. О важности этого свидетельствует один примечательный пример: “Американский социолог Ю. Хартли опросил большую группу средних американцев насчет того, что они думают о моральных и прочих качествах различных народов. Среди перечисленных им народностей были названы такие, которые вообще никогда не существовали. Ни у кого не было никогда никаких личных неприятных столкновений с данирейцами. Не было и бабушкиных сказок или учебников истории, которые бы рассказывали, что три века назад была война с данирейцами, во время которой те очень зверствовали, и что вообще данирейцы люди плохие. Ничего этого не было. И, тем не менее, мнение об этих выдуманных группах оказалось резко отрицательным. О них ничего не известно, но то, что они люди нехорошие, сомнений у опрошенных не вызывало.”

Этот пример доказывает одну простую вещь: по сути дела, толерантности не должно быть. Ни один биологический, психологический или социокультурный механизм в человеке в частности и в мировой цивилизации и культуре в целом не предполагает толерантности, так сказать, сам п о себе, по умолчанию. Иными словами, конфликт и дисгармония естественны, т.к. они –– наиболее вероятное состояние системы из разнородных и разноплановых элементов, а толерантность надо культивировать.

Толерантность в общем плане –– это стремление и способность к установлению и поддержанию общности с людьми, которые отличаются в некотором отношении от превалирующего типа или не придерживаются общепринятых мнений. Толерантность – трудное и редкое достижение по той простой причине, что фундаментом сообщества является родовое сознание. Мы объединяемся в одной общности с теми, кто разделяет наши убеждения, или с теми, кто разговаривает на том же языке или имеет ту же культуру, что и мы, или с теми, кто принадлежит к той же этнической группе. В сущности, общность языка и чувство этнической близости на всем протяжении человеческой истории выступают в качестве оснований сообщества. В то же время мы склонны враждебно или со страхом относиться к «другим» – тем, кто от нас отличается. Различие может иметь место на любом уровне биологической, культурной или политической реальности.

При этом и некие фундаментальные свойства самого языка и особенностей человеческого оперирования с ним в процессе коммуникации в общем враждебны толерантности. Так, языковой конфликт –– фундаментальное лингвистическое понятие. В сущности, любой речевой акт конфликтен. "Конфликтуют" его онтологические составляющие: форма (с ее ограниченными возможностями) и содержание (с его неограниченными потребностями), эксплицитное и имплицитное содержание, замысел и его воплощение, разные смыслы одной единицы и т.д. Конфликтен и коммуникативный акт, где у говорящего и адресата разные, подчас противоположные цели –– у автора, стремящегося к неограниченному самовыражению, и у слушателя/читателя, желающего потреблять такую речевую продукцию, которая ему удобна в коммуникативном плане (прежде всего понятна) и комфортна в морально-психологическом плане. Именно поэтому противоречие и конфликт возникнет сам собой, а за толерантность надо бороться, ее надо достигать стратегией взаимных уступок.

Именно поэтому ни в Средние века, ни в эпоху Ренессанса и Нового времени, в условиях самоопределения наций, религий и культур, не мог стоять вопрос о толерантности. И только сегодня культурный и религиозный плюрализм, развившийся в западном мире, особенно среди англосаксов, вызвал к жизни толерантность, необходимую для установления общности в условиях плюрализма. В этих условиях во всем мире толерантность обнаруживает себя как насущно важный вектор общечеловеческих интересов и потребностей. И у нас в стране недавно действовала Федеральная целевая программа "Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001-2005 гг.)".

Представляется возможным говорить о трех основных видах толерантности: 1) этническая толерантность; 2) политическая толерантность; 3) социопсихологическая, или межличностная толерантность (бытовое поведение, коллектив, семья, деловое общение, управленческое общение).

Все эти виды, несомненно, имеют вербальное выражение, имеют отношение к языку. Вспомним хотя бы понятный для массового сознания, абсолютно безграмотный журналистский жаргонизм, неоднократно уже заклейменный, но также постоянно используемый в прессе: "лицо кавказской национальности". А в последнее время, по аналогии с предыдущим, СМИ стали распространять еще одну нелепую лексему: "лицо славянской национальности", хотя всем известно, что нет единой славянской национальности, как и единой кавказской (правильнее сказать: выходец с Кавказа, кавказец, славянин…).

Итак, следует говорить о языковом выражении этнической, политической и межличностной толерантности. Это –– содержательное измерение феномена языковой толерантности. От него следует отличать и собственно языковую, точнее –– коммуникативную толерантность, толерантность как правильное, т.е кооперативное речевое поведение. Но все эти виды связаны. Так, базовым, эмпирическим уровнем для формирования этнической и политической толерантности является межличностная толерантность, а в свою очередь коммуникативная толерантность есть фундамент для межличностной (фактически это одно и то же).

В общем виде языковую (речевую) толерантность можно определить как словесное выражение установки говорящего на терпимость к чужому мнению, на принятие чужой системы ценностей и модели поведения, общую ориентацию на достижение взаимопонимания и взаимоуважения коммуникантов в процессе социального и вербального общения.

Сама проблема языковой толерантности имеет три измерения. Это сам концепт, само понятие толерантности, т.е. само слово –– и его отражение в языковом сознании и говорящих. Далее, это определенная языковая политика общества, направленная на целенаправленное установление неких норм и принципов употребления языка. И, наконец, это некие общие принципы межличностного речевого общения, системы речевых стратегий, т.е. особенности речевого поведения личности в речевом взаимодействии.

КОНЦЕПТ «ТОЛЕРАНТНОСТЬ» В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ. Само слово «толерантность» возникло достаточно давно, еще в ХVI в., со времен Нантского Эдикта 1598 г., когда вышло множество законов о терпимости и когда французские протестанты получили права и уступки на свободное развитие религиозной жизни. В эпоху Просвещения оно появляется в качестве самостоятельного в "Письме о терпимости" Дж. Локка (1689). Локк и Вольтер говорили о толерантности как о принципе, выражающем истину человеческих отношений. И поскольку высота истины не оспаривалась, то не допускалась и возможность нескольких равноправных ответов по поводу толерантности. Только истинные религии могут быть истинными, по мнению Вольтера. На практике это –– оправдание фундаментализма и звучит сегодня, безусловно, недемократично. В наши дни это понятие наполняется новым содержанием и становится, без сомнения, ключевым.

Надо различать толерантность как концепт в сознании носителей языка и толерантность как систему речевых стратегий. Толерантность как концепт –– это, по сути, то, что думают сами носители языка об этом понятии (наивная картина мира). Итак, для русского языка слово “толерантность” - относительно новое, четкого, однозначного толкования этот термин в общественном сознании не имеет. Для того чтобы его понять, предлагаем совершить небольшой лингвистический экскурс: tolerance (английский) – готовность быть терпимым, снисходительность. В русском языке ему соответствует слово «терпимость». Однако существуют и отличия, связанные со своеобразием национального языкового менталитета.

Терпимость (русский) – способность терпеть что-то или кого-то, быть выдержанным, выносливым, стойким, уметь мириться с существованием чего-либо, кого-либо, считаться с мнением других, быть снисходительным. Психолингвистические эксперименты над носителями русского языка показали общее ядро концептов «толерантность» и «терпимость», но и серьезные отличия.

Прежде всего, они принадлежат разным областям деятельности, культуры человека. Толерантность главным образом является понятием общественно-политической сферы, в то время как терпимость — религиозной или, по крайней мере, духовной. Являясь одним из составляющих элементов концепта толерантность, в то же время концепт терпимость предполагает большую духовность, а толерантность в большей степени выражает работу разума, но не души. Можно сделать вывод о том, что толерантность — не есть терпимость. Толерантность не является в полной мере русской культурной нормой.

Терпимость для сегодняшнего русского человека – это качество характера, создающее определенную модель поведения. Эта модель проявляется в актах общения, взаимодействия нескольких людей (сохранение спокойствия при конфликте, умение промолчать и выслушать). Бесконфликтность выступает как некоторый результат поведения, который выступает для одних следствием миролюбивого характера, а для других – следствием равнодушия, пассивности и т.д. Т.е. уже на этом уровне возможны и негативные коннотации.

Концепт толерантность не относится к числу центральных концептов русского сознания, что связано с рядом коммуникативно-психологических качеств русского человека, таких как эмоциональность, общительность, искренность, любовь к спорам. Концепт толерантность при этом находится в своеобразной оппозиции к концептам выяснение отношений, бескомпромиссность в споре, релевантным для русского сознания. При этом «толерантность» связана с поведенческой установкой ‘и нашим, и вашим’, которая в русском языковом сознании характеризуется негативно –– носителя ее оценивали как двуличного, лживого, лицемера, непорядочного, ‘скользкого’, подхалима.

Однако можно говорить, что несмотря на наличие в обществе групп людей, неодобрительно оценивающих различные стороны концепта ‘толерантность’, в целом на рефлексивном уровне сознания, на уровне сознательного размышления большинство склоняется к положительно-оценочной интерпретации данного концепта, демонстрируя отказ от радикализма в разделении людей на наших и врагов. Это, видимо, отражает сдвиг в общественном сознании, демонстрирующий готовность общества к восприятию идеи толерантности как принципа взаимоотношений и решения проблем в обществе. Однако, по-видимому, пока это осознание находится на рефлексивном уровне сознания, не перейдя на бытийный, практический. При этом она не стала частью языкового сознания, т.е. не вошла в ядро неосознанной поведенческой активности, поведенческих реакций на мир личности и ее системы ценностей.

В целом вербальная толерантность предполагает корректность оценок, умение прощать дру­гого человека за его резкость, несдержанность в речи, признание права собе­седника на собственное мнение, что позволяет избежать словесного давления и сделать общение дружески равноправным. В этом отношении сущность понятия толерантности блестяще отражает знаменитое изречение Вольтера: «Ваше мнение мне глубоко враждебно, но за ваше право его высказать я готов пожертвовать своей жизнью». Отметим, однако, что истинная терпимость предполагает не просто стремление достичь взаимопонимания и согласования разнообразных интере­сов и точек зрения, а «способность принимать мнение другого (других) как данность, как объективно существующую реальность, умение не раздражать­ся, не испытывать чувства унижения, обиды, превосходства в процессе взаи­модействия».

ЯЗЫКОВАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ КАК ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА. Другой стороной проблемы языковой толерантности выступает проблема целенаправленного воздействия общества на язык и границ подобного воздействия. Это называется «языковая политика». В современном англосаксонском мире складывается определенная практика сознательного воздействия общества на язык, а точнее –– на дискурсивные практики, узус, речь, –– называемого «политической корректностью». Это предписываемые говорящему и как бы "законодательно" проводимые в языке под нажимом различных социальных явлений (прежде всего, феминизма и антирасизма) требования к тому, как ему говорить.

Различные вариации второго типа изменений могут быть объединены под общи названием "политическая корректность". Англо-русский словарь Ю.Д. Апресяна определяет "политкорректность" (социальное явление в США) так: идеология, предписывающая выработку и употребление "нейтральных" терминов (вместо того, чтобы называть вещи своими именами), так как это, с точки зрения этой идеологии, поможет сгладить различия и противоречия в обществе ("свои имена", утверждают сторонники "политкорректности", оскорбительны для тех, кого ими называют), так, вместо Negro предписывается употреблять Afro-American, вместо old –– chronologically gifted и т.д.; исторически возникло из феминизма; успешность крайне сомнительна; служит поводом для насмешек и основой для массы карикатур и анекдотов).

Осознавая интерес западной идеологии вообще и англоязычной в особенности к отдельному человеку в сочетании с игнорированием коллектива как прямую противоположность принципам русского мира, легко понять, почему именно в мире английского языка возникла и развилась мощная культурно-поведенческая и языковая тенденция, получившая название «политической корректности» (Political correctness — PC). Политическая корректность языка выражается в стремлении найти новые способы языкового выражения взамен тех, которые задевают чувства и достоинства индивидуума, ущемляют его человеческие права привычной языковой бестактностью и/или прямолинейностью в отношении расовой и половой принадлежности, возраста, состояния здоровья, социального статуса, внешнего вида и т. п.

Итак, языковая корректность. В основе ее — весьма положительное старание не обидеть, не задеть чувства человека, сохранить его достоинство, хорошее настроение, здоровье, жизнь. Сама идея — замечательная, ее можно только всячески поддерживать. Термин политическая корректность представляется неудачным из-за слова политическая, подчеркивающего рациональный выбор по политическим (а значит, неискренним) мотивам в противоположность искренней заботе о человеческих чувствах, стремлении к тактичности, к языковому проявлению хорошего отношения к людям. Однако попытка ввести термин языковой такт (linguistic tact) не имела успеха.

Началось это движениес африканских пользователей английским языком, возмутившихся негативными коннотациями метафорики слова black [черный]. Оно немедленно и очень активно было подхвачено феминистскими движениями, боровшимися за права женщин в современном обществе. Феминистские движения одержали крупные победы на разных уровнях языка и практически во всех вариантах английского языка, начавшись в американском. Так, обращение Ms по аналогии с Mr [мистер] не дискриминирует женщину, поскольку не определяет ее как замужнюю (Mrs [миссис]) или незамужнюю (Miss [мисс]). Оно успешно внедрилось в официальный английский язык и прокладывает себе дорогу в разговорный.

«Сексистские» морфемы, указывающие на половую принадлежность человека, вроде суффикса -man (chairman [председатель], businessman [бизнесмен],) или -ess (stuardess [стюардесса]), вытесняются из языка вместе со словами, в состав которых они имели неосторожность войти. Такие слова заменяются другими, определяющими человека безотносительно к полу: chairman [председатель] > chairperson; cameraman [оператор] > camera operator; fireman [пожарник] > fire fighter. Слово women [женщины] все чаще пишется как womyn или wimmin, чтобы избежать ассоциаций с ненавистным сексистским суффиксом. Традиционное употребление местоимений мужского рода (his [его], him [ему]) в тех случаях, когда пол существительного не указан или неизвестен, практически уже вытеснено новыми способами языкового выражения — или his/her [его/ее], или множественным their [их]. Все чаще встречается в письменных текстах написание s/he [он/а] вместо he/she [он/она].

Ниже представлены некоторые наиболее оригинальные опыты в сфере политкорректных наименований: 1) retarded children > children with learning difficulties [умственно отсталые дети > дети, испытывающие трудности при обучении];2) bin man > refuse collectors [человек, роющийся в помойках > собиратель вещей, от которых отказались]; 3) foreign languages > modern languages [иностранные языки > современные языки]. Кроме того, с целью избежать антропоцентризма по отношению к живому миру и подчеркнуть наше биологически равноправное сосуществование на одной планете с представителями этого мира, слово pets [домашние животные], предполагающее человека как хозяина или владельца, заменяется словосочетанием animal companions [компаньоны-животные]., house plants > botanical companions [домашние растения > компаньоны-растения], а предметы неодушевленного мира — mineral companions [компаньоны-минералы].

Повышенная корректность английского языка, его вежливость и заботливое отношение к индивидууму обусловлены следующими факторами: 1) высоким уровнем социальной культуры и хорошими традициями общественного поведения; 2) идеологией и менталитетом общества, провозгласившего культ отдельной личности и устоев ее индивидуального мира (privacy) — в противоположность идеологии Советской России, сосредоточенной на общих интересах народа, коллектива; 3) коммерческим интересом к человеку как к потенциальному клиенту.

"Политическая корректность", как полагают, далеко не случайно возникла и усиленно культивируется именно в США: состав их населения является многорасовым и многонациональным, и с помощью р.с. предпринимается попытка нивелировать национально обусловленные различия между разными группами граждан. Этот феномен относят к последствиям глобальной интеграции культур путем разрушения исторически оправданного для любого народа и проявляющегося в его языке эгоцентризма, взамен которого предлагаются (а точнее говоря, всё-таки навязываются) якобы "абсолютная релятивность оценок, равноправие культур и индивидуумов".

Политическая корректность языка направлена на то, чтобы оберегать права и достоинства индивидуума, и поэтому нельзя допустить, чтобы она себя дискредитировала крайностями или выродилась в свою противоположность, став средством лакировки, завуалирования всякого рода человеческих проблем, красивой упаковкой горького, грязного, гнилого продукта. Такого рода обвинения в адрес политической корректности уже формулируются в общественной и научной прессе. По словам С. С. Аверинцева, Умберто Эко считает политическую корректность главным врагом толерантности сегодня.

ЯЗЫКОВАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ НА ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ УРОВНЕ КАК СИСТЕМА РЕЧЕВЫХ СТРАТЕГИЙ. Итак, речевая толерантность может проявляться как отношение и как поступок, то есть наше внутреннее отношение и наши непосредственные действия. Говоря о речевой толерантности, мы скажем, что речевая толерантность - это, прежде всего, проявление внутренних поведенческих установок в речи, в текстах. Толерантность должна рассматриваться как особая стратегия в ряду культурного нормирования и операций приятие/неприятие. В коммуникативном аспекте это означает общее требование взаимопонимания как становящейся социально предписанной нормы.

Это находит свое выражение в том, что можно назвать «закон гармонизирующего диалога». Данный закон выражает этический аспект процесса коммуникации и предполагает: 1) внимательное, заинтересованное, дружеское отношение говорящего к ад­ресату; 2) учет говорящим воздействия своей речи на слушающего; 3) отношения равноправия и сотрудничества между участниками общения; 4) взаимную вежливость и доброжелательность.

На уровне речевого поведения это находит свое выражение в некоем всеобщем принципе кооперации, или кооперативного речевого общения. Итак, в основе «нормального», или «толерантного» речевого поведения лежит некий общий Принцип кооперации, который состоит в том, что участники речевой коммуникации в нормальных ус­ловиях общения имеют общей целью достижение взаимопонимания.

Этот принцип имеет общекоммуникативную природу и вытекает из конвенциональности речевого общения, т.е. видимо, можно говорить о его универсальном ха­рактере, хотя сам набор условных, конвенциализированных схем общения и формул имеет этнокультурную обусловленность. Именно знания этого принци­па позволяют говорящему использовать разного рода косвенные, непрямые вы­сказывания в расчете на то, что он будет понят правильно. Принцип кооперации обеспе­чивает тот каркас, в рамках которого могут пониматься высказывания. Основываясь на принципе кооперации, американский логик и философ языка Г. Пол Грайс (1913-1988) в работе 1975 года «Logic and Conversation» оп­ределил четыре основных постулата общения (или коммуникативных постула­та) – еще они называются максимы дискурса (conversational maxima). Это своего рода предписания говорящему, которые он должен соблюдать в нормальном коммуникативном акте для его успешного протекания. Коммуникативные по­стулаты Грайса делятся на 4 группы:

1) Постулат ко­личества (информативности) – о необходимости адекватно нормировать сооб­щаемую информацию («Твое высказывание должно быть достаточно информа­тивным»; «Оно не должно содержать лишней информации»).

2) Постулат качества (истинности) – о необходимости сообщать только истинную информацию («Говори правду», или, по крайней мере, «Не го­вори того, что ты считаешь ложным», «Не говори того, для чего у тебя нет дос­таточных оснований»).

3) Постулат отношения (релевантности) – о необходимости говорить только то, что относится к теме разговора («Говори то, что в данный момент имеет отношение к делу»).

4) Постулат выра­жения (манеры речи, или ясности выражения) – о необходимости делать речь ясной, недвусмысленной и последовательной («Избегай неясных выражений», «Избегай неоднозначности», «Будь краток», «Будь упорядочен»).

Нетрудно заметить, что при всей кажущейся простоте эти максимы очень глубоко освещают именно принципы нормального общения и позволяют уви­деть с достаточной ясностью, почему мы иногда не понимаем друг друга. Понятно, что это не объективные законы (как, к примеру, в фонетике), а именно нормы, носящие характер предписания, что очень часто в речевом обиходе не соблюдаются или сознательно нарушаются (особенно постулат истинности). С другой стороны, многообразие самих ситуаций речевого взаимодейст­вия вызывает критику максим Грайса сразу же после их опубликования. Дело в том, что Грайс описал общие логические принципы общения, сознательно абст­рагировав их от конкретной ситуации. Далее, в нормальном общении могут специально отменяться постулаты Грайса как нерелевантные, если в данном случае приоритетным является другой постулат. В частности, постулаты тактичности, вежливости, контактности (общительности) и пр. противоречат общелогическим постулатам качества, ко­личества и т.д., но поскольку социально они более значимы – в реальной жизни именно они выходят на первый план.

Так, для реализации коммуникативной толерантности важен именно принцип вежливости, который находит свое выражение в речевом этикете. Именно тщательно разработанные ритуалы об­ращений, просьб, отказов, извинений имеют целью предотвратить вполне возможные недовольство, раздражение, несогласие адресата. Поэтому важ­ность «хороших манер» заключается в том, что они способствуют объедине­нию участников общения, достижению взаимопонимания и согласия. Вот некоторые из этих речевых стратегий.

I. Употребление обращений. Общеизвестно, что основная цель обращений — установление и поддер­жание контакта между собеседниками. Вежливое и уместное обращение явля­ется одним из самых простых этикетных способов демонстрации благожела­тельного, уважительного отношения к человеку. В русском речевом этикете обращение «Вы» принято в следующих ситуациях: к незнакомому (малознакомому) адресату; при не­близких длительных отношениях старых знакомых; в официальной обста­новке общения; при подчеркнуто вежливом, сдержанном отношении к адресату; к равному и старшему (по возрасту, социальному положению) адресату. Обращение «ты» принято к хорошо знакомому адресату; в неофи­циальной обстановке общения; при дружеском, фамильярном, интимном отношении к адресату; к равному и младшему адресату.

П. Вежливая просьба. Вежливая просьба противопоставляется грубому требованию как побудительное речевое действие, но неповелительного характера — оппозиционна грубому требованию по следующим дифференци­альным признакам: 1) интонация выражения (спокойная, вежливая, доброжелательная, проси­тельная); 2) наличие объяснения причины побуждения; 3) наличие этикетных формул («не могли бы Вы...», «будьте так добры», пожалуйста», «извините»). Обратим также особое внимание на речевые возможности косвенного — непрямого, скрытого, опосредованного — выражения просьбы: а) форма вопроса («Не мог бы ты...?»; «Почему тебе не...?» и т. п.); б) употребление сослагательного наклонения (например, «Собрал бы ты игрушки»); в) использование метасообщений: 1. намека (например, «У нас здесь такой беспорядок!..» = просьба к детям заправить постели; «А взрослые дети вообще-то все делают сами...» = просьба к конкретному ребенку самостоятельно надеть куртку; «Как мне хотелось бы, чтобы...» и т. п.); 2. выражения одобрения желаемого образа действий («Как замечательно, когда...»; «Хорошо бы...»; «Мне нравится, если...» и т. п.).

III.Вежливый отказ. В повседневной и профессиональной практике речевого взаимодействия возникают противоположные ситуации, предполагающие необходимость веж­ливо отказать в ответ на просьбу. Очевидно, что отказ, прежде всего, должен произноситься спокойным, ровным, доброжелательным тоном, что позволяет избежать ответной обиды или грубости собеседника. Во-вторых, нормы рус­ского речевого этикета предписывают объяснение причины отказа («Я не могу этого сделать, потому что...»; «Не могу выполнить твою просьбу по причи­не...»). Наконец, возможно и даже желательно использование дополнитель­ных, смягчающих отказ этикетных формул: 1) извинения («Извини, пожалуйста, но я никак не могу...»); 2) сожаления («К сожалению, не могу...»; «Мне очень жаль, но...»; «Сожа­лею, однако...»); 3) обещания выполнить просьбу в другое время, в других условиях («Завтра обязательно тебе помогу!»; «С радостью сделаю это, если...» и т. п.).

IV.Одобрение, похвала, комплимент. Использование положительных оценочных высказываний в целях создания позитивной эмоциональной атмосферы пре­дотвращает проявление вербальной агрессии.

V. Извинение. Вспомним, что извиниться — значит признать собственную неправоту, по­просить прощения у собеседника, выразить сожаление о своем неправильном суждении, грубом высказывании в его адрес и тем самым восстановить друже­ские связи, вернуть расположение адресата, не допустить развития конфликта. Можно сказать, что извинение «меняет знак» конфликтной ситуации с отрицательного на положительный и определяет общую направленность, установку общения: от разобщения, отчуждения, враждебности коммуни­кантов — к примирению, достижению согласия, восстановлению гармонии отношений.

VI. Предупреждение, напоминание. Дифференциальными признаками предупреждения и напоминания, в от­личие от угрозы являются, в первую очередь, следующие: 1) указание на нежелательные последствия высказывания для адресата; 2) особая интонация высказывания (грубая, резкая, устрашающая); 3) отсутствие необходимых этикетных формул вежливости («извините», «пожалуйста», «позвольте», «разрешите» и др.).

VII. Вежливее выражение несогласия. Выражение несогласия с мнением партнера, недоверия к его действиям, суждениям, оценкам нередко (особенно в повседневно-бытовом общении) выражается грубо, резко, некорректно, что делает подобные высказывания обидными для адресата, провоцируя егоответную речевую агрессию: «Какую ерунду ты говоришь!»; «Ты мелешь чушь!»; «Твои слова — полный бред!»; «Ты абсолютно не прав!», «Я с тобой категорически не согласен!» — типично агрессивные формы выражения несогласия.

Однако вполне очевидно, аналогичные по интенциональной направ­ленности речевые действия (неодобрение, несогласие) могут быть реали­зованы в иных — этикетно-смягченных, приемлемых для адресата типах высказываний: 1) предположение о наличии противоположного суждения («Полагаю, что это, возможно, не совсем так»); 2) выражение сомнения («Сомневаюсь в абсолютной истинности этого суж­дения»; «Неужели это так и есть?»); 3) выражение неуверенности («Не уверен, что это вполне справедливо»); 40 выражение опасения («Боюсь, это не совсем точно!»); 5) выражение непонимания («Эту точку зрения (поступок, явление) мне сложно понять»); 6) приглашение к совместному действию («А не подумать ли нам о...?»); 7) ссылка на источник информации («По имеющимся у меня данным, ско­рее можно подумать, что...»); 8) совет (ср.: «Ты ужасно моешь пол!» // «Я мою пол вот так...»; «Ты не­правильно разложил вещи!» // «По-моему, удобнее было бы разложить эти вещи так-то»); 9) утверждение иной точки зрения без негативной оценки мнения оппонен­та («Мне ближе точка зрения...»; «Я скорее склоняюсь к мысли...»); 10) сожаление (ср.: «Опять ты опоздал!» // «Как жаль, что ты опоздал!», «Я сожалею, что мы не смогли встретиться вовремя»).

VIII. Эвфемизация речи. Во избежание двусмысленных или деструктивно-конфликтных ситуаций общения можно пользоваться с эвфемизмами (греч. eu — «хорошо» + phemi — «говорю») — более мягкими словами или выражениями, вместо грубых или непристойных. Напомним основные приемы эвфемистических замен: 1) использование описательных оборотов речи, перефразирование (напри­мер, «человек, который взял чужую вещь» — вместо «вор»; «он поступил неправильно, опрометчиво, необдуманно» — вместо «дурак»); 2) слова с не- («неправда» — вместо «вранье»); 3) косвенное информирование (метасообщения): аллюзии, намеки, иносказа­ния («Ты поступил плохо, не порядочно» — вместо «Ты подлец»); 4) прием «смены адресата» — проецирование речевой ситуации на третье­го участника разговора («Другой человек поступил бы в этой ситуации так-то...»); 5) закамуфлированный, многозначный по смыслу ответ («— Конфета вкусная? — Соевая...»).

При этом лексическое богатство русского языка, разнообразие выразитель­ных средств обеспечивает возможность замены одного наименования несколь­кими эвфемистическими вариантами. В официальной ситуации человеку, искажающему в своей речи те или иные факты, можно заме­тить: «Вы не вполне точны в передаче информации», «Данная информация ну­ждается в уточнении» и т. п. Кроме того, понятие синонимического ряда позволяет представить гра­дационное употребление эвфемизмов в зависимости от конкретных условий общения: вранье (грубо) — ложь (нейтр.) — неправда (смягч.). Ср. в этом отношении известную шуточную сентенцию философа Б. Рассела: «Я тверд в своих решениях; ты упрям; он — твердолобый дурак».

В целом можно говорить о том, что для толерантного речевого поведения необходимы следующие принципы кооперативного речевого взаимодействия коммуни­кантов на данном уровне: 1) равноправие, взаимоуважение и этическая состоятельность партнеров при четком осознании коммуникантами собственной актуальной (реали­зуемой в настоящий момент) роли и актуальной роли партнера; 2) осознание и учет актуальной роли партнера в диалоге; 3) употребление необходимых формул речевого этикета, сохранение «эти­ческой безупречности контакта, невзирая на конфронтацию»; 4) симметричное положение коммуникантов (каждый выступает поочередно то в роли говорящего, то в роли слушающего); 5) адекватные тон (спокойный, нейтральный) и темп речи (ровный); 6) уместность сообщаемой информации (ее соответствие времени, месту и целям общения).

Формулируя постулаты бесконфликтного общения, И. А. Стернин в каче­стве первоочередного выделяет «принцип терпимости к собеседнику», кото­рый гласит: «Принимай собеседника таким, каков он есть». Для этого, по Стернину, необходимо: 1) не пытаться «переделать» собеседника во время разговора; 2) пытаться преодолеть негативную установку в отношении собеседника (то есть заранее сформировавшееся к нему негативное отношение); 3) при общении отвлекаться от недостатков собеседника (например, рас­сматривая недостатки как особенности); 4) приспосабливаться к собеседнику (учитывать его настроение, уровень речевой подготовленности и т. п.).

При этом следует особо подчеркнуть, что толерантность не имеет ничего общего с лояльностью к словесной агрессии, попустительским отношением к грубости речи. Можно с уверенностью говорить о необходимости понимания причин слабостей, проступков, негативных моментов в поведении и речи партнера по общению, терпимости к возможным недостаткам его характера, но не о терпимости по отношению к неприемлемым словесным формам во­площения этих недостатков!

Заканчивая разговор о коммуникативной толерантности, приведем в этой связи фрагмент рассуждений Б. Франклина: «Я взял себе за правило вообще воздерживаться от прямых возражений на высказанное кем-либо другим мнение и от каких-либо категорических утверждений со своей стороны. Я запретил себе употребление таких слов, со­держащих категорические нотки, как «конечно», «несомненно» и т. п., и заменил их в своем лексиконе выражениями: «представляю себе», «предлагаю», «полагаю, что это должно быть так или эдак»; или «в настоящее время мне это представляется таким образом». Когда кто-нибудь утверждает не то, без­условно ошибочное с моей точки зрения, я отказывал себе в удовольствии решительно возразить ему и немедленно показать всю абсурдность его пред­положений и начинал говорить о том, что в некоторых случаях и при опреде­ленных обстоятельствах его мнение могло бы оказаться правильным, но в данном случае оно представляется или кажется мне несколько несоответст­вующим и т. д. и т. п.».

Обратная сторона речевой толерантности –– речевая интолерантность, т.е. нетерпимость. Главным видом ее проявления выступает речевая агрессия. Речевая агрессия –– это сфера речевого поведения, которая мотивирована агрессивным состоянием говорящего. Можно говорить о двух антонимичных сторонах проявления речевой агрессии в устной или письменной коммуникации. Во-первых, автор прямо призывает адресата к агрессивным действиям. Во-вторых, автор подачей предмета речи вызывает или поддерживает агрессивное состояние адресата.

Активизация в современном обществе феномена вербальной агрессии определяется прежде всего неблагополучным социокультурным положением в большинстве современных логосфер: ростом асоциальности, общим снижением уровня речевой культуры, инвективизацией и вульгаризацией речи, пропагандой на­силия в средствах массовой информации, существенным ослаблением комму­никативных механизмов, традиционно сдерживавших проявления агрессии слова. Вербальная агрессия препятствует реализации основных задач эффек­тивного речевого взаимодействия; деструктивно воздействует на сознание участников общения, затрудняет полноценный обмен информацией, сущест­венно снижает возможности взаимопонимания коммуникантов, блокирует выработку общей стратегии взаимодействия. В связи с этим возникает проблема минимизации вербальной агрессии как фактора обеспечения коммуникативной безопасности как отдельной языковой личности, так и общества в целом.

Вербальная агрессия также может рассматриваться в трех аспектах: как сам концепт АГРЕССИЯ, как агрессия в социокультурном измерении, т.е. как речевое выражение агрессии, имеющей неязыковую природу, и, наконец, собственно языковая агрессия как особая система речевых стратегий, особенность речевого поведения.

КОНЦЕПТ «ВЕРБАЛЬНАЯАГРЕССИЯ». Так же, как и в случае с ВТ, оставляя в стороне теоретические споры о том, языку или речи принадлежит это понятие, лучше использовать нейтральный обобщающий термин «вербальная». Итак, вербальная агрессия — это выражение нега­тивных чувств, эмоций, намерений в неприемлемой в данной речевой ситуации форме как через форму (ссора, крик, визг), так и через содержание словесных ответов (угроза, проклятия, ругань). Этимологически –– восходит к лат.: a-gresso –– ‘двигаюсь на…’ (лат. aggredi — «нападать».).

В русском языке как отражении на­ционального менталитета количество лексем оскорбления существенно превос­ходит общее число лексем восхваления, поскольку «такой язык зарождался во времена социального антагонизма, а не социальной гармонии». Так, на100 оскор­бительных названий человека (дурак, мерзавец, негодяй, и т. п.) есть только 10 восхваляющих (мудрец, добряк, смельчак, молодец и др.). Далее на 174 ругательных наименований (172 существительных, 2 прилага­тельных) есть 24 примера «добрых слов и прекрасных» (14 существитель­ных, 10 прилагательных). Ругни в словаре больше, чем похвалы. И она разнообразней и ярче хвалебных слов. Еще важное отличие: ругали человека в целом, то есть охаивали существительными, — всего сразу опорочивали. А хвалили чаще прилагательными (умный, хороший, милый, добрый, ласковый), то есть хоро­шее в человеке признавали только частью его, свойством, а не целостностью. А если и хвала давалась как целостность личности, то невольно в имя сущест­вительное вкрадывалась ирония, какой-то оттенок сомнения: умник — от умного, милок и миляга — от милого, добряк — от доброго, дорогуша — от дорогого и т. д. как если бы хвалящий остерегал себя от твердого утверждения того, что в принципе достойно хвалы. Совсем иное отношение к тому, что хулится: словарь для осуждения применяет только утвердительный, только категоричный, только существительными (дающими общую характеристику личности), а не отдельные свойства и частные черты. Человечество развивало свой язык, гораздо чаще охаивая своих членов, чем восхищаясь ими.

Нередко в сфере бытового, повседневного общения агрессия слова ре­презентируется как «самый легкий» и «безопасный» (в отличие от приме­нения физической силы) способ воздействия на адресата в конфликтной, вызывающей разногласия или требующей немедленного вмешательства ситуации. В нашем мире речевая агрессия (особенно в отечественной логосфере) «ошибочно оценивается общественным сознанием как менее деструктивная и опасная, нежели агрессия физическая». В результате акт вербальной агрессии нередко воспринимается массовым сознанием как не вполне реальный и не несущий конкретной угрозы.

Между тем, невозможно не согласиться с тем, что «аг­рессия слова может восприниматься даже более болезненно, чем агрессия действия». Учитывая, что само слово «агрессивный» происходит от латинского «преступление черты», необходимо в известной степени признать, что в ос­нове агрессивного взаимодействия (в том числе и речевого) неизбежно лежит нарушение общепринятых норм — социальных, этических, коммуникатив­ных, утрата чего-то важного, сущностного в самой человеческой личности (ср. устойчивый оборот «выйти из себя» = разозлиться).

Наконец, очень часто в рамках бытовой коммуникации речевая агрессия не осознается носителями языка как явление негативное или опасное, поэтому ее определение традиционно подменяется смягченными либо вообще искаженны­ми понятиями: «словесная несдержанность», «злословие», «напористость в общении», «наступательная речевая позиция» и т. п. «В повседневном быту нередко встречаются формы грубого насильственного поведения, несомненно, относящиеся к агрессии, хотя и не называемые обычно этим термином. Говорят о «задиристости», «драчливости», «озлобленности», когда видят агрессивное поведение...». Действительно, нередко явно агрессивных в речевом отношении людей комплиментарно называют сильными, энергичными, актив­ными, целеустремленными. Тех же, кто в целом не склонен к грубости, в повсе­дневном обиходе нередко пренебрежительно считают «слабаками», неспособ­ными вызвать к себе уважение, завоевать авторитет, «постоять за себя».

Таким образом, главная опасность словесной агрессии в общественном отношении заключается в недооценке (как самим массовым сознанием в целом, так и конкретными исследователями проблемы) двух характерных особенностей этого феномена, которые условно можно обозначить как ши­рокая социальная распространенность и относительная социальная разрешенность.

ЯЗЫКОВАЯ АГРЕССИЯ В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ АСПЕКТЕ. Вспомним, как популярна была «мета­форика» войны» в СМИ в советское и постсоветское время. Это и типичные словесные клише, газетные заголовки, популярные лозунги тех лет: «воспитание непримиримости к (буржуазным настроениям, халатности на производстве, бытовому пьянству)», «битва за (урожай, партийную созна­тельность, повышение производительности труда)», «выжигать каленым же­лезом (буржуазные порядки, злоупотребления на производстве)», «обескро­вить врага (коммунистической партии, советского государства)», «бескровный переход к (свободному рынку, самоуправлению на предприятиях)», «беском­промиссная борьба против (тунеядства, расхищения государственной собст­венности)»; «ударить железным кулаком по (пьянству, бездорожью)», «дать решительный отпор (врагам Советской власти)» и мн. др. К «формам речевой агрессии» можно отнести и навязывание средствами СМИ ненормативной лексики, лексики крови и секса, а также агрессивность рекламы. Все это –– примеры РА в социокультурном плане.

Не­обходимо признать, что непосредственное формирование и разви­тие вербальной агрессии во многом зависит прежде всего от социаль­ных условий, к которым относятся как общественная формация в целом, так и ближайшая социальная среда, малая группа (семья, школьный класс, компа­ния друзей, трудовой коллектив и т. д.).

Наиболее общей (но при этом, вероятно, и основополагающей!) причи­ной можно считать общую социальную нестабильность, особенно в настоящее время в российском обществе, в связи с чем наблюдаются снижение уровня жизни при росте уровня преступности, случаев асоциального поведения и закрепление в массовом сознании негласного «кодекса речевого поведения», в рамках которого вербальная агрессия рассматривается как эффективный спо­соб самозащиты и личностного самоутверждения.

Далеко не последнюю роль в формировании и закреплении в современ­ном массовом сознании агрессивных моделей речевого общения играет также отсутствие строгого юридического контроля над проявлениями вербальной агрессии — детально разработанная и реально действующая система законов и нормативных актов. Так, например, в ряде штатов США отменены ранее существовавшие штрафы за богохульство и сквернословие в общественных местах. В российском административном законодательстве «нецензурная брань в общественных местах, оскорбительное приставание к гражданам» квалифици­руется как «мелкое хулиганство» и влечет наложение штрафа в размере от 5 до 15 минимальных размеров оплаты труда или административный арест на срок до пятнадцати суток [ст. 20.1. «Мелкое хулиганство» «Кодекса Российской Фе­дерации об административных правонарушениях» по состоянию на 1 сентября 2002 г.]. Однако в действительности привлечение к ответственности по данной статье оказывается достаточно затруднительным, прежде всего, потому, что многие граждане предпочитают не замечать грубости в свой адрес, не реагиро­вать на словесные нападки или решать эту проблему самостоятельно — чаще всего с помощью ответной агрессии.

Одним из непосредственных источников, дающих прямой «посыл» к реализации вербальной агрессии практически во всех социальных сферах и на всех уровнях ее распространения, выступает пропаганда насилия в средствах массовой информации и, прежде всего, на телевидении, поскольку именно ТВ, ввиду его массовой доступности, жанрового многообразия и комплексного воздействия (зрение + слух) может оказывать наиболее негативное воздейст­вие на сознание и подсознание человека. В этой связи возникает закономерный вопрос о необходимости цензуры на телевидении, в последнее время активно обсуждаемый в нашей стране как на государственном уровне, так и в широких массах социально активных граждан.

Помимо этого, в прикладных отраслях современной российской науки появляется все больше исследований агрессивного воздействия в сфере рек­ламы. Множественность каналов передачи рекламных сообщений, повторность и бесчисленное множество получаемых потребительской аудиторией рекламных текстов, каждый из которых пытается навязать адресатам свой ритм, зомбировать их, загнали рекламную индустрию в «тупик»: в определенный момент сознание адресата настолько перегружается, что для восприятия новой информации (любой, не только рекламной) тре­буются все более и более сильные раздражители. Использование таких раз­дражителей в итоге приводит к настоящей психологической агрессии рекла­мы.

Наконец, рассматривая социальные предпосылки широкой распространен­ности агрессии слова в современных СМИ, нельзя не отметить все чаще диаг­ностируемый повышенный и нездоровый интерес массовой прессы к подробно­стям различного рода антисоциальных, аморальных, преступных действий и стабильную установку их освещения в недопустимо циничном тоне. В этой связи В.Г. Косто­маров говорит, что «элемент игры, раскованности, панибратства проникает в изложение трагических событий, свидетельствуя не только о несостоятельно­сти автора, о его дурном индивидуальном вкусе и плохих манерах, но и о тор­жествующей стилистической тенденции». Данное положение иллюстрируется им следующим примером из газеты «Куранты», № 5, 1993, статья «Зарезал... папу»: «За полтора часа до убийства отца сынок п ерочинным ножом уже успел тяжело ранить собутыльника, с которым коротал рождественский вечерок. Тем же ножичком он и порешил родного папулъку».

Основные социокультурные факторы проявления в обществе вербальной агрессии:

I. Отношение к речевой агрессии и степень ее порицаемости в данной ре­чевой культуре. В современной культурологии существует известная точка зрения, со­гласно которой «российская общественная и индивидуальная культура истори­чески складывалась как в значительной степени агрессивная и насильственная». Насилие рассматривается как «очевидное измерение нашего бытия, характеризующееся тем, что человек находит выход нерастраченной энергии». При этом сопоставление русской речевой культуры, отмеченной значитель­ной социальной лояльностью к феномену вербальной агрессии, с другими логосферами — например, с японской, в которой отсутствует даже прямое выраже­ние отрицания, замещаемое метасообщениями, описательными оборотами, вынуждает отметить, что «данное явление встречается в нашем обществе значи­тельно чаще и представлено многообразнее, чем в японской культуре, где вер­бальная агрессия встречает активное общественное осуждение»

II. Наличие и эффективность функционирования в данной логосфере социо­культурных механизмов, традиционно сдерживавших вербальную агрессию. Еще одной из причин широкой распространенности речевой агрес­сии в современной российской речевой среде является утрата или ослаб­ление социокультурных механизмов, традиционно сдерживавших проявле­ния речевой агрессии. Так, в русской традиционной культуре такую роль играли: 1) религиозные мировоззренческие основы; 2) народные верования (например, боясь лешего, не ругались в лесу; у рус­ских крестьян считалось опасным бранить детей, ибо на том свете они отвернутся от родителей; по поверию, в дом, где люди бранятся и руга­ются, проникают бесы и т. п.); 3) пристальное внимание к соблюдению норм речевого этикета; 4) цензурный контроль; 5) категория чести и связанный с ней механизм дуэли. Сегодня этого нет.

III. Изменения внутри социокультурной парадигмы, формирующие предпо­сылки усиления или ослабления в обществе тех или иных агрессивных тенденций. Феномен вербальной агрессии необходимо рассматривать также в аспекте существенных изменений социокультурной парадигмы российского социума последних лет, многие из которых имеют явно негативный, деструк­тивный характер.

В первую очередь подобные изменения затронули наиболее общие мен­тальные установки, в ряду которых одной из наиболее реально ощутимых и отчетливо заметных в речевом поведении можно назвать негласное поощрение общественным сознанием вербальной агрессии как средства самореализации «современного» человека, «сильной» и «уверенной в себе» языковой лично­сти, способной «дать словесный отпор». Не последнее место в широкой попу­ляризации и даже культивирования данной установки имеют массовый кине­матограф и т. н. «паралитература» с соответствующими жанрами (боевик, триллер, криминальная драма), моделями речевого поведения персонажей и набором словесных клише.

Помимо этого, в современном европейском социуме постоянно усилива­ется тенденция коммуникативной разобщенности людей, что находит словес­ное воплощение в известных речевых штампах: «Каждый — сам за себя»; «Время — деньги»; «Лучшая форма общения — Интернет», «Людям не дано понять друг друга» и т. п. В этом отношении особенно тревожен печальный, но непреложный факт: подмена «живого» общения просмотром телепередач или беседой в режиме on-line неизбежно ведет к разобщенности, отчуждению коммуникантов, установлению формально-поверхностных отношений.

Наконец, в последние 10-15 лет как в теоретической, так и в прикладной отраслях научного знания интенсивно исследуется феномен формирования у современного человека т. н. «клипового» сознания — обрывочного, фрагментар­ного, разрозненного восприятия окружающей действительности под влиянием общего ускорения темпа жизни и новейших достижений НТР (мультимедиа, Интернет) и появлением соответствующих эстетических представлений, шабло­нов восприятия, приемов воздействия на массовое сознание (виртуальная реаль­ность, компьютерная графика, создание многочисленных симулякров; эстетика и стилистика видеоролика, рекламного слогана, «глянцевого» журнального образа).

Ускоренная и отрывистая речь как типичная примета стиля телеведущих, «засоренное» многочисленными варваризмами и сленговыми элементами пространство Интернет-общения, быстрая сменяемость сюжетных планов и скольжение «картинок» в телевизионном кадре — все эти явления также спо­собствуют усилению общей тревожности, импульсивности, утомляемости и неизбежно приводит к повышению общего уровня агрессивности потребите­лей современного информационного рынка.

В рамках языковой агрессии можно рассматривать деятельность СМИ по созданию стереотипов «другого», «чужого», которые призваны снизить социальную напряженность, увести внимание общества от реальных проблем. Так, можно выделить несколько образов врага в современной прессе.

Во-первых, это враг в виде власти, власть имущих. Это могут быть политики, которые называются прямо (Ельцин, Россель, Колмогоров), и политики всех уровней властных структур, названные обобщенно (власть, чиновники, демократы). Этот, назовем условно, политический образ врага включается в текстах в оппозицию "народ и власть".

Во-вторых, враг ищется среди этнически чужих на фоне доминирующей этнической группы русских. Можно перечислить в качестве примеров устоявшиеся наименования чужих: жиды, чурки, и так далее. Лексика, имеющая негативную окраску и находящаяся за пределами литературного языка, выплескивается на страницы газет и способствует развитию агрессии, взращивает, подпитывает нашу агрессию. В таких случаях речь идет уже не о толерантном отношении к чужим, а о недопустимом в прессе лингвистическом воплощении интолерантной позиции.

В-третьих, следующий образ врага, который у нас появился в прессе примерно с середины 99-го года - это внешний враг, который встраивается в исторически и культурно маркированную оппозицию "Россия - Запад". В связи с образом внешнего врага уместно вспомнить о том, что преодолению социальной униженности может поспособствовать формирование положительного "Мы"-образа. Однако, по данным федеральной и местной прессы, в России положительный "Мы"-образ начинает формироваться в рамках тоталитарного мышления. То есть мы ищем врага извне, чтобы показать, какие мы хорошие.

Еще одно противопоставление: "провинция - столица". Это –– несколько более новый стереотип, который заключается в следующем: в малых городах люди хорошие, а в больших - плохие. Этот стереотип также вписывается в тексты, вызывающие и/или поддерживающие агрессивное состояние читателей. Потом чувство униженности компенсируется чувством морального превосходства, поскольку еще в христианской этике господствовала максима: бедные обладают большим духовным потенциалом, чем богатые. Богатым быть грешно.

Отсюда еще одна оппозиция: «бедные –– богатые». Так, в одной статье заголовок гласит "Элите - дворцы, горожанам - хижины". Далее приводятся фактические данные: сколько жилья построено в Екатеринбурге. Не элитного, а обычного. С одной стороны, конечно, любой заголовок призван привлекать внимание. С другой стороны, он построен на эмоциональном стереотипе, на том, чтобы заострить это агрессивное отношение к тем, кто богаче, кто может позволить себе элитное жилье. При этом отрицательные эмоции, поддерживающие агрессивное состояние адресата, привносятся в текст не оправданно, безосновательно.

КОММУНИКАТИВНЫЕ АСПЕКТЫ ЯЗЫКОВОЙ АГРЕССИИ. В середине XX в. английский философ и логик Дж. Остин создал так называемую теорию речевых актов, которая сегодня является краеугольным камне западного гуманитарного знания, оказав серьезное влияние на философию, психологию, социологию и лингвистику. Суть этой теории –– в том, что любое речевое высказывание в реальной коммуникации следует рассматривать как целенаправленное действие (угрозы, просьбы, вопроса и пр.). Типы речевых актов разнообразны и различаются по своей коммуникативной цели (иллокутивной силе). Это, например, сообщение, обязательство, императив и т.д. Их много, так как много реальных ситуаций в человеческой коммуникации.

Итак, в рамках терминологической системы Дж. Остина акт вербальной агрес­сии в более широком смысле может быть определен как де­ликт (лат. delictum — «поведение против закона») — «нарушение поведенче­ских норм; поведение, которое (по конвенции в данной среде) считается предосудительным», синонимами которого в разных ситуа­циях выступают такие понятия, как промашка, проступок, провинность, пре­грешение, преступление, грех, вина. Поэтому предложенное определение вербальной агрессии целесообразно дополнить и уточнить, в частности, такими понятиями, как негативный спо­соб коммуникативного взаимодействия; отрицательное речевое воздействие; обидное общение; деструктивное общение; проявление грубости в речи. Необходимо также отметить новейшую тенденцию расширительного определения словесной агрессии (преимущественно в СМИ) как языка вра­жды — свободный перевод английского выражения «hate speech» («не­навидящая речь»).

В этой связи можно выделить основные факторы возможного проявления вербальной агрессии в конкретном высказывании: 1) отрицательное коммуникативное намерение говорящего, установка на нанесение коммуникативного вреда адресату (например, унизить, выра­зить негативные чувства, дать отрицательную оценку и т. п.); 2) несоответствие формы и / или содержания высказывания характеру обще­ния и «образу адресата» (например, фамильярное обращение в официаль­ной обстановке; демонстративное игнорирование одного или нескольких коммуникантов, обращение только к одному собеседнику при групповом общении; обидные намеки в адрес собеседника и т. п.); 3) отрицательные эмоциональные реакции адресата на данное высказыва­ние (обида, гнев, раздражение и т. п.), отражающие их типы ответных высказываний (упрек, протест, несогласие и т. п.) и конкретных форм ре­чевой агрессии (например: «...Сам дурак!» — оскорбление; «...Нет, это ты во всем виноват!» — обвинение; «...Ну ты у меня сейчас за это полу­чишь!» — угроза).

В большинстве отмеченных агрессией ситуациях общения наблю­дается частичное или полное отсутствие контроля коммуникантов над собст­венными речевыми действиями. Доказательством данного положения является наличие в агрессивной ре­чи следующих компонентов: 1) высокая частотность употребления инвективы и вульгаризмов; 2) изменения тембра, темпа и других фонационных особенностей речи; 3) отсутствие учета «фактора адресата» (особенностей характера, темпера­мента, эмоционального состояния собеседника, его актуальной роли в диалоге, возможных «табуированных» тем и т. д.).

ВИДЫ ВЕРБАЛЬНОЙ АГРЕССИИ.

I. Прежде всего, виды вербальной агрессии можно классифицировать по интенсивности (или степени выраженности) — от слабых («стертых», «размытых») к самым сильным («максимальным», «предельным»). К сильным словесным проявлениям агрессии следует, очевидно, отнести брань, ругань — особо обидное оскорбление; крайне эмоционально и экспрес­сивно выраженное прямое порицание; грубое требование, произнесенное в явно повышенном тоне («крик»). К слабым проявлениям речевой агрессии можно отнести, например, не очень грубый, но с отсутствием извинения и необходимых формул вежливо­сти отказ, скрытый упрек, косвенное осуждение, непрямое оскорбление («сам такой», «это ты о себе сказал» и т. п.).

II. По степени осознанности (рефлексированности) говорящим и це­ленаправленности речевого воздействия необходимо различать осознанную, целенаправленную, инициативную речевую агрессию и неосознанную (или осознанную недостаточно), нецеленаправленную, реактивную. Термины «преднамеренная агрессия», «враждебная агрессия» применимы к тем ситуациям общения, когда главной целью говорящего является причи­нение коммуникативного вреда, нанесение морального урона адресату. Это речевая агрессия, обусловленная внутренним побуждением. Именно эту разновидность агрессии слова, очевидно, следует считать т. н. агрессией «per se» (в «чистом виде»). Оборонительная агрессия наблюдается в случае, когда высказывание представляет собой ответ на сло­весное нападение, реализующий защитную психологическую реакцию адре­сата. Очевидно, подобную агрессию можно классифицировать как пассивную (по Бассу).

III. По характеру, способу выраженности можно выделить явную (от­крытую, прямую) и скрытую {неявную, непрямую) вербальную агрессию.

Агрессивные высказывания прямого типа можно условно разделить на три группы.

1. Высказывания, в которых агрессия выражается и в форме и в содер­жании. Чаще всего это отдельные реплики, которые характеризуются ярко выра­женной восклицательной интонацией и суггестивностью голоса; часто — ускоренным темпом речи как сплошным потоком оскорблений, враждебных замечаний, грубых требований, явных угроз (типа: «Ты-дурак-идиот-ты-мне-надоел-пошел-вон-отсюда!!!»). Очевидно, к таким проявлениям вербальной агрессии можно отнести прежде всего явную угрозу, намеренное оскорбление, грубое требование, резкое порицание, грубый отказ.

2.Высказывания, в которых агрессия выражается только посредством формальных признаков. В таких высказываниях внешне отсутствует агрессивный смысл (сооб­щение информации, призыв, вопрос, попытка убеждения, оправдания и т. п.), но при этом агрессия явно содержится в интонации и темпе речи, силе и тем­бре голоса.

3. Высказывания, в которых агрессия заключена только в содержании. К таким словесным проявлениям агрессии следует отнести высказыва­ния, по содержанию представляющие собой злобные сплетни, очевидную клевету, явный донос, но по формальным признакам (интонации, тембру, тем­пу речи) являющиеся нейтральными.

Скрытая (неявная) агрессия реализуется чаще всего в следующих рече­вых действиях: враждебных намеках («В отличие от некоторых, ты...»; «Какое нарядное платье! Жаль только, размер не твой...»); иронических замечаниях («Да? Ты так думаешь? Прекрасно!.. — далее следует опровержение позиции оппоненте); скрытых угрозах («Ты вряд ли сможешь это сделать...»); обидных сравнениях, противопоставлениях («Настоящий мужчина по­ступил бы в этой ситуации так-то...»); доносах; клевете, сплетнях и вообще сообщении заведомо ложной, недостоверной, неточной или неполной информации об адресате третьим лицам (с целью запятнания, дискредитации), или сообщении аналогичного рода сведении самому адресату (с целью поставить в неловкое или затруднительное по­ложение, спровоцировать на какое-либо действие или высказывание в интересах говорящего). Помимо этого, «неявная (косвенная) агрессия... находит выражение в тактиках (субжанрах) колкости, вышучивания, скрытой угрозы, демонстрации обиды, упреках, поучениях и т. п.».

IV. По отношению к объекту можно говорить о переходной и непереход­ной {смещенной) речевой агрессии. О переходной агрессии можно говорить в том слу­чае, «если объект четко определен, тогда как при непереходной брани агрес­сия направлена „вокруг", на все окружающее, как бы „рассеяна"». Таким образом, переходная агрессия направлена на реального и конкрет­но представленного в данной речевой ситуации адресата, тогда как непере­ходная агрессия имеет место в случаях, когда говорящий абстрактно ругает «жизнь вообще», выражая в целом негативную позицию по отношению к об­ществу, окружающим людям. Например, недовольный оценкой ученик, уходя из класса после уроков и видя беззаботно играющих одноклассников, произ­носит такую фразу: «Ну и придурки вы все! Козлы!».

V. По числу участников ситуации общения следует различать мас­совую, и социально замкнутую (групповую, межличностную) речевую аг­рессию. В современной западной психологии массовая агрессия определяется как моббинг (mobbing — от англ. mob — «толпа») — травля одного человек несколькими (ср. переносные значения русских глаголов «топтать», «нале тать», «заклевывать»). Примерами таких ситуаций могут служить мероприя-тия массового характера: политический митинг, футбольный матч, рок фестиваль на большой территории и пр.

РЕЧЕВЫЕ АКТЫ АГРЕССИИ. 1. Оскорбление; 2. Угроза; 3. Грубое требование; 4. Грубый отказ; 5. Враждебное замечание; 6. Порицание (упрек, обвинение); 7. Насмешка (колкость); 8. Жалоба; 9. Донос и клевета; 10. Клевета; 11. Сплетня. 12. Ссора.

Проблема распространения речевой агрессии в логосфере современного общества заключается и в том, что РА проникает в такие дискурсивные практики, где по сути своей должна доминировать установка на взаимопонимание и толерантность. Это и семейное воспитание, и педагогика и даже научный дискурс. Американский лингвист Джордж Лакофф (родился в 1941 г.) пока­зал, что в академической дискуссии, считающейся идеалом рационального спора, в скрытой форме представлены практически все приёмы «нечистоплот­ной» аргументации и словесной агрессии — т. е. весь­ма грубых разновидностей языковой манипуляции. Выражения типа Несомненно, что... и Очевидно, что... могут рассматриваться как запугивание (кто за­хочет признать, что не понимает очевидного?); выражение Следует / необходимо полагать… –– навязывание собственной точки зрения в императивном ключе; вы­ражение Сказать это означало бы впасть в известное заблуждение — как угроза; ссылки наподобие ср. Фершлюгенхаймер 1954 — как обращение за заши­той к авторитету (вроде Ваську Косого знаешь?); слова Для того чтобы избежать позитивистских ошибок — как отрицание авторитета; Назовём такую теорию «узким» рационализмом — как оскорбление; В его вдохновляющей статье — как лесть и т. д.

В целом можно сказать, что вербальная агрессия имеет следующие отрицательные коммуника­тивные последствия: 1) препятствует реализации основных задач эффективного речевого обще­ния: затрудняет полноценный обмен информацией, тормозит восприятие и понимание собеседниками друг друга, делает невозможной выработку общей стратегии взаимодействия; 2) снижает уровень жизнедеятельности коммуникантов; 3) способствует усвоению и укреплению негативных моделей речевого по­ведения.

Есть один существенный момент, в котором проблема языковой агрессии и языковой толерантности как бы «встречаются» в одной точке. Речь идет о путях преодоления вербальной агрессии как реализации установки на вербальную толерантность. На современном этапе развития общества можно и необходимо частично снизить прояв

Дата добавления: 2014-01-20