Проблема видения Бога плоти

ХРИСТОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ХРИСТИАНСКОГО ИСКУССТВА И ИКОНОПОЧИТАНИЯ

ЛЕКЦИЯ 10

БОГОСЛОВИЕ СВ. КИРИЛЛА АЛЕКСАНДРИЙСКОГО. (+ 444 г)

Основная важная для иконопочитания проблема дальнейшего периода догматического развития – христологического – такова: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЛОГОС ЯВЛЯЕТСЯ, В ТОМ ЧИСЛЕ И ПО ВОЧЕЛОВЕЧЕНИИ, «ОБРАЗОМ БОГА НЕВИДИМОГО» (КОЛ. 1, 15)? ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ВОЧЕЛОВЕЧЕНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВЫРАЖЕНИЕМ САМОГО СЫНА БОЖИЯ?

Если в христологии последовательно держаться основной мысли Афанасия — идеи образа, единосущного первообразу, образа, в котором первовообраз присутствует «без умаления», то это значило бы, что конкретная человеческая природа, — человеко-бытие Иисуса Назарета, — тогда оказалась бы также «подходящей для людей формой «перевода» сего единосущного образа? Не означало бы это, что «Бога можно видеть во плоти»? Именно к такому выводу пришел св. Кирилл Александрийский (V в.), великий учитель в области христологии. К его христологии мы и переходим в той мере, насколько она существенна для познания сути иконы Христа.

Верный ученик великого Афанасия, Кирилл также усматривает в предвечном Логосе самый совершенный и единосущный образ Бога-Отца, «поскольку наисобственное (качество) естества Отца по природе переходит на Сына, так что Сын в Себе обнаруживает и Отца». Вследствие подобной идентичности по естеству Отец полностью пребывает в Сыне, а Сын является совершененным во всем, «поскольку несет в Себе наисовершенного Отца и поскольку являет собой точный отпечаток (χαρακτήρ) Отца».

Великий парадокс христианского откровения состоит в том, что Сам Бог стал человеком, при этом Боговоплощение — это не просто одна, пусть и наивысшая, из многих манифестаций Божественного Логоса; следовательно, и по вочеловечении имеется подлинная идентичность между Логосом и историческим Иисусом.

Если вочеловечение, по Кириллу, истинно, то из этого вытекает, что «плоть, в которую облеклось Слово, не является для Него чуждой и внешней, но что Оно усвоило ее себе целиком и полностью». Это — не «чуждая одежда», а собственная плоть Логоса. Слово «не обитало в человеке, а стало человеком».

«Образ Бога невидимого» (Кол. 1, 15), этот отблеск естества Отца и Его ипостасный образ (Евр. 1, 3), — принял «образ раба» (Фил. 2, 7), но не присоединив к себе человека, как утверждают несториане, а придав сам себе этот образ и одновременно сохранив при этом свое подобие Отцу».

Серьезно принять вочеловечение — означает усмотреть в человеческой природе Логоса не орудие, одеяние, внешнее место обитания, а «плоть непреходящего Бога».

1. Из этого следует, что если плоть свойственна Слову и если Слово всегда остается единосущным Отцу, то Оно «сохраняет свое подобие Богу-Отцу» — в том числе и в своем воплощении. Уже сейчас видно, что перед нами принципиально иное понимание воплощения, чем у «спиритуалистов» Оригена и Евсевия. Евсевий стремился к тому, чтобы подняться выше человеческого инструмента Логоса, дабы достигнуть Самого Логоса, сокрытого в последнем. А для Кирилла тайна Боговоплощения заключается как раз в том, что на человеческом лике Иисуса воссияла слава Божия:

«Потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету (Быт. 1, 3), озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа» (2 Кор. 4, 6). Понаблюдай, как «на лице Христа» начинает сиять свет Божественной и невыразимой славы Бога-Отца. Ибо единородный Сын показывает в Себе Самом славу Отца даже и после того, как Он стал человеком. Лишь так и не иначе Он узнается как Христос и именуется Христом. Иначе были бы правы наши противники в том, что обычный человек не в состоянии ни показывать свет Божественной славы, ни приводить к его познанию. Ибо ни в каком человеческом образе мы не узрим Бога, как только в ставшем нам равном, воплощенном Слове, которое Само, приняв плоть, по природе своей пребывает истинным Богом-Сыном».

2. Когда Слово отождествило себя плоти, когда Оно полностью усвоило ее Себе, тогда эта плоть должна известным способом стать причастной к наисобственнейшему естеству, к Ипостаси Бога-Сына. Тем самым преобразуется и понимание образа. Кирилл однажды так прокомментировал речение «день Лица твоего» (Пс. 20, 10): «Можно по праву понимать "время Лица Бога-Отца" как время вочеловечения, ведь Сын есть Лицо (πρόσωπον) и Образ Отца».

В данном случае в отличие от Оригена и Евсевия понятие «образ» более не удерживается за невидимым Логосом, но относится также и к воплотившемуся Слову. Отсюда мы видим в воплотившемся Слове Божественную славу. Веровать во Иисуса Христа, как поясняет Кирилл, не означает просто веровать в определенного человека, но — веровать в самого Отца чрез Иисуса Христа (ср. Ин. 12, 44 и сл.). Кто по вере видит Иисуса, тот видит самого Сына Божия. Эту мысль Кирилл Александрийский подчеркивал с превзойденной ясностью, в чем и состоит его основополагающее значение для формирования богословия образа. О том же свидетельствует, например, истолкование Кириллом встречи Иисуса с исцеленным Им слепорожденным: «Ты веруешь ли в Сына Божия?» Когда тот воскликнул: «А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?», то Иисус ответил: «И видел ты Его, и Он говорит с тобою». А тот сказал: «Верую, Господи!» и поклонился Ему (Ин. 9, 35-38). Для каждого достаточно понятно, что Божественная природа невидима, — «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1, 18). Если бы Логос Бога-Отца отделял от себя Свое человеко-бытие как призрачный образ и если бы Он желал, чтобы в Него веровали без телесной оболочки, то почему же Он не призвал исцеленного исследовать, с помощью заключений по аналогии, природу Божию, а показал на Себя в Своей телесной реальности, этим признав, что Его можно видеть даже глазами? Ведь Он заверил: «И видел ты Его, и Он говорит с тобою». И разве теперь мы не скажем, что Логос показал свою плоть? — Конечно, да! — Но тогда как бы Он Сам мог быть плотию, если не допустить о Нем, что Он чрез соединение Сам есть То, что Он усвоил себе».

Поэтому плоть Христова не есть просто случайность в тварной сфере или способ, позволяющий нам по аналогии возвыситься до Логоса-Творца, каков Он «сам по себе». Чтобы по вере постигать Божественность Христа, нам нет нужды совлекать с Него человеко-бытие, — напротив, вера покоится на единой, нераздельной реальности Богочеловека. Посему-то Христово человеко-бытие не есть покров, скрывающий Божество, но — это «плоть Божия», это в известном смысле и есть сам Логос, так как настолько полно Слово «отождествило» Себя с плотию". Этим не исключается, что искупление распространяется также на душу, поскольку Кирилл использует понятие «плоть» в библейском (т.е. для называния всего человека).

3. Характеристики плоти Слова. Кирилл настойчиво подчеркивает единство Слова и плоти, и при этом он исходит из замысла об искуплении: Слово не для того стало плотию, чтобы освободить душу из заточения в теле, но чтобы спасти тело, которое вследствие греха непослушания подпало под власть смерти. Кирилл вполне здраво судит, что после грехопадения наши тела дыхание жизни — утратили, тогда как души свое бессмертие — сохранили: «Только плоти сказано: «Прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3, 19). С тех пор главным делом стало спасение (плоти), которая у нас подвержена наибольшей опасности, и вновь и вновь звать ее к нетленности через соединение с Тем, который по природе является истинной жизнью. Такое осуществилось чрез то, что падшее тело неизреченным способом соединилось со Всеживотворящим Логосом. Ибо плоть, которая отныне стала Его, сим должна получить долю и в Его бессмертии".

Дело нашего искупления не состоялось бы, если бы Слово не стало плотию; если Он не умер, то и не воскрес. Принятие смертной плоти Предвечным Словом истолковано Кириллом вполне реально. Соединившись с плотию, «Слово изливает на нее (плоть) сияние собственной славы». В чудесном обмене плоть получает жизнь, славу, неразрушимость Божественной природы, она «исполняется животворящей силы Логоса». Целью обмена является наше спасение: «Слово должно обладать тем, что наше, чтобы дать то, что Его». Когда Христос воспринял нашу плоть, Он в известном смысле соединил Себя со всем человечеством. Чрез Его плоть мы все вошли в родственные отношение с Ним, и благодаря этому родству для нас вновь открылся путь к «славе детей Божиих» (Рим. 8, 21), к которой мы и были предназначены изначально:

«Слово чрез Одного вселилось во всех, дабы от единого истинного Сына Божия, благодаря духу освящения, достоинство Богосыновства перешло на все человечество. «Я сказал: вы — боги и сыны Всевышнего» (Пс. 81, 6). Чтобы мы стали причастны к Богосыновству, сначала свою причастность к Его Богосыновству должна получить плоть Слова. Поэтому Кирилл постоянно отклоняет мысль о том, что во Христе имелось два сыновства — предвечное (Бога-Слова) и временное («воспринятого человека»). Напротив, человеческая плоть Христова и есть плоть Сына Божия: возможно только одно Богосыновство, и тайна добровольно взятого на себя самоуничижения Слова такова, что предвечное сыновство становится свойством Его человекобытия:

«То обстоятельство, что Христос есть единородный Сын, стало свойством Его человеческой природы по причине ее совокупления со Словом... и, напротив, обстоятельство, что Он был первородным между многими братиями (ср. Рим. 8, 29), стало свойством Слова после Его совокупления с плотию».

Грехопадение подчинило нас тлению и смерти. Мы несем на себе образ земного («перстного») Адама (1 Кор. 15, 49). Эта тленность распространяется, как сказано, прежде всего на нашу плоть и делает ее «земной», прахом, который возвращается во прах. Став тленным, исказился и образ Божий в человеке. Ибо образ Божий в человеке первоначально был «отпечатком, печатью Божества в нас, освящением, позволявшим нам быть причастными к Божественному естеству и, следовательно, к его бессмертию». Чтобы снова достигнуть первоначальной полноты образа и подобия Божия, наша природа должна быть заново запечатлена печатью св. Духа, и тогда Дух сможет снова опочить на ней. Ибо по грехопадении «Дух больше не находит в людях места для покоя». И только когда Сын Божий стал человеком, «Дух снова опочил на человеческом естестве, на Нем, как новом плоде — начатке человечества, чтобы затем опочить и на нас». Таким образом, и мы должны получить новую форму вслед за воплотившимся Словом как «образом небесного Адама» (1 Кор. 15, 49). Лишь чрез св. плоть человечество получает «снадобье бессмертия»:

Тело, ставшее Телом Непознавшего грех, было вполне способно отрясти всевластие греха; это Тело получило богатство благодаря наисобственному естеству Слова, с которым Оно (Тело) неизреченным образом совокупилось; Тело стало святым, животворящим, исполненным Божественной силы. Так же и мы, преобразившись во Христе как Первенце, осилим тленность и греховность.

Величие домостроительства спасения, искупительное действие вочеловечения заключено в тайну, по которой Иисус был не «простым человеком», а Сыном Божиим. «Как могла бы "Кровь Иисуса Христа очистить нас от всякого греха" (1 Ин. 1, 7), если бы это была кровь обычного, порабощенного греху человека»? В Нем, в Нем одном, человеческое естество по естеству стало человечеством Сына Божия. Мы со своей стороны благодаря благодати можем стать сынами Божиими благодаря Его «ставшему сыновним» человеческому естеству.

ВИДЕНИЕ БОГА. «ВИДЕВШИЙ МЕНЯ ВИДЕЛ ОТЦА» (ИН. 14, 9)

Поскольку в таинственном самоуничижении Сына в Его вочеловечении сыновство становится свойством человеко-бытия м мы, взирая на Иисуса из Назарета, действительно способны увидеть Сына Божия. Обращаясь к Филиппу, это засвидетельствовал Сам Христос: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9), и данное речение Кирилл цитирует и комментирует весьма часто:

«Никто не может видеть Божественное естество, каково оно, ведь оно совершенно невидимо и по ту сторону любого постижения и силы разума; лишь оно само себя ведает. Именно так и говорит нам Иисус: «Никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11, 27). Единородный Сын являет безмерную красоту Бога-Отца, и в качестве Его сияющего образа Он предлагает нам Самого Себя. Потому-то Он и сказал: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9). Конечно, мы видим Сына прежде всего глазами сердца, но также и глазами плоти, поскольку Он Сам уничижил Себя и снизошел до нас, — в то же время пребывая в естестве Божием и равен Богу-Отцу, ибо по естеству рожден от Него».

Эти слова Господа, несомненно, относятся к Его вочеловечению, и Кирилл употребляет их почти исключительно в таком смысле. И тем не менее: можно ли все-таки утверждать, что Сын является совершенным образом Божиим, в том числе в Своем человеко-бытии? Ведь Бог-то невидим! Разве может Он иметь видимый образ? В приведенном выше тексте Кирилл утверждает, что мы видим Сына также и очами нашей плоти. Из этого, однако, не следует, что уже телесным зрением мы способны Его распознать как Сына Божия. Без веры мы не смогли бы увидеть, что Иисус есть Сын Божий. Ибо человечество Христа, по своим свойствам, остается обычным человеческим естеством; став плотью Бога-Слова, оно не «превращается» в Бога, — Сын является совершенным образом Отца, поскольку Он полностью Ему подобен, но «не по признакам Своей плоти или фигуры тела», а по Своему Божественному всемогуществу и славе. И тем не менее Его человечество нельзя отрывать от Его Богосыновства. Плоть Христова не становится «образом Бога невидимого», ибо образом может быть не естество, будь оно человеческим или божественным, а только Лицо-Реrsona. Сын есть образ Отца. Если же Христу надлежит также и как человеку быть образом Отца, то это возможно только потому, что чрез самоуничижение вочеловечения в качествах Его человеко-бытия становятся видны признаки предвечного Сына.

«Обратимся к точному и истинному видению Отца, то есть Сына. Ибо, если возведем очи нашего духа к Его (Сына) чертам, то в Нем увидим образ Отца: Бог-Отец по природе благ; таков же и Сын. Как Он может не быть благ, если, пришед в мир грешных спасти, ради нас принял на Себя великое унижение и отдал за нас жизнь? Всемогущ Отец, и таков же Сын... Отец есть сама жизнь, таков же Сын, животворящий преданных погибели, разрушивший власть смерти и воскрешавший мертвых. По праву сказал он Филиппу: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9). Ибо, говорит Он, во Мне и чрез Меня ты можешь видеть Отца».

Как раз в своем вочеловечении, в своем искупительном деле, в своей жертвенности Христос и проявил себя как образ Отца. Кто видит Его любовь к людям, видит Отца. Его дела открывают любовь Отца. Именно величие Его самоуничижения – откровение величия Отца. Жертвенность вплоть до безобразности смерти делает видимой любовь Отца, доходящую до того, что Он отдал Своего Сына. Соответственно Сын именно падением до «рабского образа» делает зримым Отца: Распятый на кресте — это «образ Бога невидимого» (Кол. 1, 15).

то смотрит на воплотившееся Слово, видит послушание и любовь Сына, — в этом смысле также и к человечеству Логоса приложимо речение Христа: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9), ибо Его человеко-бытие, Его плоть — это видимое выражение Его единства со Отцом, это «сияющий образ велелепоты Отца». Перед нами разворачивается грандиозное умозрение человеко-бытия Христова: это ставшая зримой форма любви Бога-Отца, внятный для людей перевод предвечного Сыновства; «воплотившийся» образ Божий. Насколько велико значение всего этого для понимания образности, для богословия образа!

Вочеловечение и для Кирилла не является конечной целью. Он смотрит дальше: целью Боговоплощения является тот «чудесный обмен», по которому добровольная нищета Сына дарует нам богатство быть принятыми в качестве сыновей. В то же время достигнутая цель не отменяет ни пути, ни средства, — вочеловечение не есть просто проходная стадия, которая устаревает сразу по достижении цели. Ибо воскресший Сын есть ныне «Первородный между многими братьями» (Рим. 8, 29). «Поскольку Он принял на себя человеко-бытие и так как этим вложил в нас домостроительство спасения, присущее Ему, Он не устыдился называть нас Своими братиями, — Им мы призваны стать сынами». Христос, «первенец из мертвых» (Кол. 1, 18), остается нашим братом ибо, «восстав из мертвых, во плоти вознесся ко Отцу своему». Подобное подчеркивание непреходящего значения человечества Иисуса Христа не могло остаться без последствий для вопроса об иконе Христа.

Попытаемся теперь подытожить, что из существенного для темы богословия иконы внес св. Кирилл в христологическое учение:

1. Кирилл направил свое богословское внимание на единство, на неразрывное тождество, ставшее возможным благодаря совокуплению Слова и плоти. Плоть совершенно свойственна Слову, так что кто смотрит на Христа действительно видит Сына Божия. Терминология Кирилла не всегда имеет ту точность, которую она получит в последующее время, но тем не менее, подчеркнув «ипостасное единение», Кирилл указал путь: Ипостась, божественное Лицо Сына, стала человеком; плоть, в которую облеклось Слово, стало плотию Второго божественного Лица.

Понятие «ипостасного единения» разработано Кириллом не столь отчетливо, как в позднейшем богословии. Под этим термином он в первую очередь понимал «действительное, истинное единение». С другой стороны, Кирилл все же понимает нечто совершенно определенное под «действительным единением»: он решительно отвергает мысль о присутствии двух ипостасей во Христе и не устает подчеркивать, что все его христологические суждения относятся к одному и тому же Богу-Сыну: «Есть только один Сын, Слово, ставшее для нас человеком, и к Нему следует относить все: слова и деяния, как Божественное (естество), так и человеческое». Эта убежденность, что все во Христе должно быть приписано предвечному, вочеловечившемуся Сыну, в дальнейшем станет основой богословия иконы, согласно которому на иконе мы можем видеть Лицо (Реrsona) Бога-Сына.

2. Кирилл отличен от Оригена и Евсевия в первую очередь своей антропологией. Если сказать кратко, то для Оригена человек есть воплощенная душа, а для Кирилла — «одушевленная плоть». Единственное, что Кирилл явно отрицает в воззрениях Оригена, — это учение о двойном творении: для Кирилла тело не присоединено к душе вследствие греха, а, напротив, тело и душа образуют единство, поскольку они сотворены вместе. Кирилл даже употребляет, как мы видели, выражение «плоть» в библейском смысле: применительно к конкретному живому существу, а оно, однако, также тленно. Величие творения состоит именно в том, что «плоть» призвана к нетленности Божественной жизни. До грехопадения человек действительно обладал благодатью нетленности, хотя по природе он тленен. Чтобы вернуться к нетленности, плоти следовало заново оживиться совокуплением со Словом. Кирилл обычно не забывает упоминать, что говорит не о «бездушной» плоти, но, как он выражается, о «плоти, оживленной духовной душой».

3. После сказанного не удивительно, почему в некоторых древних источниках о Кирилле говорится, что иконопочитание введено в практику именно им. Какой бы оборот ни принимал ход истории, в богословском отношении Кирилл — это, несомненно, один из отцов культа икон: его настойчивое подчеркивание ипостасного тождества человечества Иисуса Христа и Сына Божия открывает возможность написания такой иконы Христа, на которой изображен конкретный, индивидуальный человек Иисус и на которой в то же время можно видеть Его человечество как Лик предвечного Сына Божия.

Дата добавления: 2014-01-20